Спецзадание бухгалтера Молчановой. 6

                НЕТОРОПЛИВЫЙ ЗАВОДСКОЙ ДЕТЕКТИВ В ИНТЕРЬЕРЕ СВОЕГО
                ВРЕМЕНИ

Начало см. http://proza.ru/2023/08/11/705
           http://proza.ru/2023/08/17/717               
           http://proza.ru/2023/08/23/516
           http://proza.ru/2023/08/31/716
           http://proza.ru/2023/09/06/408

                Глава 6
Милка – Людмилка

                Милку свекровь невзлюбила прямо со дня свадьбы. Все ей не нравилось, все шло не по правилам, не по её хотению. Слишком все было просто, молодо и задорно. Никакой степенной солид­ности, как было принято в их семье. А её-то дурачок, Русланчик, так и вьется вокруг ЭТОЙ, совсем про родителей забыл; так в глазки её близорукие и заглядывает… Нет. Не пара она её сыну, совсем не пара…

     Руслан повстречал свою Людмилу на Горе-море и сразу пропал, влю­бился с первого взгляда. Он приехал в институтский студенческий лагерь после окончания 4 курса и иногда вместе с друзьями ходил на танцы в соседний пансионат, где Люда отдыхала по путевке. Ей тоже приглянулся невысокий, как и она, темноволосый парень, не сводивший восхищенных глаз с кудрявой хохотушки. Они оказались ровесниками и студентами: он –  политеха, она – заочного финансового института. Погуляли ребята недолго, а по осени свадьбу сыграли.

     Сокурсники по-доброму завидовали им – баловням судьбы  –  ведь молодые сразу стали жить отдельно от родителей в собственной квартире, доставшейся Миле в наследство от любимой бабушки. Правда в Заречье, в рабочем квартале, зато все свое. Это было роскошью по тем временам, пределом мечтаний всей студенческой молодежи, готовой на сделку с самим чертом пойти ради такого старта семейной жизни…
      Гуляют по городу Руслан и Людмила, за ручки держатся, глаз друг с друга не сводят; через год, получив дипломы, сыночка родили, души в нем не чают. Только свекровь все никак уняться не может и при каждой встрече, пока сношеньки рядом нет, нашептывает сыну:
–   Русик, у тебя вид такой усталый, совсем жена тебя не бережет. Гоняет по молочным кухням, по магазинам, питаетесь, наверное, плохо.
–   Да что с того, что пирожки вкусные она печет. Зато ребенка здорового родить не смогла, то и дело малыш болеет.
–  Ну что мама да мама! Я тебе давно говорю, что не пара она тебе. Вот у приятельницы моей, Валентины, дочка такая классная. И умница и краса­вица, и родители богатые. Ты зря фырчишь, присмотрелся бы к ней…

      Так и жили они, как все живут, и счастливы были, да только овдо­вевшая свекровь при каждом удобном случае из зависти ли женской или из ревности материнской, продолжала пилить невестку. Любой огрех превращался прямо-таки в преступление, а про помощь и заботу Милы к её особе как-то забывалось.
С горящим взором она обрабатывала сына:
–   Жил бы с дочкой Валентины, отдыхали бы каждый год в Болгарии. А так только на Горьковское море свое вонючее выбираетесь.
–   Ну и пусть катер у вас хороший и ребенку полезно у воды быть, а так грелись бы на пляжах в Златны- Пясицах, ужинали в ресторанах европейских…
–   И вообще, все у твоей Милки не как у людей. То насильники к ней цепляются, то от бандитов прячется. У нормальных женщин таких проблем не бывает.
      Сказала и испугалась, ко рту ладошки прижала. Да слово не воробей, вылетело – не поймаешь...
      Накликала беду неугомонная женщина. Чуть молодую дружную семью не порушила. Не просто так она про насильников брякнула.  По самому больному и для сына и для невестки ударила, языком своим злым, а им и без неё ох как тяжело приходилось.

        Людмилка носила под сердцем второго ребенка, желанного, заранее любимого. Руслан был на седьмом небе от счастья и, выбрав погожий день, в выходные повез семью к теще на дачу. Хотели они сыночка клубникой садовой побаловать, с грядки своими ручками собранной, да с козьим молоком, да с блинками бабушки­ными на завтрак всем вместе эту вкуснятину откушать. А потом маленькой мужской компанией отправиться с ребенком на пруд карасиков ловить, как давно мечтали и собирались. Людмила снарядилась в лес по ягоды. Не стала мать дожидаться – тут все рядышком, места знакомые да и беременность спокойно протекала.  Одна пошла. Да повстречалась на поляне земля­ничной с лихими людьми. И плакала, и кричать пыталась, умоляла пощадить дитя не рожденное, но видно нЕлюди эти совсем человеческий облик потеряли...
      На другие сутки, в городе, родила она плод женского пола, на человека мало похожий, но молилась и день и ночь, чтобы выжила её доченька…  Видать, услышали на небе просьбу матери.
      ВЫходили медики, дорастили в кувезе дитя до веса нормального новорожденного, вот только ребенок оказался неполноценным. Врачи предложили отправить малышку в специализированный дом малютки –  все равно до года не доживет с такими проблемами, но убитая горем Мила, виня себя в произошедшем, цеплялась за соломинку. Педиатры оставляли лишь 5 процентов, что девочка не умрет в ближайшие дни. А у них, у родителей, получилось – вынянчили, сохранили в крошечном тельце душу безгрешную.

        С того времени жизненный уклад семьи Долговых круто изменился. У них появилась тайна, которую они тщательно скрывали от людей, оберегая себя и старшего сыночка от пересудов досужих. Разместилась она в самой маленькой изолированной комнате, дверь которой обычно запиралась на ключ и лишь узкий круг родственников знал про их секрет. Оставлять квартиру без присмотра не позволялось ни днем ни ночью. Кто-то из взрослых постоянно должен был находиться дома. Чужих в свои проблемы они решили не посвящать и справлялись своими силами.
      Дочка сильно отставала в развитии.  Время шло, но сидела она только в подушках, самостоятельно ни ложку ни кружку держать не могла и не говорила, а только издавала звуки, больше похожие на мычание. Все понимали, что ребенок будет «овощем», обузой для молодой семьи. Только не теряющая надежду мать видела в ней больного ребенка и всегда делила дефицитную вкусняшку поровну между детьми. Всем врачам и крутым специалистам в своем городе девочку показывала, в столицу ездила, в Курган к профессору Илизарову летала. Целый месяц она с дочкой в его клинике провели. Были небольшие подвижки, были.

     Создавая маневр жене, Руслан вваливал в три смены мастером на Автозаводе, уставал и все чаще и чаще прикла­ды­вался к бутылке. Бабушки  регулярно наезжали к детям, помогая им в меру сил и чувствуя свою вину. Одна  –  что не уберегла дочку, другая  –  что дурное наговаривала на невестку, а по сути, только жизнь сыну портила. Теперь же по первому зову все дела бросала, чтобы дать возможность детям в отпуске отдохнуть, побыть на природе и у воды –  мальчику надо было легкие укреплять. Но чаще на дежурстве оказывалась мать Милы, которая жила поближе. Она отпус­кала молодых и в театр и к друзьям на посиделки благо, что случалось это не часто. Для бабушек в такие дни снимался запрет на посещение тайной комнаты, но в конце дня что мать, что свекровь неизменно оказывались возле скромной иконки в углу кухни, а любопытный внучек имел возможность понаблю­дать, как бабушки крестились и бормотали непонятные для пионерского восприятия слова типа «страсть Господня» или «наказание Божие» и чего-то просили у Всевышнего. 

      Люда очень любила свою профессию и целыми днями дома не сидела. Она работала на полставки преподавателем бухучета в межведомственном учебно-методическом центре. Ездила далеко, зато график у нее был свобо­д­ный и позволял чередоваться с мужем для ухода за лежачей дочкой. Группы брала либо дневные, либо вечерние и все знали, что Людмила Алексеевна никогда после работы не задерживается ни для индивиду­альных занятий, ни на собрания коллектива, ни на празднования дней рождений.
–   Девочки, очень хочу с вами посидеть, но не могу. У меня муж очень строгий, – каждый раз оправдывалась Мила.
     Для директрисы у нее была другая уважительная отговорка: Людмилу в качестве эксперта как-то раз пригласили поработать в бригаде спецов ОБХСС –  отдела по борьбе с хищениями социалистической собствен­ности. Директор методического центра, будучи женщиной разумной, лишних вопросов подчиненной не задавала и в душу к ней не лезла.
Так Долговой удавалось сохранять свою тайну от любопытных коллег по работе.
 
            Русик, по-прежнему обожающий свою женушку, такую целеустре­мленную, неутомимую и верящую в светлое будущее для всех, и для них в частности, вяло отмахивался, не желая обострять отношений, от колких замечаний матери про незаменимость сношеньки и мнимую нехватку собственных экспертов в Органах внутренних дел. Он с самого начала мирился с тем, что время от времени в их квартире появлялись горы папок с завязками, раздувшихся скоросшивателей, подшивки документов и деловых бумаг, а его красавица с радостью принималась копаться в них, перебирая эти «сокровища», подобно царю Кощею, и ночами и в часы досуга. Ну что поделать, если к ней за помощью стали обращаться различные заинтересо­ванные структуры, а ей нравилось распутывать экономические преступ­ления, а не разгадывать кроссворды или головоломки.
      Свекровь не одобряла увлечение невестки, но теперь была тише воды, ниже травы и больше не позволяла себе необду­ман­ных высказываний. 

       Обняв за плечи пришедшего со смены мужа и потчуя его пирожками с мясом, только что снятыми с противня, Мила прятала в самый дальний угол шкафа принесенную им четвертинку водки и наливала большой бокал горячего, крепкого сладкого чая, каждый раз убеждая его в том, что все у них нормально. Не надо зацикливаться на плохом, а просто верить, что дочка научится сидеть и разговаривать. Что скоро они все вместе смогут съездить отдохнуть в санаторий. И заработанная ей дополни­тельная денежка за интересное хобби, лишней для семьи не будет. 

                * * *
1983 год
        Людмила подняла на лоб очки, потерла уставшие глаза и взглянула на ходики  –  третий час ночи. Опять засиделась. Она налила себе молока из термоса, зачерпнула ложечку меда и подошла к окну. В свете фонаря было видно, как четко, словно по линейке, расчерчивает бархатную темноту улицы весенний дождик.
      Сын спал, муж ушел на завод в ночную смену, домашние дела сделаны, обед приготовлен –  от того и работалось ей сегодня легко и продуктивно. Спать не хотелось. Наоборот, она испыты­вала внутренний подъем как гончая, распаленная погоней. Ей вновь удалось распутать клубок хитро­умного мошен­ничества!
     Целый месяц вечерами и ночами просиживала она за документами, изучала и сопоставляла их между собой и, наконец, сумела  смоделиро­вать и отследить схему двойного документо­оборота серьезного подпольного произ­вод­ства. Сложилась у нее из хаоса разно­мастных бумажек единая картина и все встало на свои места. Верно в народе говорят: «сколько веревочке не виться, конец будет»… А еще, непременно найдется тот, кто дергая за этот кончик, вытащит на свет божий что-то темное и некрасивое.
     Завтра можно начинать разборку баррикад из папок, заполо­нив­ших полкухни и взгромоздившихся даже на обеденный стол. Хорошо, что муж этого безобразия сегодня не видит, он и так уже ворчит, что ему, хозяину, в собственном доме места уже не остается.
     А сейчас: я – умница, я –  красавица! И.и.и...  –  спать, спать, спать!
     Но сон не шел. Людмила ворочалась с боку на бок, в десятый раз взбивала подушку. Молоко с медом не успокоило разгоряченный мозг. Совет СеменСеменыча Горбункова из «Брил­лиантовой руки» про грам­у­льку коньяка тоже не помогал. Оставался последний способ отключить анали­тика в своей голове  –  начать думать о вечном. От этих мыслей сразу в сон начинает тянуть.
     Уставившись в потолок, Людмилка принялась размышлять о том, как интересно устроена жизнь. Вот есть человек, «хозяин заводов, газет, пароходов», повелитель судеб, теневой король одним словом. Всех вокруг пальца обвел, подмял под себя, все наперед знает и просчитывает конечный результат, а вот когда придет последний в его жизни день –  не ведает. Не подвластно ему это. А если бы вдруг узнал, то как бы он его в таком случае провел? В молитвах и покаянии о содеянных грехах, в попытках переосмыслить житие свое и что-то исправить? Или решится совершить что-то громкое, резонан­сное, дабы оставить упоминание о себе в истории, уподобившись Герострату, спалившему одно из семи Чудес света – храм Артемиды?…
     Мила хоть и считала, что думает о чем-то абстрактном, но размышляла она об одном вполне конкретном человеке, хоть не бандите в прямом смысле этого слова, но человеке очень и очень опасном.
     Проваливаясь в сон, последнее, что запомнил ее измученный работой мозг, были белоснеж­ные колонны храма, в глубине которого, в библиотеке, разгорался огонь, поглощающий горы скоросшивателей и папок с финансовыми документами.

Продолжение следует http://proza.ru/2023/09/13/592