Любовь в стиле барокко. Главы 2 -3. Фрагмент

Императрица непринуждённо вела беседу во время прогулки, не оглядываясь на собеседников: кому нужно — услышат. Тема разговора вызывала у Екатерины Алексеевны заслуженную гордость и удовольствие: новые приобретения для Эрмитажа.
Французские посланники на все лады повторяли возмущение своих ценителей искусства, художников, богатых людей: философ-просветитель Дени Дидро  из Франции морем отправил российской императрице семнадцать ящиков с бесценными произведениями искусства! Посыпались названия шедевров.
- Да, наш посланник князь Дмитрий Голицын вместе с господином Дидро успешно выторговали коллекцию у наследников вашего финансиста Кроза.- Императрица иронично выделила это «ваши». -  Что же ваши любители искусства не поторопились? Надеялись на бесплатный дар наследников Франции? От финансистов? - Она расхохоталась.
- Мы только-только отошли от обсуждения приобретённой Вашим Величеством коллекции бывшего первого министра короля польского Августа III. - Не унимались гости льстить, плохо скрывая досаду. Собирательская деятельность Екатерины Великой получила признание по всему миру, что поддерживало престиж России как великой державы во главе с просвещённой монархиней.
- Да, это великолепное собрание фламандцев, голландцев, итальянцев! Всего 600 работ. Господа, вы можете полюбоваться этими полотнами в нашем Эрмитаже. Кстати, проект павильона для моей коллекции разрабатывал ваш соотечественник, Жан-Батист Делламот. - Екатерина остановилась, наконец, перед свитой.
Доступ к Эрмитажу был открыт только узкому кругу. Хозяйка повторяла с долей самолюбования, что её сокровища ценят только она да мыши. Но для дипломатов и государственных деятелей из других государств двери её растущей галереи были открыты радушно.
- Господин Делламот? - переспросил кто-то. - Разве не великий итальянец Франческо Растрелли — автор Эрмитажа?
- У вас не совсем точные сведения, господа. - Екатерина Алексеевна перешла с радушного тона на интонации гостей, с досадой. - Наш архитектор своим барокко и рококо уж весь Петербург застроил, и не только Петербург. Эта коллекция искусства требует  помещения нового стиля.  - Оправдываться перед кем бы то ни было  - не для Екатерины Алексеевны. -  Наш верный барочных дел мастер отошёл от дел, здоровье не позволяет.
Среди посланников послышалось недоумённое бормотание, кто-то был делегирован озвучить вопрос.
- Осмелимся переспросить Ваше Величество. Мы располагаем точными сведениями, что господин Растрелли просил аудиенции у нашего  короля, но архитектору  припомнили, как в своё время его отец сделал выбор в пользу российского двора. Затем отвергнутый мастер пробовал найти нового покровителя в лице прусского короля Фридриха II, известного своим пристрастием к стилю  барокко . Растрелли отправился в Берлин с подробным отчётом с чертежами и описанием былых работ и своих планов. Однако  Фридрих не удостоил  его аудиенции, передав лишь записку с рекомендацией сделать гравюры с чертежей для публики, что  доставило бы  аплодисменты всех ценителей изящных искусств и наук.
- Разве наш любитель барокко не в  Италии? - теперь искренне недоумевала Екатерина Алексеевны, спрашивая у своих придворных.
 Непринуждённость беседы сменилась озабоченностью: неблагодарной Екатерина не была, а всё и все вокруг напоминают об отставленном архитекторе. Доложено было, что по возвращении из Италии граф Растрелли сетовал на отъезд покровителей своих — Ивана Ивановича Шувалова да канцлера Воронцова, что руганью ругался на переделки господином  Деламотом своих интерьеров Зимнего дворца. Так же дословно были Екатерине переданы слова Растрелли: «Архитекторы на службе получают только своё жалованье и никаких иных вознаграждений, обычных в иных странах. Более того, архитектор здесь почитаем только пока в нём нужда есть.»
Неблагодарной Екатерина не была: по высочайшему указу архитектор Варфоломей Варфоломеевич Растрелли был уволен «в рассуждении старости и слабого здоровья» с назначением ему пенсиона — тысяча рублей в год.
Не  получилось Возрождения зодчего Растрелли.

                Глава 3.
Утомлённый  дорогами за последние полгода, устав от ругательств в адрес Италии, Франции, Пруссии, оскорблённый увиденным в архитектуре Петербурга и лично оскорблённый новым придворным архитектором Екатерины, Бартоломео Растрелли ехал в Курляндию. Его дочь Елизавета Екатерина вместе с супругом недавно поселились в Митаве, пишут, заказы можно получить. Успокаивая сам себя, свои насмешки в адрес зятя - архитектора, граф готовился к жизни, от которой отвык, но которую не забыл.
Карета остановилась. Слуга вернулся после разговора с кучером, но Растрелли уже вылезал сам. Гнали весь день без остановки, а тут и колымажный двор, и постоялый. Художник — всегда художник, и Бартоломео с удовольствием оглядел свою любимую карету, изготовленную в Вене . Украшенная резьбой по дереву в стиле рококо, позолоченная, обитая внутри зелёным бархатом, привлекала карета внимание не только знати в столице, но и разбойного сброда. Оттого и торопились в пути.
Полюбовавшись довольно своим экипажем, граф сладко потянулся, уже отмечая августовский яблочный дух из сада и кисло-сладкий аромат свежего местного хлеба. Вспомнился и его вкус, такой же кисло-сладкий, иногда с тмином, и уже хотелось поесть не торопясь.
Во дворе постоялого двора остановилась не менее роскошная карета, только видавшая многое, ещё со слюдяными окнами. По суете людей, которых до поры и видно не было, стало ясно: персона не проста. А персоной оказался высокий грузный  мужчина, сутулившийся в тёплом плаще; в ношеных сапогах, будто солдат после долгого перехода. Отвечал на приветствия по-немецки и по-латышски, не торопясь. Наконец, заметил стоящего у дверей Растрелли, подошёл поближе.
- Глазам не верю. Вы ли это, господин обер-архитектор? - На Растрелли смотрели насмешливо глаза Эрнста Иоханна Бирона. Только по глазам этим да по голосу и узнал бы некогда стройного красавца, баловня судьбы и женщин. Словно со старого ржавого фонаря пыль стёрли — и пламя застило неприглядную оправу.
На замешательство Растрелли Бирон с горькой усмешкой продолжил: « За двадцать лет и Вы не помолодели, граф. Разве что наряд на Вас по последней европейской моде.» Бартоломео с всколыхнувшимся тёплым чувством протянул старому знакомому обе руки.
Гостеприимство, оказанное прежде всего бывшему герцогу, досталось и бывшему архитектору. Люди прислуживали не с рабским раболепием, но с уважительным почтением. Пока Бирон, прикрыв от удовольствия глаза, пил ржаное пиво, мысли другого неслись весёлой рысью: «А ведь неспроста мы встретились. К добру! Сейчас, когда оба отставленных едут...» Мысли сбились. А куда, собственно, едет он, Бартоломео?.. К дочери! Нет, к дочерям! И мысли порысили дальше, отмечая уже забытый вкус латышской кухни, полосатые шерстяные юбки жещин и расшитые виллайнес (даже вспомнил название этих широких наплечных платков). После копчёной рыбы и запечённых свиных рёбрышек, запитых горячим рейнвейном, мысли Бартоломео вертелись вокруг прислуживающих девушек.
Прислуга не уходила далеко, и вопросы к опальному герцогу висели осязаемо в воздухе. Уже без насмешки Бирон поведал свою историю своему сотрапезнику, но и для всех слушателей. Говорил сухо, благодаря Петра III за освобождение из ярославской ссылки, а государыню Екатерину Алексеевну — за оказанное нынче доверие. Не всё следовало рассказывать и не обо всём хотелось вспоминать.
Во время начавшегося следствия  Бирона обвиняли во всех прегрешениях правления Анны Иоанновны, но он оказался умнее и хладнокровнее своих следователей и  самые страшные обвинения от себя отвёл. Первый приговор  к четвертованию  милостиво был заменен ссылкой   в Сибирь. Вскоре перевели в Ярославль под домашний арест.
Из ярославской ссылки Бирона освободил Петр III , а пришедшая к власти Екатерина II разумно определила место Бирона на пустовавший курляндский трон. Как никто другой, он знает местное дворянство. В верности его она была спокойна : побывавшие в русской ссылке вернуться в нее не хотят…
Качая головами, слушатели молча расходились. Растрелли, выпив ещё рейнвейна, горько вздохнул: «Выходит, только я отставлен.» Бирон, осознав признание, расхохотался: « А хотелось бы, чтобы я сгинул? Вот так планида, граф! Или титула тоже лишили? Нет? На всё Божия милость, Варфоломей Варфоломеевич. И властью, данной мне помазанником Божиим, определяю Вас  обер-интендантом обоих моих дворцов. Будете достраивать дворцы в Митаве и Рундале. «
Мысли Растрелли чинно упорядочились, как новобранцы перед началом настоящего боя. Было о чём думать. Обер-интендант встал и  молча поклонился герцогу Курляндскому. Так же в молчании оба пошли к своим каретам. Архитектор Бартоломео Растрелли ехал навстречу своему Возрождению.