На спор

Болтаться в море в шторм — удовольствие то ещё. Вот кто тянул меня за язык? Зачем было затевать этот дурацкий спор с Бенджамином? Друзья со школьных времён, не разлей вода… Ох, уж эта вода! Кругом она самая. Меня мутило так, что я думал, что мои кишки вывернет наизнанку. Я вышел на палубу — свинцово-чёрное небо не давало никакой надежды на улучшение погоды. Моя красавица-яхта плясала на волнах канкан, я еле стоял на ногах. Страх что меня сорвёт с якоря усилился. Пришлось вернуться в каюту.

Я сел на кровать. Лежать было невозможно, меня бы опять вырвало. Мысленно я вновь и вновь прокручивал позавчерашний вечер. Мы с Бенджамином отправились в наш любимый паб «Старая корова». Наша пятничная традиция — пропустить по паре бутылочек тёмного пива «Будвайзер». А жареные креветки в «Корове» готовили так, что можно было съесть вместе с пальцами.

Мы были уже в расслабленном состоянии, когда к нам подсел Питер. Он явно пил что-то покрепче пива и еле ворочал языком. С ним мы были знакомы не так давно, он промышлял обслуживанием и заправкой кондиционеров и переехал в наш городишко пару лет назад. Длинный, худой, как жердь, с вечно немытой головой и глазами, как у снулой рыбы, он не вызывал никакой симпатии у окружающих. Из его несвязной речи мы поняли, что сегодня к нему приезжает племянница, дочь его старшей сестры, он должен был её встретить, но они разминулись. И теперь девочка непонятно где, а он в стельку пьян.

Бенджамин, как настоящий джентльмен, не мог «пробросить» эту ситуацию. Он забрал у Питера телефон и вызвонил потерянную родственницу. Оказывается, девица все три часа сидела на перроне вокзала и ждала своего непутёвого дядю. Питер вызвал ей такси, не придумав ничего лучше, чем пригласить её в паб.

Когда открылась дверь и сизый табачный дым слегка рассеялся, нам предстало чудное создание. Клянусь, такой милой девчонки я ещё не встречал! Светлые, длинные волосы струились прядями ниже середины спины, густые тёмные брови вразлёт над огромными серыми глазищами в обрамлении шикарных ресниц. Грудь, попка и алые губки бантиком. Я «запал». Когда я посмотрел на Бенджамина, стало понятно, что тоже.
Поскольку Питер уже похрапывал, уткнувшись мордой в стол, мы наперебой стали угощать девицу и любезничать с ней. Выяснилось, что зовут её Кэт, ей 19 и идея посетить дядю ей уже совсем не нравится. Настояла её мать, которая хотела удостоверится, что у её проблемного братца всё в порядке. Мы пили пиво и болтали о пустяках. Кэт была одинаково доброжелательна и со мной, и с Бенджамином.

Мой друг попросил меня выйти с ним на улицу. Я немного удивился, но пошёл. И вот, стоя у заднего входа питейного заведения, он поведал мне, что встретил любовь всей своей жизни. Мне было дико неприятно, но пришлось объяснять ему, что у меня тоже виды на Кэт. Мы чуть не подрались. И тогда он предложил пари — кто на своей яхте быстрее обогнёт Сицилию, а также прилегающие Липарские, Эгадские, Пантеллерия, Устика и Пелагские острова, будет ухажёром Кэт. Я согласился. Мы ударили по рукам. По нашим расчётам путешествие займёт четыре дня.

Отправив домой Питера и его хорошенькую племянницу, мы поехали в марину. Наши яхты стояли рядом — моя «Вита» и бенджаминовская «Мия». Обе имели и двигатель, и паруса. «Мия» была слега побольше, зато моя поновее. Мы оба лет пять назад отучились на право вождения маломерных судов и прекрасно сдали экзамены. Не часто, но ходили в море. Правда, не в одиночку. Мы с Бенджамином, по очереди, брали то его, то мою и всегда были вдвоём. Теперь же нам предстояло сделать это самостоятельно.
Пару часов на сборы и закуп продуктов, и вот уже в рации дают добро на выход. Мы условились, что идём в противоположные стороны, встречаемся здесь же. Кто шустрее, тот и выиграл.

Моё большое упущение, что я забыл посмотреть прогноз погоды. Окрылённый своей внезапной страстью (я почему-то всё представлял Кэт в моих объятиях), я встал на острый курс и попёр, даже не простроив маршрут, просто понадеявшись, что если не отходить далеко от берега, то и так «проканает».

Когда ветер стал крепчать, я пошел подальше в море. И тут начался настоявший шторм. С ливнем и грозой. Чтобы не напороться на рифы, пришлось уходить ещё дальше. Ночь, кромешная тьма и сильные волны. Паруса давно убраны, пришлось кидать якорь. Понять, куда идти я не мог. Почему-то забарахлила рация, а мой верный навигатор показывал какую-то чушь. Меня всё-таки сорвало и понесло непонятно куда. Промаявшись до рассвета, я стал тупо рассматривать карту. По всем раскладам я не мог заблудиться. Ливень продолжался, а порывы ветра были такой силы, что бедная «Вита» сперва взлетала вверх, потом «ухала» вниз, как на американских горках. Я уже не пытался встать за штурвал, просто крепко привязав его верёвкой к леерам.
К обеду слегка прояснилось. Дождик накрапывал еле-еле и смог поднять паруса. Странно, но заработал навигатор. Я наконец-то определился со своим местонахождением. Меня снесло не так уж и далеко, эти 50 миль я быстренько пройду, тем более, что ветер стал попутным.

Больше суток я шёл, не останавливаясь и подгоняя себя надеждой. К счастью, погода окончательно наладилась и всё произошедшее можно было забыть.

Я подошёл к нашей марине даже быстрее, чем рассчитывал — на всё про всё у меня ушло трое суток. Кинув швартовые, я вздохнул с облегчением — место «Мии» было свободно. Я тщательно проверил муринг, перевязал кранцы и сошёл на берег.
Для очистки совести решил заглянуть к парням, что были главными среди здешних моринеров. Мне сразу не понравились их взгляды и перешёптывания. Меня усадили на старый крутящийся стул и сунули кружку, судя по запаху, с чем-то весьма крепким. Я молча выпил и вопросительно уставился них. Они, перебивая друг друга, пытались мне деликатно рассказать, что обломки «Мии» выбросило на пляж в Марсале, это всего ничего от нашего Трапани. У меня внутри всё похолодело. Нет, нет, нет! Только не это! Я же взрослый тридцатилетний мужик, я не могу плакать! Но предательские слёзы вопреки моему желанию сами катились из глаз. Бен! Почему? Мне хотелось кричать и разбить что-нибудь.

Я молча вышел из офиса и со всей дури шибанул кулаком в стену. Резкая боль и разбитые в кровь костяшки слегка привели меня в чувство. А как я скажу об этом родителям Бена? Тёте Эмме и дяде Антонио? У которых я столько раз ночевал, обедал, отмечал праздники? Они никогда не делали различия между мной и своим сыном. Боже мой!

Встреча с Кэт тоже оказалась не такой, как я представлял. При дневном свете и трезвыми глазами я вдруг заметил, что девочка весьма вульгарна, её кожа, замазанная тональным кремом, явно нечиста, гроздья прыщей проглядывали и через косметику. Волосы оказались крашеными, тёмные корни уже отросли. Запах пота и обломанные ногти дополнили картину, а уж когда она начала жеманно хохотать в ответ на мою историю про наш спор с Бенжамином, и я увидел её кривые с жёлтым налётом зубы, мне стало совсем противно. А те глупости, что вылетали из её уст окончательно отвратили меня от неё. Я попрощался и ушёл восвояси.

Я променял лучшего друга на это примитивную амёбу? Нет мне прощения за такую глупость.

***

Когда не находят тела, погибших в морских катастрофах, всё море считается их могилой.

Каждый год, в октябре, я приезжаю в Марсале с большим чёрным целлофановым мешком. Беру напрокат лодку и выхожу в море. Когда берег становится едва виден, я достаю траурный венок, расправляю ленты с одной и той же надписью: «Прости меня, Бен!» и аккуратно спускаю на воду. Сижу и жду до тех пор, пока цветы не намокнут и не уйдут на дно. Тогда я хватаю вёсла и начинаю яростно грести, вымещая свои страдания в натирании мозолей. Смогу ли я простить себя? Не знаю, прошло уже десять лет, а моя боль утраты никак не проходит.