Записки Старик Борисыча. Сирень

Мой папочка был сильно зациклен на спорте. И хотя профессионально им практически не занимался, но определенные достижения в этой области у него были. Например, в шестидесятом году группа наших альпинистов впервые покорила тогда еще безымянный четырехтысячник. А поскольку это происходило в юбилей рождения Ленина, то пику было присвоено имя «Пик девяностолетия Ильича». И я очень горжусь, что в составе покорителей был мой папа.
Еще одно его спортивное достижение было вообще сверх удивительным: папа играл в хоккей за сборную города! Кто-то скажет – подумаешь хоккей в Росси. Россия вообще хоккейная страна. Гляньте, сколько наших играют в американских клубах. И классно играют! Да, согласен. Но все это происходило в южном городе посреди гор, и климат у нас был такой… В общем, то что можно назвать снегом выпадал у нас дай бог раз пять в год. И тем не менее, каждую зиму во дворе моей школы заливали каток, ставили ворота, и по вечерам мужики в спортивных формах размахивая клюшками и молодецки гикая гоняли по этой «ледовой арене» мяч. И папочка мой был в первых рядах. Позже я узнал, что они играли в так называемый русский хоккей, известный сейчас как хоккей с мячом.
Возвращаясь же к горной тематике, скажу, что впервые папа взял меня на восхождение лет этак в шесть на трехтысячник Тегенекли-Баши. А на следующий год он потащил мня на Эльбрус. И я взошел, конечно не на вершину, но на четыре с половиной тысячи метров. И оказалась, что я – самый юный почти покоритель высочайшей вершины Европы, о чем даже была соответствующая статья в газете. Эту газету я храню и по сию пору. Нет, я не хвастаюсь и сколь-нибудь спортсменом так и не стал. Я пишу это, чтобы вы поняли, в какой атмосфере меня воспитывали.
А тогда… Вспомните, чего больше всего на свете хочет шестилетний пацан в шесть утра. Правильно! Поспать! Но «жестокий» папочка ставит меня на задние ноги, плещет в лицо холодной водой и утаскивает на утреннюю пробежку в парк. Я отбрыкиваюсь, пытаюсь симулировать разные хвори, но папочка неумолим. И вот мы уже бежим по боковой аллейке, засаженной старыми липами. И бежать мне надо километр в одну и километр в другую сторону. Мой, условно говоря, бег прерывается стенаниями и умалениями на тему, что давай, мол, не будем бежать всю дистанцию. Но папочка неумолим, и я, сопя как паровоз, страдающий отдышкой, бегу, бегу и как ни странно, пробегаю всю дистанцию.
Позже, я время от времени задумывался вот над чем. Как моя маменька не только не запрещала, но и в какой-то мере поощряла спортивные экзерсисы с участием собственного единственного сына (то есть, со мной). Но позже я понял одну простую вещь: моя мама так любила моего папу, что безоговорочно ему доверяла в том, что со мной под чуткой папочкиной рукой ничего плохого случиться не может.
Папа же отвечал маме столь же огромной любовью. Мама очень любила конфеты, а папа никогда не забывал об этом. И конфеты, пусть не самые дорогие, всегда присутствовали в доме. А кроме того, папа считал, что у мамы долины постоянно быть свежие цветы. И преуспевал в этом, особенно в тёплое время, тишком обнося клумбы (не варварски, а так – тройка роз или пионов, и чего там на клумбах еще красивого высаживалось). А весной, конечно – сирень! Став еще старше и неудачно пройдя через несколько браков, я и по сию пору корю себя за черствость и невнимание к своим прошлым женам и завидую папе, у которого этого просто не могло быть по отношению к моей маме.
Ну вот, наконец, выход из парка и огромный куст сирени, который цветет так, что и листьев не видно – одни сочные гроздья от темно-лилового до нежного розового. Прекрасное есть слово – кипение. Так вот этот куст буквально кипит цветами. И папочка мой оставив меня «на атасе» тут же скрывается во глубине этого куста. Через некоторое время он появляется, прижимая к груди букет сирени немалого размера.
Но тут с другой стороны от куста появляется милиционер. И застает папочку с полновесной уликой в руках.
- Гражданин, предъявите ваши документы! – Голос милиционера был грозен и предвещал вполне конкретные меры, из которых штраф был бы самой щадящей.
А папочка в ту пору бы как говорится при должности (нет, нет, не министр и не чекист, но…) И при нем было удостоверение, как положено в красной корочке весьма авантажного вида.
Милиционер даже не протянул руку, но внимательно прочел содержимое и разразился нравоучительной речью. Суть ее сводилась к тому, что вот, такой солидный человек, как папочка, совершает такие поступки. А как это будет сказываться на воспитании нашей передовой молодежи в духе будущих строителей коммунизма и вообще, светлого будущего.
Папочка стоял, прикрывшись букетом, как голый в бане и краснел. При этом, будучи человеком с обостренным чувством справедливости, никогда не перекладывающим свои как сейчас говорят «косяки» на других, он едва смог выговорить, что был неправ, и что это больше никогда не повторится. И при этом протянул букет милиционеру.
Теперь покраснел милиционер. И сказал:
- Я вам верю, но больше так не делайте! А букет, ладно, букет возьмите! Вы ведь его, наверное, супруге вашей решили подарить?
Папенька утвердительно кивнул. Затем они вежливо распрощались, и милиционер двинулся вглубь аллеи. А мы направились домой. И, отойдя метров на сто от входа в парк, мой папенька вдруг в первый раз дал мне затрещину со словами:
- А ты куда смотрел?
Впечём это был наверное единственный случай физического наказания со стороны моих родителей. А маме букет очень понравился