Надо подняться...

Да, надо подняться. Надо! Но валится настырная собственность, и всё тут. А если сползти? Ах, ты ж... Какая досада: Наг повязку с глаз сдёрнул, а глаза не видят ни фига. Расстроился Наг, да так сильно, что дыхание перехватило, понял, что не подняться ему пока, да и пока что не отпустил глаза ловчий порошок.
Да ляг ты уже! Время терпит, Золотокрылый тоже. И Бину надо свой хлеб отрабатывать, а то совсем обленился, пользуясь хозяйской привязанностью.
Лат в Караком из всего штата прислуги только двух стариков с собой забрал, хотя многие из прислуги не прочь были сменить деревню на столицу. Почему только их? Потому что у остальных "язык мой - враг мой", а Лат знал, на что подписывался.  И такой факт немаловажную роль сыграл: эти двое - никому не нужные брошенки-одиночки, вот и забрал. Секите момент: нафиг они ему-то нужны? Но он забрал.
Не особо они и старые - Бин и Зеда, это в сравнении с Латом и Нагом они почти что древние. Наг - совсем пацан, а Лат постарше будет, хотя оба седые уже. Время их состарило и жизнь, какая не припеваючи.
Ну что, достал я вас своими размышлизмами? Придётся потерпеть, потому как вот такой вам попался рассказчик.
Поехали дальше.
Да уж... Неугомонный ты парень, синеглазая собственность. Погоди уже кувыркаться-то, успеешь. Тебе много чего успеть придётся, а хозяину пока что не до тебя. Он вон завтраком давится. Ему Зеда мозг выносит, причём делает это профессионально, чисто по-женски, то есть тогда, когда хозяину от неё и её претензий можно только голодным сбежать, а Зеда знает, что Лат не хочет убегать голодным.
На столе кувшин с холодным молоком стоит, овечий сыр слезой истекает, масло жёлтое-жёлтое, как сердце ромашек, какое под белыми лепестками прячется.
Солнце на кухню заглядывает - Нага ищет, а его не видно нигде. Нервничает светило: "Где ты, синеглазый?" Солнце всех любит и помнит о каждом, но если возненавидит, то тоже всех.
У Золотокрылого сегодня намечены две важные встречи, и не за столом. Морщится хозяин, головой крутит, сопит недовольно, но молочную кашу ест с аппетитом. Зеда ему ещё подкладывает и про хлеб, намазанный свежим сливочным маслом, не забывает - тоже подсовывает. И про молочницу Мади, что утром приходила, помнит.
Зеда волнуется, напугала её молочница - просветила, у кого из её богатых клиентов рабы есть, и как они с ними обходятся. Жуткую картину Мади нарисовала. Одни в ночь на цепь рабов сажают, боятся их. Хм... Рабы, конечно, тоже разные бывают. Ну так не покупай, если боишься!
Другие раз в неделю своих рабов обязательно строго воспитывают, что, по их мнению, соответствует рамкам закона о воспитании греха. Есть за что-нет за что - это не важно: оголяй спину, раб!
Третьи фанатеют от фанатизма и, в отличие от Татага с Зебором, безо всякой гиты по малейшему поводу зверски "воспитывают" своих рабов с обязательной нотацией: "Боль - осознание греха". Хм... Интересно, чьего греха?
Есть, конечно, нормальные хозяева, какие просто купили себе бесплатных помощников: иногда охранников, иногда музыкантов-певцов, иногда... Ну, думаю, что не маленькие и поняли, кто там иногда ещё может сильно потребоваться. Последние Зеду не интересуют, а вот те, что перед ними...
Она уже во всех красках представила себе, как хозяин Нага на цепь сажает, как кнутом спину ему вскрывает и при этом приговаривает: "Воспитывать раба нужно, как положено по закону - строго!"
Вы только не подумайте, что Зеда уверена, что хозяин - монстр, что так он и будет поступать с рабом. Нет конечно. Кто-кто, а она уверена в обратном, просто боится. Чего? Хм... Того же, чего боится каждая мать, когда сына в армию служить отправляет. Пояснять дальше? По-моему, и так всё понятно.
Давайте лучше посочувствуем Лату.
Итак, у него намечены две встречи.
Первая - снова в Ратуше, снова с Хозяином Города по вопросам, от каких у Золотокрылого преемника скулы сводит. Гор просит оставить на выгодных местах тех, кто готов ему щедро оплатить эту "услугу". И никак старик не врубится, что придётся ему потом оставшимся "плату" с троицей возвращать. Лату предстоит нудно и подробно обосновывать далёкий посыл исключительно всех просящих.
Вторая встреча у Золотокрылого будет с Татагом. Лату не хочется встречаться с кровавым наркоманом. Он ещё не остыл, в полной мере оценив точность ярлыка, насмерть приклеившемуся к Татагу. Только не нужно думать, что это какая-то там сентиментальность со скупой мужской слезой, упавшей на вхлам истерзанную грудь раба. Окститесь, если вам подобное померещилось. Золотой бог поседел не от вида порезанного пальчика да и собственность ему - не родной брат, но не будем забегать вперёд. Ждите подробности позже, а пока просто поверьте тому, что случайных совпадений не бывает, а если и бывает, то это вам кажется, что они случайные. Запутал? Так распутывайтесь! Мозги - не рыбацкая сеть, а вы - не рыбы. Справитесь, надеюсь, а я сам Лату посочувствую по поводу обоих встреч, если вам некогда.
Первую ещё можно назвать деловой, хотя и вторую можно. Вторая более эмоционально перегружена. Это глубоко личные эмоции, о которых не ведает никто, даже Зеда.
Золотокрылому предстоит "держать лицо", то есть делать вид, что всё нормально, отказывая себе в "скромном" желании тупо врезать с ноги в оплывшую физиономию обкумаренного хозяина жизни.
Лат не может сочувствовать всему скопищу незаконнорождённых. Это, в принципе, невозможно да и не нужно никому и ничего не даст. Он до последнего внимания ни на ком не зацикливал. А тут вот, как толкнул кто. А может быть пустота в душе потребовала наполнения? Вообще-то, я материалист, и склоняюсь ко второму, но и первое со счетов не скидываю.
В общем, Лат не собирается доказывать отупевшему от наркоты столбу, что он стоит на два метра дальше положенного. Делать подобное - это быть идиотом, а Лат не идиот. Он лучше снесёт тот столб, но исключительно по поводу и без вариантов.
А сегодня ему нужно официально закрепить покупку, то есть оформить договор купли-продажи живого товара и печать поставить, чтобы уже никто на его собственность даже в наркотическом бреду посягнуть не смел. На саму собственность он печать ставить передумал. Ну совсем плох парень, пусть восстановится хоть немного - успеется, а вот на документ надо, да и аккуратно забросить удочку насчёт шахты тоже надо. Сплошные "надо"! А ему на собственной кухне под молочную вкусную кашу ушат возмущения в уши льют.
- Нельзя ему петлю на крылья. Нельзя! Ему летать легче, чем ходить! Вы его ноги видели?
Лат кашей чуть не подавился, прокашлялся, недоумевает.
- А чего у него с ногами? Хотя...
Зеда пальцем вверх тычет торжествующе:
- Вот! Именно "хотя"! Сплошные шрамы у мальчишки на ногах! Наступает, а ноги кровят.
Лат обратил внимание, что ступни у Нага - сплошь в глубоких порезах. Он понял, что это битое стекло, но после "хохломы" на спине и груди собственности уже не удивился воспитательным методам воспитателя.
- Он весь сплошной шрам, но у него крылья есть: больше летать будет – меньше ходить, и заживут ноги. Отстань!
Зеда кусок сыра на масло с хлебом - бух! Большой кусок, типа поощрение: молодец, хозяин, правильно мыслишь - вот тебе приз за это.
- Я и говорю, что нельзя ему на крылья петлю накидывать.
Лат на бокал с чаем кивает, типа "сыпь-сыпь сахарку - не жалей".
- Да я и не собираюсь петлёй его стягивать, пусть летает: куда пошлю – быстрее обернётся, - и щурится грозно, - но учти, мамаша, если почую, что сыночек твой новоявленный бежать намыливается, на цепь его посажу. На кухне! Дерзить затеется - язык отрежу! И хорош мне тут указывать, чего можно, чего нет. Дай поесть спокойно.
Зеда примолкла, но насторожилась: хозяин никогда слов на ветер не бросает, потому в ореховых глазах блик мечется - горит орех. Молочница так и сказала, что цепь хозяева часто практикуют и подвешивают на дыбу, и ещё... Ох, как же много Мади лишнего наболтала. Зеду потряхивать начало, да так сильно, что бокал с чаем из рук выронила. Золотокрылый на осколки смотрит, вздыхает:
- Чего опять не так?
У Зеды слёзы ручьём.
- Цепь... Нельзя ему ошейник. Вы же видели…
- Ага, видел, - соглашается Лат, - я его за ноги подвешивать буду, - и сокрушается притворно, и головой качает - Ах, ты ж… Забыл, что ноги тоже больные. Слушай, а у него здоровое место имеется? Не заметила?
Зеда плечами пожимает, ореховыми глазами - хлоп-хлоп. Такая расстроенная, что не соображает, что хозяин над ней подтрунивает, а тот и рад стараться:
- По идее, одно точно должно быть, иначе бы Татаг предупредил, что грех уже не способен грешить. Вот за здоровый грех и подвешу.
Зеда от возмущения аж не знает, чего и сказать, слов нет, хватает ртом воздух, хватает и краснеет пунцово. Лат смеётся, из-за стола поднимается, обнимает Зеду, осторожно так, ласково.
- Ну всё-всё, мамашка. Не собираюсь я его ни на цепь сажать, ни крылья петлёй стягивать. Повод даст - огребёт, тут без внимания не оставлю. Люби себе на здоровье своего синеглазого.
Лат ещё крепче застывшую Зеду к себе прижал:
- Только имей ввиду, старушка, спокойнее люби, чтобы не вышло, как с Рэзом. Рэз любви из-за гиты не видел, а этот вообще её не знает, что намного хуже. В парне силы немеряно, но и боли не меньше. Сила и боль – это часто дурная ненависть, а ненависть опасна. Поняла, о чём я?
Зеда кивает согласно, но в смысл сказанного по-своему вникает. Как это любви не знает? Да разве ж можно такого синеглазого не любить? Да что ж там за мать такая была? Зеда вместо него уже сейчас готова и под кнут, и на стекло, и в шурф. Да, Зеда готова, а мать... Мать Нага по сию пору не знает, какого цвета у сына глаза...
Ответьте мне честно: вас подобное удивляет? А может, оно вас шокирует? Если да, то поздравляю: вы живёте в вечном полёте, не опускаясь на землю. Может быть, это даже и хорошо, потому что, опустившись, можно не подняться. Это сложно - взлететь, опустившись голыми ступнями на битое стекло, но всё равно можно, если постараться. Старайтесь, а? Старайтесь...
Так. Болтаю тут о чём ни попадя, а Золотокрылому улетать пора, а его Зеда никак не отпускает. Она вон увидела, что на манжете рубашки пуговица болтается. Ну не совсем болтается, но всяко не прочно пришита.
- Ой, ну-ка присядьте.
Лат отмахивается.
- Давай потом? Некогда мне.
- Сядьте, говорю! Я быстро, - и в зубы хозяину салфетку чистую - на! А это примета такая, чтобы память не зашить, когда уже надетую одежду подшиваешь-починяешь. Слышали о такой примете? Я тоже иногда то салфетку какую жую, то носовой платок, зато на память не жалуюсь, в отличие от Бина-садовника.
Он вон на кухню заглянул, хозяина увидел и смылся влёт. Бин про коробки помнит, а то, что траву желтогривую хозяин сразу же подстричь цивильно требовал, вспомнил только сейчас. Желтогривая трава - украшение у входа главного украшения целого престижного квартала.
Зеда быстро пуговицу пришила. У неё две иголки с белой и чёрной нитками всегда под рукой имеются. Хозяин манжет поправил, на выход отправился, но у двери оглянулся, пальцем грозит:
- Не смей вмешиваться, если чего! Продам его сразу. Татагу верну! Слышишь?
- Да, конечно.
Входная дверь – хлоп! И только запах древесный по кухне плывёт себе, и только золотые крылья за окном мелькнули, ярко так…
Зеда иголку с белой ниткой обратно в кухонную шторку прячет, довольная вся: не продаст хозяин Нага и на цепь не посадит, и крылья не стянет. Ну, может и сорвётся когда, так она рядом, всяко вмешается, мало ли чего...
В углу рваньё Нага валяется. Забыла его Зеда сжечь, как хозяин велел, закружилась, а теперь смотрит на него - грязное, окровавленное, и шепчет: "Мальчик мой... Да за что ж тебе такое выпало? За что?"
Хм... Ни за что, как и всем...