Тепло ваших душ

      
        Родословная у меня получилась не знатная, но интересная.
       С одной стороны, маминой, у меня были староверы, с папиной – казаки. Все русские, но какие разные, и те и другие умудрились выделиться своими убеждениями и образом жизни. Поэтому, когда мне бывает нелегко или со мной бывает нелегко, это обстоятельство служит мне утешением, ведь не так то просто быть потомком таких разных, но одинаково убежденных в своем предков.

       Если поездки в деревню к маминым родственникам были для меня приключением, погружением в другой, старообрядческий мир, то дом папиных родителей был мой родной дом. Когда-то это была окраина города, и старшие рассказывали, что в праздники недалеко от нас устраивали показательные полёты. Мы жили в городе, но по сути наш переулок в несколько домов ничем не отличался от деревни. Раньше это называлось частный сектор.
       Сколько себя помню, шли разговоры о сносе наших деревянных домов. Время от времени прибегали к бабушке встревоженные соседки и сообщали, что вот точно уже известно, что вот-вот, что того и гляди…

Потом стихийное волнение успокаивалось, всё шло по-прежнему до следующего всплеска. Надо сказать, что наш колхозный посёлок до сих пор жив и здоров, а нынешние жильцы, наверное, так же ожидают сноса.

       Основной причиной таких волнений являлись опасения наших соседок остаться без приработка к пенсии. В конце нашего переулка стоял небольшой продуктовый магазинчик. Во второй половине шестидесятых годов в нём был просто огромный выбор шоколада, но покупали мы его редко, я помню, как подолгу рассматривала витрину; зато были плавленые шоколадные сырки за пятнадцать копеек, я сама ходила и торжественно покупала. Был сыр, колбаса вареная, без разнообразия, одного сорта каждый продукт, масло сливочное обычное и шоколадное.

       Ещё помню варенье из лепестков роз в маленьких стеклянных баночках, для меня это было как чудо, удивительно, покупали один раз, так как подобные траты при своих ягодах из огорода считались баловством.

       Вот, рядом с этим магазинчиком и пристраивались наши старушки со своим урожаем из огородов, прилегавших к домам. Их гоняли милиционеры, но как-то без энтузиазма, понимая, что такие нарушительницы порядка не развалят народное хозяйство. И когда, выдворив бабушек с насиженных мест, уходили, возрастные предпринимательницы живенько возвращались и продолжали свою временно прерванную торговлю.

       Бабушка моя никогда не торговала, наверное, не очень умела, а кроме того, была большая семья, сами всё съедали, да и пенсия у дедушки была больше, чем у соседей, все были рабочими и получали сто рублей в месяц, а дедушка, как старший мастер, сто двадцать.

       Кроме огорода, были свиньи и куры, дедушка весной покупал цыпушек, как их называли, и они пищали в корзинке, склёвывая со стенок варёные яички, накрошенные и намазанные на уровне их клювиков. Ещё по весне мне покупали кролика, всегда белого с красными глазками, и он жил у нас в клетке всё лето, а я должна была обеспечивать его травой, и кормила, но не слишком часто, занимались им взрослые. По осени дедушка уносил его обратно на базар и продавал.

       Гуляли мы в своём переулке без присмотра, ходили друг к другу в гости, но чаще играли во дворах, я, ещё дошкольницей,  водилась иногда с маленькими соседскими ребятишками и мне это очень нравилось.

Бабушка с дедушкой с рождения были рядом со мной, всегда, в самые трудные моменты детства у меня была такая железобетонная опора – а зато бабушка с дедушкой меня любят!
 
       Дедушка был потомственный казак, чем очень всю жизнь гордился. Родился он в селе, основателем которого в восемнадцатом веке был его далёкий предок, соответственно, у многих жителей, в том числе и у моего дедушки, фамилия была по названию села. В целом это было зажиточное сословие, и как, хвастался мой дедушка, гордились перед другими крестьянами, в частности тем, что никогда не носили лаптей, а у всех были сапоги.   

      Дядя моего дедушки был попечителем школы в этом селе, а дедушка был из небогатой семьи, так как с пяти лет рос без отца, которого застрелил односельчанин из ревности к своей жене. Казаки все имели лошадей, если семья не могла купить сыну её своими силами, складывались деревней. К этим животным было особенно трепетное отношение, это и не домашняя скотина была для них, а настоящий друг.

       Для меня это очень трогательный факт, не раз, наверное, эти сильные животные уносили хозяина от смерти как настоящие товарищи, не зря закаленные казачьи сердца прониклись такой благодарностью.

Помню, когда подвыпившего дедушку ругала бабушка, последним, самым убийственным аргументом его падения был упрек, что, мол, о чем тут говорить, если ты в голодные годы конину ел, а дедушка по-пьяненьки бахвалился, да, вот каков я, пропащий человек.
Уж бывало, чего греха таить, привозили на саночках из гостей, так как на своих ногах было добираться затруднительно. Утром ему приходилось выслушивать нравоучения от бабушки, как говорится, если вы считаете себя хорошим человеком, значит, вы невнимательно слушаете свою жену.   

       В казачьей школе-четырехлетке учились вместе девочки и мальчики, кроме основных предметов преподавался и татарский язык, не для общего развития, а как язык предполагаемого противника, и вообще воспитывалось осторожное отношение к иноверцам, раз приходилось воевать, ради чего, собственно и селили казаков в этих краях.

       По воскресеньям ходили в церковь, мальчикам по такому случаю выдавались деревянные сабельки в ножнах, с детства приучали к ношению оружия, бывало, что ломали их нечаянно при игре. 

       Дисциплина в школе была достаточно строгой, из наказаний было стояние коленями на горохе, а девочек ещё и за косы к парте привязывали. Он очень много помнил стихов из школьной программы, все даже удивлялись такой памяти.

       Дедушка интересно рассказывал о своей жизни, очень сожалею, что не всегда я хотела слушать, так, об установлении советской власти в наших краях я отмахнулась, что, мол, в школе надоели с этой революцией, а ведь это были бы бесценные свидетельства очевидца.

       Могу сказать, что ни с какой стороны от своих родственников старшего поколения я не слышала, что вот как хорошо стало после революции, всех устраивала прежняя налаженная жизнь. С обеих сторон моих предков были потери от раскулачивания, хотя ни у кого не было наёмной рабочей силы, всё наживали своим трудом или хребтом, как раньше говорили.

       Я вот думаю, если раскулачивали простые крестьянские семьи, то для кого, кому всё доставалось?

       С дедушкиными родственниками обошлись очень круто. Поскольку к казакам было особое отношение революционеров, большинство родственников ссылали на поселение с маленькими детьми в холодные края в чистое поле и в лагеря. Единственная родственница, вернувшаяся из лагеря без зубов, рассказывала про такой голод, что заключенные набрасывались на скорлупки от орехов, которые сплёвывали охранники.

       Так прошлись по казачеству, не пожалели ни детей, ни женщин, вытравливали с корнем. Дедушку моего поначалу не тронули, но видя, как развиваются события, он не стал искушать судьбу и, подхватив с собой мать, сестру с ребёнком и свою жену с маленькой дочкой в начале тридцатых годов уехал на строительство ЧТЗ, для проживания вырыли землянку в районе современного Ленинградского моста, которую постоянно подтапливала река.

       На ЧТЗ дедушка работал недолго, вся жизнь его была связана с Цинковым заводом, который он тоже начинал с котлована. Кстати, строительство завода курировал Нарком тяжелой промышленности СССР Серого Орджоникидзе
, и когда он приезжал, дедушку, как представителя рабочего класса, которого не стыдно показать московскому начальству, отправляли с ним рассказывать о заводе.

      Дедушка мой был патриотом завода и как раз таким работником, о которых ставилось много слащавых производственных фильмов. Я всегда думала, что эти картины носят агитационный характер и не имеют к жизни никакого отношения, пока моя тётя не рассказала мне, что у них дома часто собирались дедушкины коллеги заводчане и часами вели производственные разговоры, придумывали, как улучшить свою работу, жили своим заводом.

       Имея светлую голову, дедушка мой при наличии только четырёх классов казачьей школы поднялся до должности старшего мастера; и один из директоров, уезжая в Москву на повышение, сожалел что без десятилетки не может взять такого толкового работника с собой. А у дедушки была большая семья, девять человек детей, пятеро из которых умерли в детстве в разных возрастах, тут было не до учения.

       Во время войны у него была бронь, как у наиболее востребованного работника, жил на заводе и ночевал в своём  же цеху, мимо которого старались даже не проходить из-за невыносимого запаха, об очистных сооружениях тогда и не думали. Указом Президиума Верховного совета СССР от 27.12.1954 года дедушка был награждён орденом Трудового Красного знамени. Кроме того, дедушка был депутатом Горсовета, от этого времени у нас остался большой чёрный старинный телефон с буквами и цифрами на диске, который устанавливали дома на время исполнения депутатских обязанностей. По окончании этого срока телефон отключили, а сам аппарат так и остался, я им играла.

       А вот телевизор у нас появился не у первых в переулке, тогда депутатство не равнялось достаток. Дедушка вообще был очень честный, однажды в детстве моя тётя получила сдачи с покупки мороженого больше, чем полагалось и, радостная, прибежала домой. Дедушка взял её за руку, отвёл к той продавщице и заставил извиниться, по дороге совестя дочку и рассказывая, какие могут быть у той женщины неприятности.

       Да, был мой дедушка умный, честный, работящий, но не это для меня главное, хоть я и горжусь им. Для меня он был самым тёплым, любимым и близким, самым надёжным и родным. Он один рассказывал мне сказки, сажал на колени, дарил мне уют и покой. Уют и покой. Ходил он последние годы не очень аккуратным, обычный такой одиноко живущий старичок, но что скрывается за нашими неприглядными дедками! Целый космос, история страны, история семьи.

       С бабушкой они познакомились на гулянье. Была она молчалива и красива, как он рассказывал, сразу решил, что будет добиваться. Ситуация усугублялась еще и тем, что бабушка была из обеспеченной семьи, а у деда из богатств был только рыжий чуб, да мать с сестрой на иждивении. Но самое печальное, что сердце бабушки уже было несвободно. Каким образом дедушка преодолел все эти препятствия неизвестно, но мужская заноза, видимо, оставалась, и слышали уже взрослые дети, как попрекал он бабушку каким-то неизвестным Гришкой, которого никто в глаза не видел.

       Эта ситуация наводит меня на следующие размышления. Дедушка всю жизнь не мог забыть, что бабушке в молодости нравился другой парень, просто так, на погляд, без физической близости; а как же сейчас, при таких свободных нравах молодёжь принимает, что половинка была половинкой другого. Да, надо заметить, что нынешние молодые люди пошли покрепче.

      Всю жизнь бабушка прожила по-настоящему ЗА мужем, все вопросы, вплоть до походов на родительские собрания, были на нём. Работала она в жизни какой-то микроскопический промежуток, и практически всю жизнь следила за домом и детьми. Вот уж у кого работала схема церковь, кухня, дети.

       Рассказывали мне, что её дедушка был священником в Челябинске в какой-то церкви, которую давно уже сломали, рано умер, и его маленьких детей, в том числе будущую бабушкину маму, раздали по родне, по деревням. Может быть поэтому, или по другой причине, но бабушка была очень крепка в вере. Ходила в церковь, соблюдала посты и молилась Богу. Она и жизнь свою вела по-христиански: полностью покорялась мужу, никого не осуждала, всё больше молчала, а жизнь её не баловала – похоронила пятерых детей из девяти, знала голод, терпела и дедушкины так сказать излишества.

       В храм брала с собой и меня, хотела даже приучить к исповеди, но я заупрямилась, а настаивать в той ситуации было опасно, поскольку у меня была строгая мама, а в стране царил атеизм.

       Однажды на уроке биологии нашу учительницу заменяла другая не знакомая нам, она предложила детям рассказать ей, не ходит ли кто из товарищей в церковь, причем сказать можно было и потом, тихонечко. Меня она вогнала в такой ужас, что я просто каменела при виде её, а она всё никак не могла понять, почему же я её избегаю, когда оказалась в летнем лагере моим воспитателем. Для меня было большим потрясением, что мои нечастые походы с бабушкой по воскресеньям в храм оказались таким преступлением, и мучительно вспоминала, не рассказывала ли я кому об этом.

        Удивительно, что это происходило в достаточно спокойные семидесятые годы, но видимо, эта женщина имела очень принципиальную позицию в вопросе религии, какое-то личное отношение, когда большинство взрослых было занято добыванием стенок, хрусталя, ковров и шпротов.

       Возвращаясь к рассказу о бабушке и дедушке, скажу, что главное их достижение не как они жили, а как умирали. Болеть стала первая бабушка и дед весь дом спокойно и молча взял на себя. Огород, уход за бабушкой, приготовление еды, помощь детям с внуками – всё он смог, всё вынес и был оптимистичен.

       Потом, когда пришло его время, он болел долго и тяжело, лежал в больнице в таком состоянии, что страшно было смотреть, а сам говорил мне, а вдруг ещё поживу. Все врачи любили его и удивлялись такой силе духа, а им было с кем сравнивать.

       И еще. Имея четверых детей и восьмерых внуков, не имея, что передать по наследству кроме уже ставших смешными облигаций, простые люди, они умудрились так выстроить отношения с детьми, что каждый внук в любой ситуации мог рассчитывать на их понимание, стол и дом. Сейчас, встречаясь редко, реже, чем хотелось бы, мы вспоминаем дедушку с бабушкой, гордимся ими, смеёмся над старыми историями, и ни у кого нет камня на душе, все выросли в безусловной любви наших старичков.

       Любовь родителей, дедушек и бабушек, других родственников – это и есть те корни, которые не дают нам упасть в трудные времена. Простые обычные люди открывают нам мир любви, стандарты отношений, к которым мы неосознанно, может быть, стремимся во взрослой жизни. Давайте будем помнить об этом, чтобы и наши дети, взяли да и помянули бы нас добрым словом.