Про Савелия

   Миновав несколько пропускных пунктов с решётками и охраной, пройдя, наверное, километр одинаковых серых коридоров, Вика остановилась перед одной из многих здесь, похожих друг на друга, железных дверей. Сопровождающий её полицейский уверенно прошёл внутрь, и уселся на стуле в углу. Маленькое помещение было разделено решеткой, с каждой стороны которой стояли сильно побитые жизнью массивные деревянные столы. С той стороны решётки сидел молодой худощавый мужчина в серой робе, руки его были скованы наручниками. Вика заняла место за столом со своей стороны.
Достав из папки документы, она сверилась с фотографией, и уточнила имя:
- Савелий?
- Савелий… - Мужчина чуть нервно назвал свою фамилию, и статью, по которой был осуждён.
Вика молча перечитывала некоторые детали его дела. «Савелий М…, 26 лет, осуждён за нанесение побоев, насильственные действия, в том числе – сексуального характера.» И, хотя она изучила все бумаги ещё в кабинете, здесь она попутно смотрела на своего невольного собеседника, пытаясь понять: мог ли этот человек сделать то, что написано в лежащих перед ней бумагах?
Он чуть моложе её. Приятное лицо и умный взгляд располагали к общению. Встретив такого человека на улице, и не подумаешь, что от него можно ожидать плохого. Не зря говорят, что внешность обманчива. Вика включила диктофон.
- Меня зовут Виктория Александровна, я судебный психиатр. В рамках обжалования Вашего приговора, я бы хотела поговорить с Вами, уточнив некоторые детали. Возможно, это поможет Вам, или кому-то ещё, в будущем.
- Спрашивайте. – в голосе Савелия слышалось участие.
- У Вас были когда-нибудь домашние животные?
- Нет.
- Хотели бы Вы иметь семью, детей?
- Нет.
- Можете объяснить почему?
Зачем усложнять себе жизнь? Постоянно уживаться с кем-то, учитывать чужие интересы и планы? Нет. Тащить детей в этот жестокий мир, тоже не хочу.
- Не совсем понимаю, о чём Вы говорите?
Савелий посмотрел на Вику как на ребёнка, которому приходиться объяснять очевидные вещи.
- Вся жизнь – какое-то постоянное преодоление проблем. Как бы её ни приукрашивали. Миллионы людей мучаются и даже умирают от многих причин, которых они не выбирали, не хотели, о которых, скорее всего, даже не знали. Болезни, войны, стихийные бедствия, разные психопаты, голод и нищета.
- Что поделать, жизнь так устроена.
- Вот кем и для чего она так устроена? Ответьте хотя бы себе, и других вопросов уже не появится.
- Но не все же люди бедствуют. Кто-то же вполне счастлив.
- "Белозубая улыбка одних основана на страданиях тысяч других людей", или как там у писателя? Мне кажется, что кое-кому блага даются в награду за создание проблем для остальных.
- Вы мрачный пессимист, Савелий. Неужели в Вашей жизни не было ничего хорошего? Дружба, любовь, удача, какие-то маленькие простые радости?
- Скорее нет, не было. Я с детства чувствую себя чужим в этом мире. Мне одиноко, пусто и неуютно здесь. А все Ваши «простые радости» зачастую приводят к новым проблемам.
- Расскажите подробнее о своих ощущениях. Когда Вы почувствовали такое положение дел?
- Да в детстве. Ещё ребенком я не мог найти себе компанию. Одни казались мне откровенно глупыми, другим было не интересно со мной. И всем было не до меня, словно каждый стоял ко мне спиной или боком, в направлении своих интересов, но при этом вполне находя себе единомышленников. Ещё казалось, что каждый для чего-то пригодится в этом мире, кроме меня. Друзей у меня не было, только приятели, с которыми имелось мало общего. Все человеческие занятия кажутся мне глупой вознёй, почти не имеющей смысла. Учиться, чтобы зарабатывать? Зарабатывать себе на проживание следующего дня, чтобы снова идти на работу, и так всю жизнь? Я устал от этого колеса. Мне не интересно строить карьеру, соревноваться с кем-то, кому-то что-то доказывать. Каждый день решать проблемы, преодолевать трудности, ради несоизмеримо мелких выгод, зачем это мне? Очень часто возникает такое чувство, что всё вокруг – затянувшийся, липкий и скучный сон, что где-то за его гранью есть настоящая жизнь, полная умиротворения, понимания происходящего, и ощущения себя на своём месте. И я не хочу никого приводить в этот мир через себя, не хочу слушать упрёки, или видеть потом, как страдает близкий мне человек.
- Интересная у Вас теория. Скажите, Вы испытывали к кому-нибудь тёплые чувства, привязанность, благодарность? Может быть Вас кто-то любил?
- Некоторые женщины занимали все мои мысли, наверное, это можно назвать любовью. Я чувствовал, что вот она для меня – Свет. Но почти все, кого я любил, не воспринимали меня всерьёз. Не избегали, но и не приближали к себе. Это очень злит. Полноценных отношений в моей жизни не было, не было духовной близости, не было какой-то общности, которая связывает людей. Даже к родителям я ничего особенного не чувствовал – ну люди и люди, одни из многих. Благодарность? Благодарность живёт в сердце к тем, кто иногда называл меня по имени.
- Савелий, а что Вам нравится делать, что вызывает у Вас радость, или какие-то положительные эмоции?
- Есть некоторые увлечения, но с ними не сложилось по разным причинам. Мне нравится чувствовать другого человека. Чувствовать его реакцию на мои действия, на мои слова и прикосновения. Нравится чувствовать дыхание и тепло приятного мне человека, когда он рядом.
- Вы говорите о женщинах, или о людях вообще?
- О женщинах.
Вика машинально провела рукой под воротником рубашки.
- Что же в этом интересного?
- Ну кто-то вот лепит из глины вазу. И радуется, что у него получилось сделать руками вещь. А я радуюсь, когда мне удаётся сделать эмоции, вызвать у кого-то переживания. Причём, вазы у гончара похожи, а люди все разные, и даже одинаковые эмоции выражают по-разному. Я бы с удовольствием послушал как Вы, например, стонете, Виктория.
Она сделала вид, что не слышала его слов.
- Зачем же Вы тогда душили женщин? Хотели ярких эмоций?
- Я не душил. Хотите знать предысторию?
- Будет интересно для дела. Расскажите.
- Несколько лет назад ко мне в гости зашла юная особа. Мы целовались, я гладил ей шею, и в какой-то момент чуть сильнее положил руки на её горло. Самую малость. А потом ещё чуть. Она не протестовала. Некоторым нравится, когда им так делают. Тогда я сжал руки так, что она не смогла дышать, на какие-то секунды, при этом мы продолжали целоваться. И когда я отпустил её, она стала хватать ртом воздух. Это было непередаваемое ощущение. За секунду я почувствовал на языке такую страсть и желание жить, что запомнил это ощущение навсегда.
- И, конечно же, захотели повторить. А что с той особой?
- Отдышавшись, она спокойно сказала: "Не делай так больше". Без истерик и глупых сцен. За это я очень её уважаю до сих пор. Иногда мы случайно встречаемся где-нибудь, но не говорим о том вечере.
- То есть Вы получаете удовольствие, причиняя боль другим?
- Нет. Не получаю.
- Зачем же Вы тогда били тех, кто потом заявил на Вас в полицию?
- Это другой случай. Им я делал больно умышленно, да. Но не ради удовольствия.
- А ради чего же? – Виктория с интересом всматривалась в лицо собеседника.
- Мне жаль тех женщин, я сопереживал их боль, и хотел, чтобы они, хотя бы отчасти, почувствовали мою.
- Это какую именно?
- Боль моего одиночества, моей отверженности, моей неустроенности в жизни. Есть мнение, что моральные страдания не легче физических, и тогда мне хотелось, чтобы хоть кто-то почувствовал, как мне плохо и одиноко.
- Ваша логика понятна, непонятно другое: чем провинились те девушки, которых Вы насиловали и били? Если я правильно понимаю, жертвы выбирались случайно?
- Они выглядели счастливыми. Мне тогда казалось, что для них всё сложилось удачно, что у них было то, чего не было у меня. Сейчас я понимаю, что у каждого есть свои невидимые проблемы, но тогда я об этом не думал. И я не хотел никого калечить, в этих случаях нет тяжёлых последствий. Просто сорвался, я не железный.
- Понятно. – Вика переложила листы на столе. – Значит, другой случай, говорите? А душили для удовольствия? Некоторые тоже на Вас заявили потом.
- Я никого не душил. Скажем так: придерживал чужое дыхание. И пару раз, может быть, немного увлёкся. Или кто-то испугался моих действий. Это от недоверия. А в момент близости доверие очень важно.
- Значит, душили одних – для удовольствия, и били других – из-за ненависти?
- Вы сильно всё упрощаете. Во-первых, не душил, а...
- Ну да, да, придерживали.
- Во-вторых, не только для своего удовольствия. Повторю: некоторым это нравится, они потом сами просят. И, в-третьих, это "придерживание" – лишь один из моментов таких близких отношений. Мне гораздо интереснее чувствовать жар и дрожь партнёрши, наблюдать за мимикой её лица, за её взглядом, а не только это. Но, почему-то, никто не написал в заявлении: "Мне было так хорошо, я не испытывала раньше ничего подобного..."
Вика невольно засмеялась.
- А им было настолько хорошо? Вы себе льстите, Савелий.
- Говорили, что да. В такие минуты обычно не врут.
- А что Вы для этого делали? – спросила она, чуть понизив голос.
- Говорил. Слушал. Это много значит. Ну и вот эти руки. – он звякнул наручниками, – Есть и другие инструменты.
- Всё ясно. – она откинулась на спинку ободранного стула, поправляя волосы. – Ну что ж, пожалуй и хватит.
- В следующий раз, когда пойдёте, принесите, пожалуйста, яблок.
- Вы думаете, что будет следующий раз?
- Ну хотя бы в мечтах я не ограничен.
Виктория молча сложила в сумку бумаги и диктофон. И, подумав несколько секунд, ответила:
- Желаю Вам счастья, Савелий. Не ради Вас, а ради других.