Книга 2. Животный язык руси. Глава 7

Из серии "Рассказы детям о Языке"
Книга 2
Животный язык рус(ь)ы
Глава 7

“(МН)”


Следующим словом, которое возникло в Языке (тогда ещё в Животном языке) после слова “(ДТ)”, на основе естественного звучания представителей формы Жизни “человек”, как это и следует из Последовательности частот звуков русского языка, стало слово “(МН)” с частотой его звучания равной 1195. Проблема определения значения слова “(МН)” в том, что это было вообще первое слово у человеков, которое имело, скажем так, уже “логическое” значение. При этом его звучание было одним из множества тех звучаний, которые тогда могли издавать своим голосовым аппаратом представители формы Жизни “человек”. И только уже по этой причине у него не могло быть значения [представитель формы Жизни “человек”].

(В противном случае так в том языке (как в одном из контекстов вообще Языка), где бы оно такое возникло, было бы многозвучие. Это когда разным звучаниям в одном и том же контексте, - в нашем случае этим контекстом является так тот самый язык, - соответствовало бы одно и то же значение. Ситуация для отдельного какого-то языка почти невозможная, потому как очень так затруднительным становится сам процесс понимания такого языка для его носителей. Проще говоря, если носители такого языка совсем уже не дураки, то очень скоро они оставят в нём только одно какое-то звучание для этого самого значения.)

Поэтому, чтобы определить, каким было тогда значение слова “(МН)” в Животном языке, прежде необходимо проанализировать значения всех тех объединений, в которых оно потом и использовалось (т.е. в Древнем уже языке, - появление слов как объединений и есть та самая особенность, которая характеризует именно Древний язык, в Животном же языке объединений быть просто ещё не могло). И которые до сих пор существуют в ныне действующих ещё языках, и значения которых мы уже поэтому знаем. А так как труд это достаточно большой, чтобы считать его сегодня полностью уже кем-то проделанным, то мы ограничимся здесь только поверхностными суждениями о значении слова “(МН)” Животного языка. И начнём мы так со слова Руского языка, одного из контекстов Древнего языка, с его значением [налим] и с его звучанием “мн(ь)”. (Множественной его формой в Руском языке было слово “мн(ь)ы”.) Хотя бы уже потому, что его звучание почти полностью так, - в нём ещё присутствует “ь”, - совпадает со звучанием слова “(МН)” Животного языка, значение которого нам здесь и интересно.

И нам остаётся так только определить, каким образом и когда у звучания “мн(ь)”/“(МН)(ь)” однажды возникло это его значение [налим]. А обозначаю я здесь его так, - “мн(ь)”/“(МН)(ь)”, что значит “(звучание) “мн” или (звучание) “(МН)”, - из-за этой вот возможной двойственности конструкции его значения у одного и того же звучания. Т.е. из-за возможности ему иметь так уже два разных значения в Языке.

Ещё раз, - невозможно утверждать без знания контекста, где это звучание и использовалось, как именно воспринимали тогда рус(ь)ы конструкцию слова “мн”/”(МН)”, - или как древний естественный звук “(МН)” с его собственным значением, или как “мн”, - объединение звуков “м” и “н” с их уже собственными значениями. Хотя бы уже потому, что у “м” и у “н” в результате детализации “(МН)” в руском языке значениями становятся знания признаков сознания, - [принадлежащий мне (это) говорящему], это у “м”, и [”1”], это у “н”. Которые вполне могли использоваться так уже вместе, т.е. в составе одного и того же объединения “мн”, значение которого “читалось” тогда как [принадлежащий мне (это) говорящему один]. Например, в слове “мне” (”мн(ь)э”) используется объединение “мн”, а значение самого слова “читается” уже как [{принадлежащий мне (это) говорящему один} любой].

Сравните, после детализации “(СВ)” на “с” и “в” в руском языке, у них формируются в том числе знания признаков действительности, а именно “соль” и “вода”. Те самые знания признаков действительности, похожих на которые не было у “м” и “н” с их знаниями признаков сознания. Наличие знаний признаков действительности в структурах значений у “с” и у “в”, с одной стороны, не давали образовывать им объединение “св” в руском языке, - потому как значение [соль-вода] смысла как такового просто иметь не будет, так как самого такого признака в Действительности быть просто не может (примерно как не может быть признака “котопёс”, - может быть или признак “кот”, или признак “пёс”, но только не оба эти признака вместе). А, с другой стороны, позволяли так существовать в нём естественному звуку “(СВ)” с его значением [(звучание) питьё (воды) с поверхности].

Проще говоря, встречая в речи звучание “св”, рус(ь)ы воспринимали его только как звук “(СВ)”, но ни в коем случае не как объединение “св”. В случае же “м” и “н” ничего такого не было, - у них в структурах значений не было знаний признаков действительности. А потому в том же руском языке тогда одновременно могли существовать и объединение “мн”, и звук “(МН)”. А сама же его, - “(МН)”, - такая детализация позволяла наиболее точно определить значения возникающих в результате её звуков, а именно “м” и “н”.

(Кстати, смягчение “ь”, которое присутствует на конце слова “мнь”/”(МН)(ь)” и отсутствует у слова “мн”/“(МН)”, чем собственно оно так эти слова и отличает, само по себе очень так в Языке (в нашем случае в Руском уже языке) интересно. Начать с того, что собственного звучания оно в Руском языке не имеет вообще. Но при этом оно изменяет звучания стоящие уже перед ним. Уже поэтому какое-то собственное значение у него в Руском языке безусловно так тоже есть. Потому как именно оно и изменяет значения слов, что стоят перед ним. В Руском языке смягчение “ь” из-за его значения можно считать, скажем так, “мужским признаком” того значения, что стоит перед ним. Т.е. знание о его присутствии после того или иного значения (знания признака) говорило в Руском языке о том, что сам этот признак имеет так некую связь с признаком “мужчина”. Знание же самой этой связи из знаний Языка вовсе даже так и не следует, для этого как минимум необходимы были в том числе ещё и другие знания.

Ещё раз, - смягчение “ь” в Руском языке потому уже называлось “ерь” (вкупе с ним было ещё название “ер(ъ)” для обозначения уже “ъ”), что значение его очень так напоминало значение, скажем так, “мужского суффикса” (объединения) “er” (”йэр” - “ер”) Древнего языка. Другое дело, что носители формировавшегося Руского языка предпочли в своё время звучанию “er” именно смягчение “ь” с отсутствующим у него собственным звучанием, но с похожим у него значением. А из-за отсутствия же у “ь” собственного звучания, по аналогии с “er”, - с названием мужского признака в том числе у того же английского языка, например, - они его в Руском языке стали называть тогда тоже “ер(ь)” (”йэр(ь)”).

Проще говоря, следовало уже как-то назвать звучание того, что его не имеет. Вот тут-то и пригодилось название “er” с похожим у него значением. По сути, получается, называли так вовсе даже не звучание, которого у “ь” не было, а его значение, которые у “ь” и “er” совпадали. А это и была в том числе одна из причин, по которой язык рус(ь)ы становился так Руским уже языком. Во всех же других контекстах Древнего языка, где тогда использовался “ер” (”er”), ничего подобного не случилось. В смысле, “ер” с тех пор, с тем же самым у него звучанием и с тем же самым у него значением, как соответствующая часть объединений (как суффикс), в них так и остался.

Другое дело, что в контексте Языка “Предложение” (Древнем языке) части слов свои значения уже постепенно теряют, а потому потеряли его в том числе и “ер” (”er”), и смягчение “ь”, что в Руском языке его заменило. А потому сегодня в русском уже языке смягчение “ь” служит больше для придания уникальности звучаниям тех или иных значений. Без какого-то осознания при этом самого его значения, - [мужской признак], - тем более, что оно с самого начала его появления в Руском языке, было у него не так чтобы и очень-то чётким, т.е. не очень-то непосредственным. )

В случае Руского слова “мн(ь)”/“(МН)(ь)” знание его признака у нас уже есть, - [налим]. Поэтому связь признака “налим” с признаком “мужчина” предположить нам уже так достаточно просто, - налимов, как и рыбу вообще, ловили, получается, тогда исключительно только мужчины. Но вот со словом “мн”/“(МН)” подобный “номер” у нас не пройдёт, - “ь” на конце у него отсутствует, а потому его значения мы элементарно не знаем. Но, исходя из схожести самих их звучаний, мы вполне можем уже так предположить и некоторую же схожесть самих их значений. А это значит, что области множеств знаний в их структурах значений так должны были обязательно уже пересекаться. Проще говоря, часть знаний в структурах их значений были одинаковыми. Причём, похоже, что множество знаний из структуры значений “мн(ь)”/”(МН)(ь)” являлись подмножеством знаний из структуры значений “мн”/“(МН)”.

Ещё раз, - значение “мн”/“(МН)”, получается, является так уже гораздо более общим, чем это есть у “мн(ь)”/”(МН)(ь)”. Потому как оно не обязательно имеет так связь с одним лишь только признаком “мужчина”, - отсутствует мужской признак “ь”, - а как и вообще уже все слова относится ко всем тем признакам, что и составляют признак “человек”, и лишь одним из которых является признак “мужчина”. Т.е. относится так к общему признаку “человек”, к которому в свою очередь относятся и признак “мужчина”, и признак “женщина”, и признак “старик”, и признак “ребёнок”.

Итак, в Руском языке, и мы это знаем наверняка, было когда-то слово “мн(ь)”/”(МН)(ь)” (множественной его формой тогда было “мн(ь)ы”/”(МН)(ь)ы”) со значением [налим]. Проблема его значения была в том, что сам этот признак действительности “налим” звучание (слова) “мн(ь)”/“(МН)(ь)” издавать просто не мог, потому как он рыба. А это значит, что и само это звучание ему вовсе уже так не принадлежало. Т.е. оно не являлось так естественным звучанием налима, это чтобы уже по нему животные формы Жизни “человек” могли бы называть сам этот признак “налим” уже как “мн(ь)”/“(МН)(ь)”.

А это в свою очередь значит, что значение у звучания “мн(ь)”/“(МН)(ь)” для самого признака “налим”, получается, носило в Языке (ещё, получается, в руском контексте Животного языка) так уже переносный характер. Т.е. называть оно так могло вовсе даже не самого налима как некий признак действительности, а только одно из знаний, что уже были тогда в его структуре значений. Согласитесь, для примитивного Животного языка переносная связь, - а это так уже очень даже сложная связь, - это уж слишком. Но факт остаётся фактом, - в Руском уже языке (как одном из контекстов Древнего языка) такая связь безусловно уже присутствовала. Т.е. где-то на промежутке “Животный язык - Древний язык” (руский язык - Руский язык) всё это (формирование переносного значения у естественного звучания “мн”/“(МН)”) тогда и случилось. При том, что в Животном языке оно могло быть только “(МН)”, а вот уже в Древнем языке в том числе и “мн”.

Остаётся так только понять, какие именно знания были в структуре значений слова “мн(ь)”/”(МН)(ь)” со значением [налим], которые могли быть в том числе и у слова “мн”/“(МН)” (значение которого нам пока ещё не известно). А для этого необходимо рассмотреть объединения (слова), которые существуют ещё и сегодня, и в которых в качестве одной из частей при их формировании использовались тогда слова “мн” или “(МН)”. И значения которых (в смысле самих их объединений) нам уже так известны. Из знания  значений их объединений мы сможем узнать в том числе и значение их частей, а это значит и значение тогдашнего слова “мн”/“(МН)”.

И для этого мы рассмотрим объединение русского языка “много” с его сегодняшним значением, - [много]. Значение его “читается” с Руского языка (одного из контекстов Древнего языка), в котором это объединение и возникло, как {”(МН)” (о) “го”} - [объединение [”(МН)”] и (человека) “Г” (охотника) с его уже объединением, т.е. с го]. Но только никак не {”мн” (о) “го”}, где значением “мн” является [принадлежащий мне (это) говорящему один]. С ним, точнее даже с известными сегодняшним значением у “много” как [много], “читаемое” значение самого “много” становится, скажем так, очень даже трудновоспринимаемым, - [{принадлежащий мне (это) говорящему один} (в объединении с) {человека “Г” объединения}]. Из чего нам остаётся только так заключить, что в объединении “много” используется именно что “(МН)” с его, неизвестным пока нам, значением. Но использование которого в объединении “(МН)ого” вполне придаёт так ему смысл.

(Напоминаю, под значением [объединение], которому и соответствовало звучание “о”, человеки тогда понимали множество из двух каких-то элементов, но только никак не более. А всё потому, что считать больше двух они тогда ещё не умели. Само же это последнее знание следует из того, что слово “(МН)” было в Языке только третьим по счёту. Невозможно уметь считать больше двух, если у тебя есть только знания признаков “1” и “2”, а знания прочих признаков ещё так отсутствуют. Таким образом знание “о” со значением [”2”] и было тем самым знанием связи, которое помогло животным формы Жизни “человек” научиться считать уже больше двух. Потому как одним из двух элементов объединения у них запросто могло уже быть или какое-нибудь множество, или, как это и есть в случае объединения “(МН)ого”, тоже какое-нибудь объединение.)

Звучание “го” таким образом называло в Руском языке множество вообще всех возможных тогда объединений (получается пар элементов, одним из которых в обязательном порядке являлся сам человек “Г”), что тогда уже могли быть у человеков “Г” (охотников). Понятно, что самих таких объединений (в виде слов для называния вещественных знаний и связанных с ними действий) с человеками “Г” тогда могло быть очень и очень даже так много (во всяком случае гораздо уже больше, чем таких объединений могло быть тогда у тех же человеков “К” (кам(ь)ы), т.е. у собирателей). Уже только из одного этого знания следует, что в структуре значений слова “(МН)”, участвовавшего в формировании объединения “(МН)ого”, вполне могло тогда присутствовать знание “много”, которого, как оказалось, нет в его второй части, а имеено “го”.

Ещё раз, - из всеГО этоГО следует, что знание “мноГО” являлось в структуре значений объединения “(МН)ого” так основным, если вообще не единственным в ней. А из того, что в структуре значений объединения “го” знания “много” просто быть так уже не могло, следует, что единственным словом, в структуре значений которого и могло только быть знание “много”, и которое привнесло его уже так в структуру значений объединения “много”, остаётся слово Животного языка “(МН)”. Ещё раз, - из всего этого следует, что знание “много” присутствовало именно уже в структуре значений “(МН)”.
Попробуем теперь получить это же знание, но другим уже  способом. Это для того так, чтобы знать его (значение слова “(МН)” в Животном языке) уже наверняка,  т.е. доказать так его. И для этого воспользуемся английским уже языком, точнее даже не им всем, а одним только его словом с тем же у него значением, а именно [много]. Но прежде небольшая справка...

...В контексте времени о котором мы здесь говорим (10 - 8 тысяч лет назад) английский и русский языки были одним и тем же руским языком (одним и тем же руским контекстом Древнего языка). А это значит, что они тогда особенно ничем так и не отличались. Впрочем именно тогда и возникает одно из основных их различий, которое буквально за несколько сотен лет сформировало у них столько других уже различий, что так они стали тогда абсолютно разными уже языками. И этим различием было знание связи “порядок”, которое будущие англичане и будущие Рус(ь)ы использовали тогда в своих языках. Проще всего это их различие понять на примере значения [я], - у Рус(ь)ы его звучанием было “йа”, а у будущих англичан его звучанием было “ай”. И это при абсолютно одинаковых значениях “а” и “й” у них в языках. Впрочем, мы продолжаем...

Из знания звучания английского слова “мэн(ь)ы” (”many”) с тем же самым у него сегодня значением [много] мы узнаём, что образовалось оно в Языке уже как объединение, а именно {”м” “эн(ь)ы”} ({”m” “any”}. А это значит, что детализация “(МН)” к моменту его образования уже произошла. И в нём нет и не может быть звука “(МН)” с его значением, а есть вместо него звуки “м” (”m”) и “н” (“n”) уже с их значениями. Зная всё это мы можем попробовать так его уже “прочитать”, - [принадлежащий мне (это) говорящему любой один много].

Ещё раз, - из знаний Языка следует, что значением звука “м” в Древнем языке Руского контекста было [принадлежащий мне (это) говорящему]. А значением звука “н” было [”1”]. Таким образом значение объединения “эн(ь)ы” (”any”), значением которого сегодня в английском языке является [любой], “читалось” тогда как [любой (присутствует “э” с соответствующим у него значением) один (присутствует “н” в значении [”1”]) много (присутствует звучание “ы” со значением множественности того объединения, позади которого оно и находится)].

Утверждать то же самое про похожее объединение “мн(ь)ы”/”(МН)(ь)ы” в Руском языке, что его значением было [много], мы не можем. Потому как, и мы знаем это наверняка, его значением в Руском языке было [налимы]. И знание “много” в структуру значений объединения “мн(ь)ы” привносило именно звучание “ы”, что было на его конце. Как и знаем наверняка, что значением “мн(ь)”/”(МН)(ь)” было [налим]. Как и то, что значение “мн(ь)” “читалось” как [принадлежащий мне (это) говорящему один], т.е. [много]. Но у одного и того же звучания, каким и было “мн(ь)”/”(МН)(ь)” в Руском языке, не могло быть двух разных значений, - [налим] и [много], - в одном и том же контексте! А для “мн(ь)” и “(МН)(ь)” их общее на двоих звучание “мн(ь)”/”(МН)(ь)” и было тем самым одним и тем же контекстом.

Ещё раз, - речь здесь идёт о таком неизбежном явлении для любого вообще языка в Языке, каким и является в нём омонимия. Омонимия, - это когда в одном и том же языке (одном из вообще возможных контекстов у Языка) у одного и того же звучания могут существовать разные значения. Чтобы понять природу этого явления, - омонимии, - следует обратиться к знаниям о Языке. А потому в очередной который раз я здесь вам их так напоминаю.

Слово в Языке, - это знание звучания с соответствующей ему структурой значений. Полностью структура значений у слова существует только в контексте того языка (одного из контекстов вообще Языка), где само это слово однажды и возникло. Другое дело, что различные контексты самого этого языка (одного из контекстов вообще Языка) полностью структуру значений того или иного слова никогда не используют. (В противном случае сам такой контекст был бы так уже самим этим языком, но только никак не его частью (контекстом).) По этой причине, - сами контексты Языка так уже разные, - значения одинаковых звучаний в них тоже получается уже разные. (”Слово вне контекста не переводится!” - золотое правило всех переводчиков. Значит оно то, что для определения значения того или иного слова, прежде надо знать сам тот контекст, где это слово и используется.)

Проще говоря, структура значений любого слова это совокупность соответствующих знаний признаков и знаний связи. В каком либо контексте языка используется, - ещё раз, - только лишь часть этой структуры значений, но вовсе не вся она полностью. По этой причине значения у одного и того же звучания в разных контекстах языка очень могут так отличаться.

Пока контекстов в каком либо языке было мало (знаний в этом языке ещё было так недостаточно), то и сами значения у одинаковых звучаний в разных контекстах этого языка отличались не сильно. С увеличением же количества знаний в этом языке, увеличивалось и разница в значениях у одного и того же звучания в разных его  контекстах. И это при том, что это звучание с разными у него, получается, значениями, использовалось так в разных же контекстах этого языка. Потому носителям этого языка не было тогда так заботы для каждого контекста их языка придумывать новое слово с новым у него значением. Им было вполне достаточно того, - ещё раз, - что у одного и того же звучания в разных контекстах их языка могут уже быть и разные значения.

Ещё раз, - причины вызывающие омонимию в языке всегда разные, но природа самой омонимии всегда остаётся одна, - в разных контекстах языка используются разные же совокупности знаний из структуры значений слов с одинаковыми звучаниями. Потому, лингвистики, абсолютно нет никакой необходимости разные случаи омонимии как-то уже называть. А иначе значения самих этих названий будут так очень даже ничтожны. Примерно как называние прозой нашей речи вообще, - название придуманное только для того, чтобы знать, что помимо прозы существуют ещё и стихи. Согласитесь, нам это знание кроме знания его самого больше так вообще ничего не даёт. Так зачем оно (а с ним и “индоевропейский”, и “норманский”, и лингвистиковый “Руский”, и их же “Древний”, и т.д.,...) нам такое нужно? - впрочем, решите так уже сами.

Безусловно, омонимии у себя в языке его носители допустить не могли. А потому для разных значений они формируют уже и разные звучания. Подобное, - формирование разных звучаний за счёт их объединения, - произойти могло только в Древнем уже языке. Потому как форма Жизни “человек”, а значит и её голосовой аппарат, тогда никак уже не менялись. В смысле представители формы Жизни “человек” научиться издавать какие-то новые звуки тогда уже не могли. Потому, собственно, новые звучания они формировали теперь как объединения уже существующих у них звучаний.

Так в руском языке появились тогда звуки “м” (”m”) и “н” (”n”) вместе с их, скажем так, “смягчёнными” формами, - “м(ь)” и “н(ь)”. А это и была возможность для разделения похожих звучаний с разными у них значениями. Так тогда и возникли в Руском уже языке объединения “мэн(ь)” и “м(ь)эн(ь)” (”мень”) с их множественные формами “мэн(ь)ы” и “м(ь)эн(ь)ы”.

Ещё раз, - говорить по какой именно схеме шло формирование того или иного объединения в Языке мы с вами здесь так не будем. Хотя бы потому, что разные схемы формирования слов зачастую предполагали одни и те же результаты. Тем более, что сама эта тема, - формирование слов в Языке, - в виду полного отсутствия у лингвистиков соответствующих знаний связи, сегодня толком ещё не изучена.

Да, безусловно, звучание “м(ь)эн(ь)” очень так уже отличается от звучания “(МН)(ь)”/“мн(ь)”. Как отличаются и известные их значения, - в Руском языке, - [меньший] и [налим], соответственно. Чтобы понять, что на самом деле тогда (когда они только сформировались в Руском языке) эти звучания значили, давайте уже повнимательнее разберёмся в самих их значениях. И начнём мы так с “м(ь)эн(ь)” (”мень”) со значением [маленький] / [меньший].

“М(ь)эн(ь)” (”мень”), - так называли обычно самого маленького из детей бывших в семье. Обращаю внимание! - именно одного из множества всех детей, но только никак не единственного. Т.е. было само это значение сравнительным (или относительным, это кому уже как удобней). В смысле без другого, похожего на него же признака, сам этот признак “мень”, как и его название, существовать уже просто не мог.

“Читается” значение этого звучания “м(ь)эн(ь)” (”мень“) как [принадлежащий мне (это) говорящему любой один]. При этом не забываем в его значении учитывать мужской признак, который в нём, согласно его звучанию, дважды присутствует. Дополнительным знанием (знанием не Языка, нет, а знанием сформированным из информации от других органов чувств), которого в звучании “м(ь)эн(ь)” нет и быть не могло, и которое определяло уже то самое знание “один”, в этом объединении является “ребёнок”. Потому как звучание “(МН)” было тогда (и остаётся таким до сих пор) естественным собственным звучанием детей, которые не могут ещё говорить. Так в структуре значений звучания “(МН)” и появились тогда знания “маленький” / “меньший”.

С самим этим объединением “м(ь)н(ь)” с этим его значением (точнее со знаниями “меньший” и “маленький” из его структуры значений) в свою очередь в Руском языке были образованы в огромном множестве уже другие объединения, - “камень”, “пламень”, “ячмень”, “тюмень”, “кремень”, “темень”, “ильмень”, “менил”, “ремень”, “пельмень”, и т.д. Более того, даже при замене в объединении “м(ь)эн(ь)” звучание “м” со значением [принадлежащий мне (это) говорящему], знания “маленький” и “меньший” из структуры значений никуда не девались.

Например “баЛовень”, здесь вместо “м” присутствует уже “баЛов”, сформированное в соответствии с правиЛом. Значение “баЛов” “читается” как [”б” (воспринимать как) принадлежность “ов”]. Напоминаю, что среди человеков были тогда не только люди, но и вуди, муди, чуди, юди, и т.д., вплоть до просто зверей. А потому всех вместе их называли уже “б”. А (признак) “в” таким образом был уже самым влиятельным (владетельным, получается) из (признаков) “б”. Обращаю внимание, баЛовень уже потому был так баловнем, что принадлежал, получается, не кому нибудь, а самому “в”, - от осознания такой своей родовитости поневоле так забалуешься!

В последующим это свойство, - наличие знаний “маленький” и “меньший” в структуре значений объединения “(ь)эн(ь)” (”ень”), - помогло сформировать на его основе уменьшительно ласкательные суффиксы в русском уже языке. Впрочем с [маленький] / [меньший] звучания “м(ь)эн(ь)” (”мень”) мы уже так закончили, перейдём же к значению теперь уже звучания “(МН)(ь)”, а именно “[налим].

Существует несоответствие между значением [налим] и его сегодняшним написанием “налим”, - слишком оно так длинное, да ещё и образовано в соответствии с правиЛом. Такое ощущение, что человеки, пока не научились чуть-чуть говорить, про налима не знали вообще ничего. Потому что оно такое могло возникнуть гораздо позже уже, чем появилось само значение [налим]. (Сравните, - сиг, сом, (к)лещ, щука, ёрш,... ) Тем более, что мы знаем о существовании в том числе объединения с обратным у него знанием связи, а именно “лиман” со значением [небольшой (морской) залив]. И тем более, что залив этот был уже у моря, в котором признак “налим” никогда так не жил, а значит и ничего общего с признаком “море” он как признак почти не имел.

Проще говоря, похоже, что здесь изначально была, скажем так, “ошибка перевода”, - “(МН)(ь)” называли древние человеки в том числе и очень похожую на налима рыбу, а именно усача. (Поверьте, доказательств самого этого факта существует множество, и все они так уже “железобетонные”. При желании вы и сами запросто сможете их найти. Я же сразу здесь, это чтоб зря не терять так уже времени, перехожу к делу.) Усач, ещё раз, - очень даже напоминает малька налима (усач никогда не бывает большим), а потому и получил он так название “мн(ь)”, - [малёк]. Как и вообще все мальки, усач держится стаей. А это значит, что так в признаке “усач” были тогда знания “маленький” и “много”. Знания вполне уже так достаточные, чтобы древние Рус(ь)ы с самим этим звучанием “(МН)” могли образовать у себя в Руском языке значение [много].

Таким образом мы выяснили, что в структуре значений Животного звука “(МН)” Руского контекста тогда были знания “маленький” и “много”. Именно с этими знаниями “(МН)” образует тогда огромное количество слов, которые мы используем в русском уже языке ещё и сегодня. Параллельно в Древнем языке Руского контекста (языке рус(ь)ы) происходит детализация “(МН)” уже на звучания  “м” (”m”) и “н” (”n”) с их значениями [принадлежащий мне (это) говорящему] и [”1”].

Ещё раз, - одновременно с “(МН)” в Коллективном сознании рус(ь)ы формируется понятие “много” со значением [”3” и более], и которое ни в коем случае нам не следует путать уже с понятием “объединение” со значением [”2”].