Как жаль...

   Некий Илья Ильич мог бы с легкостью представляться и Иван Иванычем, поскольку в среде лиц православных, как и в среде иудеев, чувствовал себя вполне естественно и надежно. Все же для пущей уверенности в середине четвертого своего десятка решил он перебраться в Землю Обетованную, правильно сообразив, что жить ему в ней будет значительно легче.
   К тому времени на прежней своей родине успел он обзавестись неплохим образованием, немалыми связями, в том числе и в среде преступной, а также сменить несколько законных жен, одну из которых оставил с парой детей дошкольного возраста.
В новой стране, не имея привычки жить одному, вскоре женился он опять, прожил с женой энное количество лет и снова развелся, оставив “бывшей” на этот раз, как он утверждал, все пожитки, исключая, естественно, его любимое авто.
   В то время разменял он уже пятый десяток, поэтому, не тратя времени зря на уже проверенные и, как оказалось, бесполезные методы выбора невест, записался Илья Ильич на сайте знакомств в Интернете и стал искать себе новую подругу уже там.
Кандидаток в невесты по новой, как рекламировалось более продуктивной, системе перепробовал он вполне достаточно. Еженедельно имел по нескольку новых знакомств, в близкие отношения, как и было там принято, вступал моментально и почти так же быстро от новых отношений отказывался, поскольку всех претенденток на него, без исключения, интересовали только деньги, машины и квартиры, и, как вывод, что именно из всего перечисленного готов был он им немедленно дать.
Совсем было отчаялся Илья Ильич обрести себе подходящую жену, когда в один из дней повстречалась ему в сетях Интернета интересная на вид барышня, еще довольно моложавая, и хоть утверждала, что ей уже под пятьдесят, казалось ему, что врала, а на самом деле - ей где-то под тридцать. С такой молодой, хоть и привлекательной, особой связывать себя он не хотел: уж больно сомневался в надежности такого выбора. Она все же настаивала, и по истечении чуть ли не полугода переговоров смогла все же его убедить. Он, наконец, сдался и решился встретиться с нею наяву.
Встреча их, к его удивлению, прошла замечательно и, казалось, длилась без конца, поскольку всю ночь прокатались они в его автомобиле, и не найдя другого способа наговориться, уже со следующего дня стали жить вместе, радуясь этому неожиданному счастью, как радуются неопытные еще молодожены в первые дни медового месяца.
По прошествии, по меньшей мере, двадцати вместе прожитых лет продолжал утверждать Илья Ильич в присутствии собственной его жены, что до сих пор невероятно счастлив и кажется ему, что все это время мчатся они в том его, бывшем, автомобиле и все еще не в состоянии наговориться.
   Жена его, та самая последняя, никогда словам его таким и не возражала. За годы, прожитые вместе, научилась она во всем ему потакать и в дела его особо не вмешиваться. Ради него научилась она, как он, курить и за день могла “прикончить” несколько пачек легких сигарет, раз за разом прикуривая от предыдущей. Так они проводили всё свободное время вместе, просиживая подолгу одни или в чьей-то приятной компании и рассказывая всякие интересные истории. А разные истории он безмерно любил и сам предпочитал их во множестве рассказывать. Он обожал, когда его подолгу слушали, желал быть в центре внимания и, делясь личным, делал упор на подаче успехов своих собственных и успехов своих сыновей, а позже - уже и внуков.
И уж очень он любил в разговоре приврать, и вранье его становилось тем масштабней, чем дальше от общеизвестных реалий приходилось ему в своих рассказах отклоняться. Так он рассказывал о высоких должностях, которые занимал в никому неизвестных, но, по его утверждению, очень секретных и значимых учреждениях и о высоких зарплатах, которые там, естественно, получал. Позже подобное же говорил он и о своих выросших детях, и о множестве, от детей этих, внуков, которые, также по его описанию, работали никому неизвестно где, но имели при этом за труды свои невероятные доходы.
Усомниться в правдивости им сказанного было нельзя, так как говорил он совершенно уверенно и с огромным запалом, и скажи в этот момент кто-то что-нибудь против, реакция Ильи Ильича могла быть совершенно непредсказуемой. Да и вообще, сам его вид и общество людей, которых он подбирал для беседы, даже не предполагали какого-то подвоха с его стороны, и, значит, кощунственной казалась бы даже сама мысль подозревать его в какой-либо мало-мальски возможной неточности во время его рассказа.
   И он умел слушать. Это было несомненным его достоинством и располагало к нему многих, кстати, являясь одновременно и поводом полагать, что и его слова должны вызывать безусловное, других, доверие.
Еще он любил говорить о прошлом, особенно о прошлом своем, и в особенности со своими земляками. Тогда он вспоминал все места, где когда-либо жил и бывал, и которые знал и помнил в подробностях будто только вчера их оставил.
   Но он был и ревнив. Невероятно. Именно так, как принято ревновать евреям и как принято ревновать славянам и, наверное, - всем выходцам из бывшего СССР и не только. Ревность его касалась всего: денег, успеха, таланта - всего к чему только может ревновать взрослый, как впрочем, и молодой, человек.

   - Как же, талант - ты, умный - ты. Да чем же ты лучше меня ? - говорил он "тому", находясь в одиночестве и обращаясь куда-то в пространство. - Такое же говно, как и я, не лучше.

Но, тем не менее, в его присутствии об успехах своих могли говорить буквально все. Он внимательно и с полным уважением выслушивал чужие рассказы, не возражал никому, ни в чем не сомневался и изложенным фактам не противоречил. Он только просил, “если, конечно, возможно”, давать ему ссылки, подтверждающие то, что о себе этими людьми было сказано, дабы самому потом все по достоинству оценить. Но читать чужие "опусы" он и не собирался, один только вид их его безумно огорчал.  Уже у себя дома досконально и с упорством проверял он все детали и собирал всё, что только мог об авторах этих узнать.
И если сказанное ими, о ужас, было правдой, он ни за что этого им не прощал. Он закрывался от них навсегда, с ними не встречался и изо всех сил их ненавидел. Соревноваться с ним в успехе не имел права никто: ни свои, ни посторонние, ни близкие его, пусть даже бывшие.
Вымысел его собственный и чужая успешная реальность соперничали и враждовали в сознании его безусловно, где бы он ни находился и в каком бы состоянии ни пребывал.
   Жена его, вероятно уже последняя, сумела вовремя и быстро разглядеть его суть лучше остальных. Понять его и к нему приноровиться. Она всегда была рядом, жила с ним, курила с ним наравне, присутствовала при всех его разговорах и при этом всегда сохраняла абсолютное молчание. Будто тень следовала за ним.
Но, когда тени исчезали, чуть ли не первому встречному мужчине могла сказать:

   - Ах, как жаль... как жаль, что я несвободна. Я бы с радостью вышла за Вас замуж…

Показалось бы странным Илье Ильичу, узнай он однажды, что у лжеца и тень его, вероятно, лжива ?