Любовь исцеляет от боли

Николай открыл файл в папке «дневник» и записал воспоминание:

«В январе двадцать первого года, гуляя с палками для скандинавской ходьбы вдоль Москвы-реки, я слушал Мамардашвили. Возвращаясь домой увидел, как с горки на «плюшках» катаются дети с родителями – много детей, много родителей…

Я шел и смотрел на них глазами постороннего, глазами инопланетянина и думал: интересно…  вот дети, кричат, бегают, а я их не воспринимаю как детей, иду, как посторонний, как тот, кого эмоционально не трогает мир детей, играющих рядом.

Когда я пришел домой и увидел себя идущим в этом состоянии инопланетянина, в состоянии отстранённого и понял, что, когда Коля шёл бы, спустя какое-то время, с чувством любви к этим детям, их родителям, его сердце могло бы струиться любовью без принуждения, без сухой мысли о том, что надо любить всех детей, а не быть к ним равнодушным.

А при каких условиях моё сердце могло бы ожить, испытать единение с казалось бы, чужими людьми, с их кричащими детьми, словно переполненными восторгом, как из кипящего котла проливающимся в кривляниях, взвизгиваниях, обилии лишних движений?

Какая сила могла бы исцелить меня и объединить с чужими людьми?" 

И Коля спросил себя: а кто тот наблюдатель, который увидел и бесчувственного к чужим детям «инопланетянина», и того, другого Николая, идущего в другом состоянии спустя какое-то время? И может быть, если я помыслил об этом другом Николае, может быть где-то уже содержится этот другой человек, который может с любовью к детям, а не как «инопланетянин», пройти мимо них?

И Николай стал искать в душе ответ - из какого закона, из какого мира выросло это состояние инопланетянина, равнодушно идущего мимо детей. И он понял: да, конечно же большой-большой болью, связанной с темой детей вызвано это состояние инопланетянина по отношению к ним…

Но Коля знал, что это тоже пройдёт, ведь любовь, идущая на встречу трудящейся душе, исцеляет от боли, испытанной и пройденной рабыней и царицей, работницей и дочью.