Афган всё спишет. Книга-2. Глава 2

                ИЗВИЛИСТАЯ ТРОПИНКА НА ЭШАФОТ.
 
    Генерала вызывали в Москву, как говорится, «на ковёр». На сборы дали два дня. Собираясь улетать к начальству, он прекрасно понимал, что быть ему генералом оставалось ещё совсем чуть-чуть. Нет, генералом его могут и оставить, но того почёта, той власти и возможностей, тех перспектив и их ожиданий, у него больше никогда не будет. И вот это осознание, это ощущение, когда понимаешь, что всё, что все твои доводы и объяснения не работают, что ты не столько под подозрением, но и под полнейшим «колпаком», когда каждый твой шаг, слово, жест-все всё видят, слышат и фиксируют, рассматривают с пристрастием микробиолога и подозревают во всём. Это было просто невыносимо! Невыносимо это было ещё и от того, что в будущем, даже когда ты не будешь совершать ничего предосудительного, это всё будет повёрнуто исключительно против тебя! И ты должен отчётливо понимать, что теперь твоя жизнь, очень круто изменилась именно с той минуты, с той секунды, когда ты попал под подозрение. С той самой минуты, когда посмел влезть в эту цепочку смерти. И вот сейчас размышляя о том, что произошло, он невольно анализировал пути отхода, пути своей защиты и самое противное, что он понимал, что «ты не знаешь того, ЧТО ЗНАЮТ ОНИ! Ты не знаешь, что предпринять, какие клавиши нажать и какие включить механизмы, рычаги,  чтобы этими своими действиями не навредить и себе и тем, кто тебе собирается помогать. Да и захотят ли и будут ли ещё тебе помогать?». Это нестабильное и неясное положение, растило в нём помимо тревоги и раздражения, ещё и такую противную деморализующую растерянность, ощущение потерянности и чувство маленького судёнышка, попавшего в океане в десятибалльный шторм. Он себя чувствовал в комнате наполненной мышеловками, где выключен свет и наглухо завязаны глаза. Причём каждая из мышеловок, норовит ударить, как назло, в самое уязвимое место. А мест этих у него за службу накопилось, ох, как много! За какую ниточку ни потяни, везде вылезет клубок, да ещё такой, за который простой человек, а не боевой генерал-тыловик, отхватит по-полной, лет эдак «-дцать» и ещё с полнейшей конфискацией всего нажитого непосильным трудом, верой и правдой, имущества! А ему-то, никакого снисхождения, никто не сделает! Трибунал, это не то место для выяснения правды или неправды! Он прекрасно понимал, что из его примера, сделают большой показательный процесс. И ожидать, что будет честное расследование и там наверху, кто-то будет разбираться в этих хитросплетениях, не стоило! В итоге всё упрётся в голые факты, за которыми прозвучит заранее финальное слово в приговоре-«ВИНОВЕН», а потом за этим последует всё то, что и обещали!
     А не надо попадаться! Казнят не за то, что сотворил, а за то, что попался! Этой старой армейской истине он научился с далёких курсантских лет, когда всё, что по закону было нельзя, потихоньку делалось, но не дай бог попасться. Тогда включался в работу, весь механизм наказания! И сейчас, прослужив в армии не один десяток лет, находясь на такой служебной высоте, Павел Андреевич мог для себя с горечью констатировать только одно-правило это будет действовать теперь в отношении него по-полной, наотмашь -- Попал? Терпи!
   Слухи в штабе, как известно, распространяются со скоростью света. Хорошо, что вся секретка была у него под контролем. Его подруга и по совместительству ППЖ сразу предупредила генерала о предстоящих проверках и свалившихся на него неприятностях, при этом, стала вести себя ещё более осторожно и при этом не пыталась его отгонять или игнорировать в личном плане.(О, эти святые русские декабристки! О, эти женщины! Им надо ставить памятники верности, при жизни! Они идут добровольно с явно обгадившимся мужиком, на эшафот и при этом они его ЖАЛЕЮТ…) Скажите, ГДЕ ТАКИЕ ЕСТЬ ЕЩЁ? Нигде! Только русская женщина, видя, ощущая и понимая всю глубину своей личной потери. От ареста мужчины, готова идти за ним в рудники, на каторгу, на смерть…Ничего не прося и не требуя взамен. Она любит! Да, она понимает. Что он виноват, что он негодник, что он осуждаем, но …ОНА ЕГО ЛЮБИТ!  Никакие суды, никакое осуждение или порицание не заставят её разувериться в своём, а для неё святом чувстве! И этим определяется вся её последующая жизнь. 
    Попробуйте на её месте представить немку, польку, голландку или чешку! Что не получается? И не получится. Менталитет другой! Совершенно другие основы понимания и сознания. Русская женщина давно не мыслит категориями выгоды и удобства, она если так можно выразиться, мыслит душой! Для неё материальное. Это глубоко вторично. На данный момент он, её суженый, да и не суженый, а просто мужик в опале. По её мышлению, человек в беде, которому именно она может помочь, именно без неё он пропадёт…
   Повторяю, представьте на её месте немку..
   Костин был человеком очень осторожным и такое поведение своей подруги даже не знал, как расценить-то ли её уже обработали и она работает теперь против него, но чтобы не спугнуть генерала её из под него не убрали, а заставили продолжать жить прежней жизнью, заботливой и верной ППЖ, то ли она на самом дел осталась ему верна и готова, как жена декабриста идти с ним на каторгу. Как это проверить? А в этой круговерти событий, которые валились на него и набирали скорость катящегося с горы кома снега, в этом потоке информации, которая всё время окружала его словно рой пчёл, которые всё время стараясь его ужалить, всё новой и новой вводной, ему, помимо разруливания своих личных неприятностей, надо было ещё и командовать тылом воюющей боевой армии! В этом огромном объёме информации, которая всё прибывала и прибывала, ему предстояло выбирать и для себя, и для службы - время и самое главное-ВНИМАНИЕ, чтобы окончательно не засыпаться .
     Страшно болела голова. Болела так, как будто бы её перегрели и она вот-вот взорвётся! Но генерал, прошедший суровую службу в гарнизонах Советского Союза, приученный рассчитывать только на себя, не сдавался. Он только всё время перепроверял себя, правильно ли он отдал то или иное распоряжение, так ли дал команду и самое главное, правильно ли она была понята.  В силу огромного опыта, не смотря на сильную боль от напряжения, голова не утратила разумного и чёткого умения планировать и фильтровать поступающую информацию, автоматически задвигая на более позднее время, принятие решений по одним вопросам и наоборот стремительно выдёргивающая малейшую, значимую информацию, по более важным делам, выводя её на передний план, для немедленного решения. Что поделаешь-школа управления!
  Павел Андреевич по телефону, вызвал своего заместителя, полковника Золотарёва и когда тот вошёл, посадив его напротив себя, на стул сказал, чтобы тот, в его отсутствие, решений резких не принимал, шашкой не махал, но и тот уровень дисциплины, который был при Костине – не снижал. Чтобы всё было так же, как и раньше. Конечно,  всем известно уже, что генерал едет в Москву не за пирожками с капустой, а на заслушивание, которое, как правило, заканчивается приказом Министра Обороны, с теми или иными формулировками и последующими оргвыводами, но по факту, ещё ничего не известно, поэтому надо, как говорят в армии, «давить спокуху». Получится это или нет, время покажет. А вдруг прокатит? Хотя с его «залётом», это выглядит  очень и очень туманной надеждой. А что касается службы без него, здесь в Штабе Тыла, всё будет  зависеть сейчас от самого Золотарёва. «И как ты Владимир Васильевич будешь меня замещать эти дни, думаю, определит не только мою, но и твою карьеру. Надеюсь, ты это понимаешь!» Золотарёв вскочил, щёлкнул каблуками и со словами «Так точно, товарищ генерал-майор! Приложу максимум усилий! Разрешите идти?». Костин, слегка поморщился,  кивнул головой и сказал- Иди, Владимир Васильевич, иди!
      Полковник, чётко развернувшись, вышел из кабинета. Костину нравился его зам. Немногословный, толковый в рассуждениях, аргументированный в спорах, он создавал о себе впечатление правильно мыслящего и вменяемого офицера. Полковник пришёл на эту должность после окончания Академии ГенШтаба. Имея за спиной выслугу в войсках и Академию Тыла и Транспорта в Ленинграде. Впервые представляясь генералу, при назначении на должность, Золотарёв создавал о себе приятное впечатление. Высокий, подтянутый, улыбчивый, приветливый. Генералу даже показалось, что приехавший к нему служить офицер не совсем понимал, куда он попал. Но в процессе службы, Павел Андреевич кардинально изменил к нему отношение. Как только возникали какие-либо серьёзные вопросы, требующие взвешенного осмысления и принятия решений, вся эта видимая улыбчивость исчезала и человек преображался на глазах. Видно было, что он по натуре весёлый человек, но вся эта весёлость пропадает сразу же, как только начинается служба. Этому человеку генерал Костин оставлял своё «хозяйство» на неопределённое пока время. Была ли на него надежда, что сохранит порядок и не рухнет ли без него чёткий и хорошо отлаженный механизм? Костин не знал! Он мог только надеяться. Да и выбирать не приходилось. Обстоятельства были намного сильнее. Ему было мучительно жаль, что он, так долго строивший снабжение наших войск всем необходимым, участвовавший со своими офицерами и штабом  во всех проводимых командованием боевых операциях, снабжая войска всем необходимым, пусть даже и не присутствуя на поле боя, тем не менее, не отпускавшим пульса войны, стремясь улучшить своим солдатам снабжение, СЕЙЧАС БЫЛ выдернут, ВЫКИНУТ ИЗ ЭТОГО ПРОЦЕССА! Но, что же привело его к такому печальному итогу? И это Павел Андреевич тоже прекрасно понимал! Нищета, в которой он в детстве рос, оставила рубцом сильные последствия в его сознании! Сначала берёг каждый кусочек хлеба, потом каждую копеечку, затем каждый рублик. Так в нём формировался человек, как ему казалось экономный и рачительный, а на самом деле, это росла его жадность и алчность. Она пришла в его мозг тихо и незаметно, давая сознанию на любое нарушение закона, внутреннее успокоение его совести, которая к тому времени ещё давала, своего рода индульгенцию, что дескать, « ты же голодал в детстве, у тебя же не было во что одеться и где поспать, а вот теперь, когда ты став таким сильным, смелым и всемогущим в своей области, теперь уже ты можешь, что называется «оторваться»-заслужил! Заработал! Теперь можно пользоваться! Живи и радуйся!»
  И самой большой бедой во всём этом было то, что в процессе жизни у него не сформировалось никакого внутреннего противовеса, этой убаюкивающей предательской позиции. Он никогда не копался в том, хорошо ли он поступил или плохо, что называется «шёл не оглядываясь». А в стране, которая пережила страшную войну, войну, которой по размаху и размаху разрушений и последствий не было равных, сотни тысяч людей были в похожем состоянии. Они точно так же восстанавливали города, сеяли хлеб и нуждались не меньше в пище и жилье, нежели сам себя уговоривший и стремившийся к хорошей жизни Павлик. Все так жили. И строили, и любили, и голодали, и, превозмогая жару и холод, шли к ОБЩЕЙ ВЕЛИКОЙ ЦЕЛИ. Это двигало страну к тому состоянию, в котором она теперь была, сильной, крепкой, мощной. Настоящей державой.
  Павел Андреевич сидел на стуле в своём кабинете и прикидывал, что сейчас возможно предпримут чекисты, в отношении него. Судьба Семина и других, его мало трогала. Он, вполне резонно размышлял, что нервничать надо было, как говорится «до того, как…», а уж когда событие произошло, то сейчас каждый за себя и бесполезно что-либо предугадывать… Всё! Обосрались по полной! Поймали с поличным! Теперь только оставалось ждать закрытых ртов подельников и плюс ко всему, проворности следователей. Беда уже в доме. Надо сейчас уже думать о том, чтобы спихнуть с себя все эти неприятности. Сейчас ребята, извините, простите, но каждый сам за себя! Что ему сейчас могут предъявить следаки? И вот здесь Павел Андреевич, в своих размышлениях утыкался в неопровержимую стенку его домыслов о фактах, о которых ему ещё не известно, но они, уже стопроцентно известны чекистам. Именно на этом его и будут сейчас ловить, опрашивать, сопоставлять данные, анализировать его ответы и загонять его в угол. Важно ещё и то, насколько будут разговорчивы его подчинённые, и Лионов и все остальные, кто оказывал, пусть даже «втёмную», но маленькую или большую незримую поддержку движению груза по Афгану.  Они ведь тоже не захотят под статью залезать. Всё будут валить на него! А там ведь много народу. И пусть они все, кто это делал и не знали, что там и как, но их всех должны проверять, досконально, до последней капельки. А это… драгоценное время. И радует его,  хотя бы то, что всё это происходило в то время, когда войска и наступали, и оборонялись, и проводились операции по захватам караванов с оружием, и другие рейды. То есть вся эта рутинная работа, для чекистов, будет очень долгой, сложной и кропотливой и совсем не факт, что они докопаются до истины. Их нельзя недооценивать, но, как говорится, Афган всё спишет! И в этих словах для него был особый смысл. Война, это ведь не самое благоприятное время для следствия, даже не смотря на такую камерность и закрытость, как армия. Но на это рассчитывать не надо! Лучше всего к войне готовы те, кто к ней готовился! Ещё ведь древние говорили, что AMAT  VICTORIA CURAM — победа любит старание или победа любит подготовку! Поэтому надо готовиться к защите по-полной! Старательно и заботливо, к самому себе! Жизнь поменялась. И рассчитывать на благоприятный исход не следует! Нужно для себя понимать, что всё произошедшее, может быть итогом его службы в армии, если не в жизни!
   Самолёт вылетал завтра в пять утра. Павел Андреевич съездил в город, купил подарков, собрал чемоданы и приехав под вечер домой увидел, что его подруга-секретчица, чем-то сильно обеспокоена. С порога почувствовал, что она, как-то напряжена и будто бы хочет, чем-то поделиться, но не знает, с чего начать… Он решил начать первым и сразу с порога сказал, что завтра у него самолёт на Москву и что неизвестно, что и как будет дальше. В связи с этим он готов сделать для неё всё, что в его силах, чтобы хоть чем-то помочь. Она даже не нашлась, что ответить, а в сердцах всплеснув руками, заплакала, так по-бабьи жалко и горько, что генералу стало её очень жаль. Он подошёл, приобнял её, и, поглаживая по голове, стал успокаивать. Женщина, всхлипывая сказала, что им лучше выйти на улицу. Он сначала совершенно не понял её слов и даже переспросил. Повторив своё предложение, она глазами полными слёз, указала на дверь. Павел Андреевич в полном недоумении повиновался и пошёл за ней к двери. Выйдя на улицу и отдалившись от генеральского модуля, метров на тридцать, она полушёпотом сообщила генералу, что сегодня её вызывали в особый отдел и открытым текстом требовали сообщать обо всех переговорах и действиях Павла Андреевича, что они и так знают всё и её слова, лишь дополнят общую картину всех взаимоотношений, что их комната давно на «прослушке» и всё сейчас зависит только от неё, будет ли она сотрудничать со следствием, а значит и проходить по делу, как свидетель или её пристегнут к Павлу Андреевичу, как соучастницу. У генерала от этих слов по спине побежал холодок. И не из-за того, что эту преданную ему женщину, могут заодно с ним, закатать на срок отсидки, а совершенно по другой причине-он только сейчас ощутил, что в своих переговорах везде и со всеми, не учитывал того, что его могли слушать и собирать информацию, могли, сообразуясь с диктофонными записями! Это его повергло буквально в отчаяние! Все надежды на отсутствие доказательств, в отношение генерала Костина, которые он себе наивно представлял, благополучно улетучились! И именно сейчас в голове стала бродить навязчивая мысль о том, что он фактически не знает всего того, о ЧЁМ ЗНАЮТ ЧЕКИСТЫ! А значит и строить свою защиту ему будет практически не на чем! Все его разговоры могли быть записаны. Но вот вопрос, будут ли они считаться доказательствами? Ну, если они вели это в порядке оперативной работы, то очевидно всё это придётся в трибунале доказывать фактами-записями. Но самое неприятное в том, что они могли уже давным-давно строить свою следственно-оперативную работу, на основе постоянного прослушивания и сразу же после прослушивания эпизодов, вести закрепительную работу по доказательствам, которые они сразу же и получали после прослушки! Вот, что его страшило! Тогда позиция отрицания, какого-либо его участия будет выглядеть совсем нелепо. Но, как же это узнать-то, а? С чекистами не договориться, это тысяча процентов! Что предпринять в первую очередь? Надо думать! Мыслить. Но я ни от чего не могу оттолкнуться, пока мне вопросы задавать не начнут! А их будут задавать только в Москве! Значит ждать? И ведь никаких превентивных мер не предпринять….
    Спазм головной боли сдавил виски. Он поморщился. Встряхнул головой. Это немного его вернуло в окружающую реальность. Но боль не отпустила, а лишь ушла куда-то вглубь мозга…Сверлила голову…
  Они так и стояли в ночи, обнявшись. Он поглаживал девчонку, годившуюся ему в дочери, которая очевидно, любила его, если так переживала за всё и готова была идти с ним на всё, хоть на эшафот, по голове и успокаивал её, как мог, а она, вновь уткнувшись ему в плечо, тихо, горько и беззвучно рыдала, не находя в его словах ничего, что действительно могло бы её хоть на время, поставить на ноги и успокоить! Заподозрить в наивности её было невозможно, она знала, на что шла. Но чувства…. Эти проклятые чувства, от них она уйти никуда не могла…. Она к нему привыкла, сроднилась и не могла  вот так цинично предать. Вот она, настоящая русская женщина. На перепутье дорог. Всегда выбирает дорогу страдания!
   Наконец стало свежеть на улице, если так можно было сказать, но это был всего лишь лёгкий ветерок, который заставил их выйти из этого сомнамбулического стояния. Павел Андреевич, со всей своей возможной сердечностью, как можно более ласково, предложил девушке пойти домой и они двинулись в модуль. Там, «дома», они уже больше ни о чём таком, не разговаривали. Быстро покушали, выпили чаю. Павел Андреевич сел напротив окна и стал смотреть в ночь, в ночной город, который тянул и манил его своими огнями и пряными запахами, доносившимися даже сюда в Дар-уль-Аман, район дворца Амина, возле которого стоял Штаб Армии, хотя это место было достаточно далеко от города, но ветерок принёс всё, не расплескав ни запаха кабоба и лепёшек и китингри — кашу из риса и молотой кукурузы с соусом и ароматическими травами,  запаха дешёвой косметики и вообще ни одного даже малейшего запаха не проронил, всё принёс, как бы для прощания. Ведь неизвестно, приедет он сюда ещё или нет… Мысли о том, что вот сейчас истекают последние часы и минуты его пребывания и в этой должности и в этой стране и вообще, возможно на свободе, стали для него, как пытка…
    Он вспоминал свой приезд сюда. Вспоминал командировки, знакомства с людьми, появление на горизонте всяких ушлых проходимцев, которые норовили угодить и при этом всё время втаскивали его в какие-то мутные делишки, в которых он почему-то всегда должен был всем помогать, а те, кто его использовали, как-то даже и не думали ему отвечать добром на добро! Всё это длилось бы и по сей день, если бы в один прекрасный момент он сам не поставил точку в этих странных делах. Когда пришедший к нему по привычке за помощью человек, не особо церемонясь, попросил, помочь с переправкой его грузов из Кабула в Джелалабад. Раньше, этот же человек, приходивший к Павлу Андреевичу за помощью, в благодарность за помощь, приносил ему то кожаный плащ, то двухкассетный магнитофон «Шарп»-800-эдакий огромный музыкальный центр, в Союзе за такой новый аппарат давали очень солидные деньги, то какую-то косметику, но никогда не предлагал сделки-денег! Его грузы перевозились машинами! И надо сказать, не всегда это было законно! Павел Андреевич, узнал про эти перевозки, совершенно случайно и потом путём несложных математических вычислений понял, что им просто пользуются! Фактически за доброе слово-спасибо, перевозят товары из пункта «А» в пункт «Б»- на халяву, то есть за даром! За спасибо! И вот сейчас пришло время поставить точку и предъявить свои условия в этих военно-коммерческих отношениях. Генерал не был откровенным  жлобом или хапугой, но отлично представлял себе оборот этого дельца и уже в следующий раз, после его прихода, сразу объявил, что такие отношения хороши только тогда, когда партнёры, а именно так звал его визави, должны получать выгоду в обоих направлениях, а не в одном. Павел Андреевич предложил эти перевозки вести с оплатой конкретных сумм за машину-За тонну перевозимого груза. Его гость был несколько шокирован. С момента его знакомства с генералом Костиным, тот уже успел построить целую логистическую цепочку, по доставке своего товара, в котором доля генерала была ничтожно мала и примерно  равна нулю, а его, перевозчика товара, прибыль, помимо прибыли за продажу товара, пополнялась ещё и транспортными расходами, которые ему платили покупатели! Это было очень выгодно!  Стало понятно, что придётся делиться. Но такой канал упускать было нельзя. Однако его посетитель, был не настолько глуп и при этом до фанатизма жаден. Он согласился на условия Павла Андреевича, но со своей стороны потребовал, чтобы тот писал ему расписки, что получил за транспортные расходы такую-то сумму. Генерал был не дураком и отказался, сказав, что ничего писать не будет! Тогда его гость сказал, что он сам напишет эту бумагу, для отчёта перед ЕГО покупателями и принесёт бумагу эту ему сам. Сошлись на том, чтобы она была написана арабской вязью. Генерала не устроило то, что надо было писать на русском, но арабский язык- вязь и обещанные деньги сыграли своё дело. Ему нужно было только ставить сумму и подпись в бумаге. Не думал тогда бравый генерал, что подписал себе этим смертный приговор. Ох, не думал! С этого дня в его карманы полились крупные суммы за перевозку. Всё это шло исключительно в долларах. Афгани были на этом рынке не в почёте. Так прошло достаточно долго времени, может месяц или два. Павел Андреевич уже стал прикидывать, куда он сможет потратить  такие деньги. В один из дней приехал его визави и вновь сообщил, что ему нужна перевозка товара. Но товар очень дорогой и потребуется ещё и военное сопровождение. Генерал, аж присел в своём кресле, от такой бесцеремонной наглости и готов был выгнать из кабинета своего гостя, но тот его опередил, сказав, чтобы генерал не спешил его гнать. Спокойно достал из кармана стопку бумажек, тех самых, которые были написаны на арабском, с его подписями и суммами и сказал, что больше платить не будет, а генерал, «как миленький, как заинька» будет делать всё, что он ему скажет, иначе все эти расписки попадут на стол прокурору в Ташкенте или в Москве. И только в эту минуту, Павел Андреевич с ужасом понял, что его просто «прикрутили» и банально купили на его должности, повесив на «крюк» этими бумажками! Первым желанием было взять автомат и тут же, не отходя, как говорят «от кассы» расстрелять этого наглеца! Но тот был очень спокоен и, подойдя ближе, бросил все расписки на стол генералу-Читайте, генерал, это копии! Здесь нет последней, а она – Ваш расстрел!
   Павел Андреевич взял со стола бумаги и силился прочесть, что там было написано, однако ни бельмеса не понял. Видна была только арабская вязь, а в местах, где положено, его рукой вписаны суммы и стояли подписи.
 -Советую Вам, вызвать переводчика, чтобы он дословно прочитал, ЧТО там написано! Ну и для того, чтобы Вы не подумали, что я шучу, - он демонстративно вынул из внутреннего кармана диктофон, и промотав часть записанного, обратился к генералу,-это в доказательство! Записывались ВСЕ наши беседы от первого дня, от первой встречи. Так, что можете мне поверить, даже если вы меня убьёте, то через час всё это будет в нужном месте. Я хочу Вас предупредить, что не разрываю нашего сотрудничества потому, что оно мне выгодно, но если Вы генерал, попытаетесь, что называется соскочить с этого дела, то не оставите мне никаких вариантов, кроме, как сдать Вас с потрохами, ибо деньги, которые поставлены на кон, Вам и не снились! Я достаточно понятно всё объяснил? Вашего предложения перейти на финансовые соглашения я, вообще-то, ждал с первой  минуты, но Вы решили, очевидно, по доброте своей, сделать мне бахшишь*(подарок), что ж я Вам за это был благодарен и даже построил свой бизнес на том, что фактически, не несу никаких транспортных расходов. Однако, я давно в бизнесе и прекрасно понимаю, что рано или поздно, Вы захотите с меня получить, причём, чем позже это будет, тем дороже для меня. А тут пошли серьёзные сделки и я, признаться сам хотел предложить Вам деньги, но Вы меня опередили, сказав, что нам надо бы рассчитаться. Но для меня Ваши суммы были не только неподъёмны, но и полностью разрушали мою цепочку, в случае отказа. И вот тогда я подумал, что меня Аллах не просто так сподвигнул уговорить Вас, генерал, на то, чтобы Вы писали мне расписки! Я изначально понимал, что на русском, Вы писать ничего не будете и поэтому предложил составить всё на арабском. Вы видимо подумали, ну не на русском, подпишусь,  а там, кто будет разбираться, что я там написал-отмажусь?  Даже больше того, когда принёс свою первую расписку, чтобы Вы расписались, я до конца не верил, что можно быть таким самоуверенным кретином, чтобы ставить сумму и подпись  в документе, написанном на чужом языке! Первая расписка была написана вообще в нейтральном ключе, даже если бы Вы вдруг решили меня проверить, что я там написал и с переводчиком бы перевели, то там было написано, она гласила, что я получил от Вас взятые у меня ранее в долг деньги и претензий не имею. То есть, таким образом, я получил бы полное доверие от Вас, даже в случае, если бы Вы решили прочитать, что там написано. Однако Вы, даже не посмотрев, ЧТО ТАМ НАПИСАНО, подписались и поставили сумму.  Деньги, доллары наличкой, в пачке, ослепили Вас и сыграли свою злую роль- Вы не смогли удержаться… Ну, а потом, всё то время, что Вы получали у меня эти суммы, я писал в расписках, от Вашего имени совершенно другую информацию, поскольку понял, что Вы ещё не осознали, насколько глубоко влипли. Поэтому, если вдруг одумаетесь и будете переводить эти копии, то рекомендую переводчика, либо ликвидировать сразу после прочтения им расписок, либо добровольно идти к нему в рабство. Жадность, генерал, ломала не таких людей, как Вы. Я как-то ожидал более тяжёлого поединка, что вы поломаетесь, что у Вас будут хоть какие-то аргументы и Вы не захотите вообще никаких контактов… Но! Гость слегка усмехнулся, зачем-то подмигнув Павлу Андреевичу и продолжил, теперь уже расставляя все фразы и акценты по местам. Видимо решив завершать разговор.
-Ну ладно, умерла, так умерла! Давайте сделаем так. Чтобы Вас не злить, что благодаря врождённым своим качествам, стали просто моим рабом, я буду Вам платить. Да! Да! Я честный торговец и не хочу наши отношения строить на злобе и ненависти.  Вы же всё равно будете искать способ мне отомстить или соскочить с этого проекта, но на это потребуется время, плюс, Вы скоро можете уехать уже на повышение, а я-то остаюсь здесь, и мне придётся всё выстраивать заново. Но за то время, пока мы сотрудничаем, я буду зарабатывать неплохие деньги. Может быть к Вашему отъезду и не нужны мне будут Ваши бумажки, я заработаю свои скромные  миллионы и отпущу Вас на все четыре стороны…  А платить я буду точно и ровно столько, сколько я платил бы нашим водителям. Ни больше, ни меньше. Это чтобы Вы не чувствовали себя обделённым. И потом Вы же хотите дать мне охрану груза! Я думаю, что мы договорились! Или есть возражения?
   Костин подавленно молчал. Это был полнейший капец! Он просто не знал, что делать! Этот проходимец, его так обвёл вокруг пальца, что не было слов. Что же делать? Мысли в голове метались ,как загнанные звери…
- Генерал!-голос гостя повысился и вывел Костина из оцепенения, -Вы слышали мой вопрос? Вы дадите мне охрану?
- Да,- только и смог выдавить из себя генерал, полностью раздавленный беседой.
 Гость достал из внутреннего кармана конверт с долларами и небрежно бросил его на стол Павлу Андреевичу. Прямо под лежащие безвольно на нём руки. Конверт был тоненьким и лёгким, не в пример прежним взяткам.
-И не пытайтесь делать так, чтобы я вдруг стал нервничать, а значит терять деньги и действовать. Не надо! Давайте лучше сотрудничать! Как говорил один из персонажей Ваших советских мультфильмов, «давайте жить дружно!»
  Гость молча повернулся и вышел в дверь, плотно её притворив. А генерал сидел убитый и, не проронив и слова, судорожно размышлял. Ситуация была просто аховая. Такого расклада он не мог себе представить, да и вообще, как такое могло произойти с ним, со старым махровым пройдохой!  Не один склад в армии опустошался под его, Павла Андреевича присмотром. Ещё с лейтенантских ногтей. Он действительно был старым тёртым калачом, но здесь просто на пустом месте был проведён и мастерски подставлен под расстрельную статью. Причём так хитро и в то же время так просто, что ему впору было аплодировать незванному гостю! Вот правильно говорят-жадность фраера сгубила! Ведь действительно, когда он принёс эти проклятые баксы, в голове пошло какое-то наваждение. Мозг затуманили перспективы обладания такими суммами…. Вот крыша и поехала!
      «Что же делать? Как поступить?- судорожно размышлял генерал,-Надо срочно попытаться перевестись во внутренние округа, срочно! Как? Я же только половину времени здесь отслужил? Заболеть, комиссоваться… Ранение, госпиталь… Это ничего не решит! Абсолютно ничего! Расписки-то у него останутся! А если заподозрит, что я стал «косить» под больного… Даже любое ранение и то может быть поставлено под сомнение, после сегодняшнего разговора. А он, судя по всему, мужик-то «не промах». Как про миллионы спокойно говорил! Что же он может так перевозить, чтобы нужна была охрана именно из наших войск. Чтобы он быстро заработал миллионы? Тут напрашивается только два предмета, торговлей которыми можно, так быстро наполнять карманы монетой-это либо наркотики, либо оружие! Есть ещё торговля людьми, но это отпадает. Значит, остаются первые два- для меня и то и другое-вышка! Хочет за короткий срок сколотить капиталец и потом бросить меня на растерзание КГБ… Я-то ему уже не буду нужен и надеяться на то, что он по доброте душевной, откажется от такого, по сути халявного, источника наживы, не приходится, от слова-совсем. Потом, самое главное, что я для него, как свидетель, совершенно не нужен! Есть ещё один путь, он, конечно же, совсем «отмороженный»-вовлечь  в это дело людей своих доверенных и самому поучаствовать, а заодно и прощупать, насколько далеко пустил корни, этот комивояжер. На расстрельную-то статью я себе уже написал, теперь всё в том лимите времени, которое мне отпущено! Ну или другой вариант-просто под любым предлогом вытащить его на встречу и загасить его там… Но он-то ведь не дурак набитый, наверняка и это учёл! Вот я попал, а!»
     Генерал сидел как прибитый гвоздями к стулу и не мог пошевелиться. Каждое движение причиняло ему, буквально, физическую боль! «Да и чёрт с ней, как выбраться? Что делать?»-генерал сидел и «тупил». Все варианты, которые он придумывал для себя, были один, труднее другого. Но через какое-то время мысли стали ворочаться в голове более спокойно и он решил, что начнёт вливаться в эти стройные ряды контрабандистов, а там, как кривая вывезет. Пути назад были уже давно отрезаны. Оставалось надеяться на счастливый случай. Что может быть этого негодяя кто-нибудь прихлопнет по дороге или прилетит ему какая-то залётная пуля или мина. Решение было принято. Хоть и безрадостное. Хоть и подлое. Но всё-таки не совсем казавшееся ему полным провалом! Тем более прийти к этому решению, он сам пришёл уже давно и даже без подсказки и подставы своего «добродетеля». Это потом были поездки к Лионову в Пули-Хумри, знакомство с Семиным и все остальные подвиги, которые и придётся выгребать в ближайшее время.
   Позвонил телефон. На проводе был Командующий Армией. Коротко спросил, готов ли генерал лететь в Москву на заслушивание? Павел Андреевич ответил коротко-«Да!».