Письмо часть 2

Часть 2
Сын

**********
Рассматривая исписанные листы, Алена Ивановна понимала, что никакое это не письмо, а просто записи в виде дневника, в которых Тамара рассказывала о своей жизни. Но так хотелось думать, что именно для неё она это рассказывала. Постаревшая, так незаметно и, до обидного, быстро, Алена Ивановна словно продолжала до сих пор сидеть на том облезлом больничном диване рядом с женщиной с, удивительно красивой, трагической и интересной судьбой и завороженно слушала ее бархатисто - прохладный голос.
А все же письмо было - небольшое, но написанное с такой теплотой и нежностью, что, прочитав несколько раз, Алена запомнила его наизусть - за одну ночь и на всю жизнь
Память снова вернула ее назад, в ту квартиру, где семь лет, среди ёлочной мишуры пролежала, оставленная ей в наследство, тетрадь с записями.

*****************

-Какое лекарство вы принимаете?- спросила Алена, оглядывая письменный стол, на котором лежали книги, стопка бумаги и старый массивный письменный прибор.
-Никакие не принимаю,- ответила женщина,- вот мои лекарства,- она взяла со стола пачку "Казбека", достала папиросу, чиркнула спичкой и с наслаждением затянулась.
-Что ж ты так долго шла? Я думала, что уже и не увижу никогда эту самую Алёнку,- сказала Валентина Николаевна своим прокуренным, немного скрипучим голосом.
-Я только сегодня получила письмо с вашим адресом,- оправдывалась, ни в чем неповинная Алена, - вот и пришла, а зачем - не знаю?
-Ну раз пришла, значит знаешь, а коли  знаешь, так лезь!
-Куда лезть?
-Вот стул, забирайся! Там на антресолях коробка с ёлочными игрушками, достань ее.
-Мы что, ёлку наряжать будем?- спросила Алена,- лето на дворе, вообще-то. Ну, хватит с меня, я ухожу, надоели эти ваши игры в "не пойми что",- она направилась в прихожую с твердым намерением закрыть для себя эту тему.
-Да, постой ты, не спеши. Я бы и сама достала, да больно высоко. А в игрушках - там записки Томкины, в мишуре я их спрятала.
-Зачем?- строго спросила Алена,- Имейте ввиду: если там что-то противоправное, то мне это ни к чему.
Она не успела договорить, как раздался смех Валентины, смех, перешедший в надсадный кашель.
-Ой, не могу, напридумала невесть что. Дневник это, просто дневник. Мы, когда с Тамарой лежали в больнице, часто разговаривали. Она мне о своей жизни много чего рассказала, да говорить долго ей тяжело было - задыхалась. Вот я и посоветовала ей записать все в тетради.
-А прячете тогда зачем?- недоверчиво переспросила Алёна
- Да по привычке,- опять скрипуче рассмеялась Валентина, - годы то какие были, хлебнула я в свое время лиха -до сих пор никому не верю. А Томка- она же иностранка была, мало ли?
-Ну, хорошо, показывайте - куда залезать,- Алене не терпелось взглянуть на эти дневники как можно скорее.

**************

-А ты почитай, вслух почитай, а мы и  послушаем, в сотый раз,- издевательски прозвучал в тишине голос Матрёны.
-А что мне читать, я и так помню,- Алена Ивановна закрыла глаза и с чувством стала наизусть читать письмо Тамары:
"Дорогая Аленка!
Не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь эти записи, которые я писала в вашей больнице, находясь за тысячи километров от дома, в другой стране, в чужом городе. Я даже не знаю увидимся ли мы с тобой когда- нибудь ещё раз. А так бы хотелось посидеть вместе где-нибудь в кафе на берегу Сены, посмотреть на Париж с высоты Эйфелевой башни, походить по улочкам, засыпанным желтыми листьями. Я почему-то представляю, что это было бы непременно осенью.  Я очень хотела, чтобы у меня была дочька, чтобы я заплетала ей первые- смешные и тоненькие косички, пела бы ей колыбельную песню на ночь, а когда бы она стала юной барышней, я повела бы ее, по традиции, в магазин Guerlain на Елисейских полях, чтобы купить ей первые в жизни духи. Я даже имя ей придумала - Жанна.
Алёнушка, в тебе я увидела ту самую, не рожденную, дочь. Поэтому я бы очень хотела, чтобы ты получше узнала меня. Ну, если ты читаешь сейчас эти строки, то я не ошиблась и между нами есть та самая незримая, духовная связь.
А ты - пой, у тебя есть большой потенциал и, если пойти учиться, то из тебя получится оперная дива. Поверь, я знаю о чем говорю, моя мать была оперной певицей и все детство со мной занимались педагоги, но не случилось - на мне природа отдохнула.
Я буду молиться за тебя! А ты верь в себя, не теряй свою красоту, никогда не сдавайся - судьба иногда такие зигзаги закручивает, уж я то знаю...

PS. Мне очень жаль, что я сама не смогла передать тебе в руки эти записи, а оставлять их той злой и неприветливой медсестре, которая, как мне кажется, терпеть меня не могла, уж и не знаю - за что, я не захотела. Представила, как она будет рыться в чужом и читать мои откровения - бррр. Оставила только духи. А с письмом все придумала Валентина, сказала, что если придет официальное письмо из Москвы на твое имя, то уж точно никто не откроет конверт и уж тем более не выбросит его."
Дочитав до конца письмо, Алена многозначительно посмотрела на Валентину Николаевну.
-Да уж, это вы здорово придумали, ничего не скажешь, зачем такие сложные ходы?
-Кто же знал?- смутилась Валентина, -перемудрила а я малость.
Алена ещё раз перечитала, запавшие в душу, строчки и, уже не сдерживая набежавшие слезы, с укором спросила Валентину:
-Ну это понятно, что она не смогла найти меня, а вы то - почему не искали, в одном городе ведь живём? Она же вам доверилась.
-Как не искала! Искала: и в больнице и в общежитие твоём. В больнице сказали уволилась, в общежитие, что съехала на частную квартиру, адреса не оставила. А потом у меня с сыном неприятности начались - он в газете местной редактором работал. Кто-то статью диссидентскую написал, а он в печать ее отправил, вот их и таскали всех подряд. Я тогда испугалась страшно, хотела даже выбросить тетрадь, да рука не поднялась. Запихала подальше, да повыше, а потом, извини, жизнь случилась, забылась эта тетрадка в суете дней. И только сегодня - как обухом по голове.
Алена плакала от нежности к Тамаре, от жалости и немного от злости к Валентине Николаевне, от обиды на себя, за то, что сама в этом виновата,  что, уходя жить с подругой в ее частный дом, доставшейся той по наследству от бабушки, никому не оставила адреса. А кому было оставлять: отец ей не писал, а родни близкой и отродясь не было.
-Ладно, спасибо вам, пойду я,- попрощалась Алена, вытирая слезы. Вернувшись вечером домой и, поиграв с сыном и уложив его спать, Алена засела на кухне с тетрадкой. Да так и просидела всю ночь: читала и плакала, и перечитывала вновь и вновь, пока не прозвенел звонок будильника. Начинался новый день, обычный будний  день, который надо было как-то прожить.

******************

Учиться петь, как советовала ей Тамара, Алена не пошла. Поздно - такой вынесла себе приговор. Именно тогда и появилась в ее мире Матрёна, уж как уговаривала она пойти хоть на какое-нибудь прослушивание, но Алена стояла твердо - поздно. Да и подрастающий сын требовал все больше внимания.
Вот на него Алена и перевела  свою не реализованную мечту. В шестилетнем возрасте отвела Мишаню в музыкальную школу, его приняли, сказали что слух у мальчика безупречный. Учился Миша по классу фортепьяно, не то чтобы с охотой, но и без сопротивления, а Алена приложила все усилия, чтобы из сына вырос настоящий музыкант: и пианино купила в рассрочку, чтобы дома мог заниматься, и рьяно следила за тем, что бы не пропускал уроки.
Да вот не зря говорят, что "человек предполагает а Бог располагает." Музыкальную школу Миша закончил с отличием, как и среднюю - с золотой медалью, а поступил на физмат в МГУ. Прошел вне конкурса, как медалист и победитель каких-то там олимпиад, в этом Алена плохо разбиралась. Отучился в университете и в аспирантуре, работал и жил в Москве, и все было складно и ладно: домой  приезжал часто, не забывал мать, да вот грянули девяностые.
Первыми посыпались наука и культура, и НИИ Михаила не стал исключением. Но, не зря считался Мишаня математическим гением, за его публикациями в научных журналах следили не только на родине.
Предложение от одного американского ученого - предпринимателя поступило к Михаилу неожиданно быстро после развала СССР. Работу предлагали денежную и жизнь сытую.
Мишаня решил ехать, тогда многие уезжали от безработицы, от нищеты и разрухи, уехал и он.
Что тогда пережила Алена, словами не передать, виданное ли дело: Америка! Словно как на другую планету уехал жить сын. Но выдержала и это, все думала вернётся Михаил, вот все здесь наладится и образуется, и вернётся.
Но сын не вернулся. Работа и вправду была денежная, и жизнь сытая - не обманул американец. Со временем Михаил женился, родились дети: мальчик и девочка - погодки, дом купил в пригороде и все больше отдалялся сын и от Родины и от нее - Алёны. Прилетал раза два за все время, да оно и понятно: работа, дети.
Но, однажды, в каком же году это было?
- В двухтысячном- услужливо встряла Матрена.
-Да, в двухтысячном- в августе это было,- согласилась Алена Ивановна. Прилетел Мишаня на недельку, да перед отъездом и выложил сюрприз:
-Полетишь со мной, давно пора познакомиться с женой и детьми, а то они бабушку русскую только на фото и видели, и не спорь, - заявил Михаил.
Билет с открытой датой Алена Ивановна купила ещё весной по настоянию Михаила, тогда же оформила все документы: гостевую визу, загранпаспорт. Московские друзья Михаила помогли, возились с ней, как с родной - без них бы ничего не получилось.
Алена как во сне вспоминает этот свой перелет через океан, знакомые по фильмам и фото виды Нью-Йорка, красивый дом с панорамными окнами в сад, красивую молодую женщину и прекрасных маленьких деток - своих внуков.
Погостить у сына Алена Ивановна планировала месяца два, но через неделю уже заскучала. Английского языка она не знала. Со школы, да с училища помнила несколько слов - вот и весь багаж, а невестка и дети не говорили по-русски. В доме была и няня, и домработница, так что и по дому помогать не было нужды.
- Знаешь, поеду ка я домой,- сказала Алена Ивановна сыну, когда тот приехал из города на уик-энд. Большую часть времени он проводил  в небольшой городской квартире, чтобы быть ближе к работе.
- Тебе не понравилось у нас? - огорченно спросил Михаил.
- Нет, нет, все хорошо, но что я здесь? Пора домой, пора. Вот если бы ещё в Париже побывать, тогда и умирать не страшно,- пошутила Алена Ивановна.
- Увидеть Париж и умереть, ну ты это брось, мать, поживи ещё недельку, очень прошу тебя.
Прошла ещё неделя. Алена Ивановна играла с детьми, обучая их русским словам, пела им русские песни, рассказывала сказки, и хоть не понимали о чем - доверчиво жались к ней, чувствуя ее любовь к детям. Послушать ее пение приходила няня детей и жестами и словами эмоционально высказывала восхищение, просила спеть ещё. Алена Ивановна ловила свои минуты славы. За эти годы она выучила несколько арий на итальянском языке - вот их и пела восхищённой Сьюзен и своим маленьким внукам.

*********************

Михаил все оттягивал отъезд матери, придумывая разные причины. Так незаметно прошел месяц.
 Алена Ивановна  начинала привыкать и к невестке: улыбчивой, деятельной, вечно куда-то спешащей, и к внукам: четырёхлетнему Стивену и Изабель, которой неделю назад исполнилось три года. В традицию стало входить правило, по которому не няня усыпляла малышей, а бабушка. Она пела им колыбельные про заиньку и про серенького волчка, а няня Сьюзен стояла у дверей и завороженно слушала. Иногда Алена Ивановна готовила на кухне что-нибудь "русское"и таким образом подружилась с домработницей. Звали ее Мелани и она обожала все мастер-классы, которые ей демонстрировала Алена Ивановна. Готовили пельмени и драники, голубцы и плов, пекли блины.
В выходные Михаил вывозил ее в город, показывал достопримечательности Нью-Йорка, водил в музеи, обедали обычно в небольших ресторанчиках с национальной кухней и потихоньку ее ошеломление и растерянность от этого незнакомого, кричащего, огромного и многолюдного города начало спадать. Появилось любопытство и желание запомнить каждый момент, проведенный наедине с сыном. Вот как, например, идут они по улице, а неяркое сентябрьское солнышко золотит непокорный вихор на макушке сына. Или тот момент, когда, рассказывая про центральный вокзал Нью-Йорка, Михаил, почувствовав взгляд матери, вдруг оглянулся и лучисто, как мальчишка, заулыбался во весь рот, а потом взял ее руку и поцеловал.
Алена Ивановна понимала, что надо уезжать, потому что чем дальше, тем сложнее будет расставаться, больнее будет выдирать себя, уже начавшую пускать корни. Михаил тоже видел её смятение и не раз предлагал переехать:" Это не сложно устроить, у меня есть возможности", но она не хотела даже слушать об этом.
- "Нет, нет, у меня там кот и могила Андрея, а к вам я буду прилетать по возможности"
Когда подошёл день отъезда, Михаил накануне объявил, что они вместе летят в Париж на неделю,а оттуда она уже дальше - домой, что хочет исполнить давнюю ее мечту, что все уже решено и продумано до мелочей.
Провожали Алёну Ивановну со слезами, ее успели полюбить за этот месяц все домочадцы, включая рыжего спаниеля Олли.
Сама она тоже, не сдержавшись, заплакала, обнимая на прощание внуков.
Самолёт, оторвавшись от земли, понес Алёну Ивановну на своих серебристых крыльях в Париж!
- В Париж? Неужели это и вправду со мной происходит? - спрашивала она сына,  а он, держа ее руку в своей, говорил:
- Мечту нужно исполнять!

***************

- Какого же мы сына воспитали хорошего: и умный, и ладный, и заботливый! - восхищалась Матрёна, рассматривая вместе с Алёной Ивановной альбом с фотографиями  совместного их с Михаилом, или вернее Майклом, как звали его теперь в Америке, путешествия в Париж.
-"Но, но, не примазывайся,- привычно отмахнулась Алена Ивановна от вездесущей Матрёны.
Да уж, все он тогда продумал до мелочей: и отель нашел маленький  и по-семейному уютный, и гида - русскую по происхождению женщину,которая открыла им совсем другой, не экскурсионный Париж. Ирина - так ее звали, щедро поделилась с ними своей любовью к этому городу, зная все о его истории, о писателях, художниках, архитекторах, поэтах, обо всех тех великих людях, которые жили здесь и создавали свои бессмертные произведения.
А самое главное, что сын узнал -  это то, где жила и где была похоронена Тамара.
Умерла она осенью 1969 года, как раз в тот год, когда Алёна, наконец - то, нашла ее дневник и это было самым большим потрясением, ведь все эти годы Алена думала, что Тамары давно уже нет на этом свете, врачи давали ей от силы полгода жизни после выписки из больницы.
-А оно вон как вышло - пожила ещё, - порадовалась за Тамару Алена Ивановна.
И радостной и грустной была та поездка в Париж. Радостной от того, что сын был рядом, впервые за много лет разлуки с ним. А грустила Алена Ивановна, топча Парижские тротуары, о том что не случилась в этой ее земной жизни ещё одна встреча с Тамарой, не поднялись они на Эйфелеву башню, не посидели в уютном уличном кафе, ничего этого не сбылось.
Но, как комета по звёздному небу пролетела она по Алёниной судьбе, оставляя за собой яркий свет, осветивший тусклые закоулки будней, превращая их в незабываемый, словно пропитанный Шанелью, праздник жизни.

**************