Печальная история Кольчугинского восстания

Сказка о поджигателе, или Печальная история Кольчугинского восстания


Одним из самых известных событий времен гражданской войны в истории Ленинска-Кузнецкого считается Кольчугинское, или, как его еще называют, Мартовское восстание. Началось оно в ночь с 5 на 6 апреля 1919 года, а всего лишь через одни сутки само собой бесславно завершилось. Этому знаменательному событию посвящено сразу несколько памятников, стел и мемориальных досок, разбросанных по всей территории нашего города. Не совсем понятно, правда, почему апрельское восстание назвали Мартовским, ведь таковым его можно считать лишь по старому стилю летоисчисления. Но в России к тому времени уже год, как действовал новый стиль, и он официально был принят не только советской властью, но и правительством Колчака. Однако, судя по всему, до Кольчугинского рудника этот самый новый стиль к апрелю девятнадцатого еще не добрался.
Советская историография совершенно однозначно трактовала произошедшие в описываемое время события, как пример героической борьбы рабочего класса под руководством большевиков против колчаковской власти, хотя еще в тридцатых годах двадцатого века бывшими участниками восстания были написаны воспоминания о нем, значительно расходящиеся в деталях с официально признанной версией (видимо поэтому их никогда не публиковали). И, согласно этим воспоминаниям, Мартовское восстание предстает не только примером героизма его простых участников, но и печальным памятником подлости, предательству и трусости, проявленных его непосредственными организаторами и руководителями. Не верите? Ну тогда давайте разбираться подробнее…
В описываемое время власть на территории современного Кузбасса принадлежала адмиралу Александру Колчаку, случайно оказавшемуся в Омске прошлой осенью, и волею судьбы ставшему Верховным правителем Сибири. А бывшие представители советской власти после ее падения в мае-июне 1918 года ушли на нелегальное положение, создав в городах и селах подпольные комитеты. Действовал такой комитет и в Кольчугино. Заместителем председателя в нем был местный шахтер, выходец с Украины Демьян Иванович Погребной (председатель комитета Алексей Васильевич Ролико-Виноградов в описываемых событиях непосредственного участия не принимал, будучи в отъезде). А в феврале 1919 года на Кольчугинский рудник для подготовки и осуществления восстания прибыл Петр Клавдиевич Голиков, один из лидеров томского подполья и бывший член Томского совдепа. Ознакомившись с ситуацией, Голиков начал подбивать местных подпольщиков на немедленное выступление, заверив товарищей, что вместе с Кольчугино восстанут также и другие города, и села.
Для координации дальнейших действий большевики отправили гонцов в Щегловск и Томск, но вскоре выяснилось, что члены и Щегловского и Томского комитетов арестованы, а поддержать восстание смогут лишь подпольщики из Топок. Революционеры вновь собрали заседание и начали горячо спорить — поднимать народ на борьбу или нет? Голиков голосовал «за», а Погребной был «против». По мнению последнего, выступление имело смысл только в том случае, если оно будет поддержано рабочими других городов, и примет массовый характер. А иначе мятеж станет лишь изощренным способом самоубийства, ведь одиночное восстание с легкостью будет раздавлено колчаковскими войсками. Это было понятно всем, вот только Голикова сей факт ничуть не смущал, и не был для него препятствием к дальнейшим активным действиям. А почему Петр Клавдиевич так считал, мы поговорим немного позже.

Подпольщики не пришли к единому мнению, насчет восстания, разделившись на два противоположных лагеря. А на счет того, что произошло дальше, существуют две версии. По одной из них, Погребной выехал из Кольчугино, чтобы наладить связь с подпольщиками окрестных сел, а в его отсутствие Голиков склонил членов комитета к немедленному выступлению. Но по воспоминаниям жены Демьяна Ивановича, ее муж сбежал с рудника сразу же после заседания комитета, спасаясь от товарищей, которые позже наведались к нему домой, чтобы убить за несогласие с линией партии, но опоздали. Автор больше склоняется ко второй версии, и далее станет понятно, почему.
Но ясно одно — Погребной уехал из Кольчугино, и своим отъездом он развязал Голикову руки, ведь вставлять неугомонному Петру Клавдиевичу палки в колеса было теперь некому. И восстание началось!
Главной проблемой для мятежников стал местный колчаковский гарнизон, состоящий из 158 солдат и 15 офицеров, тогда как самих участников восстания было всего лишь 30 (из которых только 13 имели оружие). Причем нападающим требовалось еще и разделиться на две части, для одновременного захвата гарнизонного штаба и железнодорожной станции. Выступать решили в ночь с 5 на 6 апреля, во время проведения танцевального вечера в местном клубе, где должно было собраться рудничное начальство и часть офицеров. Другие офицеры гарнизона оставались при штабе.
На руку заговорщикам играло то, что некоторые солдаты и унтер-офицеры были на их стороне. В ночь восстания в карауле оказались верные подпольщикам люди, и они беспрепятственно пустили нападавших в свою казарму и штаб (находившиеся на разных этажах одного барака). Солдаты не оказали вошедшим в казарму никакого сопротивления, но офицеры, в отличие от солдат, открыли огонь по мятежникам. Однако силы оказались неравны — из пяти, находившихся в штабе офицеров, четверо были убиты в перестрелке. Однако пятый сумел выпрыгнуть в окно и спастись, а потом кинулся в клуб за подмогой.
Служащие и инженеры рудника, узнав о восстании, разбежались по домам, а некоторые и вовсе покинули Кольчугино. А пьяные офицеры тут-же ринулись в штаб, где и попали в приготовленную для них засаду. Начальника гарнизона заговорщики убили, но нескольким его спутникам удалось рассеяться в темноте, и они поскакали в Щегловск, чтобы предупредить своих о произошедшем мятеже. А один из офицеров, подпоручик Степанов (он еще сыграет свою роль в нашем повествовании), перешел на сторону восставших и стал новым начальником гарнизона. Среди нападавших погибших не оказалось, лишь двое людей было ранено.
В это же время четверо подпольщиков отправились захватывать железнодорожную станцию и вокзал. Задача перед ними стояла весьма сложная. Если на руднике нападавших поддержали сочувствующие им солдаты с оружием в руках, то на станции заговорщикам приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. Но, впрочем, налет прошел успешно — четверка сумела даже взять в плен пассажиров некстати пришедшего в Кольчугино поезда. А скоро на станцию подоспела и помощь с рудника. Среди пассажиров восставшие обнаружили начальника Кузнецкой контрразведки с кучей секретных документов, и сопровождающих его двух чешских офицеров. Троицу вывели за здание вокзала и расстреляли, а документы сожгли.
В итоге, всего лишь за пару часов заговорщикам удалось захватить штаб колчаковцев и железнодорожную станцию, восстановив таким образом в Кольчугино советскую власть. Вот только в Щегловске очень скоро узнали о мятеже, причем сразу из нескольких источников. Первым о захвате вокзала успел сообщить местный телеграфист. вторым это сделал начальник станции, который ускользнул от нападавших, пешком добрался до станции Раскатиха, с нее отправил телеграмму, а потом испортил там телеграф. А еще чуть позже и сбежавшие с рудника офицеры добрались до своих. Поэтому уже утром 6 апреля для подавления мятежа из Щегловска в Кольчугино по железной дороге отправился отряд из 40 человек. Но заговорщики ничего пока об этом не знали…

Мятежников охватила эйфория. И было отчего! Ведь операция по захвату власти на руднике и в самом деле прошла без сучка и задоринки (не считая, конечно, утечки информации о мятеже). Но руководители восстания пока не представляли, что им делать дальше, хотя у каждого из них и имелось собственное мнение на этот счет (вопрос — зачем затевать восстание, не имея четкого плана последующих действий — опустим, как риторический). Голиков мыслил хоть и глупо, зато масштабно — он призвал товарищей организовать поход на Юргу, и взорвать там железнодорожный мост через Томь, чтобы остановить движение колчаковских войск по Транссибу. Надо ли говорить, что мост находился под сильнейшей охраной белогвардейцев, и у наспех сколоченного отряда террористов не было ни малейшего шанса добраться до цели? Степан Погребной (родственник сбежавшего Демьяна) предложил более реальный план — захватить ценности, свалить из Кольчугино, и уйти в тайгу к партизанам. Но Петр Клавдиевич сумел настоять на своем решении, и утром 6 апреля на станции оперативно сформировали два железнодорожных состава, и два отряда подпольщиков под руководством одного из членов комитета, Федора Гужева, отправились в сторону Топок — участники экспедиции, в отличие от своего стратега-вождя, прекрасно понимали, что до Юрги они не доедут, поэтому решили для начала приехать в Топки, там поднять еще одно восстание, а дальше будет видно. Дал бог зайку, даст и лужайку.
Кроме того, подпольщики отправили гонцов в Гурьевск, чтобы поднять на восстание рабочих местного железоделательного завода. Забегая вперед, скажем — те отказались.
Покончив с насущными делами, революционеры собрали всеобщий митинг, на котором Петр Голиков объявил, что одновременно с Кольчугино произошли аналогичные восстания в Томске, Новониколаевске, Красноярске, и других городах Сибири. Потом он предложил избрать местный Совет и создать отряд Красной гвардии, и скромно добавил, что рабочие, не записавшиеся в гвардию, будут считаться врагами советской власти. Как потом показали очевидцы, запись и в совет, и в армию, шла в добровольно-принудительном порядке, согласия людей никто не спрашивал, их просто вносили в нужные списки, пригрозив арестом особо упирающимся.
Для чего Голикову потребовалось вещать с трибуны такую чудовищную ложь о том, что Сибирь охвачена всеобщим восстанием? Ответ очевиден — ведь в противном случае никто из рабочих и не подумал бы идти за оратором и его приспешниками, а сам мятеж закончился бы, едва успев начаться. Но допустить этого Петр Клавдиевич не мог. Ему прежде всего нужно было поджечь костер революции на отдельно взятом руднике, а то, что обманутые им люди впоследствии могут легко сгореть в пламени его же костра, профессионального поджигателя нисколько не волновало.
Кстати, в одном из источников говорится, что весть о всеобщем восстании в Сибири озвучил на митинге не сам Голиков, а совсем другой член подпольного комитета. И это свидетельствует о том, что согласованное решение обмануть людей созрело у организаторов мятежа еще при его подготовке, и, возможно, именно поэтому так активно и выступал против зловещего плана своих товарищей единственный честный во всем подпольном комитете человек, Демьян Иванович Погребной, и, возможно, именно поэтому и пришлось ему так спешно бежать с рудника, чтобы не погибнуть от рук своих же коллег по партии.
А победители, наконец, приступили к самой приятной части любого восстания — к расправе над побежденными. Кроме убитых непосредственно в ходе мятежа офицеров (которые, строго говоря, сами стали виновниками своей смерти, не организовав должным образом охрану гарнизона, и позволив подпольщикам спокойно вести агитацию среди солдат), мятежники по-быстрому осудили и расстреляли часть местных милиционеров, кого сумели найти, а также начальника лагеря военнопленных. А когда палачи обнаружили, что один из вроде бы убитых ночью колчаковцев на самом деле еще жив, его добили шашками. Чтобы не мучился.

Утром 6 апреля по железной дороге навстречу друг другу выдвинулись три эшелона — один из Щегловска в Кольчугино, с отрядом белогвардейцев, а два из Кольчугино в Топки, с вооруженными повстанцами. И встретились эти эшелоны на станции Раскатиха. После короткой перестрелки колчаковцы отступили в сторону Плотниково, а Гужев попытался из Раскатихи связаться с Голиковым, чтобы получить от того новые указания, но так и не сумел этого сделать, ведь телеграф еще ночью был испорчен начальником кольчугинской станции. Тогда Федор принял вполне разумное решение преследовать отступающего врага. Он ободрил растерянных товарищей, совершенно не ожидавших встречи с противником, и соврал им, как и Голиков на митинге, что восстанием охвачена вся Сибирь, и бояться мятежникам нечего (это еще раз подтверждает версию, что члены комитета заранее договорились обмануть доверившихся им людей).
Повстанцы двинулись дальше. Но белогвардейцы, прежде чем отступить в Плотниково, недалеко от Раскатихи разобрали железнодорожный путь, и паровоз первого эшелона, машинист которого поздно заметил препятствие, сошел с рельс. Как писали очевидцы, в тот день налетел сильный снежный буран, и видимость была очень плохая. Снег способствовал еще и тому, что разведчиков из второго эшелона, отправленных посмотреть, почему остановился первый, повстанцы с застрявшего поезда приняли за врагов, и вступили с ними в перестрелку. Ехавший со вторым эшелоном Гужев, услышав впереди звуки выстрелов, испугался, и велел машинисту немедленно возвращаться в Кольчугино. А брошенные своим предводителем на произвол судьбы мятежники разделились на три лагеря — одни побросали оружие и разбежались по окрестным деревням, другие (разведчики из второго эшелона) пешком пошли в Кольчугино за двадцать верст, а третьи остались у паровоза, пытаясь поставить его на рельсы.
Федор Гужев, вернувшись домой, заявил членам комитета, что первый эшелон захвачен колчаковцами, и что с минуты на минуту в Кольчугино появятся белые. Пламенный революционер Голиков, выслушав товарища, тут-же решил, что свою задачу он уже выполнил, костер восстания поджег, а дальнейшие события его как бы теперь и не касаются. Причем Петр Клавдиевич не удосужился даже проверить слова трясущегося от страха Федора, которые совершенно не соответствовали действительности, и не отправил на Раскатиху разведчиков, чтобы те прояснили ситуацию на месте. А вместо этого Голиков вместе с Гужевым и другими членами комитета просто-напросто сбежал с рудника, не забыв прихватить с собой для охраны 80 вооруженных рабочих.
Но и это еще не все! Убегающие трусы даже не предупредили о приближении врага оставшихся на руднике повстанцев, бросив их на произвол судьбы, и не удосужились хотя бы уничтожить списки рабочих, записанных в совет и гвардию, а просто оставили их в штабе! Хотя времени на то, чтобы организованно отступить из Кольчугино и спасти всех людей, было в избытке — подпольщики сбежали из села утром 7 апреля, а первые части белогвардейцев пришли туда только вечером восьмого, более чем через сутки!
Легко себе представить состояние рабочих, седьмого утром пришедших к штабу повстанцев, и обнаруживших, что он пуст. А уже известный нам подпоручик Степанов, прекрасно понимая, что природа не терпит пустоты, быстро оценил обстановку и оперативно приступил к восстановлению прежних порядков. Он пользовался уважением среди солдат (поэтому его и не убили вместе с другими офицерами) и без труда уговорил своих подчиненных прекратить восстание. Собрал он и милиционеров, до которых еще не успели добраться мятежники. Поэтому, когда разведчики второго эшелона, брошенные Гужевым, пришли пешком из Раскатихи в Кольчугино, на станции их уже ждал Степанов с солдатами. Впрочем, он не стал задерживать повстанцев, а отпустил их по домам, предоставив тем самым всем желающим шанс сбежать.
Вскоре вернулся на станцию и поставленный на рельсы первый эшелон, представлявший собой достаточно грозную силу: ведь в поезде ехало 20 солдат и 10 рабочих, с винтовками и пулеметом. Но находчивый Степанов не растерялся и в этот раз — он приказал вновь прибывшим построиться, а когда те подчинились, полагая, что подпоручик на их стороне, он объявил очередную смену власти, солдат присоединил к своему отряду, а рабочих опять же отпустил по домам. Таким образом, уже к обеду 7 апреля власть в Кольчугино совершенно бескровно взял в свои руки подпоручик Степанов.
Примечание автора: я прекрасно понимаю, что все рассказываемое мной больше походит на сюжет какой-то дурной комедии про революцию, чем на описание реально происходящих событий. Но увы, именно так все и было на самом деле. Вот только то, что случилось потом, ничего общего с комедией уже не имело…

На следующий день, 8 апреля, в Кольчугино приехал карательный отряд колчаковцев. И началась бойня.
Карателям даже не пришлось проводить следствие. Ведь списки тех, кто подлежал аресту, им услужливо оставили в штабе сами сбежавшие подпольщики. Причем активные участники восстания в большинстве своем сумели скрыться — одна их часть ушла вместе с Голиковым, а другая воспользовалась недвусмысленным предложением подпоручика Степанова, и растворилась в тайге. Поэтому весь удар приняли на себя простые рабочие и солдаты, которые кто добровольно, а кто и по принуждению попал в одночасье ставшие смертельными списки.
В советской историографии принято считать, что колчаковцы казнили в Кольчугино 600 человек. Именно это число и указано на обелиске в сквере Мартовского восстания. Другие источники насчитывают от 400 до 700 погибших. Но, скорее всего, эти цифры завышены в несколько раз. Ведь списки записавшихся в совет и гвардию включали в себя только 83 человека, половина которых успела сбежать. А по свидетельствам самих колчаковцев, они расстреляли около 60 рабочих и солдат. Да и в Кольчугино тогда насчитывалось не более 3 тысяч мужчин (причем, включая детей и стариков), и казнь 600 из них, практически полностью парализовала бы работу рудника. Существует версия, что, указывая на обелиске цифру в 600 человек, авторы памятника имели в виду вообще всех кольчугинцев, погибших за годы Гражданской войны.
Таким образом, именно 60, а не 600 казненных в Камышанском логу, скорее всего, и следует принять за истину. Но ведь и 60 человек — это огромные жертвы! Особенно если учесть, что все расстрелянные пошли на смерть не за правое дело, а по вине пламенного революционера Петра Клавдиевича Голикова, для которого жизни простых людей не имели ни малейшего значения, а были для него лишь дровами, подкидываемыми в подожженный костер, чтобы тот раньше времени не погас.
Автор и мысли не допускает, что Голиков был клиническим идиотом, не осознающим последствий своих поступков. Он наверняка прекрасно понимал, что восстание без поддержки извне обречено на провал, что отправленные по его приказу эшелоны до Юрги не доедут, что люди, которых он насильно загонял в Красную гвардию, будут схвачены колчаковцами, и что после провала мятежа в Кольчугино начнется белый террор.
Но если Петр Клавдиевич все это понимал, зачем вообще тогда он продавил своим высоким авторитетом (а скорее всего еще и угрозами) решение немедленно начать восстание, несмотря на сопротивление отдельных членов подпольного комитета? И почему он бросил на произвол судьбы своих товарищей, позорно сбежав с рудника и не предупредив их о приближении колчаковцев?
Советские историки в свое время оправдывали действия Голикова тем, что якобы белогвардейской контрразведке стало заранее известно о готовящемся восстании, и подпольщикам пришлось срочно начинать его, чтобы избежать провала. Но это неправда. Местный контрразведчик штабс-капитан Жарков впоследствии утверждал, что, хотя ему и известно было о наличии на руднике подпольной организации, но выяснить ее личный состав он так и не смог. Да хоть бы и смог! Даже и в этом случае подпольщикам проще было самим покинуть рудник, чем поднимать на изначально обреченный мятеж своих товарищей.
А уж тему позорного бегства Голикова из Кольчугино в советское время и вовсе обходили стороной! А сами участники восстания, пребывавшие в шоке от предательства своих вождей, впоследствии писали: «…точно установить не можем, почему руководство подпольного комитета — Голиков, Гужев, Моисеенко покинули штаб, уехали из Кольчугино, взяв с собой небольшое количество вооружённых рабочих, после того, как власть Советов была восстановлена без жертв со стороны повстанцев. Эти руководители, уходя, даже не поставили в известность об отступлении большую часть вооружённых рабочих, военнопленных, предоставив их беспощадной расправе карателей…».

Чтобы понять мотивацию поступков Голикова, почитаем характеристики, данные ему в свое время товарищами по партии.
Современники описывали его как человека горячего, способного зажечь людей и увлечь за собой, но мало организованного и разбрасывающегося. Не закончив одно дело, он брался за другое, действовал не столько по заранее обдуманному плану, сколько под непосредственным впечатлением от совершающихся событий. Словом, типичный холерик. А вот так характеризовали Петра Клавдиевича в 1923 году товарищи из Красноярского губкома, где он служил тогда начальником отдела: «…в работе проявляет активность и инициативу. Недостаточно удачно подбирает себе помощников и работников вверенного ему аппарата. В частности, имеет склонность к образованию группировок и склокам. Политически развит, безусловно настойчив, своих ошибок не признает…».
Такие характеристики вполне однозначно рисуют образ человека, мягко скажем, излишне увлекающегося, полностью отдающегося своим чувствам, нежелающего критически оценивать засевшие у себя в голове идеи, и нетерпимого к чужой критике этих идей. Мысль о предстоящем мятеже так сильно захватила Голикова (присланного в Кольчугино специально для организации восстания), что голосу разума своих товарищей он уже не внимал. Судя по всему, Петр Клавдиевич и в самом деле готов был физически устранить Погребного, выступавшего против его безумной идеи. Поэтому Демьян Иванович предпочел бежать, а остальных членов комитета Голиков подавил своим напором и энергией. Хотя, кого там было подавлять? Девятнадцатилетнего труса Федора Гужева, который провалил первое же порученное ему дело и позорно сбежал из Раскатихи, бросив на произвол судьбы своих товарищей?
Причем, как автор уже писал выше, дураком, или фанатиком Петр Клавдиевич никогда не был. Наоборот, он прекрасно понимал, что восстание обречено на провал и, совсем не горел желанием пасть смертью храбрых в бою с врагами, либо быть расстрелянным ими. При первых же признаках опасности главный руководитель мятежа спешно покинул рудник, не забыв прихватить с собой вооруженную охрану. Но Голиков слегка просчитался — он думал, что колчаковцы захватят Кольчугино сразу после его бегства, и в общей суматохе предательство руководителя восстания останется незамеченным. А на самом деле белогвардейцы заняли рудник лишь на следующий день, и повстанцы за это время вполне успели оценить всю подлую и гнилую суть поднявших их на бессмысленную борьбу большевиков. А расстреливаемые чуть позже в Камышанском логу рабочие и солдаты наверняка прекрасно понимали, по чьей вине они идут на смерть.
Вот только сам виновник гибели шестидесяти человек никогда не испытывал угрызений совести по этому поводу. Ведь он всего лишь исполнял приказ. Товарищи из Томска поставили ему задачу поджечь костер восстания в Кольчугино, и он эту задачу с блеском выполнил, невзирая на сопротивление отдельных несознательных личностей из числа местных подпольщиков! Да еще и сам ухитрился не сгореть в огне им же подожжённого костра. А вспыхнувшее пламя увидели рабочие изо всех уголков Сибири, и в ответ они наверняка зажгут в своих городах и селах еще большие костры, которые, объединившись в одно огромное зарево, огненным вихрем сметут с лица Земли ненавистный колчаковский режим! А может, и не зажгут. Но это уже не проблемы поджигателя. Он свое дело сделал.
Как бы не хотелось автору в конце рассказа написать, что Голиков впоследствии получил по заслугам от своих бывших товарищей, но увы… Бежав из Кольчугино, Петр Клавдиевич присоединился к одному из красных партизанских отрядов, участвовал в восстановлении советской власти на Алтае, потом служил на ответственных должностях в Ачинском исполкоме и Красноярском губкоме, а из Красноярска его сплавили (судя по приведенной выше характеристике), в Новосибирск, назначив главным редактором газеты «Сельская правда». И в 1936 году в возрасте 45 лет пламенный революционер и видный большевик Петр Клавдиевич Голиков тихо и мирно скончался в своей постели после тяжелой болезни, вряд ли хотя бы раз вспомнив о сгоревших когда-то на подожженном им костре ни в чем не повинных людях. А Мартовское восстание в Ленинске-Кузнецком навсегда войдет в историю не только как пример героизма его простых участников, но и как печальный памятник подлости, предательству и трусости его вождей.

При подготовке статьи использовалась информация из книги История Кузбасса в 3 томах. Том II. Кузнецкий край на переломе эпох в 1890-х — начале 1940-х годов. Книга 1. Кемерово, 2021 год.

© Павел Концевой
2023