Невозможная История. Судьба первая

Невозможная История.

Вместо предисловия.

Несколько лет назад судьбе было угодно, чтобы моим соседом в долгой поездке оказался военный отставник, характер которого не позволял ему спокойно наслаждаться заслуженным отдыхом. Привычка к службе вновь и вновь заставляла его отправляться в командировки, столь частые в службе безопасности организации, в которой он работал.

В ту поездку мы проговорили с ним вплоть до остановки поезда в городе назначения. Мы тогда же обменялись номерами телефонов и иногда перезванивались. Он периодически подбрасывал мне новые случаи из своей жизни.  Я, впоследствии, даже опубликовал одну из его историй...

Спустя примерно лет восемь, он позвонил мне в очередной раз с предложением встретиться.

- Извини, но у меня срочное дело. Редактор требует к концу месяца сдать рукопись...
- Я у тебя не отниму много времени. Более того, я хочу приехать к тебе сам. У меня для тебя есть небольшой сюрприз. Говори адрес, и когда у тебя будет пара свободных минут...

Заинтригованный, я согласился на встречу.

- Держи.

Он, с видимым усилием, достал из багажника своего джипа огромный мешок. Один из тех, что в просторечии называют "китайскими".

- Что тут?
- Сам увидишь. Мне они все равно без надобности, а тебя точно заинтересуют...
В июне меня отправили в командировку в Нижегородскую область. Спешно отправили. Случилось "чп", - пропал охранник на "точке" нефтепровода, который мы тянули на Рязань. И можно было бы предположить, что загулял мужичок в соседней деревеньке, - тем более что был молодой и не женатый, относительно молодой конечно, у нас работают только те, кто прошел через "горячие точки", я тебе говорил об этом, но проблема была в том, что это был уже второй пропавший охранник на этом участке.
- И что полиция?
- А ничего... Ты же знаешь их порядки. Должно пройти время, прежде чем человека признают пропавшим и объявят в розыск... А техника без присмотра - деньги фирмы на ветер... В общем, обеих так до сих пор не нашли...
Так вот, приехал я на точку к вечеру. Вагончик стоял возле высоченного обрывистого края широкого оврага. Вокруг непроходимый лес. Я бы сказал, - чащоба. Бурелом... Ни дорог, ни тропинок. Словно в этих, довольно таки цивилизованных местах некая аномальная зона.
Просека с траншеей упиралась в прямиком в огромный валун, с относительно плоской, слегка скошенной в сторону оврага вершиной. В глубине оврага, по густым зарослям кустарника и высокой траве, угадывался протекающий ручей. Чуть позже, к закату, все дно оврага затянуло густым туманом...
Вообще туманы там, в этом овраге, не редкость. В общем, - места глухие. Нелюдимые. Просидел я там, ни кого за все время не увидев, недели две. Потом начальство определилось, привезли " катерпиллер" девятку и Толик, поднатужившись спихнул валун на дно.
Вот под валуном мы с ним и нашли три здоровых, тяжеленных кожаных тюка. Но радость от находки клада была недолгой. Оказалось в тюках были книги. Кожаные книги...

- Старинные книги тоже немалых денег стоят...

- Ага... Мы тоже так рассудили. Я на своем "Джине" не поленился в Нижний сгонять. В университет. К историкам. Сдал им книжки как положено, - под расписку. Чтобы потом не отпирались, что книжки он меня получили...

- И что?

- Ну а на прошлой неделе ехал я из командировки в Киров через Нижний, и решил заехать к историкам. Узнать, как обстоят дела с книжками. Захожу, предъявляю им расписку, а они начинают ржать....

Ты, говорят, молодец! Разыграл нас классно! Взыскать с тебя стоимость реагентов, ушедших на фолианты... Да мы их списали как практические работы студентов по сохранению найденных при раскопках артефактов. Вон, забирай себе свои "исторические реликвии"...

Оказалось, все три книжки написаны современным языком и даже без использования "ятей" и прочих старинных букв... Так что забирай этот клад себе. Может хоть для тебя тут найдется что то ценное...


Действительно, для меня эти книги, после разбора записей, оказались на вес золота.

Но, впрочем, судите сами...


Судьба первая.


Жил в чащобе лесной, на перекрестке дороги торной с тропой звериной старец праведный. Жил отшельником, помогая приходящему люду. Всем помогал. И случайным путникам, и богомольцам, и тем, кто к нему за советом шел.

Жил он в землянке. Возле древнего капища. С дикими зверями. И было это ему наказанием божиим. Потому, что в молодости был он сам подобен дикому зверю. Рекой лил кровь христианскую. Приносил жертвы человеческие ложным богам.

Наказал Господь его. Ни жены, ни детей, ни внуков в старости ему не оставил. Но и помереть ему не позволял.

Жил праведник за годом год. Однажды, в лютую зимнюю стужу пришли в его землянку душегубы - разбойники. Много пришло. И похвалялись, что неподалеку от перекрестка тропы звериной, на дороге торной побили купца богатого. Каменьев - золота, товаров захватили со кровищи множество. И просили спрятать награбленное до поры. В местах, одному ему известных.

Но отказался праведник. И тогда душегубы грозить ему стали. Дескать, раз узнал он о добыче их, узнал каждого, но не согласился пособничать им, - то единственный им выход - умертвить его, старого.

Но не испугался старик. Я, говорит, сам смерть жду  - не дождусь. Зажился на матушке Земле. Господь никак не приберет меня, грешного...

И кинулись на него душегубы - разбойники... Забыли, что был он сам зверем лютым... Схоронил он их на дне оврага глубокого. Под тропой звериной. Возле ключа студеного...

А когда пошел хоронить купца убитого, нашел живой девочку маленькую. Выходил. И стала она ему вместо дочери родной.
Простил за это его Господь, и, спустя время, когда родились у названной дочери дети, - послал ему во сне смерть легкую...

Маленькая, сухонькая старушка закончила свой рассказ и внимательно посмотрела на меня. Сколько лет пролетело, а я в мельчайших подробностях помню, как выглядела рассказчица. Мария Федоровна Григорьева, коренная жительница села Марьинки, ровесница двадцатого века... Последний человек, с которым мне довелось общаться в той, такой далекой теперь, самой первой части моей жизни.

Жизни, словно составленной из судеб нескольких, порой кажется совершенно разных, даже несовместимых друг с другом людей. Но это одна жизнь, поделенная обстоятельствами на этапы. Одна судьба. Моя судьба...

Жизнь первая.

В 1964 году, в небольшой деревеньке на берегах реки Камы, в семье Тугушева Зарифа Джамилевича и Елены Игоревны родился первенец. Мальчонку назвали в честь деда.

Смешанные браки совершались тогда по всей территории великого Советского Союза, никого не удивляя. Женились без оглядки на религию и национальность... По любви...

И бегали, подрастая, по всей необъятной Родине миллионы детей этой, свободной от любых предрассудков любви.

Бегал со всеми, подрастая, и Джамиль Зарифович Тугушев. Играл. Баловался. Дрался...

Драться приходилось много. Очень много. Слишком не похож был он на отца. Не похож на татарина... И кличку, за неистовость в этих драках, ему дали не очень приятную... Бешеный...*

А потом, как то вдруг,-  детство кончилось. И июльским рассветом 1983 года, едва поднявшееся над горизонтом злое афганское солнце нещадно жгло ему спину. Липкий пот заливал лицо, а страх предстоящего ознобом пробегал по позвоночнику молодого разведчика, притаившегося  на караванной тропе, ведущей в Пакистан.

Первый бой, - он как первый поцелуй. Не забыть никому и ни когда...

И первый убитый. Убитый не автоматной пулей с смещенным центром тяжести, а в рукопашной, зарезанный наточенным тобой до остроты бритвы, по шутливому совету старослужащего об обыкновенный кирпич, - штык - ножом. После, он даже саперную лопатку точно так же точил до бритвенной остроты...

Но именно в то утро, когда ему, несмотря ни на что, - удалось выжить, он задумался, почему они такие разные. Афганцы и Русские, Узбеки и Татары, негры и китайцы...

И, вместе с тем, не смотря на все различия, - такие похожие?

А позже, умные люди подсказали, что ответы нужно искать в истории народов. В тех условиях, в которых эти народы выживали веками. В их войнах. В религии. В традициях. В суевериях... В тысячах мелочей, что и составляют жизнь каждого из представителей этих народов.

Это была неимоверно огромная работа, - попытаться собрать, систематизировать весь этот гигантский объем информации. И вместе с тем - грандиозная цель, притягательная своей новизной.

В перспективе, найдя некие усредненные зависимости в поступках людей разных национальностей, можно было бы с некоторой долей вероятности предсказывать их реакцию на те или иные обстоятельства. И даже больше. Не только прогнозировать поведение народностей, но и, при возможности создавать необходимые раздражители, - управлять сообществами. (Конечно, последнее было возможно только для Коммунистической партии Советского Союза.)

Так и получилось, что после дембеля он подал документы на истфак Горьковского университета и легко стал студентом.

А после окончания третьего курса, вместо полевых раскопок, его неожиданно отправили собирать фольклор по деревням Горьковской и Рязанской областей.

В тот, трижды проклятый день, пытаясь сократить путь от деревеньки Марьинки к Лысовке, на самом закате, он вышел к затянутому густым туманом, широкому оврагу. На противоположной стороне которого высился огромный валун...

........................................................
* На самом деле его прозвище переводилось на русский только словом из так называемой "не нормативной лексики", что было для его носителя вдвойне обидным. По понятным причинам, называть Джамиля его истинным прозвищем в этом повествовании мы не решились. Хотя сам он, не пытаясь приукрасить свой рассказ, называет себя только этим прозвищем.
-------------------------------------------


Жизнь вторая.


Овраг оказался не только широким, но и глубоким. И, как это было ни смешно, но разведчик с боевым опытом, (пусть и с Афганской спецификой), заблудился в этом туманище. Неожиданно под ногами начала чавкать болотная сырость. Несколько раз пришлось переходить ручьи, текущие по дну оврага. А один раз, оступившись, он упал в бочажину родника. Вымокнув при этом до нитки в ледяной воде.
Выбравшись, наконец - то к валуну, первым делом он разжег костер, решив заночевать тут же. Тем более, что пока он плутал в тумане солнце уже село...

Проснулся он от тихого шепота. Возможно, если бы не опыт войны с ее засадами и ночными караулами, он бы и не проснулся от этих, едва различимых на фоне скрипа лесных стволов звуков. А возможно, на него подействовала обстановка глухомани. (По иному окружающий лес назвать язык не поворачивался...) В обстановке которой обострились все чувства.

Было холодно. Холодно до того, что казалось вот - вот и пойдет снег. Будто сейчас не середина июля, а как минимум начало октября. Возможно, он заболел. Простудился...

Шептались человека три - четыре. На странном, исковерканном древнеславянском языке. Но он, пусть и через слово, вполне понимал, о чем разговор.

- Один?
- Похоже. Ты заходи с оврага. Мы шумнем от дороги, он кинется в овраг. Там ты его и треснешь. Только смотри не пришиби, как в прошлый раз... Нам полонянин нужен, а не дохлядь!...
- Вроде проснулся...
- Да нет! Эти лапотники дрыхнут словно... Умаялся, поди...
- Давай! Как зайдешь с оврага ухни совой...

Бред!... Почти погасший костер слегка освещал высокий вертикальный бок валуна, скрывая все остальное в непроницаемой тьме. Шевелиться не хотелось. Он и не шевелился. Закрыв глаза, чтобы казаться спящим. Но тревога все росла. А вдруг не бред? В этой глухомани ему рассчитывать придется только на себя. К тому же вполне возможно, что тут, где нибудь поблизости, имеются "места не столь отдаленные". И полностью исключать побега "лихих" людей из мест заключения он не стал. Хотя, надо признать, с этими размышлениями не вязались ни содержание услышанного разговора, ни странная смесь языков, на которой этот разговор происходил.

Когда через несколько минут из оврага раздалось уханье совы, он понял что притворятся спящим уже не имеет смысла. Но это время, потраченное на размышления о дальнейших действиях и доставание складного ножа, не оказалось потраченным совсем напрасно.

Метнувшись за валун, он скрылся из предательского круга света костра. Теперь, невидимый ни с дна оврага, ни из леса, он быстро вскарабкался на плоскую вершину камня.

- Где он?

Уже не таясь раздался громкий окрик.

- Кривоногий, ты его видишь?
- Нет!

Ответ прозвучал совсем рядом, за кромкой валуна. Тихие, осторожные шаги приближались. Вот он уже отчетливо слышит хриплое, возбужденное охотой на него дыхание человека.

Охотой на НЕГО!

Дальше тело, руки действовали инстинктивно, словно жили отдельной жизнью. Да и что оставалось делать в ночной глухомани? Милицию звать бесполезно...

Одно быстрое движение, и крадущийся к костру человек булькающе вдыхает перерезанным горлом.

Одним охотником на человечину меньше.

Остаются еще как минимум двое.

- Кривоногий! Ты где есть то?... Не молчи!...

Вышедшие на свет костра были одеты странно. Словно он очутился в какой - то театральной исторической постановке.

Кожаные штаны, короткие сапоги на кожаных ремнях, перепоясывавших ноги до колен. Кожаные куртки с капюшонами. За спиной колчаны стрел. В руках - настороженные луки с наложенной на тетиву стрелой. На левом боку у каждого - здоровенный тесак.
Двое с таким вооружением против его складного ножика! Но ведь можно посмотреть, что есть из оружия у жмура.

Тихонько соскользнув с камня он обшарил Кривоногого.

Такие же лук со стрелами и тесак. Оружие непривычное, но оно есть, и теперь у него есть хоть какой то шанс...

Взводный постоянно учил:
- В бою бей в горло, в сердце или в пах. Не важно, в какой именно центр попадешь, - в любом случае выведешь противника из строя.

В горло или сердце попасть непривычным оружием трудно. И он пустил стрелу в место соединения ног того, кто казался более опасным. Тот с воем упал. Второй, выстрелив в сторону валуна, (все таки успел заметить откуда он стрелял), кинулся с тесаком вперед.

Это он напрасно. Тесак был и у Бешеного. А уже пролитая кровь ударила в голову. Теперь он полностью оправдывал свое прозвище...

Резкий шаг в сторону нападавшего, ослепшего от перехода из света костра в темноту за валуном, - действие, которого нападавший точно не ожидал, резкий, широкий взмах снизу вверх, и острое лезвие тяжелого тесака раскроило тело нападавшего почти до грудины. С неприятным чавком застряв в животе.

Двое были уже точно не опасны. Оставался раненый у костра.

Не выходя на освещенное место он долго раздумывал. Первая горячка боя уже прошла. И была возможность подождать до утра, не приближаясь к раненому. И на рассвете добежать до ближайшей деревни, привести сюда медика и милицию. Но потом начал сомневаться. Кто ему поверит, что все случилось именно так, как он опишет?

И будет он, за убийство этих ненормальных, вместо сбора фольклора народностей Горьковской области долго - долго собирать фольклор мест заключения...

Но раненый, постепенно приходя в себя от боли, стал пытаться подняться с земли. Уже смог встать на колени. И Бешеный, больше не медля, не испытывая никаких сомнений, выбежал в освещенное костром пространство и одним мощным ударом клинка почти снес голову врага. Тугая струя крови окатила Бешеного с головы до ног. Горячая человеческая кровь, казалось, прожгла тело. Даже сквозь ткань рубашки. А спустя всего несколько минут, начав подсыхать, стала стягивать кожу.

Находится возле костра, пусть и в тепле, было неуютно. Казалось что в темноте ночи скрываются многочисленные враги, в эту самую секунду целящиеся в него стрелами. И Бешеный прислушивался к ночным звукам, пытаясь вычленить среди скрипа стволов мачтовых сосен легкий хруст сухих веточек под ногой крадущегося охотника за головами; щелчок спущенной стрелком тетивы лука; посвист летящей в его сторону стрелы... Побороть себя он не смог. А сон наваливался все сильней и сильней.

И Бешеный лег досыпать на вершине валуна... Зря он это сделал...


Скоро пошел снег... Ледяной камень с жадностью высасывал тепло из разгоряченного боем тела. В конце концов, не выдержав холода, Бешеный спустился к костру. Голова кружилась. Ноги и руки стали словно бы ватными. Он точно заболел...

Поднявшееся солнце осветило почти потухший костер и развеяло надежды на то, что ночной бой был не более чем болезненным бредом выкупавшегося в ледяной воде Джамиля. Увы нет... Трупы в исторических костюмах лежали именно там, где он их уложил ночью.
Бред продолжался. Очень хотелось пить. Бешеный спустился к ручью на дне оврага. С трудом, по осыпающемуся песку поднялся на крутой обрыв у валуна, подбросил сухих веток в костер и наконец задремал, согреваясь в тепле разгоревшегося костра.

По этому он и не слышал, когда к нему из леса начали выходить, одетые подобно ночным пришельцам, вооруженные люди, ведя под узцы лошадей.

- Кто таков? Чей?

Почему он представился детским обидным прозвищем, Джамиль и сам не знал. Но, как оказалось впоследствии, это было самым правильным в том положении.

- Бешеный!

С вызовом произнес он. И, из чувства какого то внутреннего противоречия, дерзко добавил:
- Свой собственный! Вольный татарин!...

- Вижу, что тартарин... Хоть и странная у тебя одежда. Может в мою сотню пойдешь, если нет других предпочтений?

- Твои конные. А я без лошади...

Как будто это было самым главным препятствием для того, чтобы вступить в эту компанию сумасшедших...

- Так на то я князь, чтобы коня своему ратнику давать! Пойдешь?

Он произнес слово князь чуть иначе, более похоже на "конязь", так, что Джамиль не сразу и понял.

- Что делать - то надо будет?

- То же, что ты и сейчас делал... Стрелять. И рубить! Вижу - ночью кровь пролил. Да и не одного! Значит удачлив. И силен. Так пойдешь?

Бешеный молчал несколько минут. Оценивая шансы остаться в живых, в случае отказа "князю". Прекрасно осознавая, что однажды сказав "А", впоследствии придется говорить и "Б". Принятым в стаю волков, ему придется самому стать волком.

И, не желая умирать, он, скрепя сердце, согласился...

Сумасшествие продолжалось. В этом он убедился, когда ему подвели взнузданную лошадь без седла. В босоногом детстве ему с приятелями не раз приходилось на спор угонять с колхозной конюшни лошадей. И все они были без седел. Дед Рушан, колхозный пастух, свои седла держал под амбарным замком. Так что отсутствие седла Джамиля ни мало не обеспокоило.

А вот нападение на мирную деревушку вечером того же дня, - очень.

Но, как он понял из разговора теперешних его соратников, другого способа поесть у них просто не было. Никто кормить всю эту ораву вооруженных людей не собирался.

И если кони могли поесть слегка пожухлую траву, то присохший к позвоночнику его личный живот настойчиво требовал пищи.

В это время он уже ничем, даже одеждой не отличался от остальной разношерстной, говорящей на разных наречиях, (хотя вполне понятных всем остальным), толпы вооруженных людей, пробиравшихся сквозь бесконечный дремучий лес. Продолжавший идти снег заставил его, как только ему вручили повод коня, превозмогая брезгливость, облачиться в одежду убитых им ночью, что хотя бы примерно подошла по размеру. Летние брюки, рубашка и кеды - мало подходили к начинавшейся метели...


И Бешеный "поплыл по течению". Через два дня он уже, как все, без всяких моральных колебаний, без церемоний,  врывался в ничего не ожидающие, сонные, мирные деревни. Как и все остальные, - резал беззащитных крестьян, ловил птиц, забивал скотину, чтобы вечером,  после команды "привал!" насытится у костра своего десятка.

Да что уж тут таить, после очередного убийства был не прочь и побаловаться с беззащитной деревенской девчонкой...

Полное отсутствие наказания за сделанное - словно смыло все моральные ограничения. Откинуло его в дикость.

Он все больше и больше убеждался, что очутился в каком то другом мире. Словно там, блуждая в тумане оврага, он перешел некую черту. Попав прямиком из Советского Союза в другую вселенную или далекое прошлое.

Но другая вселенная никак не объясняла того, почему он понимал речь своих новых однополчан. А так же и говор защищающихся от них жителей деревень.

Живших в убогих полу землянках вместе с имевшейся тощей живностью. По большей части скарб которых был настолько неприглядным, нищим, что и взять в жилище было нечего...

И, значит, оставалось только некое прошлое. Странное, не реальное, но вполне осязаемое. В котором, если хочешь выжить, - надо убить противника. В этом он убедился после первой своей раны.

Стрела впилась ему в левую руку, когда он меньше всего ожидал.

Стреляли в чаще леса.

Боль была адская.

Чтобы не мучиться, он сразу выдернул застрявшую в бицепсе стрелу. Зазубренный наконечник разорвал мышцы, еще больше увеличив площадь раны...

И еще одно. Лишившись каких бы то ни было угрызений совести, по поводу своих неприглядных поступков, поступая как все его окружавшие, он убедился что смысла этого набега не знает ни кто из десятка, в который он теперь входил. На все его расспросы он получал один неизменный ответ:

- Так приказал князь...

Единственным смыслом существования орды, как сообщества, были набеги.

Просто и тупо. Орда - огромное сборище вооруженных людей, живущих грабежом и убийством мирного населения.
Живущее за счет оседлых землепашцев, зачастую не ведающих даже колеса. Пользующихся в качестве плуга обожжеными корнями березы или дуба... В прочем, орда не гнушалась грабить и кочевников - пастухов. Но тех, по крайней мере, было труднее поймать на обширных просторах бескрайних степей.

Тем большим шоком для него было, когда в очередной день их десяток вышел из леса к реке. По утрам на лужах, после нескончаемых дождей, уже отливал синевой первый ледок. На противоположном, высокому берегу реки, на открытом мысу, стояли деревянные укрепления города. Окружавшие городок постройки уже догорали, обеспечивая осажденных широким открытым пространством.
Командир их десятка, увидев укрепление, удовлетворенно произнес:

- Рязань!...

Бешеный решил, что они тотчас начнут переправу через реку, и заранее представлял, как будет действовать в случае, если конь провалится на еще не окрепшем льду, учитывая до сих пор плохо слушавшуюся его раненую руку. Однако приказа к переправе не прозвучало ни в тот день, ни даже неделю спустя.

Все это время их десяток, словно стая голодных волков, рыскали по округе в поисках пропитания. Бешеный в эти дни использовал любую свободную минуту для тренировок в фехтовании и стрельбе из лука.
 
Как оказалось, "дающий коней" и не ставил задачи переправляться через реку. Ему было приказано великим Батей - Ханом привести свою сотню к Рязани.

Вот она, - Рязань!

За поход, в стычках с местными, он потерял десяток воинов. В замен, из самых злых сопротивлявшихся, он набрал два с половиной десятка новых воинов... 

В общем и целом он был доволен. И великий Хан будет доволен им. Одним из своих ханов - хабичи*. Теперь оставалось только дождаться прихода Бати - Хана с основными силами орды...
А пока нужно обеспечить опустошение всей округи. Чтобы никто не смог сбежать из города, или пройти в него. Ну и по пути забрать себе все хорошее, что можно найти у этих Рязанцев...

Обычная тактика великого Господина Хана, завещанная им своим потомкам и  всему своему народу.

Вернувшись из очередных поисков пищи к костру своего десятка, Бешеный увидел на противоположном берегу реки множество костров. Куда ни кинь взгляд горел огонь, словно весь лес охватил пожар. По этому зареву Бешеный понял, что время их ожидания закончилось. Основные силы пришли к Рязани и штурм города начнется уже завтра...

С рассветом великий хан приказал всем воинам изготовить бревна. Эти бревна использовались в качестве внешней ограды города. Вкопанные в промерзшую землю сплошным частоколом, они препятствовали возможности горожанам выйти из сплошного окружения или получить подмогу извне.

В промежутках тына стояли привезенные ордой стенобитные машины - "пороки". Способные метать огромные камни. Отсюда, с безопасного расстояния, недоступные для стрел осажденных, они начали свою разрушительную работу. Раз за разом ударяя по стенам, разрушая постройку, создавая огромные бреши.

--------------------------------------------
* Хабичи - местные князья, перешедшие на сторону орды.
------------------------------------------------

Пришедшие не торопились. В основательности, методичности осады, в неумолимом разрушении укреплений сквозила обреченность осаждаемых. Неотвратимая гибель города, отказавшегося сдаться пришедшей орде.
Бешеный помнил, что хан Батый привел свою орду к Рязани 16 декабря 1237 года. Помнил о бое у стен города, который их десяток пропустил во время поисков съестного, и об устройстве тына. Помнил, что через пять дней боев город падет и все его жители, от младенцев до немощных стариков будут безжалостно убиты.
Помнил он и о том, что монголы всегда первыми в бой оправляли таких как он - новобранцев из покоренных племен. А иногда в передовых отрядах за монголов сражались пленные.

Вот только он не разу не слышал в разговорах у костра, а они возникали с каждым днем все чаще, ни о монголах, ни о Бату хане или Чингизхане.

Ни разу, за все прошедшие дни он не видел ни одной церкви или часовни. Ни на одном из убитых им крестьян не встречал даже самого простого, деревянного крестика на веревочке.

Если это Рязань 1237 года, то уже почти два с половиной века должно пройти с того момента, как князь Владимир крестил Русь. И тут просто обязаны быть церкви и монастыри. А их нет. В чащобе он видел одно языческое капище. Видел деревянного истукана, с вымазанным кровью жертвы  страшным лицом.

Пока разведенными кострами отогревалась промерзшая на полметра земля, он успел внимательно присмотреться к людям, хлопотавшим вокруг стенобитных "пороков". Если они были жителями китая двадцатого века, то значит он чистокровный негр. Единственное, что отличало его самого от этих "китайцев", - наличие у них толстых, доходящих до пояса, туго заплетенных кос...

Сейчас, лежа у костра, он размышлял и о том, что не воспринималось в теплых и безопасных аудиториях. О том, что всю эту орду необходимо было провести сквозь дремучий лес. Без дорог. А кроме того, протащить осадные механизмы и камни к ним. И решение, пожалуй, было только одно. Двигаться по реке. Тут тебе относительно ровная, широкая поверхность, по которой пройдут и повозки и волокуши с "пороками" и валунами к ним.
Но возникал вопрос о том, как на ограниченном берегами реки пространстве могли пройти десятки тысяч, а их было несколько десятков тысяч, - человек с лошадьми?

Лед на Оке встал не так давно. И его толщина достигла необходимых для того, чтобы выдержать весь этот вес размеров всего то неделю - другую... Вероятнее всего, до этого орда сплавлялась по стылой воде осенней реки на плотах.

А еще вопрос пищи. И если люди могли и потерпеть ее недостаток, то боевой конь должен питаться каждый день, чтобы можно было надеяться на него в бою.

Рыская по округе, им с огромным трудом удавалось найти пропитание для лошадей. Выпавший глубокий снег сделал почти невозможным для лошадей добычу травы. И их кони ели теперь в основном солому, покрывавшую крыши полу землянок местных крестьян. Да горсть зерна, которую удавалось выкроить из своей скудной добычи...

А почему, собственно, набег Батыя проходил зимой, когда для лошадей, - главной боевой единицы орды практически не было корма? Почему, стоило придти весне и появится свежей молодой траве поход закончился? Вроде бы все должно быть наоборот! И байка, что орда свернула набег из за распутицы, сейчас, когда он сам стал частью орды, казалась ему смехотворна.

А ведь и впрямь, почему?...

Так, размышляя обо всем и в то же самое время ни о чем конкретно, он уснул, глядя на языки пламени и медленно падавшие с непроницаемо черного неба крупные снежинки.

Проснулся он от криков, ржания коней и бряцанья оружия. Горожане, под покровом ночи решились на вылазку. Целью осажденных были стенобитные механизмы, монотонно, раз за разом посылавшие свои разрушительные снаряды в городскую стену. Рыжебородые "китайцы", обслуживавшие машины, сменялись регулярно, и камнеметы работали непрерывно. И днем и ночью.

Десятник отдал команду, и подчиняясь уже выработанной привычке, Бешеный понесся в бой.

Бой конного с пешим быстр, яростен и предсказуем. Пеший имеет очень мало шансов уцелеть в такой атаке.

Небольшая горстка уцелевших спешила к открытым воротам города. Бешеный со всеми вместе скакал к воротам, надеясь успеть ворваться в город, но громкий звук трубы остановил скачущих. Осыпав стрелами удирающих, они повернули коней назад.

Механизмы монотонно, примерно раз в час, метали свои тяжелые снаряды в стену города. Каждый камень выбивал несколько бревен из стены, крошил их в щепу. Набитая между рядами бревен земля высыпалась, образуя под пробитым отверстием пологий скат. Освобождая для нового удара следующий, внутренний ряд бревен городской стены.

После того, как очередной камень пролетал сквозь проделанную предидущими снарядами брешь, управлявшие пороками китайцы слегка изменяли настройки установки и следующие камни начинали лететь ниже, делая стену все ниже, а пролом шире.

Вылазки осажденных продолжались. Но это была настойчивость обреченных. Не получая свежих, отдохнувших людей, они раз за разом пытались пробиться хотя бы к одному механизму. Вывести из строя хотя бы один "порок". Получить хоть какую то передышку.
Но на отражение вылазок каждый раз посылались новые группы. Видимо главный хан, Батя - хан, как они его называли, хотел проверить в кровавом деле  своих новых воинов. И уставшие, израненные в предидущих вылазках защитники крепости гибли десятками, от рук нападавших.

На пятое утро от начала осады, едва зимнее небо посерело на востоке, прекратился скрип механизмов камнеметов. Зазвучали резкие звуки труб и забили барабаны. Начался штурм города. Десяток Бешеного прискакал под стену одним из первых. А дальше...

Неожиданно для Бешеного десятник приказал спешиться и лезть в пролом.

Это только снаружи пролом был относительно доступен для конницы. Высыпавшаяся земля сплошь была усыпана торчащими из нее сломанными бревнами. А с противоположной стороны, обращенной к городу, оставался высоким обрывом, не уничтоженный кусок стены.
Конница пройти в проломе не могла. Город нужно было штурмовать только пешим.

Справа и слева от проема показались люди с длинными штурмовыми лестницами, сколоченными из стволов берез. Приставляя их к стенам они начали карабкаться наверх.

Спрыгнув с лошади, не заботясь более о ней, Бешеный побежал вслед за своим десятком в пролом. Осыпаясь на мягкой земле, стараясь не удариться о торчащие бревна.

Выскочив на край обрывавшегося отвесно трехметрового участка стены, Бешеный увидел внизу отряд горожан. Тут присутствовали все, от детей до стариков. Все, кто только мог поднять оружие.

Слева, у самого конца пролома стоял отряд в десять человек, вооруженных гораздо лучше остальных. Как подумалось тогда Бешеному - чья то личная охрана. Судьбе было угодно, чтобы Бешеный оказался ближе всех к телохранителям.

Кольчуги и стальные шлемы, длинные мечи. Против такого его тесак не просто не имеет смысла. Он смешон. Но они, пока что, на три метра ниже него и в семи - восьми шагах. Бешеный тут же воткнул свой тесак возле ноги и рванул из за спины лук и стрелу. Бзынь!
Оперение торчит из глазницы ближайшего к нему ратника.
 
Тот, еще не поняв что уже мертв, только начал клониться к земле, как тетива пропела очередное:

Бзынь! Второй начал падать вслед за первым...

Но всему приходит конец. Кончились и стрелы в колчане. Как тут не пожалеешь, что нет ДШК с парой лент патронов!

Отбросив ставший ненужным лук, Бешеный схватил рукоятку тесака. И в тот же момент получил мощный удар в спину. Не устояв, он полетел вниз, прямо под ноги оставшихся в живых двух ратников.

Хорошо еще, что приложился о землю не слишком сильно. Не потерял сознание. Но пока вскочил на ноги, один из горожан оказался возле него и уже размахнулся своим мечем.
 
Конечно, если бы Бешеный умел рубиться мечами, знал все эти приемы защиты и нападения, его убил бы этот ратник. Но, не зная этих приемов и видя что телохранитель серьезно защищен, Бешеный сделал единственное, что мог. Он ткнул острием тесака в лицо нападавшего.

Сталь с легким сопротивлением вошла в тело.

Но замах нападавшего было уже не остановить. Бешеный все же попытался уйти от удара. Единственное, что ему удалось, так это чуть отстраниться от сверкавшего лезвия меча.

Удар пришелся на правое бедро. Ногу обожгло. Кровь хлестнула струей.

Бешеный оказался лицом к лицу с последним из этого отряда горожан. Самым богато одетым и, скорее всего, - самым опытным воином. В голове уже все плыло. Перед глазами появлялись темные, непрозрачные пятна, застилая обзор. Еще немного и он перестанет видеть противника. Или ослабеет от потери крови до такой степени, что не сможет ответить на удар.

А умирать не хочется!...

И Бешеный сам бросился в атаку. Вероятно воин был не очень опытный. Скорее всего просто богатый человек с отрядом личной охраны. Или сыграла роль внезапная гибель всего его отряда от рук одного нападавшего. Но, увидев бросившегося на него окровавленного Бешеного, припадавшего на разрубленную ногу, он повернулся, видимо собираясь бежать. А Бешеный уже нацелил свой клинок в его голову.
Прямой тычок, сработавший прошлый раз, сейчас не помог бы, шея сзади была защищена шлемом, и Бешеный выкинул руку паралельно нижнему краю шлема. Лезвие прошло по открытому участку горла. Кровь фонтаном брызнула в лицо Бешеного. Но это была кровь последнего ратника.

Пока Бешеный разбирался с этими горожанами, орда, перебив сопротивлявшихся возле стены, втянулась на улицы города. Бой по сути перерос в бойню. В которой, Бешеный это точно знал, пощады уже не будет никому.

А ему сейчас требовалось срочно побеспокоиться о себе.

Срезав с одежды богатого горожанина пару длинных, прочных ремешков и подобрав валявшуюся на истоптанном снегу стрелу, он наложил себе подобие жгута.
Главное было остановить кровотечение.

Нужно было бы зашить рану. Но для этого необходима игла и нить. Желательно шелковая. В этих условиях на шелк можно было рассчитывать. Стоило поискать на самом богатом. И точно! Последний горожанин, под кольчугой и теплой, шерстяной накидкой был одет в шелковую рубаху! Видимо не зря говорили, что вши не переносят шелк.

Бешеный принялся полностью разоблачать горожанина.
Шелковая нить уже была. Иглой вполне могла стать длинная золотая заколка плаща, стоило только отломить тяжелый круглый герб, венчавший ее.

Передвигаться становилось все труднее. Бешеный собрал валявшиеся вокруг щепки и куски бревен, разжег костер и, набрав снега в стальной шлем ратника вскипятил себе воды.

На пламени костра обжег спицу заколки плаща. А в кипящей воде несколько минут продержал шелковую нить от рубахи убитого.

Тем же кипятком, слегка остывшим, промыл свою рану. Долго не решался начать операцию, но быстро клонившееся к вершинам окружавшего город леса солнце поторопило его.

Крик, вернее неистовый рев лишь слегка помогал, когда он протыкал своей импровизированной иглой мясо ноги, и когда стягивал нитью разошедшиеся края раны. Время, пока он накладывал себе десять швов, - показались ему вечностью...

Окончательно ослабев после этого он тут же и уснул, на теплом плаще богатого горожанина, возле горевшего костерка. Тут его и нашел утром его сотник - "князь".

- Богатая добыча! Как сам то?
- Живой...
- Это главное! Принимай первый десяток. Там десятника убили. И не забудь одну десятую часть добычи отдать хану...
- Князь!
- Что?
- Возьми и ты...
- Конечно... Пришлю твоих людей...

Так Бешеный, после взятия Рязани, стал десятником. И, одновременно, - богатым человеком. Шелковая рубаха, (чтобы впредь не беспокоили вши и блохи), кольчуга, длинный тяжелый меч и острый кинжал... О чем еще мог мечтать любой воин в орде? А продав в общем то ненужные Бешеному кольчуги и мечи остальных убитых им ратников, он завернул в широкий шелковый пояс - (еще одну шелковую рубаху, которую он решил использовать в дальнейшем на нити),- несколько тяжеленных золотых монет.

Первые три дня он старался двигаться как можно меньше. Но все равно пришлось ходить, бередя рану. И через три дня поднялась температура, начался бред. Кто то из его десятка отнесли своего командира в обоз, в котором везли, как оказалось, детали стенобитных машин, и забыли о нем. Решив что вряд ли он оправится от раны...

Скрипели сани, на лоб, охлаждая разгоряченную кожу, падали крупные снежинки. Временами Бешеный приходил в себя. В один из таких периодов сани остановились возле высокого берега реки. Почти на самом верху, у кромки обрыва росли две толстые березы. А от них, к полынье на речке, тянулась едва заметная тропинка. Между березами темнело пятно входа в полуземлянку.

Заметившие жилье обозники, бросив сани схватили оружие и кинулись к входу в землянку. Но очень быстро вернулись, разочарованно ворча на судьбу. Брать в жилище уже было нечего.

- Одни травы висят! Будто ведьмак жил....

Бешеный спросил:

- А крапивы там нет?
- Зачем тебе?
- Лекарство сделать...

Слово лекарство, не подобрав подходящего слова из той мешанины старославянских слов и слов других языков, использовавшихся в орде, он произнес по русски. Поняли его или нет, но возница, опустив веревочные поводья, быстро сбегал в землянку и вернулся с большой охапкой сушеной крапивы.

Бешеный, доставая из пояса монету, прогворил:

- Теперь бы масла найти...
- Такое подойдет?

Спросил возница. Показывая амфору с маслом, используемого для смазки блоков стенобитных машин.

-Вполне!

Радостно произнес Бешеный, протягивая вознице вторую монету...

Вечером, на привале, на разведенном отдельно небольшом костре, он долго кипятил в своем шлеме кувшинчик с залитой в нем маслом крапивой. Остудив и плотно упаковав полученное лекарство, он наложил на воспалившуюся рану повязку, пропитанную крапивным маслом.

Таким маслом, он это помнил, бабушка не раз спасала поранившихся животных. Распоровшую себе бок, о торчащий гвоздь корову, проткнувшую ржавой железкой копыто овцу... В конце концов, чем он отличается от животного?

Теперь он стал таким страшным, злобным зверем...

Лечение помогло. Уже на следующее утро он почувствовал себя гораздо лучше. На сухой, покоробленной повязке, которую он вечером пропитал маслом, зеленел вытянутый из раны гной...

Бешеный вновь перебинтовал рану повязкой, смоченной маслом...

Благодаря лекарству, выздоровление шло быстро. Спустя неделю Бешеный ходил уже почти не хромая. А спустя еще два дня вернулся в свою сотню.

Привыкший за время его отсутствия к мысли, что Бешеный не вернется, назначенный вместо него князем воин изрядно удивился, увидев того не только живым, а практически здоровым. Пришлось Бешеному доказывать что он это действительно он привычным способом. В прочем, самым понятным для подобных людей, - кулаками.

А на следующее утро, едва забрезжил рассвет над укрытой глубокими снегами рекой, их разбудили громкие хриплые звуки труб и бой барабанов, возвещавших нападение врага. Убедившиеся в способности Бешеного наводить железный порядок воины его десятка по первому его слову уже скакали к повороту реки, туда, где звенела сталь и раздавались крики и стоны умирающих.

Прибыв к месту схватки, Бешеный увидел небольшую группу, от силы несколько десятков человек, вооруженных разнообразным оружием, напавших на тылы огромной армии. На что они надеялись? Если только жажда мести могла толкнуть отчаявшихся, потерявших все людей на подобное... Умереть самим, забрав с собой как можно больше врагов.

Бешеный не интересовался религией. Да и в университете никто из преподавателей не вдавался в тонкости отношения христиан к смерти. Кажется, самоубийство у них порицалось. Порицалось вплоть до того, что самоубийц не хоронили на кладбищах.

Что это было, как не самоубийство? В общем то бессмысленный отчаянный поступок...

Но поступок, оцененный всеми...

Бились они насмерть! Пощады не ждали, но и сами не щадили никого. Тут же, едва удавалось, добивали раненых, мстя за всех убитых в Рязанском и Владимиро - Суздальском княжествах. За мертвых жителях Рязани, Ожска, Ольгова, Перяславля - Рязанского, Борисова - Глебова, Коломны... И десятков маленьких городков, от которых даже не осталось названия...

Оценив все это, Бешеный завел свой десяток в тыл нападавшим и приказал осыпать их стрелами с безопасного расстояния.

Вот так просто...


С гордым, отчаянным отрядом рязанского боярина Евпатия, жившего когда то около городских ворот было покончено...

Тела Евпатия и всех воинов его отряда, за их великую отвагу, великий хан распорядился отправить в Рязань. С тем, чтобы в Рязанском храме провели похороны...

Вот только он, Бешеный, не видел в Рязани храма. И пусть он не прошел в город дальше городской стены, но он и не слышал обязательного для христианских храмов перезвона колоколов! Он не видел ни одного, самого захудалого, деревянного креста!

На золотой цепочке убитого им самого богатого горожанина, и на серебряных цепочках остальных его ратников, он видел изображение, похожее на букву "Т", с проушиной на верхней перекладине. Более всего это походило на изображение предмета в руках египетских фараонов, что на фресках в пирамидах*...

--------------
* Подобные подвески довольно часто встречаются при раскопках в старой Рязани. Их стараются не замечать, называя "молотом Тора", в противном случае пришлось бы искать объяснение такому большому количеству последователей скандинавской религии в Руси, крещенной более двух веков назад.
---------------

Но так распорядился великий хан. А еще великий хан распорядился, чтобы тела убитых, но не сломленных мстителей Рязани сопровождал отряд нового сотника, понравившегося правителю своей решительностью и практичностью. И этим сотником был Бешеный.

В орде во время войны талантливые воины выдвигались быстро.

В начале пришлось заняться разбитым обозом, полностью уничтоженным отрядом Коловрата. Переловить разбежавшихся лошадей, организовать подводы для тел убитых и немногочисленных раненых ордынцев, выживших при атаке отряда Евпатия.

Безнадежно искалеченных раненых, уже неспособных к дальнейшему ведению войны, совершенно неожиданно для Бешеного, ему приказали везти в ту же Рязань. В монастырь!

Нет, Бешеный проходил на уроках истории, что Батый не разрушал храмов и монастырей во время своего нашествия. Но о том, чтобы раненые ордынцы находили приют в христианских монастырях он не слышал!...

Среди искалеченных обозников, каким то чудом выжившим при атаке смертников Коловрата, оказался и возница, у которого Бешеный купил в свое время масло и крапиву.

С отсеченной кистью правой руки, со страшной, рубленой раной левой стороны лица и раной на правой ноге, он представлял жалкое зрелище. Узнав Бешеного, даже в горячке бреда, калека слабым голосом позвал его.

- Спаси!... Возьми монеты... Только спаси, волхв!...
- С чего ты взял, что я волхв?
- Я видел, как ты варил свое зелье....
- Да это не зелье....

И тут же сам подумал, что не прав. Только чудодейственное зелье, неведомое этим людям лекарство могло спасти его от гангрены, а значит - от неминуемой смерти в этих условиях! Спасибо бабушке!...

- Не важно... Спаси!...
- Хорошо, попробую. Но будет больно, учти!... И я не Господь Бог, не гарантирую результата...

Бешеному стало жаль возницу. Вечером, на привале он распорядился принести раненого к своему костру. Зашив несколькими швами раны на ноге и лице он наложил на них повязки с снадобьем. Такую же повязку наложил и на культю руки. Больше он ничем помочь не мог...

Регулярная смена лечебных повязок помогла сильному организму возницы. К тому времени, когда за очередным поворотом реки показались знакомые руины Рязани, он уже вовсю хромал на заживающей ноге. Казалось, ему была не знакома жалость к самому себе. Заставляющая избегать боли, неизбежной при напряжении раны. Он уже ловко обеспечивал себя одной, левой рукой. Впрочем, стараясь беречь культю.

Когда он все таки попытался вручить Бешеному деньги, тот, рассердясь, наорал на него.

- Я не из за денег менял тебе повязки!
- А для чего, господин?
- Должен же я помочь ближнему своему...
- Странные слова... Если бы я был твоим родственником... Или, скажем, воином твоей сотни... Ну, или хотя бы мог потом принести тебе пользу... Не понимаю!
- Да и я сам не очень понимаю... Знаешь, я за последнее время сделал людям столько зла... Столько боли и горя принес... Наверно это потребность такая, - помочь хоть кому нибудь... А ты, к стати, был моим знакомым. И без тебя я это лекарство не смог бы изготовить!... Так что я, пожалуй, сам тебе обязан жизнью!

Помолчав калека проговорил:
 
- Как странно все в жизни устроено. Я, стараясь для себя, достал то, что было нужно тебе и тем спас тебе жизнь. Ты, тоже стараясь для себя, - спас жизнь мне...
- Все взаимосвязанно в этом мире... Все...

По вечерам у костра искалеченный возница не отходил от Бешеного. Пытался хоть чем то помочь, услужить. Если сотник не падал, засыпая от усталости, то они вели длинные разговоры обо всем.

Звали его Мал. Но это было его домашнее, родовое имя. То имя, которое никто, кроме самых близких знать не должен. И сказав Бешеному его, Мал показал что верит безгранично.
 
В орде его кликали Резвым. За то, что старался все сделать максимально быстро. Не спеша, но споро...

Все ладилось у него даже сейчас, с обрубком правой руки. Бешеный удивлялся, глядя как Мал собирает хворост, как, зажав коленями обух топора ловко высекает искры куском кремня. Десять - пятнадцать минут после команды "привал!", - и уже весело трещит костер, дарящий живительное тепло, пахнет приготовляемым на огне мясом... Яркие искры, летящие в стылое черное небо, легкий смоляной дымок... Блаженная сытость в желудке после долгого перерыва - прошлой, бесконечной зимней ночи и трудного дневного перехода по льду реки...

Как ни странно, но в Рязани действительно оказался храм. И, недавно построенный монастырь! Храм был строением, принадлежавшим прежде нескольким богам. Их идолы до сих пор валялись недалеко от входа в их бывшее жилище.

Но и теперь, вместо прежних идолов, в храме служили нескольким Богам. Правда теперь, в отличии от прежних, отвечавших за все стороны жизни людей и мира их окружавшего, среди прочих выделялся один. Самый главный. Которому подчинялись все остальные. Который создал все. И который решал, как будет складываться судьба каждого человека...

Один...

Больше всего, как понял Бешеный, эта новая религия напоминала пантеон древних Римских или Греческих богов. Те же запутанные отношения между богами, те же войны и плотские желания. По прежнему люди переносили на своих богов свои же, такие понятные каждому человеческие стремления. А так же и радости и горе*...

----------------
* По версии, выдвинутой Г.В.Носовским и А.Т.Фоменко.
----------------

Монастырь пока был общим, свежесрубленным строением, находящимся возле храма. И строили монастырь, и проводили службы новым богам калеки. Такие же как Мал. Ордынцы, выжившие после взятия Рязани.

Да! Они, как и все воины, - уважали храбрость. И, как того пожелал великий Хан, они обязательно проведут службу по храбрым воинам отряда Евпатия Коловрата.

Так, Бешеный это знал наверняка, он останется в памяти поколений. Рязанский боярин, живший недалеко от городских ворот. Посланный за помощью в Чернигов к князю Михаилу.

Михаил Черниговский тогда отказал ему, вернее всем Рязанцам, в помощи. Припомнив, что Рязанцы не пошли вместе с ним биться с ордынцами на реку Калку...

Вернувшись на территорию княжества уже после падения города, Евпатий узнал о зверствах ордынцев от немногочисленных, чудом спасшихся жителей пригородных селений. Собрав, кого только смог, - он с своим малочисленным отрядом поспешно кинулся вслед за ордой...

Он, и все его ратники были настоящими, храбрыми воинами!...

Но их время ушло. И уже не вернется...
Скоро, не пройдет и нескольких лет, пепелище Рязани будет заброшено. Совсем в другом месте появится новая Рязань. Будут отстроены новые, каменные храмы и монастыри... Люди, населяющие эти леса, - потомки выживших и монахов - ордынцев примут новую религию. Создадут новые суеверия, изменят свою жизнь... Еще на маленький шажок приблизятся к тому, что в двадцатом веке будет называться моралью и гуманизмом...

Все это будет... Бешеный в это верил! Но пока...

Видимо, не смотря на понятный язык, на примерное совпадение происходящих событий с известными ему фактами, это не его, Бешеного прошлое...

Ну не было тут никакого христианства!!! Не было ислама! Зато были русские "китайцы"! Были русские "монголы"! И не только, (как считалось раньше) - среди покоренных народов! Бешеный привез в храм и тело убитого под Коломной младшего сына великого Господина Хана, - Куль хана. Отсюда его должны отвезти дальше. На родину. Чтобы похоронить, как полагалось хоронить великих ханов - чингизидов.

Так он точно не был монголом! Такое же русское лицо...

Бешеному даже подумалось, что Герасимов, при своей реконструкции внешнего вида Тамерлана, не столько следовал фактической форме черепа, сколько подгонял имевшиеся факты под общепринятые стандарты. Убери раскосые глаза, верни бороду, которая была в гробнице, и перед нами встанет житель среднерусской возвышенности. Может быть с небольшой примесью восточной крови... Но в его облике точно не наблюдалось ничего "монгольского"!!!*

* По свидетельству современника (и пленника Тамерлана) Ибн Арабшаха, знавшего его с 1401 года,"...Он носил длинную бороду..." ;
М. М. Герасимов, участвовавший в вскрытии могилы Тамерлана в 1941 году писал: "...Даже предварительное исследование волос бороды под бинокуляром убеждает в том, что этот рыже - красный цвет ее натуральный, а не крашенный, как описывали историки..."
---------------------------------------------

Выполнив порученное ему, Бешеный повел свою сотню в след орде, продолжавшей свой набег. Разговоры с Малом и увиденное в Рязани натолкнули его на мысль, что этот набег мог иметь своей целью не столько захват этих земель, но, в основном, - привнесение в захваченные земли новой религии. Пусть она и не походила на буддизм, (или что там исповедовали "монголы"), но она, однозначно, навязывала безоговорочную покорность одному, самому главному богу! А значит и покорность всем тем, кто ему служит...

Трескучие морозы сменились чередой метелей. Черный, вымерзший до этого лес по берегам рек, по льду которых сотня Бешеного шла по следам орды, стал сырым и мертвым. Десятки тысяч воинов, пытаясь найти в нем пропитание не оставили после себя ничего живого. Чтобы найти хоть что то съестное, Бешеный высылал дозорные десятки далеко в сторону. Но и они, измученные трудными переходами по заваленному снегом бурелому, возвращались обычно без продовольствия.

"Кони, не получая вообще ничего, скоро начнут гибнуть..." думал Бешеный, сидя на своем изможденном коне. Нужно отойти в сторону от гиблой дороги. Найти не тронутое ордой поселение. Захватить и хотя бы два - три дня дать отдохнуть людям и лошадям. Иначе все погибнем. Бессмысленно. С голода... Или, при случайном нападении на наш небольшой отряд, у воинов не будет сил защищаться...

Среды конницы вели прямо, по льду широкой реки. Но Бешеный приметил небольшую речушку, впадавшую с права. И приказал сотне свернуть на нее.

Вечером, на привале, Бешеный собрал всех своих воинов.

- Мы ушли от торной дороги орды. На всем продолжении пути по этой речушке я не видел следов, оставленных ордой. Значит у нас появляется шанс найти не только зверей для охоты, но и пока еще не захваченное поселение. Завтра начнем поиски в трех направлениях. В каждую сторону пойдут по три десятка. Самые слабые и самые плохие кони остаются тут. На месте привала. Их задача - приготовить дров для костра, поставить шалаши. Если кто умеет, - ловить рыбу...


А мысль о рыбалке, озарившая Бешеного, наверное самая лучшая! Можно попробовать прямо сейчас! Только из чего изготовить крючок?
В конце концов он начал рубить лунку прямо рядом с костром. Крючком стала все та же заколка от плаща. А вместо лески Бешеный использовал поводья своего коня.

Наживки никакой не требовалось. В конце зимы в таких маленьких речках рыба испытывала дефицит растворенного в воде кислорода. И шла к любому отверстию во льду. Тут то ее и нужно было поддевать на крюк.

Привязав к другому концу вожжей древко копья, чтобы случайно не утопить поводья, - (смеха не оберешься, а смех над командиром сотни допустить нельзя!),- он опустил загнутую крючком заколку поглубже в лунку и стал резко поддергивать вверх. При этом поверхность воды плескалась, захватывая атмосферный воздух. Вниз по течению пошла вода, чуть более богатая кислородом...

К лунке, как к спасительной дверце в жизнь, потянулась рыба...

Резкий толчек, едва не вырвавший поводья из руки показал, что первая рыбина на крючке. Щука оказалась зацеплена под брюхо. Чтобы ее вытащить, пришлось увеличивать лунку. Увидев добычу, все остальные с энтузиазмом начали рубить лед и готовить подходящую снасть.

В первые за много дней люди засыпали сытыми. Бешеный, обходя с десятниками костры, распорядился выставить дозорных. Чтобы их, сонных, - не перерезали...

На следующий день, повеселевшие воины сумели найти не разграбленное поселение. Налет прошел быстро. Бешеный распорядился собрать всех, и тех, кто остался на реке, и ушедших на поиски в другие стороны, к жилью.

Отсыпались и отъедались трое суток. Кони съели все сено, заготовленное крестьянами для своих животных, а люди - всех животных, для которых эти корма были заготовлены.

Бешеный был доволен. Люди отдыхали, кони тоже... Потери совсем небольшие. Один убит, двое легко ранены... Удалось уговорить вступить в его сотню троих, самых сильных пленных...

Последнее время он стал смотреть на происходящее с точки зрения практичности. Да! И люди для него теперь инструмент. Обычный инструмент, например, - как топор. Если он есть, то должен выполнять определенную работу. Если его нет... Конечно плохо, если нет топора, но значит тогда нужно сделать так, чтобы он был... Пусть с другой, не очень удобной рукояткой, пусть его придется отобрать у кого то, - но он должен у тебя быть! Чтобы ты смог выжить...

Мораль... Грех... Заповеди веры...

Все это в его положении не более чем предрассудки. Условности, на которые он не должен, не имеет права обращать внимание! Атака отряда Евпатия была храброй. Безумно храброй. Память о них останется в веках! Но они уже несколько недель, как мертвы. И кому теперь нужна и важна их храбрость? Их мужество и слепая жажда мести?

Практичность!... Нашпиговать храбрецов, рвущихся в бой, стрелами с безопасного расстояния! Вот истинная мудрость!

Уничтожить врага, сохранив жизни своих воинов! Преумножить свои силы, за счет врага! Именно на этом были основаны победы Чингисхан...

А Бешеный хочет жить! Как бы то ни было, но он в эту минуту находится тут! Где это "тут", - вопрос другой. В другом времени, в другой Вселенной, просто сошел с ума и лежит сейчас возле костра у валуна на краю оврага... Это не важно! Если его ранят - ему больно! Очень больно! И умирал от раны он тогда по настоящему!...

И, если умрет тут, то это будет взаправду... Навсегда!...

Конечно, ему хотелось бы вернуться в тот день, когда он решил сократить путь между деревушками и заночевать на сеновале; сходить в сельский клуб; познакомиться с какой нибудь курносой хохотушкой...

Но с каждым днем ему верилось в ту добрую, не смотря на все ее недостатки, человечную жизнь все меньше и меньше... Так, что за всеми будничными зверствами та доброта начала казаться сказочной.

Не реальной.

Ну и плюсы в теперешней жизни были. Бешеный уже имеет свою сотню! Он, по меркам этого времени довольно богат. Может позволить себе больше ни чем не заниматься... Вот только никакое золото не спасет его от набегов орды... От похода Бату хана на Русь, в Европу, на Кавказ... Великого Кыпчакского похода орды од самого дальнего моря...

Но он сейчас прочно защищен от этой неодолимой силы. Потому, что сам является частью этой мощи.

Силы, менявшей этот мир.

Конечно, Чингизхан создал мощь разрушительную. Противостоять которой не может ни одно государство. Основой этой мощи - игнорирование национальности как объединяющего общество условия. Признание инородцев частью своей империи, (на первых шагах), а потом и частью своего народа. Конечно, спустя продолжительное время, но тем ни менее... И привнесение в раздробленный мир общей религии, подчиненной одному, главному богу. Пусть на первых порах у этого бога будут звучащие на разных языках имена, пусть будущие знатоки мифов запутаются в том, какой из пантеона богов появился первым, - Римский или Греческий, главное что они со временем сойдутся в мысли, что бог Юпитер ЭКВИВАЛЕНТ бога Зевса! Как и множество иных богов из этих Европейских пантеонов!
То, что он видел в Рязани, более всего напоминало Скандинавский пантеон. Но вот ИМЯ бога звучало... ОДИН! Не Один, с ударением на "о", а ОДИН! С ударением на "и"!!!
Один, единственный главный бог... Возможно, пройдет совсем немного времени, и нужды в остальных, более слабых богах не станет... И останется единственный бог...

"Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его..." Все равно, это будет огромный шаг к прекращению языческих человеческих жертвоприношений всем этим истуканам, стоящим по укромным местам бескрайних лесов...

С ордой сотня Бешеного соединилась у Владимира. Город, как и Рязань,  был обнесен частоколом. Как и под Рязанью, в проемах тына стояли собранные на месте, из привезенных с собой в обозе деталей,- скоб и блоков, канатов и храповиков, - стенобитные механизмы. Как и в Рязани, были пробиты бреши, через которые ордынцы предприняли штурм города.

Но Владимир состоял из нескольких линий укреплений. Пробиты были только внешние стены. "Нового города". Внутри которого, за домами горожан, дворами, сараями, постройками, садами и огородами, за рынками и капищами местных божков находился старый, "Мономахов город".

В центре города, оплотом стоял детинец. Бешеный привел свою сотню к городу в тот момент, когда из детинца выходила небольшая группа ратников. Наивные, они надеялись на милость победителей...

Ордынцы не уничтожали население города только в том случае, если город открывал им ворота без сопротивления! Если было хотя бы малейшее сопротивление, пущена хотя бы одна стрела, поднят хотя бы один меч, - участь города была предрешена. Он подлежал уничтожению.

В добровольно сдавшемся городе обязательно шел грабеж, насилие и убийства... Но часть жителей могла надеяться на то, что им оставят жизнь. Сопротивлявшиеся города вырезались полностью...

Во главе сдавшихся воинов был сын князя - Юрия Всеволодовича, отправившегося незадолго перед осадой "собирать войска", - Всеволод. Все были перебиты...

Сотня Бешеного участвовала во взятии детинца... Добыча была хорошей. Еще горела, вместе с укрывшимися там горожанами, каменная постройка, посвященная местным богам, а его воины уже сносили свою добычу к ногам Бешеного...

"...О времена! О нравы!..."


Дальше были сожженные ордой, (и сотней Бешеного!),  - Перяславль - Залесский, Тверь, Торжок... На каждый город орда тратила от пяти до двенадцати дней... Впереди был самый богатый город. Торговый Новгород...

Бешеный заранее знал, что туда они не пойдут. Помнил, что Батый не решился идти в условиях распутицы...

Был март. Торжок пал в первую весеннюю неделю. Самое начало нового года. Снег лежал хоть и глубокий, но еще крепким настом. Три - четыре дня, и они будут под стенами города! Лед на реках, хоть и становиться ноздреватым, но еще вполне прочен. Конника, со всем его вооружением и подводу или сани, груженые припасом или добычей, выдержит легко. Во через пару - тройку недель, если припечет ласковое весеннее солнышко, Бешеный не рискнет направить коня на речной лед... Да и никому из своих воинов не позволит так бессмысленно рисковать собой...

Орда не пошла в Новгородские земли. Не пошла по причине того, что в Новгородском княжестве уже пол века как исповедовали ту же религию, что несла орда всем остальным княжествам Руси*!

Узнал это Бешеный случайно. Он не интересовался верой. И с стороны разномастных, составлявших орду представителей племен было не принято лезть в столь интимную, святую для каждого тему.

-----------------------------------------------
* Русская Православная Церковь признает, что самые старые кладбища, на которых хоронили по христианскому обряду, на территории России находятся в пределах Новгородского княжества и относятся ко второй половине двенадцатого века. По территории остальных княжеств христианские захоронения начали появляться только в тринадцатом веке. Причем везде и сразу...
-----------------------------------

Ну говорит твой сосед по десятку чуть - чуть по иному, ну и что? Ну верит он в других богов, - тебе то до этого какое дело? Главное, что он закроет в жарком бою твою спину. Накормит тебя частью добытой в походе пищи. Разожжет костер и для тебя, когда ты сам будешь занят, по приказу десятника, чем - то другим...

Идти дальше на север, вслед за отступавшей зимой, не имело смысла... И великий Батя - Хан повернул свои войска на юг...

Сотня Бешеного, составлявшая к тому времени сто сорок клинков, получила приказ двигаться с чингизидами - ханом Каданом, сыном хана Угэдея, - теперешнего правителя империи, и внуком хана Чагатая, - ханом Бури, направившимся по разоренной стране на восток.

Самым трудным было время до ледохода. Пищи было мало. Пришлось рассчитывать только на охоту. Но, вслед за теплом, в дремучие леса потянулись перелетные птицы, пробудились от спячки хозяева буреломов медведи. Особенно много в этих краях рек, речушек и озер было водоплавающей птицы. Гусей и уток.

Бешеному было приказано рубить плоты для сплава воинов, коней и награбленного в походе. Он исполнил приказание, как понял.

Полусотня самых слабых и раненых рубила стволы мачтовых сосен, толщиной в два обхвата, охотилась, обеспечивая всех пищей.
Остальные, за короткое время, набегами на окружающие поселения согнали всех уцелевших жителей, от детей до стариков, на лесозаготовки и постройку плотов...

Серели и осаживались метровые сугробы. С каждым днем все больше пригревало солнце. В один прекрасный, ясный вечер зазвенел лед на реке. Льдины, толпясь возле берега, двинулись вниз по течению...
Земля быстро покрывалась сочной, зеленой травой, обеспечивая обильный корм лошадям.

Прошли мимо сожженной Рязани. Бешеный навестил Мала, освоившегося в монастыре. Уже привыкшего к своей инвалидности.

Проговорили целый вечер, сидя на одной скамье за длинным общим столом. Вспоминая ночевки у костра...

Сплавившись до места, где огромная река круто поворачивала на юг, (Бешеный по привычке называл реку Волгой, хотя для всех других это была Идел; Атал; Едил; Итил; Ижил или Рав...), тумены чингизидов уже степью пошли на юго - восток.

Бешеный не получил ни каких приказов от чингизидов, а потому решил обосноваться прямо тут. Разоренная ордой территория Волжской Булгарии сейчас принадлежала любому хвату, которому пришла бы мысль поселится тут и заявить свое право сильного.

Охота и рыбалка, сбор пищи в окрестных малолюдных поселениях. Он обязан заботиться о своих воинах. (Не забывая самого себя!)

Тренировки в условиях степи или леса, приводившие (изредка) к ранениям или даже гибели отдельных воинов, увлекшихся "игрой". Десятники не понимали, для чего он это придумал. Некоторые его осуждали. Но Бешеный знал, что скоро, очень скоро, великий Батя - Хан поведет свою орду дальше!
Впереди Киев, Владимир - Волынский, впереди города Европы...

А так же не стоит забывать и про хана (или как он там у них зовется?) кыпчаков, йемеков Бачмана, к которому стекаются (по слухам) все недовольные ордой. И еще - племя асов с их Качир - укулэ... 

Пока тут, где стоит сотня Бешеного, - тихо. Но тишина эта временная. Еще не раз предстоят схватки, ночные нападения, удары из засад... И Бешеный придумывал все новые условия для действий своих бойцов. Разбирая в последствии поступки воинов, терпеливо объясняя каждому, как тот должен был поступить в той или иной ситуации с точки зрения практичности...

Понемногу его "блажь" начала доходить до всех.

И когда, к приходу осени,  Волжские Булгары подняли мятеж против законной власти орды, Бешеный был к этому готов. Каждый его воин знал как должен действовать во время нападения врага на бивак; атаки сотни на врага, засады или налета. Днем и в ночное время.
 
Привыкли беспрекословно нести дежурства по охране стоянки и знали как вести себя, находясь в разведывательных дозорах, высылаемых Бешеным вперед и по сторонам основного пути движения сотни.  Боевое слаживание было проведено. Сами не заметив как, воины Бешеного стали более сильной боевой единицей. Это позволило им выжить в самом начале мятежа. Продержатся до прихода основных сил карательной экспедиции чингизидов. Ханов Кадана, Бури, Мунке и Гуюка под общим руководством хана Субэдэя.

Влившись в боевые порядки орды, Бешеный подавлял мятеж булгар; потом участвовал в взятии Мурома и Гороховца в землях мордвы; потом вновь завернул в земли Рязанского княжества - в целях подавления мятежа взяли городок Радилов...

А потом тумены повернули на юг... Хан Батя приказал ханам утихомирить Кавказ...


С городом Минкас провозились полных полтора месяца. Русские сопротивлялись яростно. Знали точно, что пощады им не будет...

На следующую осень Бешеный, вместе с туменом хана Мунке, пришел под Киев...


Так и шла жизнь. Ханом он мог считаться только условно. Для этого ему нужно было жениться на законной дочери хана. Но за походами, за всеми стычками и засадами у него на это просто не было времени...

Сотня Бешеного, со временем, стала тысячей. Тысяча постепенно переросла в две, в три... Но туменом ему не командовать никогда! Об этом ему недвусмысленно намекнули.

И, скопив как можно больше, он решил бросить все. Уйти в монастырь...


Жизнь третья.

Прошло тринадцать лет непрерывной войны. Бесконечной смерти. Пролиты реки крови. Убиты тысячи; десятки, сотни тысяч...

Бешеный устал. Ему еще только сорок лет, а ощущает себя он так, словно прожил все двести пятьдесят...

Даже не двести пятьдесят, а тысячу!...

Тысяча лет непрерывной войны! Бесконечных схваток, нападений, засад, пожаров... Там, где он проходил со своим отрядом, остались только пепел и трупы.

Смерть стала привычной. Будничной.

Он с ней сроднился. В каком то смысле - он сам стал смертью. Страшной. Безжалостной. Неотвратимой.

Его тысячи, благодаря неустанным тренировкам, были самыми боеспособными, самыми опытными. (И, во многом благодаря этому, потери в рядах его воинов были самыми минимальными среди отрядов всей орды!)

Стали "Бессмертными",  - личной гвардией чингизида Мунке...

Разящей рукой. Послушно исполняющей любой приказ хана.
Война свела его с таким же как и он хабичи - командиром отряда в пятьсот клинков. Рязанским князем Олегом Ингваревичем Красным, захваченным в плен при штурме Рязани.

По золотой заколке на его плаще, Бешеный узнал, кого же он убил тогда, при взятии города...

Точно такую же золотую штуковину он отламывал, изготовляя себе иглу для накладывания швов на рану. (Кстати, игла до сих пор была с ним. Как и шелковый пояс, в котором хранился неприкосновенный запас золотых монет.)

Пояс, изготовленный из шелковой рубашки, снятой им тогда с одного из ратников, охранявших, (недостаточно хорошо!), брата князя Олега, - князя Юрия Ингваревича.

Князь Олег подал ему эту идею. Распустить отряд. Самому уйти в монастырь. Через пару лет о тебе просто забудут. Забудут и в орде, и в миру. И тогда...

Тогда можно начать заниматься чем то совсем другим. Купить себе дом в городе. Найти жену...

К власти чингизидов привыкали. Бунты покоренных ордой народов вспыхивали все реже и реже.

Бешеный столкнулся с острой проблемой пропитания своего отряда. Нужна была война. Новый поход. Но Кыпчакский поход Бату - хана завяз. Захлебнулся на бескрайних просторах уже захваченных земель. А уйти к другому чингизиду от хана Мунке Бешеный не мог.

Предательство каралось смертью! И, оставив мысли о переходе к кому то другому из чингизидов, активно захватывавших далекую Индию, Бешеный все чаще сталкивался с отчаянными ситуациями голода в своих тысячах...

Несколько раз он даже обдумывал варианты закупки продовольствия на скопленные за время войны богатства. Но это, как говорится, был "не вариант". Слишком необычно для ханов орды. Его не поймут не только ханы, его не поймут и его воины...

И через год после того как князь Олег Красный, передав свой отряд под командование одному из своих десятников ушел на родину, - он тоже объявил о передаче командования отрядом своему помощнику.

Взяв скопившееся золото, (а он все добытое переводил в золото и только золото), и десяток ветеранов, решивших, как и он, уйти в монастырь, отправился на север.

В Переяславль Рязанский. Захотелось повидать князя Олега, поговорить с старым знакомцем - с Малом... А монастырь в сожженой в том походе Рязани был ничем не хуже остальных монастырей, тысячами основанных на всех землях, куда к тому времени только успели добраться ордынцы.

Наивный! Полученная тамга, конечно, защищала его от всех этих жадных до золота ханов, расплодившихся по всем землям. Но для грабителей, расплодившихся подобно ханам, убедительным аргументом был только один. Сила.

Десяток раз Бешеному пришлось вступать в схватки с шайками, желающими завладеть его мечем и кинжалом. Надеть на свою буйную голову его шлем, а на молодое, горячее тело - кольчугу. В конце концов они пристал к большому торговому каравану, везшему в Переяславль Рязанский, - вино и масло из Крыма.

Увы.

Князь Олег был жив, но жил теперь в Переяславле Рязанском. Посетив князя всего несколько раз, Бешеный разочарованно уехал на пепелище старого города. В монастырь.

День проходил за днем... Шли недели. Зима сменяла осень, лето - весну...

О нем и правда забыли.

Но Бешеный, не участвуя в богослужениях, не привлекая новых последователей веры, не являясь искалеченным, - был белой вороной в монастыре. Все его дни проходили в беседах с Малом, ставшим к тому времени настоятелем.

Получив должность, Мал сменил и имя. Теперь его звали Отец Петр.

Обладая неограниченной властью в монастыре, Отец Петр был мудр и справедлив. Казнил смертью только за самые страшные прегрешения. 

Например - за убийство монахов, за кражу из монастыря, за исполнение прежних, запрещенных теперь языческих обрядов...

Обряды, запрещенные теперь местному населению, тем ни менее все равно проводились. Тайком. И, сколько ни старался воспротивиться их исполнению Отец Петр и вся его братия, оставались для местных "крестиан", принудительно обращенных в новую веру, - священными.

Отец Петр, сидя по вечерам за трапезным столом, почти постоянно сетовал на смертные грехи своих прихожан, планомерно уменьшавшие количество паствы.

- Не можешь прекратить исполнение старых обрядов? Тогда возглавь их!

Бешеный от скуки вслух высказал давно известную ему истину.

- Что такое ты говоришь, господин?!...

С испугом прошептал Отец Петр.

- Да за такой грех меня...
- Успокойся, Отец Петр! Я не призываю тебя исполнять обряды язычников, отказываться от твоей веры! Я предлагаю тебе найти в твоей вере ближайший по времени праздник, согласный по обряду с языческим... А если такого нет, то придумать новый!
- Не понимаю...
- Ну вот, к примеру, празднование солнцеворота. Что там у язычников? В чем он заключается? Что именно они делают во время обряда?
- Приносят в жертву Солнцу человека...
- А еще?
- Пекут круглые лепешки и тоже сжигают их на кострах, жертвуя светилу...
- Все?
- Нет, и сами их едят, показывая, что они принадлежат солнышку. И что они часть солнца...
- Ну и давай объявим, что нашли в религии праздник, который состоится весной, в день, когда светлое время суток равно по времени темному. В этот день все обязаны делать круглый хлеб, есть его и угощать других! Делиться радостью праздника с ближним!
Ты только начни говорить об этом во время ваших молитв. Прямо сейчас, летом. Чтобы к времени языческого обряда в головах прихожан уже крепко сидела мысль, что делать круглый хлеб и делиться им с другими - это хорошо, а приносить в жертву человека, - это плохо! Смертный грех! "... Не убей!..."

Отец Петр долго молчал, обдумывая слова Бешеного.

- А ведь ты прав! Это действительно может получится...
- Конечно получится! Назови этот праздник... Масленицей!
- Почему масленицей?
- Так вроде круглый хлеб язычники пекут на масле? Или я ошибаюсь?

Отец Петр пристально смотрел в глаза Бешеного. Сполохи огня в очаге освещали его постаревшее лицо.

- Ты язычник, господин?
- Нет. Я, пожалуй, еще более страшный грешник... Я не верю в Бога. Не верю в Богов...
- А как же твои родители?...
- И они не верили...
- Почему? Они тоже были Волхвы?
- Они... Отец пахал землю. Мама работала учительницей в школе...
- Что? Кем была твоя мать? Где трудилась? Как так получилось, что твой отец позволил ей работать где то еще, кроме дома?...
- Поверь, Отец Петр, я не лгу... Но то, как я жил, кроме как сказкой сейчас не назовешь... Так почему ты решил, что я язычник?
- Я же не говорил, что круглый хлеб язычники обязательно жарят на животном жире... А ты это знаешь.
- Поверь, про это я знаю еще со школы...
- Вот опять это слово. А я уж решил, что ты ушел от ответа...
- Брось, Отец Петр, я всегда с радостью отвечу на любой твой вопрос, если только знаю на него ответ...
- Ловлю на слове, господин! Уж я постараюсь задать тебе множество вопросов, которые боялся задавать!...
- Почему боялся?
- Кто я и кто ты, боярин!... Ведун! Волхв! Спасший мне жизнь!...
- Теперь ты выше меня по положению, Отец Петр!... Да и кто я тебе?... Старый побратим. Соратник, с которым много пережито вместе... И нахлебник, уже который год не исполняющий в монастыре никаких обязанностей...
- Умный собеседник, дающий идеи, способные возвысить веру. Вот ты кто в первую очередь! Да, а что делать с праздником свального греха у язычников?
- А когда он?
- Да вот только прошел...
- И в чем суть его?
- Суть? Собираются в ночь. Жгут костры. Прыгают через них. Потом предаются оргии, не взирая на то, кто чей муж или чья жена. Толпой...
- Давай рассуждать. Прыгают через огонь... Тут у меня вообще нет идей... В середине лета занимаются любовью. Разнообразие половых контактов... Вариации генотипа... При небольшой  местной популяции обеспечивает более здоровое потомство... И дети должны рождаться весной... Скорее всего это главное в обряде!... Нужно подобрать праздник, в котором главным было бы празднование зарождения новой жизни! Где нибудь в начале лета, или в конце! Но лучше ближе к весне. Беременным во время вспашки и посадки, во время страды, - придется туго...
- Зарождения жизни, говоришь? В начале лета... Не припомню...
- Так поищи!... Или придумай! Тебе то, с твоим знанием веры, гораздо проще найти решение этой проблемы...
- Придумай! Подумаю конечно! Но пока нужно обговорить с настоятелями окрестных монастырей твою идею Масленицы. В первую очередь необходимо прекратить принесение в жертву людей!...
Так, и что такое "школа"? Где трудилась твоя матушка?...
- Место, здание, подобное монастырю, где собирались дети. И где учителя объясняли им, как устроен наш мир. Кстати, и вы, монахи, можете собирать детей своих землепашцев, и объяснять им свою веру... Так, через пару поколений, ваша вера станет понятна каждому. Родители будут учить своих детей тому же, о чем сейчас проповедуешь ты своей пастве...
- Ты очень мудр, господин. Но сейчас не до проповедей детям. Сейчас время страды. Заготовки кормов лошадям, всей живности...
- Так займись этим зимой. Когда и у тебя и у твоих прихожан будет чуть больше свободного времени...

Свободного времени у Бешеного было теперь в избытке. И он, пытаясь анализировать события, которым поневоле стал свидетелем, постепенно пришел к выводу:
Люди одинаковы в своей природной сути. В жестокости рефлексов инстинкта самосохранения, в природной жадности и лени, в стремлении использовать плоды чужого труда.

Различия среди людей, кроме физической силы, налагают прежде всего воспитание и мировоззрение.

И в этом плане единая религия, насаждаемая Чингизидами, несомненно принесет огромную пользу всему миру. Станет цивилизирующим фактором, ступенью на пути существа Homo Sapiens к невозможно пока далекому "Человеку", который действительно будет человеком...
Должны смениться поколения, пока самоограничения вроде "не убей", "не лги", "почитай родителей", "не прелюбодействуй" станут нравственной основой сообщества. Но это неизбежно в среде единой религии, в отличии от разнородных языческих верований.

И, вроде как и Чингизиды, не смотря на всю жестокость их завоевательных походов, приложили свои усилия к прогрессу человечества. И сам он, причастный к пролитию моря людской крови в своем животном желании выжить, что - то хорошее сделал в своей жизни для отдаленного будущего человечества...

Это несколько примирило Бешеного с реальностью жизни, позволило успокоить совесть, начавшую было, в спокойствии монастырской жизни, все настойчивее напоминать о себе.
Но, одновременно с душевным спокойствием, пришла и скука. Оказалось, что стремиться ему, Бешеному, теперь вроде бы и не к чему...

Скука от размеренной жизни в монастыре все больше овладевала Бешеным. Лишь однажды, долгим зимним вечером, под грозное завывание вьюги, Отец Петр заставил его встрепенуться, обратится в слух. Разговор тогда пошел о временах, предшествовавших походу Бати - хана.

- Мы тогда пошли всей ордой на благословенный юг...

Голос Отца Петра вплетался в завывания ветра, сполохи огня в очаге, раздуваемые сильными порывами ветра, ярко освещали двоих ветеранов, сидевших возле огня.

- Меня, да и всех пришедших с Батей - ханом поразила покорность местных. Достаточно было захватить правящих местных ханов, заставить их покориться, и тут же, словно по волшебству, прекращалось сопротивление всего населения... Тогда то у Бати - хана и появилась идея. Привить, насадить ту религию всем непокорным...

Отец Петр надолго замолчал, словно не решаясь продолжать. Но у огня сидели только они вдвоем, и он продолжил:

- Решение хана принять религию Одина было для всех неожиданным. Отказаться от всех своих богов. Предать религию своих отцов и дедов...
Вся сущность восставала против этого!... Но князь, приняв решение, уже не отступал от него. Тем более, что на севере, в Новгородском княжестве, религия Одина уже давно прижилась. Многие там ее исповедовали. И Батя - хан принял ее. А чтобы все воины, бывшие с ним в том походе были единым целым, - приказал принять ее всем. Тем, кто воспротивился его решению, - заливали в горло расплавленные нательные обереги... Князь Владимир тем спаял всех круговой порукой...
- Князь Владимир?!
- Ну да! При принятии новой веры нам всем тогда дали новые имена.
Как новым людям, - правильным! Истинным верующим. А Батя - хан уже тогда думал о завоевании мира. От того и такое имя. Владеющий миром... Владимир... Лишь спустя несколько лет ему все же удалось убедить великого кагана орды начать всеобщий Кыпчакский поход...

Отец Петр долго молчал, то ли вспоминая, то ли пытаясь найти подходящие слова для выражения своих мыслей.

- В результате мы имеем то, что имеем! Поход не доведен до конца. Чингизиды перегрызлись из - за власти в орде. Земля от моря до моря, о которой говорил великий, достигший чина Господина Хана, так и остается разделенной между разными правителями! Пусть все они и являются потомками одного великого Хана! Нет, и никогда не будет единой власти на всей Земле! Нет и никогда не будет порядка!
Каждый правитель будет объявлять себя ставленником Единого Бога. А свои прихоти - Его волей! Глупость и жадность, по прежнему, будут основными законами для сильных в этом поднебесном мире! Так и будет разделятся народ на тех, кто до изнеможения трудится, не имея возможности насытиться, и тех, кто проливает реки крови, отбирая у труженика все, вплоть до самой жизни... Порой мне самому кажется, что учение Божие на нашей грешной Земле не более чем несбыточная мечта... Сладкий морок, поманивший мечтателей в невозможное...
- Не отчаивайся, Отец Петр! Вы, монахи, еще только начинаете менять суть народа. Пройдут десятилетия, сотни лет, и все изменится! Конечно, и через тысячу лет никуда не денется несправедливость, тяжелый труд и убийства. Но человеческих жертвоприношений уже не будет! Это я тебе точно говорю!
- Ты уверен?
- Да!
- А я нет! И через тысячу, и через сто тысяч лет человек останется для своего ближнего таким же волком, как и сейчас! Человеки, эти двуногие волки, - любую, самую светлую, самую человечную идею, учение, проводя в жизнь, - обязательно испоганят, приспособив для своей личной выгоды.
Уже сейчас стали появляться монахи, никогда не державшие в руках меча и лука, не сражавшиеся ни в одном бою! И они уже толкуют заповеди Божии так, как им нужно! Поэтому я и говорю, что и через бездну лет лютый зверь в душе человеческой так и будет существовать! Ни куда не денется зверь!...
- Отец Петр, ты говорил о Князе Владимире. Но он же правил Киевом! Или я ошибаюсь?
- Нет, господин, не ошибаешься! Правил!
- А хан Батя спалил Киев! Вырезал полностью! Уж я то знаю точно! Я сам там был!
- Все просто, господин! Киев его тогда выгнал. Предпочел другого князя на своем престоле. Вот Владимир и спалил его в отместку...
- А борьба чингизидов за власть в орде... Кто захватит белую орду тот и станет главным правителем в орде, правильно?

Отец Петр внимательно посмотрел на Бешеного. Было видно, что он не понимает, о чем тот говорит. И Бешеный продолжил:

- Ну, они же сейчас интригуют на востоке! Там белая, да и все остальные орды находятся! А Киев на западе!

Отец Петр по прежнему молчал, и Бешеный слегка исправил свои географические ссылки.

- Орда - на восходе; Киев - на закате! Что то ты, Отец Петр, путаешь! Не сходиться!

Ответом Бешеному был громовой хохот. Лишь спустя долгое время монах смог обуздать свой смех.

- Ты провоевал более десятка лет в орде! Ты сам - ОРДА! И ты не понял одной простой мысли! Орда - это не "где то"! Орда - это "кто то"!
Орда это просто войско! Постоянно воюющее войско! Она не имеет месторасположения! Вернее, - то место, где сейчас находятся тумены воев и является землями орды!
Может, когда вся Земля будет завоевана потомками великого Хана, будет разделение рек, гор, степей и лесов по принадлежности к той или иной "орде" того или иного хана... Но до этого еще ой как далеко...
- Как же ты ошибаешься в этом, Отец Петр!... Как ошибаешься!...

Юношеские мечты и желания казались теперь Бешеному наивными и пустыми. Порой ему чудилось, что и не было у него никакого "советского" детства и юности. Что привиделось это все ему в горячечном бреду после очередного тяжелого ранения...

Скука все более завладевала Бешеным, лишая желания жить. Постепенно исчезли не только желания что - то делать, исчезали желания к еде и сну. Отец Петр ни на шутку встревожился, узнав от Бешеного о том, что он почти не ест и практически перестал спать.

- Засиделся ты, господин, в моем монастыре! Угаснешь так! Давай ка, боярин, по весне отправляйся в город! Золота у тебя много, купишь там хоромы. Все перемена! Может, и желание жить вновь появится!
- Что мне там делать, в городе?
- Да хоть бы торговать, что ли. Если не хочешь больше кровь людскую проливать... Лучшего занятия не найти! А еще лучше, так это найти жену и завести кучу детишек! Живи, господин! Ты еще очень молод!...

Отзвенел на Оке ледоход. Спала мутная вода половодья. И по первым теплым дням зрелой весны Бешеный, под охраной десятка нанятых опытных ветеранов - монахов спустился по течению к Волге.

Встав станом на высоком берегу, возле слияния рек, маленький отряд стал поджидать первого каравана, проследующего к верховьям Ра.
Можно было, конечно, спуститься в низовья, к нижнему концу Новгорода Великого. Но он был основан совсем недавно, меньше чем за два десятка лет до начала Кыпчакского похода, и представлял, как думалось Бешеному, скорее большую деревню в Муромских чащобах, чем город.*

------------------------------------
* Речь идет о Нижнем Новгороде, основанном Рязанскими князьями в 1221 году.
--------------------------------------

И Бешеный выбрал для своего дальнейшего места обитания Ярославово городище. А попасть туда, с наибольшей безопасностью и комфортом, можно было присоединившись к любому торговому каравану, поднимающемуся по высокой воде через многочисленные пороги к верховьям Волги. Реки, по слухам, воспитавшей великих братьев - воинов, основавших древний, великий город...*

----------------------------------
* Речь идет о Ромуле и Реме, основавших Рим. "Волга" - "волчица", вскормившая героев.
-------------------------

Возле костра собравшихся в ожидании каравана бурлаков, надеющихся наняться для проводки лодей против бурного течения, Бешеный придумал себе новое занятие.

Речь зашла о ремеслах, которыми владели опустившиеся теперь на самое дно бедности люди. Один, худющий, похожий на скелет обтянутый кожей,  длинный и нескладный доходяга рассказывал всем, что он прежде занимался ювелирным делом. Изготовлял кольца, броши и серьги.

Неизменно веселя всех окружающих.

- Где же ты оставил свое золото?
- Закопал, наверное! Чтобы не отобрали! А потом не мог вспомнить, где именно!

Подначивали его наперебой сидевшие рядом с ним у костра...

А Бешеный сразу ухватился за мысль:
Почему не ювелирка? Золота у него хватает! Купить необходимый инвентарь. Обеспечить мастера едой, жильем и одеждой. Может, даже, платить ему немного за работу... И пусть трудится! На благо его, Бешеного!...

Все таки он, Бешеный, стал очень практичным! И, отозвав доходягу от общего костра к своему походному шатру сделал предложение, от которого тот не смог отказаться... Кто же откажется от куска хлеба в голодное время!

- И еще... Ты поговори, подъищи еще кого - нибудь, кто знает дело! Тебе помощник нужен будет, поди... А еще лучше, если найдешь еще мастеров... Для всех нас лучше! Чем больше сделаем, тем больше продадим. Значит и без куска хлеба не останемся!

Про кусок хлеба он, конечно, загнул. Но он вкладывался в дело всем своим имуществом. И, само собой, должен иметь прибыль, а не нести убытки...

Через несколько дней, договорившись о доставке его и его вещей на пришедшем с низовьев Волги торговом караване непосредственно до самого Ярославого городища Новгорода Великого, заплатив и за себя и за золотых дел мастера, Бешеный попрощался с сопровождавшими его инвалидами - монахами. Те возвращались в монастырь.

Путь в верховья, через многочисленные пороги великой реки был неспешным.

Бурлаки, под непрерывное монотонное уханье заводил с трудом тянули тяжело груженые лодьи. Вода в реке быстро спадала. Течение становилось чуть медленнее, но бурлакам приходилось идти по еще сырому от отступавшей воды песку.

По вечерам, когда лодьи приставали на ночь к берегу, а измученные за долгий день непосильным трудом люди разжигали костры, золотых дел мастер отправлялся к бурлакам. Вызывал на беседу, искал подходящих людей...

К прибытию в Ярославово городище у Бешеного уже было три мастера и один огранщик самоцветных камней. Зачем он нанял огранщика, Бешеный и сам не знал, но решил, что в будущем и он может пригодится.

В начале он хотел приобрести дом поближе к центру города, чтобы устроить в нем, (или возле него), небольшую лавку по продаже украшений, но потом передумал.

Приобрел просторные двухэтажные хоромы возле торговой пристани. В широком дворе, (все равно он не собирался заниматься хозяйством, сажать огород или держать коров), - вместо хозяйственных построек быстро возвели мастерскую. Так же быстро решился вопрос с необходимым инструментом и инвентарем.

Уже к осени Бешеный продавал свои первые украшения богатым горожанам и приезжим купцам.

Огранщику он тоже придумал постоянное занятие. Когда бывали перерывы в огранке новых камней, а это было не редкость, тот шлифовал куски толстого прозрачного стекла, изготавливая двояковыпуклые увеличительные линзы. Лупы...

Вставив такие стекла в оправу из меди, Бешеный получал редкостный товар, прежде практически невиданный не только в Новгороде Великом, но и пожалуй во всем мире...

В лавке, в один теплый солнечный летний день Бешеный и потерял свое сердце...

Она пришла с своим отцом. Богатым купцом, прозывавшимся Сапогом. Сапог вкладывался в далекие походы, - очень рискованные торговые операции, приносившие высокую прибыль. Снаряжать приходилось не только караваны, нанималась и охрана. И из путешествий возвращались далеко не все. А зачастую и никто не возвращался...

Милое личико, зеленые глаза, точеная фигурка, звонкий голосок... Едва она вошла в лавку, едва Бешеный ее увидел, как его сердце замерло, а потом ухнуло в низ, застучав часто - часто. Словно он не сорокапятилетний, повидавший мир и смерть воин, а пылкий, семнадцатилетний юнец, первый раз желающий сорвать поцелуй у соседки по парте...

Дальше было сватовство. Пришлось вкладываться в очередной проект Сапога. Одним из условий, выдвинутых невестой, было принятие Бешеным новой религии.

Так он стал Димитрием.

А после была громкая, широкая свадьба...

В общем, все получилось так, как и предсказывал Отец Петр в полутемном монастыре под завывания вьюги и ночные песни голодных волков. Димитрий Бешеный наконец нашел свое счастье. Красавицу жену, рожавшую ему детей, дом - полную чашу, а главное - спокойствие сердца. С радостью он пробуждался утром на супружеской кровати; с радостью ложился в нее поздним вечером.

И в торговых делах ему сопутствовал успех. Да и не только ему одному! Уходили, по его подсказке снаряженные караваны в далекие страны. Индию, к ее чернокожим жителям,* и возвращались, нагруженные заморскими специями; в не менее далекую Чайну, к желтолицым жителям предгорных долин величайших Гималаев и везли домой огромные тюки зеленого чая; плыли, вначале с трудом сумев пересечь жаркие степи будущей Персии, лодьи в таинственный Бхарат с его смуглыми подданными, чтобы привести золото и драгоценные камни...

-----------------------------------------------
* В своей книге "Хождение за три моря" купец Афанасий Никитин утверждает, что жители Индии имеют черный цвет кожи...
---------------------------------------------------------

И возвращались домой с огромными богатствами... Так продолжалось долго. Почти пятнадцать лет...

Но однажды, вместе с богатством, привезли смерть. Оспа никого не пощадила. Сам Димитрий едва выжил. Да и то, как он потом думал, выжил только благодаря сделанной в невозможно далеком детстве плановой прививке. Хоть какой то иммунитет у него еще оставался...
Собственноручно похоронив всех, и Ольгу, и детей на кладбище, (вопреки сопротивлению попов, требовавших непременно сжечь тела), Димитрий передал почти все свои богатства неунывающему тестю. Жить не хотелось. Тоска и пустота. Пустота, от которой не спасал алкоголь, которым Димитрий пытался было заглушить боль утраты. Он пил хмельной мед и не пьянел. Пробовал принимать хваленые заморские наркотики, продавцы которых обещали неземное блаженство, но вместо блаженства погружался в леденящие кровь кошмары, в которых его любимые вновь и вновь гибли у него на руках...

Сапога тоже не пощадила болезнь. (Кроме дочери Ольги и всех внуков от нее, болезнь унесла младшего сына и престарелую мать.) Но он, по весне, вновь планировал отправить караван в Чану. За так понравившемся покупателям чаем. И он предложил Димитрию, выглядевшему к тому времени седым, древним старцем, отправиться с караваном.

- Ты знаешь, а я, пожалуй, правда поеду... Только не в Чайну...
- И куда же?
- Поеду в Муромские леса... Есть там у меня одно дело...
- Какое?
- Да лежат там, не похороненные, убитые. Мной убитые. Не по человечески это...

Сапог с грустью посмотрел на Димитрия.

- Что? Считаешь сошел с ума?
- Бог с тобой... Охрану возьми... Чащобы там до сих пор опасные. Безлюдье... Глухомань...

И Димитрий, собрав сундучок с оружием, золотишком, (он все таки стал очень практичным человеком, повоевав в орде),  спрятав на самое дно сундучка купленную чистую толстую книгу и склянку чернил, отправился искать тот самый овраг, из которого когда то выбрался в этот жестокий мир...


Жизнь четвертая.


Поиск того самого оврага, того самого валуна занял у Димитрия больше двух лет. Только летом третьего года, излазивши, казалось, все леса от Нижнего конца Господина Великого Новгорода до новой Рязани, отчаявшемуся Димитрию повезло. Несомненно, - это был именно тот овраг, это был именно тот валун! И подтверждением этому были фрагменты костей не захороненных тел. Он даже нашел наконечник стрелы, пущенной им в того охотника за головами, которому он потом снес голову.

Собрав и закопав то, что смог найти, Димитрий приступил к постройке жилища.

Выкопав возле южной стороны валуна просторную землянку, обложили ее стены бревнами сруба. Выведя верх сруба выше поверхности земли на четыре венца. Во втором и третьем венце, со всех четырех сторон, вырубили, до половины толщины ствола, оконца.

Перекрытием послужили толстые стволы сосен, которые засыпали сверху землей. Выход прокопали в сторону отвесного обрыва оврага.
Лишь за обожженными кирпичами для очага пришлось отправиться в Рязань. Ближе найти их не получилось.

Очаг выложили круглый, полусферой. Прямо на утоптанном песке в центре землянки. Когда в нем горели дрова, пламя и дым выходили из отверстия в верху, в самом центре. Дым, подымаясь столбом клубился под потолком, выходя из одного, открытого с противоположной от направления ветра стороны окошка. По сторонам землянки пристроили стол и две широких скамьи. К исходу лета жилье было готово. И, заготовив дров на предстоящую долгую зиму, Димитрий отпустил свою охрану, нанятую Сапогом...

Идея, пришедшая ему в голову, была простой до невозможности! Сколько раз, за прошедшее время, он спрашивал себя:

- Ну почему я не попробовал вернуться в тот вечер в этом тумане обратно! Может, вышел бы не на другую сторону оврага, а в свое время! В свой двадцатый век!...

Эта идея полностью завладела Димитрием. Он, начиная с сереющего рассвета и до чернильных сумерек вечера каждый день пересекал овраг в различных направлениях. Каждый раз надеясь, что вот - вот, стоит ему только подняться на верх, и он, за шумом вековых сосен услышит далекий звук работающего мотора на лесной дороге, или, в сереющих сумерках, - увидит далекий свет электрического фонаря на столбе в Марьинке или Лысовке... Но день сменяла ночь, неделя проходила за неделей, весна следовала за осенью, а он по прежнему жил в землянке. Почти сошедший с ума древний старик.

По ночам, при свете огарка свечи или при неровном освещении горящей лучины, он писал о пережитом в привезенную с собой толстую пергаментную книгу. Писал для того, чтобы однажды, когда в книге закончится последняя страница, зашить ее в кожаный мешок и закопать под валуном.

Чтобы, когда он будет умирать, у него оставалась надежда на то, что спустя тысячу лет, (или даже больше), когда дожди подмоют основание проклятого валуна и он рухнет на дно оврага, какой - нибудь прохожий, решивший сократить свой путь между селами, увидит этот мешок, достанет его книгу и прочтет...

Чтобы он, не оставивший на этой Земле после себя никого, уходя в небытие знал, что это - еще НЕ КОНЕЦ...