Незабудки для дедушки

Дедушка мой был плотником и соорудил у дома красивый палисадник. На его столбиках были прямоугольнички, огороженные рамками, и мне показалось, что в их пустотах должно было быть что-то изображено. «Что? Ну, конечно же, мои любимые незабудки», – подумала я.
И ведь, действительно, красиво было бы! Веточки с тонкими узкими листочками незабудок, украшенные изящными милыми голубыми цветочками вились бы по столбику – красота! Я так явственно представила себе эту прелестную картину, что тут же сказала деду:
- Дедушка, а давай, я в этих прямоугольничках нарисую незабудки?

Надо сказать, что у меня не так уж часто бывали минуты общения с дедом, когда мы к нему приезжали на лето. Дед, как правило, занимался своими делами. А я – своими, девчачьими. Исподволь я наблюдала за его жизнью, уважала этого скромного достойного человека, непьющего, высокого, крепкого ещё, но уже ссутулившегося от нелёгкой плотницкой работы. Почти всю жизнь он «тюкал», как сам говорил, топором. За его плечами было две войны, ранняя смерть жены, моей бабушки, и много ещё чего, случившегося в то трудное время. Сразу и не расскажешь…
 
Помню, мама меня всегда выталкивала к нему в новом платье:
- Пойди, покажись дедушке.
И я выходила, и кружилась, а дед умильно, даже с восторгом смотрел на меня, и глаза его слезились. Они у него почти всегда слезились. Небесно голубые его глаза. Такие почти у всех были на нашем Севере.

Или, помню, однажды уже темнеющим вечером он вышел нас с братом встречать с вицей в руке, когда мы возвращались с похода по чужим садам с ворованными цветами за пазухой. В то, что дедушка будет нас лупить прутом, – в это я не верила, но по его фигуре с вицей я поняла всю глубину нашего морального падения. Мы с братом тут же отдали все цветы друзьям и бочком-бочком мимо деда (мало ли чего?) кинулись домой спать – в мастерскую.
В мастерской деда часто нам прямо на свежие стружки кидали одеяла с подушками. Мне так даже нравилось. Это была отдельная довольно обширная комната с деревянным верстаком и  высокой круглой чугунной печью, куда дед периодически бросал свои ненужные деревяшки. А какой замечательный сосновый аромат стоял в мастерской! И симпатичное окошечко там было, в которое была видна лужайка и дальше – дом моей подружки.

И последнее, что я помню о дедушке, – это когда я решила на день рождения подруги нарвать полевых цветов. В сопровождение мне отправили деда. Я подумала, что это лишнее – только утомлю его своими хождениями по полям-по лугам. А я это любила.
Дедушка еле поспевал за мной, но не жаловался, терпеливо сносил мою прогулку. Мне показалось, будто он даже был доволен, что ему удалось в последний раз походить по родным лугам. Дом наш стоял на окраине, а дальше шли покосные луга,  перегороженные косыми, характерными для Севера, изгородями. Скот не пройдёт, а человек, если ему надо, перелезет. Вот мы и перелазили. Я-то – легко, а дед… Оглянулась на него – не застрял ли? Нет, перелазит. С задором, почти по-мальчишечьи. Но где там? Старость берёт своё. «Скоро уже, наверное», – защемило моё сердце. Но это было потом, а тогда…

- Дедушка, а давай, я в этих прямоугольничках нарисую незабудки, – сказала я.
Думала, дед отмахнётся от меня с моими глупыми девчачьими предложениями, но он вдруг заулыбался и сказал:
- Давай, рисуй!
- А краска голубая, зелёная и жёлтая у тебя есть? – Уже с лёгким сомнением стала я подходить к этому вопросу.
- Найдётся, рисуй!
Он так, неожиданно для меня, я бы сказала, безответственно, поддержал мою инициативу, что я растерялась. Ответственность-то теперь полностью на меня ложилась, но я не совсем была к этому готова. Дед же с восторженным ожиданием смотрел на меня.
И я вдруг испугалась. Испугалась, что нарисую плохо и не оправдаю его надежд. Испорчу такое его прекрасное новое сооружение.
- Дедушка, я всё могу испортить, – стала говорить я, надеясь, что дед мне твёрдо откажет, проникнувшись моей неопытностью, –  Некрасиво нарисую, неправильно раскрашу.
- Так я тогда всё закрашу! Рисуй! –  Агитировал меня дед, веря в мой успех и позволяя мне всё!
«Закрасит? Может, действительно, нарисовать?.. А ведь незабудки можно и по-разному нарисовать, не обязательно трафаретно, – развивала я творческую мысль, – где-то один-два цветочка, а где-то три или четыре».
Но я опять представила, как буду неуверенно биться над своими рисунками… Нет, не получится. Буду малевать все эти столбы, вероятно, и не докрашу, и деду придётся всю мою мазню ещё и закрашивать. А ему как будто и делать нечего!
Нет, не поверила я в свои силы, а дедушку пожалела.
 Дед продолжал на меня смотреть выжидательно, голубые глаза на раскрасневшемся лице азартно блестели, а я ему:
- Нет, дедушка, не буду рисовать, не получится.

И убежала.

Дед, наверное, был разочарован. Но что взять с легкомысленной девчонки?

Эту историю я, конечно, забыть не смогла. Она периодически возвращается в моё сознание.
И я уже немереное число раз пожалела о том, что не нарисовала тогда свои любимые незабудки моему голубоглазому дедушке на память.

Фото автора.