Снайпер

— Двадцать удалить, три можно вылечить, но я бы не стал. Всё равно ставить импланты, так уж лучше одним махом.

Лицо врача, с чуть припухшими глазами и выбритым, неприятно-синим подбородком, наконец-то отодвинулось, и Ваня минуты две наблюдал его затылок в бледно-зелёной шапочке с торчащим из-под неё смоляным хвостиком. Доктор что-то резво выстукивал на клавиатуре одним пальцем, а под конец назвал сумму, в разы превосходящую все расчёты матери. Нет, такое не потянуть. А у него даже на пачку сигарет нет денег. Бабушка обещала помочь, но называть ей эту шестизначную цифру язык не повернётся.

Остаться без зубов в восемнадцать лет — такая перспектива нарисовалась внезапно. Три года назад всё было неплохо, если бы не глупая драка во дворе. Он сам, конечно, виноват, мог бы смолчать, мужик-то был пьяный и Лису задел без желания обидеть. Скорее, заигрывал, старый мудозвон. С тех выбитых передних зубов и началось. Надо было сразу — нарастил и все дела, а он всё тянул, не до того было. А теперь уж и Лиса с другим, и дел никаких, и время упущено…

Иван подошёл к зеркалу, откуда на него выжидательно смотрели отцовские зелёные глаза на бледном, вытянутом лице. Копна каштановых волос, нос с лёгкой горбинкой, высокие скулы — это от матери. В целом — ничего. Как говорила Лиса — привлекательный подлец.

Так бы — чёрт с ними, с зубами. Лет пять ещё будет чем жевать. Но вот девушки… Если не открывать рта — он в порядке. Сам знает, что нравится женщинам, спиной чувствует. Но только до тех пор, пока не заговорит или не улыбнётся, забывшись. Нет, они и тогда не отстают… ну, не все, конечно. Только в глазах на миг проступит сожаление, и эти торопливые, успокоительные слова-ободрения… От них становится тошно, и хочется грубить, чтобы уж скорей отвалили…

С бабушкой разговаривала мать, он бы не решился. Но в результате их беседы уже через неделю Иван оказался в Приозерске, а ещё через два дня — в кабинете очень странного зубного врача…

Вообще-то Иван любил гостить у бабушки, которая покинула шумный Питер и переехала в некогда финский городок с чисто средневековым названием Кексгольм, переименованный после войны в Приозерск. Ему здесь не скучно. Во-первых, с бабушкой не заскучаешь, она сыплет историями из своей советской жизни. Во-вторых, в её уютном домишке на берегу Вуоксы постоянно кто-то гостит, причём народ разный и по-своему интересный. В-третьих, кругом лес, река, а ещё старая шведская крепость. Но самое главное — это разговоры. С бабушкой можно говорить о чём угодно, она и бровью не поведёт, не станет ужасаться и причитать, а посоветует что-нибудь дельное или обернёт всё в шутку.

Но с зубным врачом… Это уж чересчур. Конечно, всякое может быть… Вполне вероятно, что бывший разведчик освоил профессию стоматолога и в целях конспирации (ведь разведчики бывшими не бывают!) поселился в этом неприметном городке. И даже окопался под крылом воинской медсанчасти в крохотной комнатушке, на двери которой табличка «ОХ Могила» ещё больше пугает посетителей. Бабушка говорит — точка пропущена: Олег Харитонович он, а Могила — фамилия. Да, подходящая для врача… и для разведчика тоже…

— В кресло! — отрывисто рубанул Олег Харитонович, гневно зыркнув на Ивана.

Высокий, плотный, седой. Забравшись с инструментами в рот, только крякал, повторяя: так… ага… так… ага… Потом, будто впервые обнаружив перед собой пациента, оглядел его убийственным взглядом и припечатал: «Безобразие!».

— Что, совсем плохо? — Ваня уже пожалел, что поддался уговорам бабушки. Что может этот Могила сделать, если питерские врачи развели руками?

— Почему совсем? Я говорю «безобразие», потому что… ну, это уж моё дело.

Доктор нагнулся к раковине и под шум льющейся воды что-то бубнил себе под нос. Потом, повернувшись, с полотенцем в руках, внятно произнёс неожиданно ясным и бодрым голосом: «Не дрейфь, осилим. Сохраним по возможности. Бабушке привет!».

Весь следующий месяц Иван ездил в медсанчасть, и каждый раз выходил из кабинета Олега Харитоновича с новой пломбой. Правда, доктор работал без наркоза, по реакции пациента определяя, далеко ли до нерва. Зато оставлял зубы живыми! Те самые, которые в Питере собирались удалять!

Зачищая опасную зону, Могила преображался. Голосом заботливой сиделки ворковал над раскрытым ртом Ивана, награждая его самыми трепетными эпитетами: голубчик, дружочек, деточка. Но стоило закончиться сеансу, как он резко грубел и отрывистой фразой назначал следующий визит, нимало не заботясь, подходит пациенту время или нет.

Иван был так рад каждому сохранённому зубу, что ни боль, ни внезапная грубость Могилы не могли повлиять на то ощущение чудесного спасения, которое нарастало в нём после каждого посещения зубного кабинета. Дома он показывал бабушке очередную белую пломбу и в лицах изображал чудо-доктора, повторяя все его словечки.

Наверно, с этого и началось. Когда они с бабушкой гуляли под стенами древней шведской крепости и на ходу выдумывали разные фантастические истории, героем их неизменно оказывался О. Х. Могила. Конечно, не зря он так шифруется, и в воинской части осел недаром, — на голубом глазу вещала бабушка, сохраняя серьёзную мину. Небось, ведёт слежку, выявляет диверсантов. Иван, конечно, понимал, что это шутка, и сам поддерживал завиральные идеи, но мыслишка — а вдруг? — всё же закрадывалась невзначай. И хотя они подмигивали друг другу и преувеличенно-осторожно оглядывались, он знал, что дело не чисто.

Но когда один из знакомых обмолвился, что зубной врач в прошлом был снайпером, для Ивана всё встало на свои места. Легко объяснялась и точность в работе с бормашиной, и острый, ненавидящий взгляд, которым Могила встречал возникшего в дверях пациента. Будто глядел в разрез прицела. И фамилия для снайпера — что надо!

Новость дала новый толчок подозрениям… Будто кабинет доктора — только прикрытие, на самом деле он выполняет задания по ликвидации коррумпированных чиновников и прочей нечисти. Тут тебе и воинская часть, а значит, доступ к оружию. Но воображение Ивана заработало с невиданной силой, когда в разломе четырёхметровой стены крепости он обнаружил внутреннюю камеру — узкое помещение, в котором раньше, видимо, держали боеприпасы. Топчан у полуобрушенной стены с ватником в изголовье, стреляные гильзы на полу… Так вот где Могила поджидал своих «клиентов»…

С этого дня, отправляясь с очередным визитом к «снайперу» — иначе теперь они с бабушкой доктора не называли — Иван ловил себя на том, что реально опасается. А вдруг доктор догадался о его подозрениях? Вдруг заметил следы в укрытии или даже видел, как Иван туда заходил. Чего доброго, откажет ему в дальнейшем лечении. И тогда самого главного он не получит: вожделенных передних зубов, которыми должны завершиться его почти двухмесячные мытарства.

Нет, Иван вовсе не свихнулся и не впал в детство. Он прекрасно понимал, что если Олег Харитонович Могила и был в молодости стрелком, а, возможно, и разведчиком, это время давно прошло, теперь у него семья, три дочери, он дорожит своими пациентами и никакой стрельбой, тем более, криминальной, не занимается. Но оказавшись в зубоврачебном кресле, моментально начинал терзаться мыслью: пока он сидит с раскрытым ртом, «снайпер» может сделать с ним что угодно. Но тут в очередной зуб вгрызался бур, и страх приобретал более объяснимую причину. Ваня послушно замирал, ведь любое неверное движение могло спровоцировать гибель. Того самого зуба, который «снайпер» отвоёвывал у бессовестных и алчных Питерских коновалов.

Так наступила осень. Иван шёл получать, наконец, свои передние резцы. Закончилось длительное лечение, в результате которого пришлось-таки удалить два зуба — но не двадцать! — потом заживление, поедание невкусной цементной каши и прочие муторные, но безболезненные процедуры.

Могила, как обычно, окинул Ивана злобным взглядом, бросив своё неизменное: «В кресло!». Потом что-то помешивал в фарфоровой чашке, хмыкая и кривя губы, и вдруг резким движением сунул в раскрытый рот какую-то холодную и твёрдую штуковину. Пару секунд лапищи «снайпера» шуровали во рту, потом крепкие пальцы обхватили челюсти и зажали их, будто склеивая «Супер-моментом».

Вся эта манипуляция происходила стремительно, но Ивану показалось, что прошла вечность. Потом он то и дело вспоминал всё в подробностях, но тогда больше всего поразило лицо «снайпера», особенно глаза. Они оставались неподвижными и отливали ртутным блеском, в то время как лицо искажалось судорожными гримасами. Это было так страшно, что Иван даже забыл про зубы, и очухался, только обнаружив на месте перекошенной физиономии доктора — юного красавчика с голливудской улыбкой. И тут он догадался, что смотрит в зеркало.

Как — зеркало? Выходит, это его улыбка? Ну, конечно, это теперь его улыбка! Сколько лет он не улыбался? Три? Больше? Могила держал перед ним круглое зеркальце, а сам шмыгал носом. Что-то он простужен сегодня, наверное, в засаде где-нибудь лежал, а ночи уже холодные… Привычная круговерть подозрений выбросила Ивана из кресла. Коротко попрощавшись и кинув в дверях «спасибо», он кинулся бежать.

Потом они с бабушкой сидели в небольшом кафе и, перебивая друг друга, делились впечатлениями на «зубную тему». Бабушка была в восторге и всё просила Ваню не сжимать губы, как он уже привык делать за последние годы. Ведь такими чудесными зубами… такого естественного цвета… он завоюет весь мир!

Весь мир! Это же здорово! Ваня улыбнулся молоденькой официантке, которая принесла счёт. Краем глаза он давно наблюдал за ней — больно уж Лису напомнила! — да и она поглядывала в его сторону, полагая, что никто не замечает. И в тот же миг с дрогнувшим сердцем увидел в углу зала, за столиком, знакомую фигуру. Хотя мужчина наклонил голову над тарелкой, сомнений быть не могло… Неужели «снайпер» его выслеживает?

Иван моментально вспотел и уже готов был признаться бабушке о своих совсем не выдуманных подозрениях, но тут в голову пришла спасительная мысль. Нет, этого не может быть… Такие прекрасные зубы не делают будущим жертвам.

И в конце-то концов! Почему бы доктору после тяжёлого рабочего дня не зайти в кафе перекусить? Ага, перед вечерней работой…

Но к нему это никак не относится! А вот девушка уходит…

— Что вы делаете сегодня вечером? — лучезарная улыбка — Ох, простите, меня зовут Иван — смущённая улыбка — Тогда я подойду к шести, — таинственная улыбка.