О романе..

Аля Ярчая. Букватура III тысячелетия.
Архитектоника памяти. О романе Валерия Мартынова "Кошка в стае не живёт" (2020).
Меня пугают большие литературные формы. Если тонкую и яркую мысль стиха или малой прозы можно поносить в своём сердце, укрыть в нём, полюбоваться, напитаться им и выпустить, спокойно вернувшись к своим делам и мыслям, то с большой прозой так не получится: с ней ничего другого не остаётся, как окунуться в этот океан, и дать повествовательной волне поглотить тебя, потому что она не помещается внутри, довлеет над тобой. И времени твоей жизни огромный кусок занимает. И основную смысловую ось не сразу поймешь: надо сопоставлять большие части этой массы. Но именно роман, оказавшийся способным как жанр литературы, воспроизводить подобие "настоящести", тотальной "реальной" реальности, как властелин над людскими умами и душами, надолго, а, может, навсегда, завладевший человечеством, смело шагает вперёд по ленте времени, вбирая художественный опыт предыдущих эпох, порождая новые сочетания форм и пропевая эпоху, в которой родился. Поэтому: читаем роман, чтобы лучше знать, где мы, собственно, оказались)))
Перед нами роман Валерия Мартынова "Кошка в стае не живёт". В самом конце книги читаем: "Боровичи 2020". Просто обозначение времени и места создания произведения. И было бы все совсем просто, если бы мы не знали, что за год это был для всего мира. Когда время для всей цивилизованной части человечества вдруг потекло совсем иначе, когда в сознании огромного количества людей всплыло на поверхность всё, что могло, из всех уголков памяти.
О свойствах времени и памяти, о его структуре и есть этот роман.
Основной художественный приём, применённый автором, это поток сознания, причём у Мартынова мы можем наблюдать разные виды сочетаний приёма потока сознания с приёмом внутреннего монолога. В литературоведении эти два приёма разводятся: почитать об этом можно в статье Николая Мельникова (https://magazines.gorky.media/inostran/2017/3/pisatel..). Напомню, что поток сознания это приём, в котором "эмоционально-мыслительная деятельность человека дается в ее непосредственном протекании" (там же). Внутренний монолог же определяется как "повествовательный приём, заключающийся в воспроизведении мыслей и чувств персонажей; обращённое к самому себе развёрнутое высказывание героя" (https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_literature/4913/в..). Разница небольшая, не правда ли? Но считается, что, если внутренний монолог отделяется от повествования знаками препинания, грамматически и стилистически, так, что читатель имеет возможность понять, где происходящее в так называемой "объективной" реальности, а где мысли героя, то поток сознания полностью занимает собой повествование, состоящее из переданных посредством слова всего того чувственно-образного "сплошняка", происходящего в данное время в сознании героя.
Дело, думаю, здесь не только в наличии или отсутствии кавычек, дающих понять, где объективная реальность прерывается содержанием сознания героя - это просто стилистика и способ передачи психологии героя в письменной речи. Другое дело соотношение этой всеобщей для других героев реальности и внутреннего мира героя. Книга Мартынова почти сплошь состоит из воспоминаний, ощущений главного героя. Непрекращающееся настоящее читателя равновременно сплошному прошлому героя, редко прерывающемуся его настоящим, которое формирует фабулу (звонок домофона, ответ соседа о том, кто звонил).
Эта книга - интересный сплав двух обозначенных приёмов. Основная часть книги - это внутренняя речь героя. Как будто бы самому себе внутри себя рассказанные события прошлого, передача ощущений от них, их отражение в настоящем героя. "Перескоки на годы назад, а потом в проклятое перестроечное время, а потом снова возврат к звонку домофона." (С.69).
Но вот уходит "я", начинается рассказ о героине Таньке, причём от третьего лица. Вроде это "я" и дальше могло бы её вспоминать (что и происходит в частях книги, рассказанеых о первого лица), но слово даётся какой-то "вне-реальности". Да так подробно рассказывается о её ощущениях, что забываешь о том, что вообще в мире этой книги есть ещё что-то, кроме её чувствомыслей. И вдруг читаешь: "подумала Танька" (с.270). Ох, а что же было до этого? То, что шло без кавычек? Это кто-то большой и всезнающий копался в маленькой малоприметной Таньке? Вот они, её мысли, перед нами, живенькие, говорящие, самовыражающиеся. И тут же происходит взгляд на них со стороны: "Мысли у Таньки непоследовательные. Не вычерпав до донышка одно состояние, она переходила к следующему, где-то краем глаза удерживая предыдущее." (С.175).
В общем, особенности повествования в этой книге могут стать предметом большого исследования. Я же сегодня лишь обозначу некоторые из них и немного приоткрою ту архитектонику самого смыслого хранилища этой книги, которое смогла разгадать на данный момент.
Герои Мартынова постоянно заняты попытками ухватить жизнь. "Ведь бывает минута, когда нет ни мыслей, ни чувств. Но когда нет ни мыслей, ни чувств - где тогда Танька?" (С.158). Время, его строение и есть тот крючок, с помощью которого сознание героев зацепляется за жизнь:
"Надо со смыслом жить каждую минуту", - (с.67), говорит герой сам себе, словно обет даёт. Но как уловить этот смысл, когда "Время извивается и порхает вокруг, исполняет свой танец, запрокидыаает голову, широко раскидывает руки. Ни изучить его, ни познать" (с. 139)? Но автор даёт своим героям зацепки в виде "прожогов памяти" (с.99) , которые как маяки ведут, структурируют тягучий, вязкий поток времени. За что же ещё ухватиться? Конечно, за ось "человеческого" необратимого времени: "ничто без следа не пропадает" (с.74), "назад время не отмотаю" (с.97), "вперёд пятками не ходят" (с.166), "Танькин дом старый. В брёвнах хозяйничают жуки-точильщики. По ночам "тикают", пережёвывают брёвна." (С.153).
Время, его суть, можно почувствовать в изменчивости форм: "час назад она была такая, через час - другая" (с.69).
Циклы земного времени также приходят на помощь: "Днём в душе что-то густеет. Но ведь днём и камень ложится ношей на самое-самое больнючее место..." (с.67). "Вчерашнее молчание почему-то сегодня слышнее" (с.104). "Застится свет, застится восприятие" (с.82).
Есть у героев "Кошки" время насыщенное, динамичное, наполненное событиями, а есть время разреженное, время-до-времени, вылетовое: "Всё-таки, когда тишина, то всё природнее и восхитительнее, и небо прозрачнее, и солнца больше. И камень отваливается от души, и облегчение пополам с печалью блаженством разливается" (с.67), "эту тишину Танька знала раньше, в несказанно давние времена, до своего рождения" (с.151), "У Таньки есть давнее непомнимое время" (с.151).
А есть в книге даже "каменное" время: "один прожитый, наполненный переживаниями Танькин день, дороже, весомее, ценнее, чем сто миллионов лет камня. Камень жизнь не воспроизводит." (С.225).
Из драматического взаимопроникновения разных видов времени и рождается сам рисунок временной протяжённости в сознании героев: "Счастье живых отличается от счастья мертвых" (с.152), "от нетерпения можно умереть" (с.227),
"Её поезд стоит на месте, паровоз даже пары не разводил" (с.147).
И все эти ощушения, мысли героев не проходят даром: на их старания понять и ухватить время, жизнь отвечает им своим собственным интересом к ним: "когда начинаешь торопиться жить, жизнь, словно тот репей, хватается за тебя" (с. 185). Люди проживают жизнь, проговаривая время. Но и время начинает изучать и даже излучать человека.
Уже в середине романа у меня начался зуд: какое время победит? Ну или на каком всё закончится? Да, у времени нет конца, а вот у романа есть. Круг, то есть цикл, неизбывность, или круг с шагом, спираль? Или лента, необратимая разомкнутость? Конечно, это не она, о которой все его мысли, звонила в домофон. Это понятно. Где ты был, дядя Юра, там и останешься, бедолага, наедине со своими мыслями. Но вдруг! Герой героем, а есть и сила вне его.
Но нет, круг. Читатель наполнился вместе с героем выстроенным автором потоком и мягко приземлился с ощущением проговорённости, высказанности на том же месте.
Но постойте, неужто спираль: речь о других людях, по другим вопросам, но мелькает имя Таня. Это к ней. Ах, нет, круг. Слишком маленькая зацепка.
Всё осталось на своих местах, с маленькой, прозрачной промелькнувшей тенью, манящей идти дальше. Вспоминать, думать и делать. Как после экскурсии, выходишь из автобуса: мир вроде такой же, а всё-таки другой.
Но так случилось в этой книге, а что будет в других книгах Валерия Мартынова? Будет время, почитаем, узнаем!))))
Старая боровичская кошка продолжает жить в купеческом доме. Он был домом для одной семьи, потом для множества семей, потом разорён, пустовал, зиял окнами, потом, может, куплен добрым хозяином, который снова провернёт колесо его истории. А она живёт, на всё взирая и ничего в себя не вбирая, просто помнит, не являясь ничем, кроме самой себя.

Рисунки на обложке выполнены учителем Угловской школы, Е. Константиновой.