О бедном студенте замолвите слово

           С 1968 по 1972 год я проживал в студенческом общежитии Саратовского политехнического института.

           Сегодня, вспоминая студенческие дни, я понимаю, что уровень материально-финансового обеспечения у наших студентов являлся достаточно разным. Конечно, эти различия ни в коей мере не соответствуют сегодняшним.

           Достаточно хорошо жилось городским студентам, в основном из Саратова. Которые являлись детьми рабочих и инженеров, причем очень часто рабочие получали значительно больше инженеров.


          «Политика (тогда) была такая», — так можно было ответить словами героя Фазиля Искандера на недоуменные вопросы по поводу этого финансово-имущественного неравенства.

          Конечно, среди наших студентов были и исключения, такие как, например, сын главного инженера завода технического стекла Борис Цион.

         Учились у нас, в некотором роде, и «мажоры», приезжавшие иногда на папиных машинах, такие как Саша Сатаров и Боря Лутошкин.
         Но таких было единицы, да и машины являлись непрестижные в то время — «Москвич-412» и «Запорожец».

         Машина тогда стоила, как кооперативная квартира... Как изменилось время…

         Но вспомните, что наше государство тогда являлось «государством рабочих и крестьян». Про крестьян комментировать не буду, а вот рабочий, да еще квалифицированный, был действительно гегемоном: у него была зарплата больше, чем у инженеров.
         И квартиру ему давали в первую очередь, даже в НИИ (Научно-исследовательском институте). Количество таких родителей составило, пожалуй, половину в двух наших группах.

         Почти все приезжие студенты жили в общежитии.

         Их материальное положение часто зависело от родителей, поэтому мой однофамилец Владимир разъезжал на охоту на мотоцикле «Ява-350».

         А у других студентов были проблемы даже с одеждой.
Помню, как мой приятель Саша Ровнов «строил» себе универсальное осеннее-зимнее пальто из демисезонного и самодельной меховой подкладки для зимы, как Акакий Акакиевич из «Шинели» Гоголя.

         Одежда являлась дорогой, особенно импортная, да и купить что-то приличное было трудно. Мохеровый шарф на базаре стоил почти 100 рублей, около этого стоили фирменные джинсы Wrangler, Levis, Rifle, Levi Strauss — мечта многих наших ребят. Это была не просто одежда, это был манифест свободной жизни.
      
         Точнее, как мы ее тогда понимали.

         Я в то время таких джинсов не купил, они появились у меня лишь в перестройку.

         Все студенты, учившиеся без двоек в сессии, получали стипендию — 35 рублей. На эту сумму можно было худо-бедно прожить месяц.
Но без помощи родителей жить более-менее прилично являлось затруднительным. 
       Работающих студентов почти не встречалось.
       Работали только те, которым надо надеяться только на себя, или с повышенными запросами к жизни.

       Опять же невольно напрашивается сравнение с сегодняшним временем. Когда почти все студенты, даже очники, так или иначе подрабатывают.

       Мой сын в конце девяностых — начале нового века чем только не занимался. Работал фотомоделью, занимался PR-ом на выборах, разъезжая по районам области. Одно время он жил неподалеку от Саратова, в Марксе, и вел компьютерное планирование в закупленном нашими «промышленниками» Табояковыми сельском предприятии. Причем до уровня отдельной бурёнки и поля.

       По его графикам являлось ясным, кого нужно было кормить и чем, и подкармливать, и какова от этих воздействий будет польза.
      
       Он, будущий специалист по государственному и муниципальному управлению, прочитал кучу литературы по животноводству и полеводству. А в своем институте бывал только на сессиях. Тем не менее он получил красный диплом. Работал и надялся, что «фирма» оценит.

       Но «новые русские» не ценили таких способных ребят. И когда моему сыну было необходимо время на защиту диплома, это время ему попросту не дали.

       Так и распростился человек с этой «многообещающей» фирмой. Плюнул он на всё и уехал работать за границу.

       Наш способнейший студент Коля Сырыцин работал по ночам в котельной. Зато имел мотоцикл с люлькой, уж не знаю для каких надобностей. Был у него и другой, который он, кажется, подарил родителям. Собрал он и целый чемодан грампластинок.

       
       В дальнейшем, при встречах, уже после окончания института, он представлялся как дважды (трижды, четырежды…) судимый Николай Сырыцын.

      После окончания института он работал на руководящих ответственных постах, поэтому случались с ним такие казусы. Хорошо, что ни разу не дошло до суда осуждения...

      Была у нас еще одна группа студентов, пришедшая в институт после прохождения армейской службы — Толя Богунов, Миша Козак.

      Они решали свои финансовые проблемы тоже работой на стороне. Где-то они нашли работу землекопов по реконструкции земляного полотна железной дороги в районе станции Трофимовской.
       Занимались они этим делом так успешно, что через несколько лет их гигантской по объему работой заинтересовались следственные органы.

       Невольно оказались втянутыми в это дело и многие студенты, живущие в общежитии, в том числе и я. Армейцы несколько раз просили у нас данные наших паспортов, и позже просили расписаться в денежных ведомостях. Объясняли это они тем, что с небольших сумм каждого заработка не будет взиматься подоходный налог.

        Как потом оказалось, приписки на этой работе оказались настолько огромные что если бы всю эту землю, которую «они-мы» выкопали и переместили, сложить в одну кучу, то появилась бы вторая Лысая гора.


        Не думаю, что ребята от этого много получили, по ним это было незаметно. Получили за это другие. И довольно много, говорят. И в денежном, и в годовом исчислении.

        Но вот потаскали всех волей-неволей втянутых в эту авантюру на допросы много.

        Обнаружилась целая гора таких подписанных уже не нами, но нашими фамилиями платежек. Хорошо, это случилось на последнем курсе, и эти ребята уехали от греха подальше, то ли в Навои, то ли в Шевченко. Теперь это не Союз, и не все даже слышали об этих городах, где добывали уран и строили реактор на быстрых нейтронах.
   
        А вот с последними я невольно столкнулся, правда, косвенно. В средней школе я получил, по тем временам, очень неплохие знания по английскому языку.
И по результатам первичного словарного теста я попал в одну группу с «Мамыром» — сиречь Сашкой Маймистовым, закончившим «английскую» школу.

        Тут-то нам и предложили вступить в студенческое переводческое бюро, которое возглавляла Тамара Моисеевна, прекрасно знающий свое дело старший преподаватель.

        Помнится, я сразил ее сочиненным текстом на вольную тему. Тему выбрал нетривиальную по тем временам, о квартете «Битлз». Ей очень понравился этот немудрящий текст, но написанный от души.
      
        В то время эти музыканты и их творчество стало откровением и для нас (меня), и для остального мира. Это было новое слово в музыке, так еще никто не играл и не пел. Слова их песен были очень откровенны и нетривиальны, да и темы были созвучны времени. Не зря сейчас их причислили к классикам.
Вспомним их лирические «Yesterday», «Girl» — «лучшую песню всех времен и народов», «Michelle», целые оркестровые баллады «Abbey Road».

        Мы переводили технические тексты с английского, главным образом про эти самые атомные станции на быстрых нейтронах (вспомнил — «бридерах») для наших аспирантов.
        Тексты были труднейшими и по грамматике, и по технической терминологии. За это мы даже получали какие-то небольшие деньги. Но это была хорошая школа.

 
        Прошло много лет. Туристический автобус в Сан-Марино уже готовился к отправлению, когда я заблудился на экскурсии. И именно эти отрывочные уже знания английского языка и жестикуляция помогли мне вовремя найти дорогу к автобусной стоянке.


      Никакие знания в жизни не пропадают!