Книга 2. Животный язык руси. Глава 11

Из серии "Рассказы детям о Языке"
Книга 2
Животный язык руси
Глава 11

Шипящий звук или “(ШЖ)”


В соответствии с границей, которую мы с вами здесь провели,  можно утверждать, что с появлением знания “огонь” в структурах значений некоторых слов Языка, некоторых же его языков, его носители из животных становятся так уже человеками. А это значит, что сами их языки из контекстов Животного языка становятся так уже контекстами Древнего языка, т.е. первыми вообще человеческими языками.

Другое дело, что сам этот процесс, - становление Животного языка Древним уже языком, - не был тогда моментальным, тем более линейным. Хотя бы потому, что требовал он формирования новой связи, а именно “объединение”, в вещественной структуре связей (Сознания) Языка. Которая в итоге и обеспечила уже формирование в невещественной струтуре знаний (Сознания) Языка знания связи “объединение”, именно с которым Язык из Животного и стал уже Древним так языком.

Проще говоря, развитие Языка происходило тогда не только за счёт формирования одной только новой связи в вещественной структуре связей Сознания со всеми из этого вытекающими следствиями, но и за счёт развития в нём вообще всей вещественной структуры связей с невещественной структурой знаний на ней. А это значит, что и за счёт в том числе развития знания “огонь”.

Так знание “огонь” мы впервые находим в Языке в составе структуры значений слова “(ДТ)”. И, похоже, что уже тогда это было достаточно так сложное знание, а именно “удержание огня”. Т.е. это было не просто знание “огонь”, а гораздо более сложное, потому как совместное с ним, знание “удержание огня”. Потому как смысла в удержании в Коллективном сознании знания одного только признака “огонь” не было вообще никакого, это чтобы так в Языке задавать ему в соответствие хоть какое-то звучание. Проще говоря, что толку в том, чтобы видеть огонь, знать как он называется, но при этом не иметь ни малейшей возможности (ни одного совместного знания) хоть что-то с ним делать.

Второй раз мы находим знание “огонь” уже в слове “(ПБ)”, где оно было связано со значением [потребность]. И таким образом оно образовывало гораздо ещё более сложное знание. Похоже, что этим знанием было знание “извлечение огня”. Обладание которым позволило тогдашним человекам практиковать уже и разные виды их жизнедеятельности. Которые в итоге привели их к формированию разных коллективных сознаний, т.е. разных так языков.

И вот, наконец, случается уже третий, получается так последний, “приход” знания “огонь” в Язык, и теперь уже в виде звучания шипящего звука “(ШЖ)” с его значением. А последним он был потому, что после его появления форма Жизни “человек” (а значит и отдельные её части, - за исключением Сознания! - и “голосовой аппарат” в том числе) полностью утрачивает возможность к своему изменению. А это значит, что издавать какие-то новые звучания за счёт изменения голосового аппарата, представители формы Жизни “человек” никогда уже больше потом не могли. А если и могли, то теперь только за счёт той новой связи, что возникла тогда у них в Сознании. И были эти новые звучания так именно что объединениями из уже существовавших до этого в Языке (получается что в Животном ещё языке) звуков.

Напоминаю, что именно прекращение изменения формы Жизни “человек” (в том числе и её частей, - не считая Сознание, оно продолжало так изменяться, - одной из которых и был голосовой её аппарат), мы приняли в своё время за границу между животными формы Жизни “человек” и человеками. А у человеков, понятно, мог быть уже только их человеческий, тогда ещё Древний, язык. Потому нам тем более интересно будет узнать, что значил тогда последний звук вообще в Языке, возникший в нём как одно из естественных звучаний, которое человеки научились тогда произносить уже посредством их голосового аппарата.

Ещё раз, - все последующие звучания формировались в Древнем языке или через объединение уже известных звучаний Животного языка, или через их детализацию (как если бы те сами были до этого объединениями). Например звучание “хор” возникает в Животном языке сразу со своим значением [северный олень] как подражание естественному звучанию признака “северный олень”. Т.е. как подражание тому звучанию, которое произносил сам северный олень, и которое было так его уникальным, неотъемлемым признаком. Другое дело, что со временем древние человеки начинают уже различать звуки “х”, “о” и “р”, и теперь воспринимают уже само это звучание именно как их объединение. А это значит, что новые звучания “х”, “о” и “р” возникли тогда в Языке в том числе и в результате детализации уже известного человекам тогда звучания, а именно “хор”. А известными они были для них потому, что значения их они так уже знали.

Звучание слова “(ШЖ)”, похоже, возникло как подражание естественному звучанию признака “огонь”, которое тот издаёт во время процесса его горения. Значением же его стал тогда сам признак “огонь”, но с некоторым уже у него уточнением. Каким именно было тогда у него это самое “уточнение”, т.е. дополнительное знание, которое соответствовало знанию основного признака, - в нашем случае основным признаком является “огонь”, - можно понять из значения сегодняшнего слова “щи” (”(ш(ь)ы”/”(ШЖ)(ь)ы”) с тем самым его значением [щи].

“Щи”, а если точнее, то тогда это было именно что “ш(ь)ы”/”(ШЖ)(ь)ы”, т.е. множественная форма слова “ш(ь)”/(”(ШЖ)(ь)). И значило оно в Руском языке сборное кушанье из разных продуктов, приготовляемых на огне за счёт одного и того же общего для них технологического процесса. А так как для готовки на огне все продукты требовали дополнительной обработки, то и в самом значении [щи] тогда уже присутствовали все эти знания (о необходимой их предварительной обработке перед готовкой на огне). Таким образом, ещё раз: “(ШЖ)(ь)ы”/(“ш(ь)ы”), - так назывались продукты, которые требовали предварительной обработки для дальшейшей их готовки уже на огне.

Проще говоря, те же мясо или рыба никакой такой предварительной обработки не требовали, - их можно было сразу готовить на огне. Как не требовали они и посуды для их готовки на огне. В то время как зерно, или похожие на зерно продукты, перед тем как готовить их на огне, требовалось предварительно очистить от кожуры и, если то было надо,  предварительно ещё измельчить. Как и требовали они соответствующей посуды для их готовки. Таким образом из-за этих их свойств зерно (и похожие на зерно продукты) были тогда для рус(ь)ы ничем иным как “(ШЖ)(ь)ы”/”ш(ь)ы” со значением [щи].

Так вот, уточнением для самого этого значения [щи] служила тогда ещё одна форма его звучания, а именно “(ШЖ)т(ь)ы”/”шт(ь)ы”, - {”(ШЖ)” “т(ь)ы”}/{”ш” “т(ь)ы”}, которая существовала у него помимо звучания “(ШЖ)(ь)ы”/(“ш(ь)ы”). Где значением “т” было [действие]. Значение этого объединения дословно уже “читалось” именно как [“(ШЖ)”/”ш” (с) (которым следовало совершить) действия мужику]. Значение [действие] уточнялось в объединении “(ШЖ)т(ь)ы”/”шт(ь)ы” другими уже знаниями, но только оно никак не следовало из знаний самого Языка. Проще говоря, обязательно следовало прежде увидеть, в чём эта самая обработка тогда заключалась, что так уже знать её наверняка.

Из знаний же самого Языка следует, что одним из основных, если вообще тогда ещё не единственным, действием связанным с обработкой пищи (”(ШЖ)(ь)/”ш(ь)”) на огне, с использованием при этом некой посуды (котла), у рус(ь)ы была варка. Таким образом, получается, что именно варка как действие соответствующее приготовлению пищи на огне и присутствует как звучание “т” в объединении “(ШЖ)т(ь)ы”/”шт(ь)ы”.

Ещё раз, - признак “огонь” отличался от всех других тем, что он вовсе даже не был статичным, а обладал неким, скажем так, внутренним действием. Т.е. по представлениям древних человеков он был так отчасти даже “живым” (признаком). Поэтому в структуре значений “(ШЖ)”/”ш”, - естественного звучания признака “огонь”, знание которого соответствовало знанию признака “огонь”, - безусловно тогда было знание “действие”. Но это было действие именно что признака “огонь”, но вовсе даже не действие признака “человек”. Которое было уже в объединении “(ШЖ)(ь)т(ь)ы”/”шт(ь)ы”, и которое уже поэтому обозначалось в нём звучанием “т(ь)”, - [действие (мужика)]. И значило в нём, получается, именно эту самую варку “(ШЖ)(ь)т(ь)ы”/”шт(ь)ы” на огне. Другое дело, что [щи] с этим объединением можно было уже тогда воспринимать как процесс, и тогда он был уже именно что “(ШЖ)(ь)т(ь)ы”/”шт(ь)ы”. (Примерно как “три!” (”тр(ь)ы!”) в Руском языке, одним из значений которого является побуждение к процессу трения.) А можно было воспринимать и как результат этого процесса, и тогда это были уже только ”(ШЖ)(ь)ы/”ш(ь)ы”.

(Кстати, - ещё одним свидетельством того, что знание “действие” безусловно было уже в структуре значений “(ШЖ)”, является наша (носителей русского языка) привычка упорно говорить “ш” вместо “ч” в объединении “что” (”тш(ь)то”). Дело в том, что в различных контекстах руского языка звучания одного и того же (с одним и тем же у него значением) Шипящего звука несколько отличались. А потому, в результате детализации звучаний и их значений в Языке, с обретением в том числе знания связи “объединение”, звучание “ч” со временем стало восприниматься как “тш(ь)”. Т.е. так в нём (в его структуре значений) уже появилось то самое (знание) действие признака “огонь”, о существовании которого человеки догадывались с самого начала появления слова “(ШЖ)”/”ш” в Языке. В том числе, за ненадобностью, у него исчез тогда и мужской признак “ь”, и стало оно так уже “тш”.

 Таким образом более уже сложное объединение “что” они воспринимали тогда уже как {“тш” “то”} - “тшто”. И в нём так, за счёт тавтологии звучания “т”, возникала в том числе и тавтология самого его значения [действие]. Т.е. значение самого такого объединения воспринималось ими тогда как [действие действия], - согласитесь, одно “действие” здесь явно было так уже лишнее.

Проще говоря, - ещё раз, - одно “т” в объединении “тшто” было явно так лишнее. А значит его следовало из него обязательно уже так убрать. В зависимости от того, какое именно “т” убирали, возникали две возможные разговорные формы объединения “тшто” в Языке, а именно “што”, - произносится сегодня как “што”, - и “тшо”, - произносится сегодня как “тш(ь)о” (”чё”). Добавьте сюда форму “шо”, которая уже никаких действий так не предполагает вообще, и вы получите три разговорные формы объединения “тшто”, которые мы и сегодня используем в разговорном русском языке.)

И вот здесь настала пора напомнить вам одну очевидную мысль. Очевидная она потому, что вы все её безусловно так знаете. А напомнить уже потому, что эту мысль, как само собой разумеющуюся, вы предпочитаете вообще никогда так и не вспоминать, - зачем, если это вам знать, получается, так абсолютно не надо (т.е. на это у вас нет никакой необходимости)? Но только не в этот раз, - сейчас осознание этой мысли очень вам так пригодится. Итак,  вот сама эта мысль, -

- Читая этот текст на русском языке, вы и мыслите уже так на русском языке, со всеми из этого вытекающими следствиями.

А потому мы и рассматриваем здесь так Животный язык именно в контексте русского языка, а ни какого-нибудь ещё. И уже потому для того до того мы составили Последовательность частот звуков именно русского (!) языка. И именно вот из этой Последовательности (русского!) языка и следует, что последним звучанием, которое возникло в Животном языке руского его контекста, было звучание “(ШЖ)”.

А это вовсе даже ещё не значит, что то же самое знание будет следовать из Последовательности составленной на основании какого угодно уже языка, но только не русского. Более того, забегая вперёд, скажу, - не было слова “(ШЖ)” в других языках кроме Руского и тех языков, что формировались уже на его основе. А те же звучания “(ШЖ)”, что в других языках мы сегодня встречаем, являются так в них звучаниями заимствованных знаний. Давайте разберёмся, почему всё уже именно так.

Слово “(ШЖ)” является последним, т.е. седьмым по счёту, из тех слов, что были образованы в соответствии со знаниями связей Животного языка. Т.е. все они были образованы из естественных звучаний, которые представители формы Жизни “человек” однажды научились говорить уже через рот. Но если первые шесть из них были собственными естественными звучаниями признака “человек”, то последнее, седьмое, звучание было уже собственным естественным звучанием признака “огонь”.

А принимаем мы слово “(ШЖ)” именно за последнее слово, что возникло в Животном тогда языке, а не за первое слово Древнего языка, потому, что возникло оно в соответствии со знаниями связи именно Животного языка. Проще говоря, возникло оно не в результате объединения существовавших звучаний, не в результате их детализации, а возникло оно как повторение голосовым аппаратом естественного звучания признака. Т.е. того самого звучания, что существовало уже само по себе. Ничего подобного тогда не произошло в других языках (других контекстах Древнего языка), - почему?

Всё дело в том, что только у рус(ь)ы была тогда возможность для применения такого технологического приёма в готовке пищи, как “варка”. Потому как по роду своей жизнедеятельности, - а рус(ь)ы занимались добычей и продажей соли, - у них всегда так уже была соль. Та самая соль, без обладания которой варка, получается, просто была невозможна. Потому как в процессе варки жизненнонеобходимая соль из продуктов лишь удаляется. А потому необходимо было соль в процессе варки добавлять в воду, в которой эти продукты и варились. Лишь только так возможно было использовать все преимущества пищи, получаемой в результате процесса “варка”. Собственно во время освоения процесса “варка” у рус(ь)ы в языке и сформировалось слово “(ШЖ)”. Которое, в том числе, и формировало так тогда Руский язык. Проще говоря, Русью были человеки, которые более чем все остальные использовали в приготовлении пищи варку, - никакие другие формировавшийся одновременно с ними народы так широко этим приёмом “варка” тогда ещё не пользовались.

(Кстати, ничего подобного тогда не произошло в языке будущих англичан, которые в те времена жили рядом с рус(ь)ы в одном и том же Руском контексте. Что лишний раз подтверждает, что соли у будущих англичан тогда в достаточном для варки количестве тоже не было, как и не было, получается, возможности использовать все преимущества процесса “варка”.

Само это знание следует из того, что сегодня вы не найдёте в английском языке буквы, которые бы обозначали звучания “ш”, “ч” или “ж”, - разные произношения естественного звучания признака “огонь”. Потому как, - ещё раз, - сами такие звучания появились в английском языке как заимствованые знания, когда возможности голосового аппарата человеков давно уже были исчерпаны. А потому сформировать эти звучания будущие англичане смогли тогда у себя в языке только уже как объединения до толе известных им звучаний, а именно, - “sh”, “ch” и “dj”, и т.д.

Лучше понять трудности древних англичан с осознанием ими звучания “(ШЖ)” можно в сравнении сегодняшних написаний значения [дочь] в русском языке, - “дочь”, - и в английском языке, - “”daughter”. Если в этих написаниях отбросить ер, со значением [принадлежность мужикам] (в руском написании ер обозначается как “ь”, а в английском написании как “er”), то окажется, что звучание “(ШЖ)” в написании русского языка выражается как “ч”, а в написании английского языка уже как “ght”, - целых три буквы! - что само по себе о многом так говорит. Из “прочтения” же значений этих слов следует, что так тогда называли женщин, получается молодых, обязанностью которых было поддерживать в доме огонь. Напоминаю, никакого института семьи тогда (а речь так идёт о временах как минимум десятитысячелетней и более давности) не было, и быть не могло.)
 
Ещё раз, - в принципе уже с возникновением звука “(ПБ)” в Животном языке его возможности так были исчерпаны. Но только не в контексте будущей Рус(ь)ы, - в нём уже тогда накопилось столько знаний связанных с признаком “огонь”, что потребовалось формирование ещё одного слова Животного языка, а именно “(ШЖ)”, чтобы удержать их все у них в языке.