Ангел

«И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного», - читал Серега, жуя бутерброд.
Библия была покойной мамки и много лет пролежала в шкафу, пока не попалась Сереге на глаза и он не начал ее читать, со скуки и по приколу.
Сначала Серега с усмешкой человека 21-го столетия читал небылицы о сотворении мира и о прочем Бытии, но незаметно для себя увлекся и теперь не без удовольствия почитывал Священное Писание на сон грядущий.
Он уже дошел до Содома и Гоморры. Это были городишки, которые Бог за грехи испепелил вместе с жителями.
Началась эта история с того, что Господь спустился на землю и под видом трех странников явился проверить нехорошие слухи об этих чертях, содомцах и гоморрцах, и пришел для начала в Содом. Но перед этим зашел к Аврааму, который пас в пустыне стада.
Авраам, наметанным глазом пророка и праотца, сразу определил, что эти три странника не кто иные как Господь и сопровождающие Его Ангелы, и распростерся в пыли у Их ног; накормил, напоил и обмыл Им ноги, все время стоя пред Ними и прислуживая Им.
Слово-за-слово, завязался разговор, но в итоге Авраам не убедил Господа пощадить содомцев и два Ангела ушли и вскоре уже стучали в ворота этого городишки.
А эти придурки в Содоме не только не расчухали, кто к ним пришел с проверкой, но сбежались всем городом, чтобы изнасиловать путников. Жесть!
Вообще, в библейские времена гомосексуализм зашкаливал. Это было что-то нездоровое. По сравнению с древними ханаанцами греки и римляне были сущие младенцы, а наше время вообще исполнено целомудрия, несмотря на гей-парады.
Ну, неважно. И вот, эти идиоты сбежались к дому праведника Лота, приютившего странников и стали орать и бить окна, чтобы их вывели для надругательства.
Если раньше Господь колебался, то теперь участь их была решена, и не успел Лот с семьей эвакуироваться, как Содом был спален на месте и посыпан серой. А вслед за ним и соседняя Гоморра – Господь, видимо, дальше не стал тратить время на проверки.
Так что спасся один только праведник Лот с семьей, да и то его потом подпоили и изнасиловали родные дочери. Видно, бабы там тоже были те еще штучки. А жена Лота превратилась в соляной столб, потому что оглянулась, хотя всем было ясно сказано не оборачиваться.
Тут и сказочке конец.
Серега закрыл Библию и потянулся: «Н-да, - подумал он, - кинули под молотки содомитов с гоморроидами!» - потом помечтал о бабе и вскоре уснул.
И снится ему сон, дебильный-предебильный, но такой четкий, связный: видит Серега, что он какой-то ревизор, или инспектор. И один, с портретом Гитлера на стене, ему говорит:
- Дитца мы в обиду не дадим! Найн, найн и найн! Прискорбна эта история с золотыми зубами и прочими незначительными побрякушками в его посылке к матери, но с кем не бывает! Штурмбанфюрер Дитц крепкий работник, верный солдат фюрера! В конце-концов, досрочный пуск последней очереди печей – во многом его заслуга! Господин рейхсфюрер, найн, найн и найн! Я протестую как начальник лагеря! Как секретарь партийной организации, наконец!..
Серега проснулся и некоторое время лежал охреневший. Потом решил никому не рассказывать.
Почему-то эта история с Содомом и Гоморрой засела у него в голове.
В Библии вообще хватает трупов, но этот вариант с Господом под видом трех бедуинов его приколол.
В принципе, Серега верил в Бога; знал «Отче наш иже еси», ходил святить яйца на Пасху, но никогда всерьез не задумывался, есть ли Бог на самом деле. Вернее, не так – есть ли Богу до него, Сереги, дело, на самом деле? А если есть, то какое?
- Что мы в принципе знаем? – говорил он в курилке. – Ни хрена не знаем! А все может быть!
- Это да, - говорили коллеги по работе и сплевывали в бочку…
Серега сошел на своей остановке и пошел домой. На тротуаре стояли две старухи в платочках; рядом стояла этажерочка с религиозной литературой – журналом «Сторожевая Башня», брошюрками и буклетами. Серега всегда проходил мимо, лишь скользнув взглядом по старухам, а тут взял и подошел.
Старушки обрадовались; они были явно и приятно поражены.
- Такой вопрос на засыпку, - сказал Серега. – Это реально, что Господь может под чьим-то видом являться к нам, и это самое…
- Испытать веру нашу? – с готовностью подсказала старушка.
- Типа да, - сказал Серега.
Старухи, дополняя и перебивая друг-друга, пустились в объяснения…
Серега шел домой насупившись и, по своей привычке то втягивал, то вытягивал губы.
Хотя он был еще не старый, всего пятьдесят два, но время от времени уже задумывался, что с ним будет дальше. Тем более, кто его знает, сколько молодых мрет – особенно часто почему-то умирали 46-ти, в крайнем случае, 47-летние. Хотя некоторые умирали и в сорок два, и в тридцать семь.
Сам-то Серега уже проскочил роковой рубеж, но все равно был начеку и пива на водку больше не пил.
Он завернул за угол и увидел одноногого, подпиравшего стенку у аптеки «Санитас».
Это был настоящий калека: ниже закатанной штанины виднелся алюминиевый, похожий на лыжную палку, протез.
Одноногий стоял тут не каждый раз, а, видно, когда подпирало. Он стоял молча, без медалей, без таблички «Ветеран АТО», без афганских песен, столь естественных в его положении.
Он не прибегал ни к каким ухищрениям, в отличие от многих других.
Так, многие другие нищие, особенно молодые, с 8-месячным пузом, нищенки, работавшие на Хлебной и на Героев Небесной Сотни, обтекающих Житний рынок, взяли себе за моду просить стоя на коленях, подложив под себя картонку, говоря при этом плаксивыми, как в ток-шоу «Семейные драмы», голосами. Но коленопреклонная поза эта, актуальная, вполне вероятно, лет двести или триста назад, сегодня не работала, была вычурной и анахроничной. Юным роженицам подавали, но без огонька, без порыва, как бы по обязанности.
Одноногий же стоял скромно, гордо, и только протягивал к прохожим целлофановый пакет в раскрытом виде.
Серега никому не подавал, из принципа, ну и денег было жалко тоже.
Сто раз он проходил мимо этого одноногого, лишь иногда заглядывая ему в пакет – там была горсть мелочи и кучка одно-двугривенных бумажек; а сейчас, проходя, впервые взглянул калеке в лицо. Нищий тоже посмотрел на него и вроде как бы ухмыльнулся – Сереге даже показалось, что подмигнул и слегка подкивнул.
Серега пошел дальше и чем больше вспоминал этот взгляд, тем меньше он ему нравился. «Неужели?..» - подумал он. Горящие Содом и Гоморра проплыли перед ним.
Серега повернул и быстро пошел назад.
Запыхавшись, он приблизился к одноногому и благоговейно опустил в его целлофановую суму мзду, то есть лепту – целых пятьдесят гривен.
Он робко взглянул на осиянный лик.
Одноногий, за спиной которого угадывались крылья, молчал.
- Все, больше нема! – сказал он жалостно. – Десятка одна, на развод! – и показал кошелек.
Одноногий Ангел молча смотрел на него.
Серега вытащил десятку и, ощущая блаженство, подал нищему.
Ангел улыбнулся и кивнул маленькой головой. Он что-то залопотал и покрутил пальцами, как это делают глухонемые.
При ангельских звуках у Сереги подогнулись колени. Мелькнула мысль, что Аврааму хорошо было простираться в пыли – кругом была пустыня, а не асфальт.
Вместо этого он перекрестился, почему-то на католический манер, сделал полупоклон, отступил задом и, исполненный благости, поспешил домой, сообщить благую весть жене Лота.