Марина

Марина Синицына была самой красивой девочкой в нашем классе. В свои 14 лет у неё была такая фигура, что хоть на подиум выходи. Длинные стройные ножки, причём не тощие как у многих одноклассниц (не зря всё-таки она до седьмого класса занималась танцами), а очень даже подкачанные. Круглая симпатичная попка, узкая талия, прямая спинка, плоский животик и небольшие, но очень красивые грудки как половинки грейпфрута. Когда она выходила на физру в белой маячке без лифчика, и ткань обтягивала эти грудки со стоящими сосками и просвечивающими ореолами, не только я, но вся мужская половина класса не могли сдержать эрекцию. Всё это великолепие заканчивалось длинной шеей и аккуратной головкой, обрамлённой тёмно-русыми чуть вьющимися волосами. Волосы были достаточно длинными до середины спины. Обычно она носила их распущенными, что не очень приветствовать в нашей школе. Иногда она собирала их в длинный хвост. Но самым потрясающим было её лицо. Бывают девочки страшненькие, бывают миленькие, бывают симпатичные. А бывают красивыми. А вот она была о-о-о-чень красивой. В чертах ее лица было что-то породистое, я бы даже сказал аристократическое. Такая юная богиня, которой мне хотелось поклоняться.

Косметикой она особо не баловалась, черкнет помадой губки, чуть подведёт глазки, да большие и не нужно с ее то красотой. Зато одевалась она очень стильно. Причём одежда была явно очень дорогой, но не вычурный, подчеркивающей все прелести её фигуры. Конечно, она могла себе это позволить с учетом того, что её папа был полковником полиции, занимающим высокие должности в нашем городе, а мама крутой бизнесменкой (бизнесвуменкой?). Жили они, кстати, в элитном доме, территория которого охранялась. Хоть район у нас и был не то чтобы элитным, но достаточно центральным, школа была совершенно обычный. Честно говоря, не понимаю, почему родители не отдали её в какую-нибудь крутую гимназию. И как вы думаете, какое прозвище было у неё? Наверное «синичка» или «синица»? Нет! Обычно её называли «эта сука» или «эта стерва», и сразу становилось понятно о ком речь. Она была абсолютно не сдержана на язык и могла послать прямым текстом не только одноклассников, но и преподавателей. Одноклассников она, кстати, презирала. По крайней мере, девочек, а мальчики для неё были существами не то что второго а, наверное, двести второго сорта. Но с учётом её внешних данных, пацаны регулярно пытались её закадрить. Обычно она просто технично посылала парня, и он, обтекая от ее слов, скромно отходил в сторону. Но иногда, когда очередной ухажер пытался её приобнять, положить руку на выступающие части тела, или что-нибудь в таком духе, это очень плохо для него заканчивалось. Её коронным приемом был удар коленом по яйцам. Делала она это настолько быстро и виртуозно и никогда не промахивалась, что шанса у ее жертв просто не было. После удара несостоявшийся возлюбленный с воем или стоном падал на пол. После этого Марина, добавив еще пару пинков и гордо вскинув голову, покидала поле битвы. Следующие пару дней ей доставляло явное удовольствие издеваться над парнем, которому она отбила яйца. Вопрос: «не болят ли твои кокочки» был самым безобидным из её подколов.

А куда смотрела администрация школы, спросите вы. Да, её вызывали и к завучу, и к директору, и делали внушения. Но когда появлялся папа-полковник полиции, всё как-то быстро рассасывалось. Однажды она так сильно двинула по яйцам пацану из параллельного класса, что тот загремел в больницу. Кое-кто обрадовался, что сейчас-то её приструнят, но приезд папы-полковника всё снова решил.

Но я почему-то свято верил, что уж мои то чувства она точно отвергнуть не сможет. Самое главное сказать ей об этом наедине. Мне представлялось в моих грёзах, что я возьму её за руку, посмотрю в её бездонные зелёные глаза (а глаза у неё действительно были огромные зелёные, как у ведьмы) и скажу «Марина ты самая красивая девочка на свете». И потом мы, конечно, поцелуемся.

И вот в один прекрасный, а точнее ужасный для меня день это случилось. В нашей школе есть методический кабинет. Честно говоря, до сих пор не знаю, зачем он на самом деле нужен, но туда привозили поставки новых учебников. Приходили они почему-то всегда в сборных коробках, и учебники нужно было раскладывать по видам. Поэтому когда такое происходило, ученики дежурного класса помогали нашей библиотекарше Ларисе Петровне с этим делом. В тот день наш класс как раз был дежурным. Помню, что был вторник, начало ноября. Снега навалило уже много, а мы учились во вторую смену и теперь возвращаться вечером домой было не так страшно. Снег отражал свет фонарей, и было достаточно светло. На последнем уроке наша классная Вера Васильевна сказала, что нужно помочь Ларисе Петровне, есть желающие? Руку никто не поднял.

- Ну, тогда Марина Синицына, - сказала классная.

- А почему это я? – удивилась Марина.

- А потому что, Мариночка, ты вообще не участвуешь в жизни класса. Кто хочет помочь Марине?

И тут я поднял руку.

- Отлично, Смирнов, - сказала классная. – Марина, Серёжа, идите к Ларисе Петровне, она вам скажет, что нужно сделать.

Когда мы шли в библиотеку, я шёл сзади и любовался Мариной. На ней были обтягивающие джинсы стрейч, подчеркивающее её кругленькую попку, и тонкий свитер облегающий её прекрасное тело. Она опять была без лифчика, и её стоящие соски весь день привлекали внимание пацанов.

Лариса Петровна указала нам на приличную гору коробок и сказала:

- Ребята, вот фронт работ. Мне очень нужно бежать, ключ я положила на стол. Разберёте, закройте кабинет и отдайте ключ на вахту, - и быстро ретировалась.

В душе я торжествовал: вот он момент! Я остался с Мариной наедине!

Марина тут же села на стул за столом Ларисы Петровны и, указав мне на груду коробок, сказала: «вот ты вызвался, ты и разбирай».

Я стал открывать коробки, разбирать учебники, раскладывать их стопочками по стеллажам. В какой-то момент стопка в моих руках оказалась настолько большой, что я побоялся, что выроню книги. Я крикнул:

- Марин, помоги!

Она подскочила, и вместе мы смогли благополучно погрузить стопку книг на стеллаж.

- Спасибо Марин, - я осторожно положил руку на её плечо.

Она сбросила руку и сказала сквозь зубы:

- Пожалуйста.

Я снова положил руку на её плечо и сказал:

- Марина, если бы не ты, сейчас бы все книги разлетелись.

Она снова сбросила мою руку с плеча и сказала:

- Смирнов, не надо меня трогать. Ты, наверное, единственный из мальчиков на которого мне плевать, а остальных я просто ненавижу… Так, что не доводи до крайности.

Теперь я попытался её приобнять.

- Марина, ты самая… - это всё что я успел сказать.

И тут она выполнила свой коронный удар. Её коленка влетела в мои яйца, и мир вокруг меня померк. Это было настолько больно, и мне казалось, что от меня остались только два моих несчастных яйца. Я резко выдохнул и не мог вздохнуть. Мне казалось, что я вывернусь наизнанку. Я упал на колени, а потом, согнувшись, упёрся лбом в пол. Откуда-то из другого мира слышался злобный голос Марины: «Я же тебе говорила, сучонок, не трогай меня, падла!». Она стала меня пинать, пытаясь снова попасть по яйцам. Хорошо, что я закрыл их руками. Я завалился на бок и стал отползать под стол Ларисы Петровны.

- Смирнов, ты меня выбесил! – снова голос Марины шел как-будто из другого пространства. - Отлежишься, разбери учебники, не забудь ключ на вахту сдать. А я пошла.

Не знаю, сколько я пролежал воя от боли. Наконец я смог вылезти из-под стола, вышел в коридор и поплелся в сторону туалета. В школе уже почти никого не было. Возможно, где-то шли какие-то факультативы, но ни в коридоре, ни в туалете я никого не встретил. Я посмотрел на себя в зеркало. По моему лицу текли слёзы и сопли. Я кое-как умылся, обтерся, потом достал платок, намочил его в холодной воде и засунул к себе в трусы. Мокрая ткань хотя бы немного притупила боль, которая всё ещё гнездилась в моих яйцах. Тут в кармане зазвонил телефон.

- Серёжа, ты где? – звонила мама.

- Мам, нужно учебнике в метод кабинете разложить, - сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как обычно. - Ещё полчасика и буду дома.

- Не задерживайся.

Я вернулся в методкабинет, разобрал учебники, закрыл дверь и отнёс ключ на вахту. Охранник очень удивился, увидев меня. Я буркнул что-то про методкабинет, он открыл раздевалку, и я забрал свою куртку, которая была единственной там.

Придя домой, я сказал, что очень устал и перед ужином хочу принять душ. Забравшись в ванну, я включил холодную воду и долго поливал свои распухшие и посиневшие яйца.

На следующий день Марина меня даже не замечала. Честно говоря, я был этому очень рад. Ведь я боялся, что она будет поступать со мной также, как с другими пацанами, которым она надавала по яйцам. То есть доставать и троллить.

Но когда после второго урока на большой перемене мы пошли в столовую, это все-таки началось.

Я взял себе пирожок с печенью и сок. Пока я сидел за столом и уплетал свою нехитрую снедь, кто-то сел рядом.

- Вот, я тебе омлетик взяла, - сказала Марина, подвигая ко мне тарелку с запеканкой и лучезарно улыбаясь. - Может быть, ты яичницу хочешь?

На лице у неё было написано такое карикатурное сочувствие, что аппетит у меня тут же пропал. Я встал, оставив недоеденный пирожок, и вышел из столовой.

Но это было только началом. Марина весь этот и следующий день доставала меня своими приколами. «Как твои кокочки?». «А цыплята уже вылупились?». «Ой, да, наверное, уже не вылупится?» «А у тебя, наверное, яичница подгорела?» Это были самые безобидные из ее подколов. И, естественно, все поняли, что случилось. Все смотрели на меня и хихикали.

А потом еще Колька Николаев подошел и осведомился:

- Что, тоже по яйкам от этой стервы получил?

- Пошел ты! Самому год назад досталось!

А что я еще мог сказать? А Колька тоже. Друг называется. Хотя ему Маринка реально по яйкам в прошлом году двинула.

И вот пятница. По субботам мы в ту четверть не учились, то есть последний учебный день на неделе. А я уже готов был на стену лезть от троллинга Марины. Причём она как будто специально пыталась меня довести до края. По-моему никого более сильно она никогда так долго и так сильно не доставала. После последнего урока я специально закрылся в кабинке туалета. Залез на унитаз и сел на бачок, чтобы не было видно, что кабинка занята. Я просто сидел, обняв колени руками. Не знаю, сколько прошло времени. Никаких мыслей у меня в голове не было, кроме той, что я хочу убить Марину. Желательно самым извращенным способом.

Наконец я вышел из туалета, спустился, одел свою куртку и вышел на улицу. Шёл снег, было довольно тепло, несмотря на ноябрь. Я завернул за угол школы и чуть ли не лицо к лицу столкнулся с Мариной.

- Эй, сучонок, ты что, от меня бегаешь? - с мерзкой ухмылкой спросила Марина. - Я с тобой ещё не закончила.

Я развернулся и пошёл прочь от неё, завернув в аллею, которая начиналась у края школьной территории. И только когда я уткнулся в забор, вспомнил, что у этой аллеи не было выхода. Я остановился, не знаю что делать. И тут за спиной услышал голос Марины:

- Ты что, падла, не понял? Наверное, мало я тебе по яйцам дала.

Тут у меня в глазах потемнело, и вдруг накатила такая злость, что я с разворота мазанул кулаком Марине по лицу. Если бы я видел куда бил, то, наверное, сломал бы ей челюсть. А так удар пришёлся по касательной. Сначала по носу, а потом по правой скуле. Но удар всё равно оказался достаточно сильным. Марина ойкнула и отлетела назад, смешно упав на попу. Шапка с её головы слетела и упала в снег. Я стоял, тяжело дыша, до конца не понимая, что произошло.

Марина как будто потеряла связь с реальностью. Она смотрела в пустоту, хлопая глазами, и, вдруг, из её носа потекли две тёмные капли. Я присел и понял, что это кровь.

Твою мать! Я же только что разбил нос дочке полковника полиции! А, может, у неё даже сотрясение! Я судорожно достал платок и стал вытирать кровь. Платок быстро пропитался, и я выбросил его в снег. Тогда я стал руками брать снег и прикладывает её к носу Марины.

- Марина! Марина! - я почти кричал, но она была в каком-то ступоре.

Наконец мне удалось её поднять, кое-как отряхнуть попу от снега и надеть на голову слетевшую шапку.

- Марина, пойдём, я отведу тебя домой, - сказал я, беря ее под руку и взвалив на плечо два наших рюкзака с учебниками.

Ступор у Марины не проходил. Я почти нёс ее на себе, а кровь всё также продолжала капать из ее носа на курточку и снег под ногами.

Наконец мы подошли к её дому. Этот элитный дом имел вид буквы «п», по бокам 16 этажей, а центральная часть аж 25. Двор был огорожен, и между «ног» буквы «п» был проезд с охраной. Но туда я решил не идти, а пошёл с другой стороны, где был дополнительный проход через арку. Проход тоже был закрыт решёткой с калиткой и домофоном.

- Марина, какая у тебя квартира? - спросил я. – Марина?

Пришлось ее встряхнуть.

- 125, - наконец сказала девочка.

Я набрал номер.

- Да? - услышал я женский голос.

- Здравствуйте, это Серёжа.

- Какой Серёжа?

- Со мной Марина, ваша дочь. Она поскользнулась, упала, нос разбила. Может даже сотрясение.

Домофон пиликнул, и калитка открылась. Я затащил Марину внутрь, но не знал куда дальше идти.

Пару минут я стоял, озираясь, пытаясь понять, куда двигаться. На вопросы Марина не отвечала.

Наконец открылась дверь подъезда, и оттуда выбежала женщина высокая и очень красивая. Понятно от кого у Марины такие внешние данные.

- Мариночка, с тобой всё в порядке? - её мама вырвала дочку из моих рук и, взяв её лицо в ладони, стала нежно целовать её в лоб и глаза.

Марина вдруг со стоном опустилась на землю.

- Мариночка, что с тобой?! – её мама закричала.

- Как там тебя, Серёжа? Быстрее тащи Марину в машину нужно отвезти её в больницу!

Мы вместе кое-как затолкали девочку на заднее сиденье джипа её мамы.

- Серёжа, спасибо тебе большое. А теперь иди домой. Дальше я сама справлюсь, - сказала мама Марины и джип резво поехал к выезду из элитного дома.

Домой я пришёл перемазанный Марининой кровью. Пришлось долго рассказывать родителям, что это не моя кровь, что моя одноклассница упала, разбила нос, и я её довёл до дома. В общем, прямо, рыцарь на белом коне.

Выходные прошли как обычно, а вот в ночь с воскресенья на понедельник я почти не спал. Я представлял себе, что когда приду в школу, прямо на пороге меня заметут менты. И папа-полковник Марины скажет: «Ты чуть не убил мою дочь! Сядешь пожизненно!». Меня будут бить дубинками, потом заломают руки, наденут наручники и бросят в «чёрный воронок».

Но в понедельник на пороге школы меня никто не ждал. И в фойе школы никто не ждал. И даже в классе.

А вот Марина была. Нос у неё был немного распухший, а под правым глазом красовался приличный старательно припудренной фингал.

- Твоя работа? – я обернулся и увидел Кольку, который кивнул в сторону Марины.

- Не придумывай. Просто упала… Говорят.

- Жаль. Я этой суке морду бы подрихтовал.

Я старался не глядеть в ее сторону, но мои глаза невольно косились на Марину. При этом наши взгляды регулярно сталкивались, и мы оба смущённо отводить глаза.

Перед четвертым уроком, пока я раскладывал учебники и письменные принадлежности на столе, кто-то сел на мою парту. Я с удивлением понял глаза и видел, что это Марина.

- Привет.

- Привет, - чуть запинаясь ответил я.

- В общем, - она потерла подбородок. - Ты же у нас герой. Девочку, можно сказать, спас.

- Какую? - не понял я.

Она засмеялась.

- Меня, дурачок. Я же поскользнулась, упала, нос разбила, ещё руку выставила, вон какой себе фингал поставила.

Я немного офигел.

- И?

- Что и? Теперь мои родители хотят познакомиться с таким «выдающимся» молодым человеком.

Слово «выдающийся» она произнесла с таким выражением, что мне стало немного не по себе.

- И?

- Что ты икаешь? – вдруг зло спросила Марина. - После школы идём ко мне. Папа хочет с тобой познакомиться. Мама в таких красках рассказала, как ты меня истекающий кровью практически на руках донес, жертвуя жизнью.

Я сглотнул.

- Может им правду рассказать?

Марина хихикнула.

- Ты моего батяню не знаешь. Если я расскажу, тогда ты не только без яиц, но и без головы останешься.

Я снова сглотнул. Она вдруг положила свою руку поверх моей, сжала ее и сказала:

- Не ссы, прорвёмся.

Все оставшиеся уроки я сидел как на иголках, периодически смотря на Марину. И мы снова встречались взглядом. Но теперь только я отводил глаза.

Я опять пытался отморозиться отсидевшись в туалете, но опять не получилось. Марина ждала меня на крыльце школы.

- Пошли, - сказала она, взяв меня за руку.

- Тебе без перчаток не холодно? - спросил я. Сам то я был в перчатках.

- Нет у меня руки всегда тёплые, - сказала она.

Я снял перчатки, положил их в карман и снова взял её за руку. Ее рука действительно была тёплой и очень нежной. Я просто стоял, смотрел в её глаза и перебирал своими пальцами её пальцы.

- Ты что? - спросила она.

- Не знаю, - заикайся ответил я.

Она вдруг сделала движение ногой, как будто хотела ударить меня в пах. Я отскочил, наверное, на два метра. Она закатилась со смеху.

- Ты бы себя видел! – она продолжала заливисто смеяться.

- Последний раз, когда ты так сделала, было не смешно, - хмуро ответил я.

Она, вдруг, перестала смеяться.

- Вряд ли стоит ещё раз пробовать. Не известно, кому хуже будет, - сказала она, осторожно потрогав синяк под глазом. – Пошли уже!

Она снова взяла меня за руку. Так мы и шли. Я держал в руке тёплую ладошку самой красивой девочке в мире. Вы не представляете, что творилось в моей душе. Мне хотелось посвящать ей стихи, рисовать с нее картины, высекать статуи! Просто бухнуться перед ней на колени и целовать её ноги. И это только из-за того, что мы просто держались за руки!

Не знаю, как я пересилил себя, чтобы не сделать какую-то глупость, но мы всё-таки дошли до её дома. Квартира у них была просто шикарная. Двухуровневая с каким-то бесконечным количеством комнат.

- Серёжа, здравствуй! – ее мама суетилась на кухне, и судя по моему взгляду из коридора, кухня была огромной. – Прости, что прошлый раз мы так скомкано с тобой познакомились. Ты же понимаешь, надо было мою девочку в больницу везти. Хорошо, что хоть без сотрясения обошлось.

Да, мама у Марины было очень красивой. Конечно Марина - моя богиня, и я уже, практически, считал себя её будущим мужем, пройдясь с ней за руку и не получив по яйцам, но моя будущая теща тоже вполне могла носить статус богини.

- Мариночка, ты займи одноклассника. Скоро папа придёт, и тогда мы уже отблагодарим твоего Сережу, за то, что он тебя практически спас, - мама Марины лучезарно улыбнулась, что-то добавляя в кастрюлю.

Надо же, такая красивая и умная женщина, и бизнесвумен да ещё сама готовить умеет!

- Ого, теперь ты мой Серёжа! – с каким-то раздражением сказала Марина.

- Что?

- Ты что, не слышал, что сказала моя мама? «Отблагодарить твоего Серёжу», - последнюю фразу она произнесла с такой интонацией, что мне стало непосебе. – Ладно, пошли в мою комнату.

Я позвонил, предупредил родителей. «Ах, та самая девочка?», изумилась мама. Я услышал голос отца: «Рано ему ещё по бабам бегать!». В итоге мне сказали не задерживаться, что я клятвенно пообещал.

Марина привела меня в свою комнату. По-моему она занимала площадь в половину квартиры, в которой я жил. У неё была огромная кровать с балдахином (я такие только в кино видел про королей и королев), еще диван (зачем диван, если есть кровать?), ещё два кресла, здоровенный шкаф-купе, телевизор на стене почти вовсю стену, стол с компьютером и с монитором который был ни чуть не меньше, чем телевизор. И ещё кругом огромные плюшевые игрушки. Я сел на диван.

- Это мой любимый Сеня, - сказала Марина, показывая мне огромного плюшевого медведя. – С ним так здорово обниматься.

И действительно она обняла своего медведя и завалилась с ним на кровать.

- Со мной тоже обниматься можно, - неожиданно для самого себя сказал я.

- Что? - Марина отложила медведя.

- Ну, я, по крайней мере, тёплый.

Маринка засмеялась.

- Ну, садись, тёплый, рядышком, - она похлопала рядом с собой по кровати, а потом закинула ногу на ногу, выставив перед собой свою великолепную коленочку.

- Я лучше здесь посижу, - ответил я.

- Ну, как знаешь.

Мы сидели и просто смотрели друг на друга, иногда отводя взгляд, а иногда минутами смотря друг другу в глаза. Мне вдруг начало казаться, что я тону в этих двух зелёных озёрах.

Наконец в коридоре послышался звук открываемой двери.

- Ну и где наш спаситель? – голос Марининого папы был низкий и явно нетрезвый.

Нас позвали на кухню, которая оказалась не меньше Марининой комнаты. Здесь даже барная стойка была. Меня практически церемониально посадили за стол. Мама Марины достала из духовки блюдо. Наверное, это было мясо по-французски или по-строгановски. Я не силён в кулинарии, но было очень вкусно. В кастрюльке, в которой маринина мама что-то готовила, когда я пришел, оказался специальный подлив, с которым основное блюдо оказалось ещё вкуснее.

Мы ели, запивая чаем с лимоном, и вели беседы на отвлеченные темы. Мне казалось, что я своим кругозором произвел впечатление на родителей Марины.

- Хорошо сидим! – провозгласил маринин папа. - Ну, мать, надо выпить за нашего рыцаря

- По-моему тебе уже хватит, - ответила его жена.

- Хватит будет тогда, когда я скажу!

Марин папа был реально огромный, под два метра ростом. Наверное, в молодости он мог своей мускулатурой посоревноваться с каким-нибудь Шварценеггером, но сейчас здоровенное пузо и седая голова портили эффект. Однако я думаю, что никто не хотел бы разозлить такого мужика.

- Серёж, может не надо? - спросила Маринина мама.

- А вас тоже Сергей зовут? - удивился я.

- Что? Тёзка?! – маринин папа вдруг встал из-за стола и заграбастал меня в объятия. Думал, что он меня раздавит.

- Ну что, доченька, можешь желание загадывать. Между двух Серёгов сидишь! – папа хлопнул Марину по плечу. А она действительно сидела между нами (папа во главе стола, а сбоку Марина и я).

- Ну, мать, малому тоже налить надо!

- Серёжа, может не стоит?

- Наташ, ничего страшного. Маринка вон на Новый год шампанское пила.

Передо мной появилась рюмка коньяка. Маринка как-то даже сочувственно на меня смотрела.

- Ну, малой, давай за тебя, за то, что ты мою дочку спас! – маринин папа поднял рюмку.

Мы чокнулись, и я залпом выпил содержимое своей. Моё горло обожгло, я закашлялся, слезы выступили на глазах.

- Ну-ну, - маринин папа склонился вперед и через Марину похлопал меня по спине. – Молодец. Я первый раз блеванул.

Маринин папа хохотнул.

- Мне тогда, правда, лет десять было. И не коньяк французский был, а натуральный вонючий самогон.

Я, наконец, отдышался и стал заедать горечь в глотке.

- Мать, давай еще по одной! – провозгласил маринин папа.

- Серёже хватит! – Марина накрыла рукой мою рюмку.

Ее папа заржал.

- Смотри, Наташ, прямо как ты! Что, дочуля, нашла себе своего парня?!

- Рано им еще до такого, - с раздражением сказала маринина мама. – Им по четырнадцать всего.

- А тебе сколько было, когда..? – маринин папа попытался усадить маринину маму на колени.

- Давай не будем! – маринина мама вырвалась от мужа. – Сережа, - обратилась она ко мне. – Наверное, тебе пора.

Я встал, что называется, откланялся и двинул в направлении выхода.

- Маринка! – услышал я громогласный голос ее папы. – Проводи уже будущего мужа!

- Серёжа! – попыталась осадить его жена.

Но Маринка вышла. Пока я одевал куртку и ботинки, она как-то странно на меня смотрела. Я, наконец, оделся и повернулся к девочке. Наши глаза встретились, и мы долго, не отрываясь, смотрели друг на друга.

- Иди уже, будущий муж, - она вдруг потянулась ко мне и чмокнула в щеку.

В моей душе будто что-то взорвалось. Я снова готов был ваять, строить и писать. Но Маринка просто выпихнула меня из квартиры.

Когда я пришел домой, мама учуяла от меня запах спиртного. Был большой скандал, я оправдывался. Потом пришлось звонить друзьям, чтобы узнать номер Марины (а у меня его, прикиньте, тогда не было). Потом звонить Марине, звать ее маму, которая подтвердила, что в честь спасения ее дочери мне налили чуть-чуть вина.

Следующие пару дней Марина не проявляла ко мне никакого интереса. Я мучился, не понимая, что происходит. Ведь она меня поцеловала. Пусть в щеку, но еще и назвала меня будущим мужем!

Наконец, в четверг, когда я опять раскладывал на парте канцелярию, она присела на столешницу. (Как она так умеет? Будто из воздуха материализуется). В классе никого кроме нас не было.

- Сережа, надо поговорить.

- Слушаю.

Она подняла глаза к потолку и долго там что-то рассматривала.

- Знаешь, - наконец сказала она. – Мои мама с папой очень рады, что у меня появился друг, – она странно посмотрела на меня, так что холодок пробежал по спине. – За все годы у меня ни подружек, ни тем более друзей не было. А тут ты. Лыцярь прям! – она специально исковеркала слово. – И вот я думаю, что с тобой делать.

Я нервно сглотнул. Похоже это входит в привычку, при общении с Мариной.

- Давай ты ничего со мной делать не будешь.

Она рассмеялась, а потом наклонилась к уху.

- Не бойся, твои коки вне опасности.

Но это привело еще к одному сползанию холодных мурашек по спине.

- Пока..., - зловещи добавила она, смотря мне прямо в глаза.

Я сглотнул и чуть не подавился слюной. Я попытался встать, но Марина, положив руку мне на плечо, усадила меня на место. Ее огромные зеленые глаза просто гипнотизировали меня. Я не мог оторваться от них. Ведьма!

- Марина, пожалуйста… - это прозвучало настолько безвольно, что я сам возненавидел себя, а Маринка рассмеялась.

- А ты такой же бесхребетный как все.

Произнесено это было так, будто Марина говорила о каком-то слизняке. Или о черве. Или о куче фекалий. Это меня, вдруг, вывело из себя.

- Я бесхребетный?!

В глазах у меня потемнело как тогда в аллее. Я вскочил с места и схватил девочку за шею. Я сидел за предпоследней партой, так что задняя стена класса была в паре метров от меня. И я впечатал Марину в эту стену.

- Ну и что будешь делать? – прохрипела Марина, когда я продолжал сжимать ее горло. – А если я так?

Я почувствовал, ка ее коленка появилась между моих ног и стала поглаживать то, что там было.

- Снова хочешь?

Я отпустил ее шею. Она закашлялась, схватившись за горло.

- Сволочь ты, - прохрипела она, согнувшись и смотря на меня исподлобья. – Ненавижу тебя!

- А я тебя!

Она выпрямилась и стала зло смотреть мне в глаза. А смотрел на нее. На эти ведьминные зеленые глаза.

- И что будем делать? – спросила Марина.

- Вот ведь, ведьма! – только и смог сказать я в ответ и, снова припечатав Марину к стене.

Я стал ее целовать. В губы, в нос, в щеки, в глаза. Она целовала меня в ответ, но так как никакого опыта в этом занятии у нас не было, получалось не очень. Особенно неприятно было сталкиваться зубами.

- Нихера себе! – услышал я сзади голос Кольки.

Я отпрыгнул от Марины, а та, схватив Кольку за шиворот и смотря ему прямо в глаза, прошипела:

- Если ты, сучонок, хоть кому-то скажешь, я тебя урою!

Когда она его отпустила, Колька просто бухнулся на пол.

- Я… Я… Я, это… Я ничего не видел! – и Колька пулей вылетел из класса.

Повернувшись ко мне, Марина абсолютно спокойно, глядя в пол сказала:

- Вообще-то мои родители имели в виду не то, чем мы сейчас у стены занимались, а… Кино там… В театр вместе сходить… Уроки еще можно вместе делать.

Она подняла на меня свои бездонные зеленые глаза.

- Можешь меня подтягивать…По алгебре.

Я немного удивился.

- Так у тебя по алгебре 5, а у меня 3.

- Значит, я тебя подтягивать буду.

Она захлопала глазками, а потом целомудренно опустила их в пол. Даже я, не имея еще никаких понятий о женских чарах, понял, что она со мной явно заигрывает. До начала урока оставалось пара минут, и в класс потянулись наши одноклассники. Марина как будто испарилась в воздухе.

После уроков я опять залип на подоконнике рекреации, пытаясь понять, что сегодня между нами произошло. Она опять ждала меня на крыльце.

- Проводишь?

Я кивнул. Я снял перчатки и взял ее руку в свою. Было довольно холодно, и когда мы дошли до ее дома, она сказала:

- У меня вторая рука замерзла, - она странно улыбнулась. – Ту, которую ты держал не замерзла, а другая замерзла…

Я взял ее вторую руку в свою, но обе наши руки были холодные. Странно, моя левая и ее правая рука, которыми мы держались, были даже горячими, а другие холодными. Тогда я расстегнул куртку и вложил ее ладони себе подмышки.

- Тепло?

- Да, - шепотом ответила Марина. – А как же ты?

Я пожал плечами. Тогда она вытянула свои руки и тоже расстегнула куртку. Потом опять всунула ладони в мои подмышки.

- Я тебя погрею. Давай! - она развела руки, и я всунул ладони под ее куртку. Она свела руки, и мои ладони оказались в ее подмышках.

Частью своей руки я чувствовал ее упругие грудки. Но я даже не пытался поменять положение своих ладоней. Так тепло и уютно им было в подмышках моей богини.

Мы стояли на расстоянии полувытянутых рук. Но я постепенно стал притягивать Марину к себе. Она не сопротивлялась. И вот уже наши губы на расстоянии сантиметра друг от друга.

Я наклонился и поцеловал ее. Ее губы были горячими и упругими. Она поцеловала в ответ. Еще и еще. Надо сказать, что получаться стало намного лучше, чем тогда в классе. Вскоре наши языки переплетались, исполняя танец любви. Я готов был раствориться в этом моменте, но Марина, вдруг, отстранилась.

- Сережа, мне так хорошо с тобой!

- И мне.

- Сережа.., - она вдруг очень серьезно посмотрела на меня. – Беги от меня. Не будет у тебя со мной счастья. И ни у кого не будет.

Я смотрел на нее и не знал что сказать.

- Я, Серёж, плохая, - она опустила глаза и вдруг отстранилась, вырвав руки из моих подмышек.

Мои руки тоже выскочили из ее. Она застегнула куртку, вжикнув молнией.

- Ты же знаешь, как меня зовут, - она подняла на меня глаза. В глазах стояли слезы. – «Сука», «Стерва»... Да?

Я ничего не ответил.

- Да. Я такая. Я сама своих мыслей боюсь... И счастья мне не будет. И никому, кто будет со мной. Понимаешь? – она снова взглянула в мои глаза.

- Нет.

- Да дурак ты! – она вдруг стала колотить меня кулачками по груди.

- Давай еще коленом, - сказал я.

Она остановилась. А потом вытерла слезы и сказала по слогам, смотря мне в глаза:

- Ха, ха, ха!

Я смотрел на нее и ничего не понимал. Только что мы целовались, потом она плакала, а сейчас на меня смотрела абсолютно спокойная девушка с каким-то безумным огнем в ее бездонных зеленых глазах. Я почувствовал, как по моей спине побежали холодные мурашки.

- Уходи, Серёж, пока не поздно, - она говорила это таким тоном, что у меня ноги стали дрожать. – А то черти или демоны, или что там в моей душе гнездиться, тебя не отпустят…

Я сглотнул горькую слюну.

- Марина, я ведь тебя…

- Я тебя люблю! – перебила меня Марина. – Правда, люблю. Сначала я тебя только не ненавидела. А я всех ненавижу... Учителей, одноклассников, родителей… Себя… Только Сеню любила…

- Кого?

- Сеню. Плюшевого…

Я стоял, сглатывая слюну, и не мог ничего сказать.

- А потом я поняла… Что… Что ты лучше Сени… Ты тёплый…

Она как-то затравлено посмотрела на меня. Я попытался подойти к ней, но она отпрыгнула.

- Всё, Серёжа. Уходи.

Я схватил ее и прижал к себе. Какой бы сильной она ни была, я был сильнее. Я прижимал ее к себе, она пыталась вырваться, но потом обмякла.

- Марина, я тоже тебя люблю!

- Дурачок, нельзя таких как я любить! – она засмеялась, и смех мне не понравился.

Я отпустил ее, и она выскользнула из моих объятий, как змея из старой кожи.

- Вот пару моих демонов ты тогда в аллеи убил своим ударом. Может сейчас еще пару задушил. Но «имя им Легион»!

- Марина, по-моему, ты больная на всю голову! – меня начало раздражать поведение девочки. – Ты слышишь, что несешь?

- А что еще ведьма может своим жертвам говорить?

Мне вдруг показалось, что ее зеленые глаза светятся в темноте. Ее странная улыбка завораживала.

- Даже мама моя говорит, что я ведьма.

Она, вдруг, как-то пританцовывая стала обходить меня слева. Я отпрянул. Она засмеялась, но смех был какой-то гортанный.

- Зассал, сучонок? – она хихикнула и, как по волшебству, достав ключ, открыла калитку.

Я бросился вперед, но калитка, звякнув, закрылась. Я стал трясти железное ограждение.

- Сука, стерва! Развела меня, да!

Она повернулась и стала мило улыбаться.

- Значит я «сука», «стерва»? – она скромно потупила глазки. – Как еще меня ласково назовёшь?

Я тяжело дышал, держась за холодный металл.

- Как еще? – глаза ее действительно светились, или это просто свет фонаря так падал? – Ну?

- Любимая…

- Что?.. – она подошла ближе. – Что ты сказал?

- Любимая…

Она, вдруг, бросилась к решетке.

- Серёженька, милый мой! – протянув руки сквозь решетку она прижала меня к себе.

Наши губы снова встретились.

- Скажи еще!

- Любимая!

- Еще!

- Любимая!

И мы продолжили целоваться через решетку. Она вдруг отстранилась.

- Любимый.., - Марина сказала это так, словно пробуя слово на вкус. – Любимый… Всё, Серёж, уходи. Уже поздно.

Она отошла, отвернулась и стояла в конце арки неподвижно. Шагах в двадцати. Я тоже стоял и смотрел на нее. Это будто была игра, кто первый уйдет. Я стоял, вцепившись в металл ограды. Она поёжилась, и я подумал, что ей холодно.

- Уходи, Сёрежа, пока я тебя отпускаю.., - ее голос был каким-то утробным. – Пока они тебя отпускают…

Я еще немного постоял и, повернувшись, отправился домой. Но сделав пару шагов, почувствовал взгляд. Я обернулся. Она стояла, вцепившись руками в решетку.

- Завтра приходи в десять. Будем алгебру делать. Придешь?

Я кивнул. Она тоже кивнула. На ее лице появилась пугающая улыбка, а ее глаза в темноте горели зеленым.