признайтесь что это вам пригрезилось

я не автор         Стихи.руАвторы Произведения Рецензии Поиск Магазин О портале Ваша страница Кабинет автора 1 сообщение
Инь и Ян -1
Константин Рыжов
                1.

                "Бессильно падает рука —
                От наслаждений ты устала,
                Но, кажется, предела нет
                Горячим чувствам и глубоким,
                И пота капельки по лбу
                Бегут, как жемчуга кристаллы,
                И вьется на твоих висках
                Прозрачный шелковистый локон…"

                Юань Чжэнь. «Повесть об Ин-ин»

В один из первых дней пятой луны двадцать пятого года «Кайюань» в северные ворота города Тяньшуй въехал небольшой возок, обитый алою кожей и закрытый плетенным бамбуком. Солдат, дежуривший у здания уездной администрации, уже ударил в барабан, отмечая начало десятой стражи. Присутственные места закрылись, и на улицах было людно. Множество глаз следило за возком, который бодро прогромыхал по мощенной деревянными плашками главной улице, свернул в переулок, упиравшийся в песчаный берег реки Вэйхэ, и остановился перед постоялым двором.

Слуга спрыгнул с облучка и помог выбраться из возка молодому человеку с приятной внешностью, которому на вид можно было дать лет 25 или 26. Одет он был по-дорожному: в простую кофту с узкими рукавами и штаны; на ногах – матерчатые туфли, а на голове – черная высокая шапка с ремешком у подбородка. Хозяин постоялого двора поспешил навстречу гостю и проводил его в покои на втором этаже. Слуга шел следом с двумя объемистыми баулами в руках, в одном из которых можно было разглядеть несколько кожаных футляров со свитками.

Молодой человек остался доволен предоставленной ему комнатой. Он потребовал горячей воды и отпустил хозяина. «Не иначе, хочет отдохнуть с дороги, - решил тот, спускаясь по лестнице, - или засядет за книги и будет проверять свою твердость в знании Канона. Теперь до самого утра не появится». Заключение это казалось справедливым, ведь опытным взглядом хозяин сразу определил, что постоялец его – сюцай, который направляется в столицу для сдачи дворцовых экзаменов. А от слуги он успел узнать, что путь свой он держит из самого Шаня.
 
Однако хозяин ошибся! Прошло немного времени, и молодой человек вновь спустился вниз. Выглядел он теперь еще более привлекательно, так как успел умыться и переодеться. Дорожную кофту сменил темный, прямого покроя халат, превосходно на нем сидевший. На ноги сюцай надел черные туфли, а вместо «шапки путника» украсил голову черной шелковой шляпой с золотым цветком на затылке, свидетельствовавшем о том, что ее обладатель успешно преодолел горнило провинциальных экзаменов.

Хозяин, мигом отметивший происшедшую перемену, отвесил гостю почтительный поклон и спросил:

- Решили прогуляться по нашему городу, господин цзюйжэнь?

- Совсем недалеко, - отвечал молодой человек, обмахивая лицо шелковым узорчатым веером, - я заметил на противоположной стороне улицы чайную. Хочу выпить перед сном одну или две чашки. Ведь в дороге приходится есть в поле и на ветру. Почему бы не воспользоваться подходящим случаем и не почаевничать с комфортом?

— Это разумное решение, - одобрил его собеседник. – Господин Чен, хозяин чайной, человек почтенный и торгует только качественным товаром. Среди его клиентов много уважаемых людей, да и сам начальник канцелярии заглядывает к нему, когда выдается свободная минута.

Напутствуемый этим замечанием, сюцай перешел улицу и отправился к аккуратному домику с занавесками малахитового цвета.  Откинув бумажный полог, он вошел внутрь. Обстановка ему понравилась. Стены заведения украшали свитки и картины, воздух был пропитан тонкими ароматами. Усевшись на подушку за низкий столик, сюцай велел подать ему чайничек лучшего чая, соевое печенье и сушенные фрукты.

В это время один из завсегдатаев чайной, на которого молодой человек не обратил поначалу внимания, приблизился к гостю и отвесил ему церемониальный поклон. Сюцай поднял глаза, посмотрел на его лицо, и оно пробудило в его памяти какие-то смутные воспоминания.

- Простите, что я, ничтожный, бесцеремонно нарушаю ваше уединение, - сказал незнакомец, - но позвольте узнать: ваша благородная фамилия, не Чжан?

- Совершенно верно, сударь, - отвечал удивленный сюцай, - Чжан Ян, к вашим услугам. Разрешите узнать и вашу фамилию. Сдается, что память меня подводит, хотя лицо ваше мне сразу показалось знакомым.

- Вряд ли моя заурядная фамилия оживит ваши воспоминания, - отвечал ему завсегдатай чайной. – Впрочем, извольте: Цуй Шен, к вашим услугам. Но, возможно, вам о чем-нибудь напомнит мое школьное имя Дэ-шэн, под которым я был известен, когда проживал в Шане?

- Ну, конечно же! – воскликнул обрадованный Чжан Ян. – Теперь я сразу вас вспомнил. В школу Достопочтенного Лу вы пришли тремя или четырьмя годами раньше. Помнится, в то время, когда я зубрил «Тысячу», вы уже занимались толкованием Пятикнижия. Мы, малолетки, взирали на вас и ваших сверстников как на ученых мужей. Даже странно, что моя незначительная персона привлекла тогда ваше внимание.

- Не пытайтесь преуменьшить свои достоинства, господин цзюйжэнь, - отвечал Цуй Шен, - ведь если они есть, их не скроют ни бедность, ни малый возраст. Я уже в то время догадался, что перед вами откроется со временем широкое поприще, и теперь рад убедиться, что мои предчувствия начинают сбываться.

- Об этом еще рано говорить, - запротестовал Чжан Ян, но было видно, что похвала пришлась ему по душе. – Прошу вас пожаловать за мой стол и разделить со мной скромную трапезу.

Цуй Шен не заставил повторять приглашения дважды. Слуга придвинул его столик к столику Чжана, так что теперь, усевшись бок о бок друг с другом, они могли вести непринужденную беседу. Первым делом гость осведомился о здоровье родителей сюцая.
- Небо благосклонно к моим старикам, - отвечал Чжан Ян. – Слава богу, на здоровье они не жалуются. Да и во всем остальном нам грех роптать на судьбу.

- Весьма этому рад, - сказал Цуй Шен. – Впрочем, не буду скрывать, что я и не ожидал услышать от вас другое. Хоть мы живем в глуши и забвении, вести о вашем уважаемом отце доходят до нас регулярно. Мы знаем, что губернатор весьма ценит его и отмечает. А недавно он пожаловал господина Чжан Гуя новой должностью.
- Совершенно верно, - кивнул Чжан Ян, - отцу доверили руководить налоговым ведомством. Вижу новость эта уже достигла границ провинции.

- Чему же тут удивляться, сударь? – усмехнулся Цуй Шен, - ведь чиновникам в уездах положено знать свое начальство.

- Так значит вы служите! – догадался Чжан Ян. – Губернатор почтил вас должностью. Поздравляю! Вы заняты серьезными делами. В отличие от меня, недостойного. Ведь я по сей день остаюсь таким же школяром, каким вы меня знали в прошлом. В голове только книги и экзамены.

- Вы на верном пути, господин цзюйжэнь, - заметил его собеседник. – Государственная служба от вас не уйдет. И начнете вы с такой высокой ступени, до которой мне и к старости едва ли добраться. После сдачи экзаменов начальник уезда позволил мне исполнять обязанности судебного пристава. Не бог весть какая должность, но зато я теперь в курсе всех местных тяжб и склок.

- Не вижу причин для уныния, - не согласился Чжан Ян. – Многие из великих начинали с малого. Надо только держаться истинного пути, и ваши заслуги обязательно оценят.

- Вашими бы устами да мед пить, сударь, - вздохнул Цуй Шен. – Увы, когда с головой погружаешься в обыденность уездной жизни, она оказывается не столь радостной, как видится со стороны. Я бы сравнил ее с болотом или зыбучими песками. Легко войти, да непросто выбраться. Но, возможно, вам интересно узнать, как я впал в такое ничтожество? Причина самая заурядная. Мой отец скоропостижно скончался. После его смерти обнаружились долги и немалые. На моих руках оказались мать, младшая сестра и младший брат. Где уж тут думать о провинциальных экзаменах? Пришлось забросить учение. Уездный экзамен я, конечно, сдал без труда. Однако мой начальник, как оказалось, не любил моего покойного родителя. Никакой протекции от него ждать не приходиться.  Но давайте не будем больше о грустном. У меня возникла идея. Говорят, что дружескую беседу хорошо начинать за чашкой чая, но продолжать ее следует за чаркой вина. И я тоже хочу воспользоваться вином как предлогом, чтобы продлить с вами беседу. Прошу не пренебречь простым угощением. Здесь неподалеку, всего в двух шагах есть кабачок. Там подают неплохое силянское. Ничуть не хуже того, каким мы угощались в свою бытность в Шане.

- Сказать по правде, я небольшой охотник до выпивки, - признался Чжан Ян. – Да и мой отец, человек строгий, относится к ней неодобрительно. Но ради удовольствия беседы с вами можно нарушить разок строгие предписания. Тем более, что впереди меня ждет долгий и напряженный труд.

Друзья поднялись из-за стола и отправились в кабачок, о котором упомянул Цуй Шен. Обстановка тут оказалась самая простая – над дверью выцветший флажок, несколько простых дощатых столов и лавок, за стойкой – невысокий старик в засаленном халате и с хитрым лицом. Кабатчик встретил молодых людей с почтением и даже подобострастием. Видно было, что судебный пристав пользовался тут известным влиянием. Не успели они занять место в уголке, как на столе появилось подогретое вино, ароматный рис и маринованное куриное мясо. Цуй Шен наполнил чарки и предложил выпить за здоровье Чжан Гуя, поскольку родительская любовь, сказал он, остается в его глазах самым большим сокровищем в Поднебесной.

Чжан Ян охотно согласился. За первой чаркой последовала вторая, потом третья. И поскольку вино действительно оказалось хорошим, беседа двух школьных товарищей вскоре утратила свою чопорность, стала более свободной и откровенной.

- Итак, вы держите путь в столицу, желаете подвергнуть свою ученость испытаниям на дворцовых экзаменах? – спросил Цуй Шен.

- Такова воля моего отца, - подтвердил Чжан Ян. – Она не во всем согласна с мнением моих наставников, которые полагают, что мне следует еще годик посидеть над Кун Индой. Может быть, действительно стоит еще раз углубиться в «Сышу». Но времени до экзаменов предостаточно. И в столице у меня будет возможность позаниматься.

- Повторение никогда не бывает лишним, - согласился Цуй Шен, - хотя по моему опыту подлинное образование не сводится к знанию текстов и умению вовремя ввернуть уместную цитатку.  Важнее понимать суть и дух учения. А с этим, уверен, у вас все в порядке. Откиньте сомнения и твердо держитесь избранного пути. Предлагаю выпить за будущим цзиньши!

- Едва ли уместна такая самоуверенность, - запротестовал Чжан Ян, но потом все-таки присоединился к тосту.

Не имея привычки к питью, сюцай вскоре захмелел, стал громко говорить и смеяться. Заметив это, Цуй Шен сказал:

- Приближается вечер. Нам пора расставаться. Но, по правде сказать, мне горько об этом думать. Встреча со школьным другом – большая радость, и мне хочется эту радость продлить. Позвольте пригласить вас в свой дом. Хочу познакомить со своей матушкой и сестрой. Мы живем скромно и замкнуто. Встреча с вами станет для них большой радостью.

- Зачем же мне вас стеснять, - смутился Чжан Ян. – К тому же я с утра собирался отправиться в путь.

- Бог с вами, сударь, - живо возразил Цуй Шен. – Чем же вы нас можете стеснить? Дом у нас просторный, места предостаточно. Напротив, вы окажите большое одолжение. Приять вас под своим кровом большая честь для меня. А что касается вашего намерения отправиться с утра в путь, то никакого препятствия для этого не будет. Хотя, говоря между нами, не вижу особых причин так спешить. До экзаменов еще достаточно времени. Прибудете вы в Чанъань днем раньше или днем позже, погоды вам это не сделает.

Чжан Ян стал отказываться, однако его товарищ проявил настойчивость и в конце концов добился своего – сюцай крикнул слугу, велел ему тотчас забрать вещи из гостиницы, запрячь возок и переехать на ночлег к дому, который ему укажет слуга Цуй Шена.

Молодые люди посидели еще некоторое время в кабачке, а потом отправились пешком к дому судебного пристава. Прогулка эта пришлась кстати, ведь к тому времени, когда они добрались до места, хмель успел выветриться из головы сюцая. Он обдумал сложившееся положение и пожалел о своем скоропалительном решении. Однако что-либо менять было уже поздно. Оставалось принять ситуацию такой, какая она есть.

Усадьба Цуй Шена, вопреки ожиданиям гостя и жалобам хозяина на свою бедность, оказался весьма обширной. От улицы ее отделяла высокая кирпичная стена. Пройдя через внешние, ничем не примечательные ворота, Чжан Ян оказался на небольшом хозяйственном дворе. Тут росли в кадках гранатовые деревья и стояла старая скамья для отбивания холста. Во внутренний двор вели серединные ворота, когда-то давно окрашенные в лиловый цвет, но теперь поблекши и посеревшие.

Второй двор был заметно шире и длиннее первого. Сюцай сначала удивился этому обстоятельству, но потом сообразил, что владение Цуев имело форму трапеции, своей узкой частью обращенной в сторону городской улицы, а широким основанием охватывавшее подошву высокого холма.

По периметру двор окружали хозяйственные постройки, в большинстве своем пустовавшие. Да и сам двор, вымощенный плоскими камнями, был покрыт слоем палой листвы.

- Не удивляйтесь царящему здесь упадку, - сказал Цуй Шен. – Дом строился совсем в другие времена, когда семья Цуев процветала и все было поставлено на широкую ногу. Поддержание порядка требует изрядного числа работников, а у меня осталось всего пятеро слуг, да и те живут с нами не из-за жалования, а потому что с детства привыкли считать нашу усадьбу своим домом. Сказать по правде, нам и не требуется такое обширное владение. Мою мать вполне бы устроил небольшой уютный домик поблизости от центральной площади. Но как продать землю, в которую вкладывали силы деды и прадеды?

- Вы правы! – воскликнул Чжан Ян. – Расстаться с родовым гнездом все равно, что покинуть родину и поселиться на чужбине.

Дом, располагавшийся в дальнем конце двора и примыкавший к побеленной дощатой стене (за которой, как догадался сюцай, находился сад), был большим и высоким. Однако бросалось в глаза почти полное отсутствие мебели, циновок, занавесей и каких-либо украшений. Очевидно, часть комнат уже много лет оставалась нежилыми.
Поднявшись на крыльцо, хозяин и гость оказались в среднем зале, у дальней стены которого Чжан Ян увидел семейный алтарь, заставленный табличками пяти поколений и над ним лампу с благовонным маслом, подвешенную за цепь к потолочной балке. Обстановку дополняли две вазы с живыми нарциссами.

Не успел сюцай оглядеться, как с женской половины в зал вошла пожилая женщина в домашнем платье из узорной ткани. Лицо ее было густо напудрено, а голову украшала высокая прическа.   Ее сопровождал высокий отрок лет двенадцати. Цуй Шен почтительно ее приветствовал, а потом обратился к приятелю:

- Хочу представить вам мою любимую матушку, урожденную Ван, а заодно можете познакомиться с моим младшим братцем Ченом. Конечно, в столь поздний час ему уже надлежит быть в постели, но желание познакомиться с вами оказалось сильнее его извечной сонливости. Так что не судите его строго.

Шутка брата смутила мальчика. Он стал торопливо кланяться, а слова приветствия произнес скороговоркой. Чжан Ян ободрил его любезной улыбкой, потом отвесил церемонный поклон госпоже Ван и сказал:

- Если кто и является здесь нарушителем приличий, так это я. Поздний вечер не лучшее время для визита. Сам я никогда бы не позволил себя такой вольности. Но Дэ-шэн настоял, а я не смог ему отказать.

- Ну что вы, сударь! – воскликнула хозяйка. – Какие могут быть претензии к школьному другу моего сына? В нашей жизни происходит так мало радостных событий, что мы спешим использовать для непринужденного общения любую подвернувшуюся возможность. Я так рада, что вы приняли наше приглашение и уделили толику внимания семье невежественных провинциалов.

- Ваши слова, конечно, следует расценить как любезность, но я не могу их принять, - рассмеялся сюцай, - невелика заслуга поменять жесткую постель в гостинице на покои в вашем почтенном доме. Но вы правы: встреча с вашим сыном всколыхнула в моем сердце тысячи приятных воспоминаний. И когда вечер подошел к концу, я просто не нашел в себе сил прервать нашу беседу.

После обмена приветствиями Чжан Яна пригласили в другой покой. Здесь стоял старинный книжный шкаф, дверцы которого были расписаны южными пейзажами, прямоугольный письменный стол на низких ножках, а весь угол комнаты занимал просторный резной альков, закрытый изнутри занавесками.

- Эта комната специально приготовлена для гостей, - сообщила госпожа Ван. – Ах, в былые годы у нас частенько гостили друзья мужа, но с тех пор, как его душа отлетела к Желтому источнику, все про нас забыли. Бывает, что по целым месяцам чужого лица не вижу.

Воспоминания о покойном супруге навеяли вдове грустные мысли. Слезы уже готовы были закапать из ее глаз, но тут Цуй Шен сказал:

- Негоже, матушка, задерживать гостя. Час поздний, пора ему отдохнуть. Ведь весь сегодняшний день он провел в дорожном возке.

- И правда! – всплеснула руками госпожа Ван. -  Плохая услуга – пригласить господина Чжана на ночлег и не позволить ему сомкнуть глаз. Я ведь только хотела, сударь, представить вам своих детей. Но где же Инь-инь?

Госпожа Ван кликнула служанку и спросила у нее:

- Разве молодую госпожу не известили о прибытии гостя?

- Барышня обо всем знает, - отвечала служанка, - может быть замешкалась по какой-то причине?

- Так пойди и напомни ей, - распорядилась вдова.

Служанка удалилась, но вскоре вернулась с известием, что Инь-инь не желает выходить. «Я уже смыла косметику и заплела косы на ночь, - велела передать она, - надеюсь, матушка войдет в мое положение и не станет поднимать меня с постели».
- Разумеется, она права! – поспешно произнес сюцай. – Ваша дочь уже в кровати, и нам лучше последовать ее примеру.

Госпоже Ван пришлось этим удовлетвориться. Пожелав гостю спокойной ночи, хозяева удалились. Однако Чжан Ян не сразу лег в постель. Опустившись на циновку, он положил локти на стол и задумался. Все последние месяцы его жизнь без остатка была отдана прилежным занятиям и честолюбивым мечтам о блестящей карьере, которая ждала его после успешной сдачи дворцовых экзаменов. Другие мысли редко его посещали. Молодой человек привык оценивать прошедший день по результатам проделанной работы. Сегодняшний день, разительно не походивший на все другие, оставил после себя смешанные и странные чувства. С одной стороны, Чжан Яну приятно было вспомнить о нескольких часах, проведенных им за дружеской беседой. Но с другой, сюцая угнетало сознание, что он, вопреки намерениям и обещанию, данному отцу, так и не притронулся сегодня к книгам, не успел пройти заданного урока и теперь ему придется наверстывать упущенное. Он кликнул слугу и стал готовиться ко сну.

Слуга Чжан Яна, которого звали Чжоу Жуй, находился примерно в одних летах со своим господином. Он был юноша бойкий и, что называется «разбитной малый», за словом в карман не лез, мог разузнать и достать для своего господина все необходимое. В дороге подобные качества оказываются особенно ценными. Во всяком случае Чжан Ян, который с детских лет отличался некоторой робостью и замкнутостью, оценил их по достоинству. Не случайно между двумя молодыми людьми сложились почти приятельские отношения. Чжан Ян не только позволял слуге свободно высказывать свое мнение, но нередко и сам становился на его точку зрения. Вот и сейчас, едва Чжоу Жуй взялся разбирать постель, сюцай спросил его:

- Ну, как тебе дом, в котором мы остановились?

- На первый взгляд, вроде как приличный, - отвечал слуга, - но приглядишься получше и сразу замечаешь заплаты, которыми хотели прикрыть бедность.

- Тут ты прав, - согласился Чжан Ян, - хотя радушия нашим хозяевам не занимать.

- Так ведь это известное дело, - ответил слуга, - чем радушнее бедняк, тем меньше ему это стоит.

- Нашел что сравнивать, - ответил сюцай, - добрые чувства серебром не мерят.

Чжоу Жуй только усмехнулся в ответ, так что каждый остался при своем мнении.
Застелив хозяину ложе, слуга улегся на полу рядом с альковом и тотчас заснул. А вот Чжан Яну почему-то не спалось. Судя по ударам барабана, донесшимся с главной площади, наступило время второй стражи, а он все ворочался в своем алькове и не мог сомкнуть глаз. «Сон бежит от меня на новом месте, - подумал сюцай, - а, может быть, меня гнетет духота; хорошо бы сейчас выйти в сад и подышать ночной прохладой». Эта мысль показалась ему заманчивой. Чжан Ян накинул халат, осторожно отворил дверцу алькова и выбрался наружу. Хотя молодая луна только-только начинала свой рост, благодаря ясному небу ночное светило давало достаточно света, который просачивался внутрь дома через цветную оконную бумагу и создавал на полу причудливый узор от плетеной решетки рам.

На память сюцаю пришли стихотворные строки:

 «Занавеска бамбуковая не закрывает окно,
Светом ясной луны все в доме озарено».

Он вышел в сад и с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух.
 
Сад был старый и запущенный. Рука садовника давно уже не налагала узду на растения, позволяя им свободно разрастаться во все стороны. Чжан Ян различил в ночной тиши тихое журчание ручейка и, миновав густые заросли бамбука, оказался рядом с маленьким уютным прудиком.

Он опустился на каменную скамейку, влажную от ночной росы, посмотрел на звездное небо и продекламировал в полголоса пришедшие на ум строки:

«Ночное марево вершины скрыло,
Струится воздух в чистоте небес,
Так много звезд, что свет луны бледнеет,
Синеют тени дальних рек и гор…»

«И что это за поэтическое настроение нашло на меня сегодня? - подумал юноша. – Все от того, что я выпал из привычного уклада жизни. Не надо было мне принимать приглашение. Спал бы сейчас спокойно в гостинице. И никакая бессонница не была бы мне страшна».

Луна между тем все выше поднималась по небосклону. Чжан Ян не сводил с нее пристального взгляда и сам не заметил, как задремал. Он сидел с открытыми глазами, а ему казалось, что лунные лучи, словно нежные женские ручки тянутся к нему с черного неба, осторожно подхватывают за плечи и влекут за собой. И вдруг среди ночной тишины возник чистый и легкий музыкальный мотив, который, казалось, плыл где-то меж облаков.

Пораженный сюцай очнулся от своих грез. Увидел, что он по-прежнему сидит на скамейке возле маленького прудика, в котором тонет золотая ущербная луна. Исчезли, отлетели мягкие женские ручки небесных фей. Но музыка осталась с ним! Чьи-то пальцы перебирали струны лютни, и рожденные ими божественные звуки заполняли собой сад. Не только благодаря слуху, но всеми фибрами своей души восхищенный Чжан Ян чувствовал, как течет, рождается высокая нота, как она изменяется и переходит в другую, как удивительно чистым тембром звенит струна, и вздымается вверх мелодия.

Словно завороженный сюцай поднялся со своей скамьи и пошел через ночной сад. Он брел по глухим извилистым тропинкам, то и дело натыкаясь на густые бамбуковые рощицы, заросли розовых кустов и жимолости, перепрыгивая через русло стекающего с холма быстрого ручейка. Наконец мелодия привела его к затерявшемуся среди сада двухэтажному павильону, со всех сторон обнесенному высокой стеной. Тут он вынужден был остановиться. Весь павильон был окутан ночной тьмой, и лишь одно окно на втором этаже было освещено. Именно оттуда изливались в сад пленительные звуки лиры. Чжан Ян готов был слушать неведомого музыканта до самого утра, но тут, к его великому разочарованию, колдовская мелодия оборвалась. Она смолкла так же неожиданно, как возникла, как будто единственной целью всего ночного концерта было заманить его в этот дальний уголок сада, поразить душу и оставить наедине с тайной.

Так и не дождавшись возобновления игры, Чжан Ян решил вернуться в свою комнату. С немалым трудом добрался он до главного дома и, никем не замеченный проскользнул в свой альков. И не успела голова молодого человека коснуться подголовника, как его охватил могучий молодой сон, в который он провалился, словно в омут…

Когда сюцай проснулся, стояло уже позднее утро. Солнце начало свой дневной путь и высоко поднялось над землей.

- Что же ты меня не разбудил? – напустился Чжан Ян на слугу. – Разве тебе не ведомо, что надо было отправиться в путь еще до истечения пятой стражи?

- Я и собирался вас разбудить, - оправдывался Чжоу Жуй, - да только хозяин строго настрого запретил мне приближаться к дверям алькова.

— Это действительно так, - вступил в разговор Цуй Шен, - в наши годы следует спать столько, сколько спится. Да и какая нужда заставляет вас спешить? Учение никуда не уйдет, а моя матушка никогда не простила бы мне вашего раннего отъезда. Ведь она поднялась еще до рассвета и все утро хлопочет над устройством празднично застолья.

- Какого застолья? – удивился Чжан Ян.

- Ну что вы, сударь, - рассмеялся Цуй Шен, - ведь сегодня дуанью - Праздник истинной середины. И мы ни за что не отпустим вас, пока вы не попробуете наших цзунцзы.

Против такого довода трудно было что-либо возразить. Впрочем, Чжан Ян особенно и не спорил. Слишком живо было в нем ночное воспоминание и ему не хотелось уезжать, не разузнав подробнее о ночном музыканте. Но вот только к кому обратиться со своим вопросом?

Выйдя во двор, сюцай увидел вчерашнюю служанку, которая, забравшись на табурет, подвешивала над дверью бронзовый медальон с изображением повелителя всех духов Чжан Тяньши. Сюцай поздоровался, а потом осведомился, как ее зовут.

- Доброе утро, сударь, - отвечала девица, окинув его лукавым взглядом, - хотя, по чести говоря, впору пожелать вам доброго дня, ведь шестая стража уже миновала. А что до моего имени, то в нем нет ничего особенного. Хозяева зовут меня Хун-нян.

- Скажи мне, Хун-нян, - продолжал Чжан Ян, - есть ли в вашем доме искусные музыканты, мастера, способные извлекать из лютни божественные звуки?

-  А почему вы спрашиваете меня об этом? – спросила служанка. – Вы интересуетесь просто так, или для этого есть какая-то причина?

- Разумеется, есть причина и не малая, - ответил сюцай. – Ночью я слышал игру на лютне. И это была далеко не заурядная игра. Думаю, во всем вашем городе не найдется второго музыканта, подобного этому. Вот я и хочу узнать его имя.

- Странные вещи вы говорите, сударь, - пожала плечиками Хун-нян. – Игра на лютне среди ночи? С какой стати? Вы уверены, что эта музыка не пригрезилась вам? Быть может, вы слышали ее во сне?

- Довольно шутить со мной, насмешница, - возразил сюцай несколько сбитый с толку ее ответами. – Если хочешь знать, я нашел даже место, откуда разносилась по усадьбе эта чудная музыка – павильон в западной части сада.

— Вот как! Так значит, вы были не в постели? Вы бродили по саду и изливали свои жалобы луне?

- Смейся, смейся, раз тебе пришла охота, - стоял на своем Чжан Ян, - но все же скажи мне, кто живет в этом павильоне.

- Вы действительно хотите это знать?

- Говорю же тебе: я буквально сгораю от любопытства.

- Что же, насколько мне известно, до вчерашнего вечера в этом павильоне жила только наша барышня. Поселился ли там кто-то с тех пор, мне неведомо.

— Так это играла младшая госпожа? – удивился сюцай. – Но тогда, должно быть, она много и упорно занимается у лучших учителей?

- Ничуть не бывало. Господин У, ее преподаватель музыки, ничем особенным не знаменит. Он учит обращению с лютней два десятка местных юношей и девушек, но никто из них не достиг выдающихся успехов.

- Что же это о многом говорит, - заметил Чжан Ян, - так значит Шен всерьез занимается образованием сестры? Он мне вчера об этом ничего не сказал.

- Господин Цуй, конечно, любит сестру, - сказала служанка, - но денег на учителей у него нет. Это все старый господин! Он ведь души не чаял в нашей Инь-инь и готов был исполнить любое ее желание. А барышня ничего другого не желала, кроме как учиться. И с каким жаром отдавалась она своим увлечениям! Подобное рвение надо еще поискать.

- Выходит, что, кроме музицирования, она может похвалиться и другими успехами?

- Барышня не любит хвалиться. Да и перед кем? Ведь мы живем очень замкнуто. Мало, кто может оценить ее таланты. Разве что я, темная простолюдинка. Да и то, с ее собственных слов. Инь-инь говорила мне, что она знает иероглифы, читает, музицирует, немного рисует. Такой просвещенный господин как вы, наверно, понял бы ее лучше.

- Пока что я слышал только ее игру и могу сказать, что она бесподобна, - ответил Чжан Ян.

На этом разговор закончился. Заинтригованный сюцай возвратился в свою комнату и стал с нетерпением ожидать праздничного обеда. Надо признать, что всякая досада по поводу негаданной задержки у него прошла. Да и вообще, мысли о предстоящих экзаменах посещали его в этот день не часто. Гораздо больше думал он о сестре своего приятеля, которую ожидал увидеть за праздничным столом.

В доме между тем царило предпраздничное оживление. В возбужденном состоянии пребывали не только слуги, которым предстояло в этот день вкушать праздничные яства за одним столом с господами, но и юный Цуй Чен. Мальчик забежал в комнату к Чжан Яну, чтобы передать отдельное приглашение от матери. Рукава его халата были перевязаны разноцветными нитями, а на лбу красовался иероглиф «ван».

- Матушка вместе с Хун-нян лепят пельмени и запекают карпов, она просит вас непременно откушать с нами.

- Передай госпоже Ван, что я буду счастлив встретить вместе с ней начало лета, – отвечал сюцай.

Он хотел расспросить мальчика о сестре, но потом решил, что это будет неприлично. Вместо этого, порывшись в своей дорожной сумке, подарил ему палочку ароматной туши и стопку листов пятицветной бумаги, разрисованных золотыми цветами, чем привел Цуй Чена в полный восторг.

Но вот наконец наступило время застолья, о чем Чжан Яну сообщил сам Цуй Шен. От него же сюцай узнал, что праздничный обед устроят не в главной зале дома, а в саду, куда они и отправились.

- Мой отец, - стал рассказывать по дороге Цуй Шен, - был большим ценителем безыскусной красоты природы и много потрудился над устройством нашего сада. Выше всего ценил он естественность. Поэтому вы не найдете в нашем саду никакой новомодной вычурности. Все здесь просто и натурально. Почти как в настоящем лесу, но только изысканнее. Точнее сказать, так было прежде, когда мы держали садовника и трех работников ему в помощь. Я, недостойный сын своего отца, не могу позволить такой роскоши. Лишь иногда Лу Сян, мой старый сторож, расчищает кое-где дорожки. Ни о каких новых посадках или художественной подрезке ветвей думать не приходится. Но мне все равно нравится это место.

- Совершенно с вами согласен! – воскликнул Чжан Ян. – Вид запущенного сада рождает в душе ни с чем не сравнимое поэтическое настроение. Ты словно отрешаешься от земной суеты и приобщаешься к жизни мудрецов-отшельников.

- Жаль, что вас не слышит моя сестра, - рассмеялся Цуй Шен. – Она, если и не говорит, то думает точно также. С самого детства она любила играть в саду и проводила здесь все свое свободное время. Кончилось тем, что она здесь поселилась. Хотя, как вы могли убедиться, в нашем доме достаточно свободных комнат, она предпочла им небольшой павильон в дальнем конце сада. С тех пор она проводит там все время, подобно отшельникам, о которых вы так к месту упомянули. Поверите ли? Бывает, что мы не видим ее лица по два, а то и по три дня!

- Не знал, что ваша Инь-инь ведет такой замкнутый образ жизни, - заметил сюцай. - Будет очень жаль, если я уеду, так с ней и не познакомившись.

- Ну, этого мы не допустим, можете не беспокоиться! – пообещал хозяин. – Сегодня семейный праздник, и она обязана, соблюдая обычай, выйти к столу. Иначе наша матушка вооружит всех слуг и возьмет штурмом ее монастырь.

Беседуя таким образом, друзья углубились в сад. Дорожка, по которой они шли, была усыпана кусочками битой черепицы. Между ними во многих местах пробивались молодые зеленые побеги. Оглядываясь по сторонам, Чжан Ян отметил чрезвычайное многообразие рассаженных повсюду растений. Маленькую дубраву сменяла вишневая роща. За ними следовали купы ясеня, заросли жимолости, миндаля или розовые кусты. Здесь и там поднимались раскидистые буки, платаны, тунговые или мандариновые деревья. Растения, покрывавшиеся цветами в один и тот же месяц, старались располагать поблизости друг от друга, чтобы доставить взгляду наибольшее наслаждение.  Правда теперь все эти красоты скрывались большей частью за высоким бурьяном и густыми зарослями терновника. Петляя по извилистым тропинкам сада, молодые люди дошли до старой полуразрушенной беседки, в которой предстояло вкушать праздничные яства. Она располагалась на небольшом искусственном холме, и сама являлась прежде частью садового пейзажа. Однако сейчас в ее лазурной черепице зияли большие дыры, красные занавесы из бамбука были оборваны, а резные перила большей частью сгнили. На потемневшей от времени доске у входа можно было разобрать надпись: Беседка яшмового сияния. Сверху открывался вид на большой садовый пруд, заросший густым камышом. Зеленые ветви окружавших беседку ив были украшены нитями бирюзы, а в некотором отдалении росло гранатовое дерево, усыпанное алыми плодами.

Несмотря на видимые следы запустения и упадка, увиденные картины произвели на Чжан Яна сильное впечатление. Отличаясь строгостью оценок и некоторой замкнутостью, сюцай имел тем не менее поэтическую душу, восприимчивую к красотам природы. Ландшафты старого сада тронули и взволновали его. Быть может, в немалой степени этому способствовали ночные приключения и воспоминания о таинственной и прекрасной мелодии, глубоко созвучной, как он теперь понимал, образу этого места.
 
 Когда друзья вошли в беседку, за столом они увидели только одного Цуй Чена. Сторож (и по совместительству садовник) Лу Сян стоял у входа, ожидая разрешения войти.

- Матушка на кухне! – сообщил мальчик. – Она вместе с тетушкой Цюцзюй колдует у плиты (Цюнзюй была кухарка, жена Лу Сяна).

- Многообещающее начало! – рассмеялся Цуй Шен. – Если матушка сама встала у плиты, значит полудюжиной блюд нам не отделаться.

И действительно, вскоре появилась Хун-нян со стопкой чашек в руках. За ней шла другая горничная Юймин, обычно прислуживавшая старшей госпоже. Расставив тарелки и разложив рядом с ними палочки, девушки стали быстро накрывать на стол.
Появились холодная курятина, бобы, черные печеные яйца, нарезанные овощи, запеченные карпы, пожаренная ломтиками свинина в соевом соусе, сладкие пирожки, нанизанные на бамбуковые палочки, отварной рис… Потом послышался голос хозяйки, и на аллее появилась кухарка, которая несла большую укутанную в платок кастрюли с только что приготовленными на пару цзяоцзы. За ней важно шествовала госпожа Ван в сопровождении Чжоу Чжуя, который нес в руках два чайника с подогретым вином. Вновь прибывших женщин приветствовали громкими восклицаниями. Прежде, чем усесться за стол Цуй Шен повязал каждому на руку разноцветные нити «вечной жизни».

- Господин Чжан, - обратилась к сюцаю хозяйка, - большая честь для нас, что вы согласились разделить наш семейный праздник. Попрошу вас сесть во главе стола.

- Едва ли я имею на это право, - стал отказываться молодой человек. Однако его возражения не приняли, и ему пришлось занять почетное верхнее место. Напротив него, у самой двери расположился Цуй Шен. Госпожа Ван села слева от Чжан Яна. Циновку напротив занял мальчик. Остальные места достались слугам, причем Чжоу Чжуй оказался между Хун-нян и Юймин. Пустовало только одно место рядом с Цуй Ченом.

- А где же Инь-инь? – спросила госпожа Ван.

- Барышня одевается, - сообщила горничная. -  Может быть, она чуть-чуть задержится. Просила начинать без нее.

Хозяйка недовольна поджала губы, однако ничего не сказала. Красивый женоподобный юноша по имени Дэмин, личный слуга хозяина, разлил по глиняным кружкам вино из чайника, а Цуй Шен предложил выпить за здоровье всех присутствующих. Розовое сладковатое вино, настоянное на стоголовнике и аире, было приятно на вкус. Гости с удовольствием опорожнили свои чарки, после чего наступила очередь пельменей. Кухарка сдвинула крышку с кастрюли, и все гости тотчас ощутили пряный, дразнящий аромат. Цуй Шен подождал минутку, чтобы каждый мог насладиться восхитительным запахом главного блюда, а потом стал быстро подхватывать палочками треугольные цзунцзы.

- Таких пельменей, как у моей матушки, вы больше нигде не попробуете, - сказал он, передавая наполненную тарелку Чжан Яну. – Даже если проплывете вниз по реке все шестьсот ли до столицы.

- Будет тебе хвалиться, - засмущалась госпожа Ван. – Наш гость прибыл из самого Шана. Где уж мне тягаться с тамошними поварами!

- Повара в Шане действительно искусные, - согласился сюцай, проглотив парочку пельменей, - но не припомню, чтобы мне хоть раз довелось попробовать что-то подобное. У ваших цзунцзы отменный и ни с чем не сравнимый вкус.

- Все дело в особых травах и специях, - подхватил Цуй Шен. – Скажу вам без лишней скромности: мало кто разбирается в них так, как моя матушка!

Слуги хором нахваливали пельмени, уплетая их за обе щеки.

В общим оживлении никто не заметил, как отворилась дверь и вошла Инь-инь. Подняв лицо от тарелки, сюцай неожиданно увидел девушку, сидящую рядом с братом, и замер, пораженный ее красотой. У Инь-инь был округлый лоб, длинные тонкие брови, большие и выразительные глаза, изящный носик, алые губы и маленький рот с белыми, словно снег, нефритовыми зубками. Но особенно поразила Чжан Яна ее кожа – такая нежная и чистая, что казалось, будто она излучает из себя свет, а также ее руки с длинными пальцами и тонкими запястьями. Ради праздника Инь-инь надела длинную белую юбку с вышитым поясом и лиловую кофту с широкими рукавами, а свои длинные черные волосы уложила в высокую прическу.   

Госпожа Ван тоже не сразу увидела девушку, а когда обнаружила ее присутствие, произнесла с упреком:

- Явилась наконец! Я уж думала мы тебя не дождемся. Совсем о приличиях позабыла в своем затворе. Не войти, не представиться не умеешь. Впрочем, господин Чжан, вы и так уже догадались, что это моя упрямая дочь. Она, хоть и не спорит со мной в открытую, но все норовит сделать по-своему.

- Я счастлив, сударыня, познакомиться с вами, - отвечал Чжан Ян. – К сожалению, судьба лишь на короткий миг свела меня с моим школьным другом, но зато мне выпала честь разделить с вами семейный праздник.

Инь-инь подняла глаза от тарелки, посмотрела на гостя, но ничего не ответила на его любезность. Чжан Ян не стал больше заговаривать с ней. Время от времени он бросал на Инь-инь быстрые взгляды, восхищаясь ее грациозными движениями.  И хотя девушка, казалось бы, не сделала и не сказала за все время обеда ничего необычного (ведь она, подобно другим, просто съела свою тарелку пельменей), он был совершенно покорен ее красотой и врожденным изяществом.

Обед между тем продолжался. Покончив с цзунцзы, сотрапезники отдали должное другим блюдам. Чарки тоже не оставались надолго пустыми. Заздравные речи сменяли одна другую. Чжан Ян по своему обыкновению быстро захмелел и к концу обеда сделал еще одну попытку вовлечь в разговор молчавшую девушку. Когда все праздничные яства были съедены, Хун-нян и Юймин убрали тарелки, принесли лаковые чашечки с серебряными ложечками и стали заваривать чай. На столе появились фрукты и ломтики засахаренного апельсина. Тогда сюцай повернулся к Инь-инь и сказал:

- Я восхищен вашим садом, сударыня. Он полон поэтических чар. Будь моя воля, я бы тоже поселился в нем.

Инь-инь серьезно посмотрела на него и ответила:

- Не думаю, что вы говорите искренне, господин Чжан.

- Напротив, я высказал то, что лежит у меня на сердце, - возразил молодой человек, - а почему вы так решили?

- Потому что вы направляетесь в столицу и голова ваша полна честолюбивых замыслов. А           наш           сад – запущенный и старый. Его «поэтические чары» - всего лишь напоминание о нашей бедности. Проживи вы здесь подольше, вас бы уже через месяц одолела смертельная скука.

Молодой человек не нашелся, что ответить на эти слова. Он промолчал. Зато госпожа Ван возмутилась:

- Что за язык у тебя! – воскликнула она. – Право, не могу поверить порой, что ты моя дочь. Зачем колоть в глаза нашей бедностью, когда гость из вежливости сказал тебе любезность?

- А вы, сударь, - продолжала хозяйка, обращаясь к сюцаю, - не удивляйтесь, что она такая.  Это все причуды ее покойного отца. Он исполнял любую ее прихоть и вконец испортил своими потачками. Вот она и выросла своенравной и дерзкой. И разве это дело для юной девушки все время проводить за чтением книг и писанием стихов? Кому нужна такая жена? Помяни мое слово – сидеть тебе в девках до самой смерти!

- Ах, матушка, - с негодованием отвечала Инь-инь, поднимаясь из-за стола. – Вечно вы об одном и том же! Если кто думает в этом доме о замужестве, так это вы одна. Что до меня, так я так лучше состарюсь в девицах, чем стану прислужницей какого-нибудь стряпчего или кабатчика.

С этими словам девушка выбежала из беседки и скрылась за кустами.

- Ну вот, - проворчала госпожа Ван, - обиделась! Как будто я не правду ей сказала. Теперь запрется в своем павильоне на несколько дней. Помяните мое слово – до полнолуния мы нашей Инь-инь больше не увидим.

Застолье между тем продолжалось. Пресыщенные обильным угощением сотрапезники не спеша прихлебывали из чашечек ароматный чай и лакомились сластями. Солнце уже клонилось к закату, когда Хун-нян принесла горячие салфетки. Хозяева обтерли ими свои лоснившиеся руки и вспотевшие лица, после чего отправились в дом, оставив слуг разбираться с грязной посудой.

Чжан Ян также удалился в свою комнату. После неожиданного ухода Инь-инь он едва обронил несколько слов. А вернувшись к себе, бросился, не раздеваясь, на постель и отдался неясным грезам. Прекрасная сестра Цуй Шена настолько поразила его воображение, что он не мог думать ни о ком другом. Когда Чжоу Жуй завел с ним разговор о скором отъезде, сюцай нетерпеливо перебил его:

- К чему нам торопиться, ведь хозяева нам рады? Если мы уедем вот так сразу, поспешный отъезд может их обидеть.

- Как же так, господин? - удивился слуга, - не далее, как вчера вы говорили мне противоположные вещи и сетовали на задержку. Или случилось что-то важное, раз ход ваших мыслей так кардинально переменился.

- Не говори глупостей, - смутился сюцай, - что такое могло произойти, ведь я никуда не отлучался и все время находился на твоих глазах.

Выше уже отмечалось, что Чжоу Жуй был смышленый малый. Задумавшись над внезапной переменой в настроении своего господина, он очень быстро нашел для нее объяснение.

- Не иначе, это сестра хозяина заставила вас позабыть о своих обязанностях! – воскликнул он. – И право, я не удивлен. Такое приятное личико не часто увидишь на улице.

Поняв, что его тайна раскрылась, Чжан Ян не стал отпираться.

- Ты попал в саму точку, - отвечал он со вздохом. – Сам знаешь, что до сих пор женские прелести мало меня волновали.   Но сегодняшняя встреча всколыхнула мне душу. Уехать теперь невозможно, а что дальше делать – не знаю. Ведь ты видел, какой своенравный у Инь-инь характер? Такую девушку пошлыми комплиментами не проймешь.

- А вы, господин, твердо решили не отступаться и намерены взять штурмом эту крепость? – поинтересовался Чжоу Жуй.

- Намерения у меня такие есть, да только как взяться за дело не знаю, - признался сюцай.

- Постараюсь вам помочь, хотя не уверен, что старый господин поблагодарит меня за это, если про все узнает.

- Как мой отец проведает об этом деле, если ты будешь держать язык за зубами? - возразил Чжан Ян. – Да и я уже не мальчик, чтобы постоянно на него оглядываться. Скажи мне лучше, как ты намерен взяться за дело.

- Все очень просто, - отвечал Чжоу Жуй. – Путь к сердцу госпожи обычно лежит через сердце служанки. Даже если это не так, все равно полезно иметь ее на своей стороне. Хун-нян смазливая девица, и как я понял из ее намеков за сегодняшним обедом, она не против продлить наше знакомство в более непринужденной обстановке. Конечно, если бы вы исполнили свое прежнее намерение и продолжили путешествие, мне не стоило с ней связываться. Но раз ситуация переменилась, я, пожалуй, пойду навстречу ее желаниям. Посмотрим, что из этого выйдет.

Итак, Чжоу Жуй отправился на поиски Хун-нян. Сюцай стал с нетерпением ожидать его возвращения. Несколько раз, чтобы скоротать время, он раскрывал свои книги. Однако наставления древних мудрецов не шли в голову. Глаза молодого человека скользили между строк и, задумавшись, он очень скоро переставал понимать, о чем читает. Тогда Чжан Ян с раздражением откладывал свиток и бросался на постель или принимался мерить шагами комнату. Он считал мгновения, ожидая своего наперсника, но слуга вернулся только после заката.

- Не очень-то ты торопишься, - упрекнул его Чжан Ян. – Бросил меня одного на весь вечер.

— Дело того стоило. Ведь я не терял времени даром.

- Чем же ты занимался, негодник, в то время как я места себе не находил?

- Сначала я помог Хун-нян убрать посуду, потом принес воды из колодца, наколол дров. И пока Хун-нян перемывала тарелки, я сидел рядом и рассказывал ей всякие небылицы о том, что творится на белом свете. В награду за это она позволила поцеловать себя в щечку. Но я, понятное дело, не ограничился таким пустяком и сорвал несколько поцелуев с ее уст. Хун-нян, хоть и отталкивала меня, но делала это не очень настойчиво.

- Вижу, что ты преуспел в своих интересах, а о моих даже не вспомнил!

- Вы несправедливы ко мне, хозяин! Как раз наоборот, ради вас я и старался. Между делом задал Хун-нян несколько вопросов о ее хозяйке. Дал понять, что интересуюсь не столько ради себя, сколько ради вас. Когда Хун-нян об этом узнала, то рассмеялась и отвечала, что барышня тоже интересовалась вами, особенно когда узнала, что вам понравилась ее игра. Так что, как видите, обстановка благоприятная. Возможно, вы не встретите сопротивления там, где боялись натолкнуться на отказ.

- Ты полагаешь, у меня есть шанс? – воскликнул сюцай.

- Несомненно. Надо только умело им воспользоваться. Хун-нян как раз собиралась возвращаться в павильон к своей госпоже. Ступайте ей навстречу и, когда она будет одна, расскажите о своих чувствах.

Чжан Ян решил последовать этому совету, тем более что дальнейшее пребывание в комнате наедине со своими думами сделалось для него совершенно невыносимым. Ночь уже вступила в свои права. Усыпанное звездами небо оставалось безлунным. Однако сюцай легко нашел дорогу в сад и стал прогуливаться по дорожке неподалеку от ограды. Вскоре послышались легкие шаги служанки. Хун-нян направлялась к Западному павильону и напевала про себя какой-то романс. Чтобы дать о себе знать Чжан Ян тихонько кашлянул в кулак.

- Кто здесь? – спросила Хун-нян. – Неужели это вы, господин Чжан? Почему до сих пор не в постели?

- Позволь мне тебя проводить, - сказал сюцай. – Сон не идет ко мне с той минуты, как я услышал божественную мелодию, плывущую над этим садом. С тех пор все другие звуки и человеческие голоса кажутся мне досадливым шумом, лишенным гармонии.

- Так выходит, что это барышня лишила вас покоя? – заметила Хун-нян, - и поделом! Не будете впредь бродить по ночам вне дома.

- Тебе бы только смеяться, - печально произнес молодой человек. – А мне вот совсем не до смеха! Сегодня, когда посчастливилось увидеть твою госпожу, я почувствовал в сердце такую боль, словно в него вонзили острый нож. Красота Инь-инь так поразила меня, что я не мог оторвать глаз от ее лица.  И теперь я весь во власти ее чар.  На полпути забываю, куда иду; сидя за столом, не мыслю о еде. Без нее мне даже дня не прожить!

- Постойте, господин Чжан! – воскликнула Хун-нян, пораженная и даже напуганная силой его чувств. – То, что вы мне говорите, это ведь уже не шутка! Могу ли я понимать ваши слова так, что вы вознамерились связать с молодой госпожой свою жизнь?

- Да, - признался Чжан Ян, - именно к этому стремятся все мои помыслы.

- Но в таком случае, - заметила Хун-нян, - не мне должны вы рассказывать о своих душевных муках. Разве господин Цуй Шен не является вашим другом? И разве госпожа Ван не приняла вас, как собственного сына? Поведайте им о своих намерениях, посватайтесь к моей госпоже. Уверена, отказа вам не будет.

- Да, на этот счет у меня тоже мало сомнений, - согласился сюцай, подумав. – Но есть другая причина, мешающая нашему браку.

- Какая?

- Мой отец! – со вздохом признался Чжан Ян. – Ты же знаешь, я еду в столицу на экзамены. И отец озабочен их результатами едва ли не больше меня самого. Он уже давно строит различные планы относительно моей карьеры. Думаю, что моя женитьба на дочери какого-нибудь влиятельного сановника играет в его комбинациях далеко не последнюю роль. Увы, мое будущее предрешено и просчитано на несколько лет вперед. Инь-инь в этом будущем места нет.

- В таком случае вам лучше забыть о ней! – посоветовала Хун-нян.

- Не могу! - воскликнул Чжан Ян. – Да и не о том сейчас речь. Прежде, чем присылать сватов или просить позволения у отца, следует узнать, что думает обо всем этом сама Инь-инь. Покладистой ее не назовешь, а если я ей не мил, то, о чем тогда хлопотать? Потому и решил обратиться к тебе за содействием.

Служанка подумала и согласилась:

- Будь, по-вашему, сударь, пособлю сколько смогу. Только на сердечную склонность госпожи я повлиять не могу. Едва ли она будет слушать советы простой служанки! Тут уж вам самому придется потрудиться. И, скажу без обиняков, понравиться Инь-инь не просто. Моя барышня девушка гордая и своенравная. Уж коли что решила, ее не переспоришь.

- Как же мне добиться ее благосклонности?

- Если вы и впрямь ждете от меня совета, то я могу сказать лишь одно: моя госпожа сочиняет прекрасные стихи и постоянно повторяет их нараспев, печально устремив вдаль скорбный, горящий взор. Попробуйте смутить ее покой чувствительными стихами. Другого выхода я не вижу.

Хун-нян ушла, а Чжан Ян, воодушевленный ее советом, отправился в свою комнату, достал нефритовую тушечницу, выбрал листки бумаги цвета алой зари с тисненными фениксами и погрузился в работу. Сочинение стихов не входило в число любимых занятий сюцая, но по заданию своих учителей ему случалось (и не раз!) слагать стихотворные строки. Его творения, хотя и не имели в себе гениальной выразительности, были не лишены изящества. К тому же Чжан Ян внимательно читал антологии великих поэтов, многие стихи заучивал наизусть и мог при надобности удачно позаимствовать из них парочку чувствительных описаний. Однако теперь ему не потребовалось прибегать к чужой помощи. Его чувства были так обострены, а волнующий облик Инь-инь настолько полно овладел его думами, что стихотворные строки сами собой рождались в его голове. Быстро макая кисть в тушечницу, сюцай едва успевал их записывать.  Когда любовное послание было почти готово, послышались шаги и в дверях появился Цуй Шен. Увидев Чжан Яна за письменным столом, он спросил:

- Вы работаете, мой друг?

- Нет, нет, - поспешно ответил сюцай. – Просто пришли в голову кое-какие мысли. Решил их записать. А в чем дело?

- Если вы не заняты, я хотел предложить вам прогуляться по саду. Сегодня вы с восхищением отозвались о нем. Но, по правде говоря, солнечные лучи открывают опытному глазу много досадных изъянов. Зато ночью, при свете луны царящее в саду запустение как раз и создает ту благородную красоту, которой любят восхищаться поэты. Я сам, хотя и не поэт, не раз попадал под обаяние этой картины и жалел лишь об одном, – что рядом нет близкого по духу человека, готового разделить мое восхищение.

- С удовольствием составлю вам компанию! – ответил Чжан Ян, которого взволновала сама мысль, что, гуляя по саду, он будет ближе к Инь-инь.

Молодые люди вышли из дома и углубились в сад. Лунный серп уже поднялся над деревьями и освещал им путь. Узкая аллея, напоминавшая обычную лесную тропинку, то ныряла под живой свод из переплетенных лиан, то выводила их к какому-нибудь маленькому прудику, берега которого густо заросли камышом. Сюцай полагал сначала, что Цуй Шен возвращается с ним на место сегодняшнего празднования. Однако хозяин повел его к дальней окраине сада и стал взбираться на вершину холма. Дорога из-за крутизны склона оказалась непростой. Поднимаясь вверх, приходилось хвататься руками за корни деревьев, так что Чжан Ян совсем запыхался. К счастью, восхождение было непродолжительным. Оказавшись на высоте в десять чжанов, сюцай разглядел в тени больших раскидистых сосен на вершине изящную белую беседку с резными решетчатыми стенками. Внутри нее располагались две тростниковые кушетки, покрытые старыми циновками из узорчатого бамбука, и бамбуковый стол между ними.
 
- Присаживайтесь, - пригласил Цуй Шен, - в ясную погоду я люблю забираться сюда, чтобы смотреть на луну и слушать шорох ветра в ветвях сосны.

Чжан Ян сбросил туфли, прилег на кушетку и вытянул ноги. Некоторое время они провели в полном молчании, вдыхая прохладный воздух и вслушиваясь в ночные звуки. В кустах, как будто рассказывая о чем-то далеком, стрекотали цикады.

Аккомпанементом их концерту служили резкие переклички сорокопутов и задушевные трели соловьев, а фоном – тихий шорох сосновых ветвей. Свежий ветерок, едва заметный возле дома, на вершине холма набирал силу. Он раскачивал верхушки деревьев, и те тихо перешептывались между собой, словно доверяя друг другу сердечные тайны.

От залитого призрачным светом сада, где над темным массивом фруктовых деревьев возвышались стройные, прямые тополи с молитвенно устремленными вверх ветвями или широко раскидывали свои мощные вершины старые каштаны, взгляд невольно устремлялся в высь, к усыпанному звездами ночному небу.

- Увы, мой друг, - заговорил Цуй Шен, - должен признаться вам, что моя жизнь — сплошная суета. Бывает, целый месяц проносится мимо меня словно сонное видение. И только здесь, оставшись наедине с ночью, я ощущаю, что каждое мгновение хранит в себе вечность бесконечно сложного мира. Выше мгновения нет ничего, и мудрость – это только умение сообразовываться с ним. Однако такая мудрость требует музыкальной чувствительности духа.

- Да, вы правы! - отозвался Чжан Ян. - Музыка бытия звучит здесь по-особенному неповторимо.

Они замолчали. И пока Цуй Шен созерцал ночное небо, сюцай отыскал глазами Западный павильон. Одно из его окон было освещено.

- Надо же, - заметил Чжан Ян. - Я думал, что весь дом спит, но, оказывается, вашу сестру тоже мучает бессонница.

- Инь-инь не из тех, кто упускает мгновения, - ответил Цуй Шен. - Вы ведь знаете, есть такие счастливые люди, которые умеют, отгородившись от всего мира, жить своей собственной жизнью. Пока у моей сестры есть этот сад и ее павильон, кажется, что великое Дао пребывает с ней. Но ведь мы с вами понимаем, насколько все это иллюзорно. Когда-нибудь видения рассеются, и тогда Инь-инь почувствует вкус настоящей жизни. Боюсь, это будет для нее очень горькая пилюля.

- Я так понимаю, вы говорите о замужестве, - догадался Чжан Ян.

- Вы слышали сегодняшний разговор! Моя мать, быть может, немного резка, но намерения у нее самые лучшие. Она знает, что мы с трудом сводим концы с концами. Когда-нибудь придется продать и этот дом, и этот сад. И будет лучше для всех, если Инь-инь к этому времени обретет свой собственный дом. Хорошее замужество для нее наилучший выход. Но, увы, на блестящую партию рассчитывать не приходится. Конечно, я занимаю в этом городе некоторое положение, и есть немало молодых людей, которые сочтут за честь породниться со мной. Но все они мелкие чиновники или ремесленники, люди не из нашего круга. Достоинства и таланты Инь-инь, ее тонкая душа для них ничего не значат. И я заранее знаю, что она будет с ними глубоко несчастна.

- И что вы намерены делать? - спросил Чжан Ян, немного помолчав.

- По правде сказать, я склоняюсь к тому, чтобы не делать ничего, - признался Цуй Шен. - Не уверен, что, вмешиваясь в ход событий, мы каким-то образом приближаем свое счастье. Моя мать, разумеется, смотрит на вещи иначе.  «Если в сердце есть стремление, то и камень просверлишь», - любит повторять она. Или: «Человек без воли, все равно, что нож без стали». Но мне по душе другие поговорки: «Как ни поднимайся вверх, а выше неба не взлетишь». Или: «Живи, сохраняя покой. Придет время и цветы распустятся сами».

Сделав это признание, Цуй Шен замолчал, а Чжан Ян посчитал неприличным расспрашивать его…

 Возвратившись после прогулки в свою комнату, сюцай сообщил о состоявшемся разговоре Чжоу Жую. Потом спросил:

- Как думаешь, что Шен имел в виду?

- Похоже, он не против того, что бы сестра сама устроила свою судьбу, - предположил слуга.

- Странно, не правда ли? Но мне тоже так показалось, - признался Чжан Ян. - Хотя никогда прежде мне не приходилось слышать подобных речей от брата о своей сестре. Но, как бы то ни было, нам это только на руку.

Он свернул написанные им прежде стихи в свиток и велел Чжан Яну незаметно передать его Хун-нян. На следующее утро расторопный слуга, улучшив момент, когда они остались одни, вложил любовное послание в ладони Хун-нян.

- Для вашей барышни от моего господина, - шепнул юноша, - сдается мне, он совсем голову потерял.

- Твой господин голову потерял, а лекарство от болезни ищет у моей госпожи, - проворчала служанка. – Но с чего он решил, что барышня согласиться его врачевать?
Однако стихи Хун-нян унесла с собой. Узнав об этом, сюцай воспрянул душой. Целый день он места себе не находил. То отправлялся бродить по саду с тайной надеждой случайно столкнуться в каком-нибудь уединенном месте с Инь-инь. То запирался в своей комнате и брался за «Шу цзин». Но «Великий закон» не шел ему в голову. Не понимая значения прочитанного, Чжан Ян со вздохом отрывался от свитка и, устремив свой взгляд в открытое окно, надолго замирал в таком положении, словно грезил наяву.

Уже вечерело, когда послышался осторожный стук в дверь. Это была Хун-нян!
Воровато оглядевшись, служанка вручила сюцаю изящный листок бумаги и прошептала: «Барышня велела передать вам». Ничего не прибавив к сказанному, она тотчас удалилась, а Чжан Ян поспешно развернул свиток и увидел строки, начертанные, как он догадался, кистью самой Инь-инь:

У флигеля ты
Ожидаешь восхода луны,
Чуть дверь приоткрыв,
Легкий ветер в покой проник,
Задвигались тени цветов
По глазури стены;
Ужели не видишь
Красавицы яшмовый лик?

- Ты полагаешь, Инь-ино готова пойти навстречу моим желаниям? – спросил сюцай у Чжоу Жуйя, которому дал прочитать стихотворение.

- А как еще можно истолковать ее слова? – отвечал слуга. – Ведь тут ясно говориться о «флигеле», «приоткрытой двери» и девичьем «покое». Сдается мне, что, если вы возьмете на себя смелость и попытаетесь проникнуть сегодня ночью в Западный павильон, двери его окажутся открытыми.

- Достанет ли у меня смелости? – воскликнул Чжан Ян. – В этом можешь не сомневаться! Другое меня смущает: уж слишком легко все получается. Нет ли в этом какого-нибудь подвоха?

- Вы этого не узнаете, пока не отправитесь на свидание, - резонно заметил Чжоу Жуй. – Но я буду поблизости и смогу помочь, коли возникнет нужда.

Горя нетерпением, сюцай с трудом дождался ночной темноты. Но вот, наконец, все разговоры в доме стихли. Хозяева разошлись по своим спальням. Вслед за ними, переделав всю работу, отправились спать слуги. Когда наступило время первой стражи, в доме воцарилась полная тишина.

- Пора! – решил Чжан Ян.

Чтобы не поднимать лишнего шума, он выбрался из своей комнаты через окно. Верный слуга последовал за ним. Лунный серп уже поднялся над землей, так что двое молодых людей без труда отыскали аллею, которая вела от дома к воротам Западного павильона. Те оказались запертыми. Чжан Ян в недоумении остановился перед высоким забором и окинул взглядом верхний этаж павильона.

- Ни одного освещенного окна! – с разочарованием произнес он, - похоже, мы с тобой неверно истолковали послание Инь-инь.

- Я держусь другого мнения, - не согласился Чжоу Жуй. – Чтобы не вызывать толков и подозрений, лампу ночью лучше держать потушенной. А ворота, может статься, вам и не потребуется.

- Но как же я попаду внутрь? Перебраться через забор без приставной лестницы не получится.

- Воспользуйтесь абрикосовым деревом, что растет к востоку от павильона, - посоветовал смышленый слуга, - взобраться по нему на стену не составит труда.
Сюцай поспешил воспользоваться его советом. С абрикосового дерева он перелез на крышу сарая. К стенам последнего (случайно ли?) была придвинута большая бочка, так что спуститься с него не составило труда. Оказавшись в небольшом внутреннем дворике, Чжан Ян огляделся. Ни одной живой души! Похоже, никто его не ждал. Несколько обескураженный таким оборотом событий, сюцай подошел к двери. Она была приоткрыта. Это несколько ободрило молодого человека, робость которого увеличивалась с каждым мгновением. «Чуть дверь приоткрыта, легкий ветер в покой проник… - вспомнил он строчки из стихотворения, - пока все идет, как по писанному…»

Чжан Ян вошел внутрь и стал ощупью продвигаться вперед. Лунный свет едва пробивался сквозь затянутые цветной бумагой решетки окна. Что-либо разобрать в этом сумраке было невозможно. Сделав несколько шагов, сюцай натолкнулся на низкую кровать и едва не упал.  Толчок разбудил спавшую на кровати женщину. Это была Хун-нян.

- Кто здесь? – испуганно спросила служанка. – Говорите, а то я закричу.

- Не кричи! – отозвался молодой человек, - я не разбойник и ничего плохого тебе не сделаю.

- Так это вы, сударь! – удивилась девушка. – Как вы сюда попали? Только не говорите мне, что заблудились в ночном саду и оказались здесь совершенно случайно.

- Конечно же нет! – возразил Чжан Ян. – Я тут, потому что твоя барышня в письме пригласила меня. Пойди и скажи ей, что я пришел.

- Она сама позвала вас? – не поверила Хун-нян. – Быть такого не может. Признайтесь, что это вам пригрезилось…

«Мужчины и женщины»  http://proza.ru/2022/01/13/1734