Хроники Крылатого Маркграфа. Танатос. Часть 2

Он очень быстро понял, что у него есть почти всё, чтобы вычислить инфернального доктора, после чего изловить его будет делом техники. Ибо, во-первых, у него (спасибо доктору Вернеру) был достаточно подробный психологический портрет; во-вторых, он знал, как выглядит место убийства – и место уничтожения тел; и, в-третьих, было совершенно очевидно, что по крайней мере некоторые из исчезнувших были его пациентами.

Ибо нелегальная эмиграция – это, в первую очередь, вопрос доверия; а более всего люди склонны доверять именно своему семейному врачу. Особенно если знают его не первый год.

Проблема была в том, как выяснить, кто именно был семейным врачом исчезнувших. Ибо, хотя прямого запрета на врачебную помощь арийских врачей евреям (пока) не было – это врачам-евреям было запрещено лечить арийских пациентов, это, скажем так, не приветствовалось.

Кроме того, за помощь евреям в нелегальной эмиграции полагалось длительное заключения в таких малоприятных местах, как концлагерь Заксенхаузен (пока ещё официально не открытый, но узников туда уже отправляли – строить бараки).

Да и другие евреи не прочь эмигрировать… так что «доброго доктора» никто гестапо не сдаст – об этом можно было забыть. И как решить эту проблему, Колокольцев пока решительно не понимал.

Тем не менее, кое-что уже можно было сделать. Ибо он не сомневался, что в таком густонаселённом городе, как столица рейха, совсем уж скрыть запах сожжённых тел (а он уже не сомневался, что расчленёнку сжигали в специальной печи), скрыть не получится.

Поэтому он снял трубку и позвонил Артуру Небе. И попросил поставить на уши хоть всю берлинскую полицию, но найти ему жалобы на отвратительный запах гари из заброшенного здания. В первую очередь, регулярные – и в пригородных лесопарках.

Всю ли полицию Небе (или Далюге) поставил на уши или не всю, но уже через час Колокольцеву позвонили и сообщили, что действительно, есть такие регулярные сообщения – почти что каждую неделю.

Это была заброшка на окраине Грунвальда – самой большой зелёной зоны столицы рейха. Фактически, самого настоящего леса площадью аж три тысячи квадратных километров, расположенного в западной части Берлина на восточной стороне реки Хафель.

Полиция, правда, реагировать не торопилась, ибо было совершенно непонятно, что именно можно было предъявить тому, кто сжигал… даже не очень понятно, что, на самом деле.

Ибо закона о чистоте воздуха не существовало… а хоть бы и существовал – всё равно запрета на сжигание мусора не было – и быть не могло. А в мусоре могло быть… да что угодно могло. Например, куча дохлых крыс…

Колокольцев тут же перезвонил начальнику уголовной полиции города и прямо спросил: «У тебя есть пара детективов, которые могут обшарить окрестности…»

Он сообщил местоположение заброшки и продолжил: «… оставшись незамеченными?»

«Конечно, есть» – уверенно ответил Небе. «Мои сослуживцы, всю войну в разведвзводе на Западном фронте. Самые настоящие невидимки…»

И тут же задал совершенно естественный вопрос: «Что искать?»

«Жилой дом на отшибе» – ответил Колокольцев. «На вид необитаемый практически, но ухоженный. На расстоянии примерно километра-двух от той вонючей заброшки…»

«Дай угадаю» – усмехнулся начальник уголовной полиции. «Когда найдут, пусть установят владельца…"

«Пусть установят» - подтвердил Колокольцев. «Хотя это нам не сильно поможет…»

«Почему?» – удивился Небе.

«Потому» – спокойно ответил Колокольцев, «что дом практически наверняка сдаётся в аренду. Нелегально – но за очень хорошие деньги. Настолько хорошие, что арендодатель не задаёт вопросов. Никаких…»

Менее, чем через сутки информация о доме и его владельце лежала на столе у Колокольцева. А ещё через полтора часа в допросной штаб-квартиры гестапо на Принцальбрехтштрассе, 8 перед ним сидел Густав Майер – насмерть перепуганный владелец доставшегося ему по наследству дома вблизи заброшки.

Который, во-первых, полностью подтвердил предположения Колокольцева, а, во-вторых (спасибо предусмотрительным сотрудникам гестапо, доставившим герра Майера пред светлые очи Роланда фон Таубе), принёс ему «в клювике» конверты, в которых он получал деньги от арендатора.

Который – ибо это рано или поздно, но неизбежно случается с любым серийным убийцей – грандиозным образом прокололся. Оставив на конвертах отпечатки своих пальцев. Всего на двух – но криминалистам гестапо этого хватило, чтобы идентифицировать арендатора.

Который, как следовало из его досье толщиной в пару дюймов, практически полностью соответствовал составленному доктором Вернером Шварцкопфом психологическому портрету.

Манфред Петерманн родился 17 января 1896 года в эльзасском Страсбурге. В детстве он действительно был полным отморозком – мучил животным, устраивал поджоги, совершал мелкие кражи, а в школе так хулиганил, что его несколько раз исключали… правда, через некоторое время вынужденно принимали обратно. Ибо его было просто элементарно некуда девать…

После окончания средней школы в 1913 году он прочно встал на преступную стезю, однако непостижимым образом всякий раз избегал тюрьмы. Возможно, потому, что его психическое здоровье вызывало серьёзные сомнения, поэтому было неясно, куда его – в тюрьму или всё-таки в дурку.

26 марта 1914 года он был признан психически нездоровым человеком и направили на принудительное лечение. Лечение – правда, в основном, амбулаторное – продолжалось почти два года, после чего его объявили выздоровевшим, и… призвали в армию. 

Точнее, в имперскую пехоту, в составе которой в феврале 1916 он убыл на Западный фронт. Во время Второй битвы на Эне он был ранен и отравлен газом, вследствие чего схлопотал психический срыв.

Достаточно серьёзный для того, чтобы его демобилизовали – и отправили поправлять психическое здоровье. Некоторое время он скитался по санаториям, а потом взялся за криминальное старое. Взялся весьма неудачно – и потому попался практически сразу. Заработав тюремное заключение.

В тюряге – надо отдать им должное – очень быстро поняли, с кем и с чем имеют дело. Поэтому, не теряя времени, спровадили новоприбывшего в ближайшую дурку. Там его (вроде как) подлечили – и отправили… правильно, обратно в окопы. Ибо с живой силой в июне 1918 года в германской армии проблемы были нешуточные – дыры затыкали кем могли… точнее, кто под руку попался.

Правда, через три недели он снова оказался в госпитале – причём, похоже, что с самострелом. Ему светил трибунал и наказание вплоть до расстрела перед строем – ибо это было фактически дезертирством… но ему как-то удалось отвертеться.

Более того, уже в сентябре он… снова вернулся на фронт. Где и пробыл (сказать «провоевал» было бы серьёзным преувеличением) до самого Компьенского перемирия в ноябре 1918 года.

После войны герр Петерманн поступил на ускоренную университетскую программу, предназначенную для ветеранов войны. Он получил среднее медицинское образование за восемь месяцев и пошел работать медбратом в страсбургский хоспис. Продолжая изучение медицины.

В декабре 1921 года (всего за три года!) он получил вожделенную степень доктора медицины Петио получил в и переехал в Берлин, где умудрялся получать деньги как от государства (он работал в государственной клинике), так и от пациентов, многих из которых он принимал частным образом… то есть, нелегально.

И продолжал заниматься криминалом. Подозревался в торговле наркотиками, в выполнении незаконным абортов… но ему всё почему-то сходило с рук. Хотя его криминальная биография не была секретом ни для начальства, ни для надзорных органов, ни для берлинской полиции.

В 1926 году он – по слухам – совершил своё первое убийство. Его любовница Луиза Дейсс бесследно исчезла, а в день её исчезновения соседи видели, как он загружал в свой автомобиль какой-то подозрительный ящик.

Однако полиция почему-то провела расследование спустя рукава и вынесла вердикт, что Луиза просто сбежала из дома. А герр Петерманн в том же году… принял участие в выборах мэра одного из берлинских пригородов.

Как его допустили – с его-то криминальной биографией – Колокольцев решительно не понимал. А уж то, что этот отпетый уголовник – и клинический псих – эти выборы выиграл… это для Колокольцева было вообще ненаучной фантастикой. Которая, увы, была реальностью.

Придя к власти, он немедленно занялся… правильно, беспардонным разграблением городской казны. В следующем году он женился, а ещё через год у него родился сын.

Местный полицейский комиссариат был предсказуемо завален жалобами на коррумпированного мэра (жители вообще соображали, кого выбирали?)… тем не менее, он продержался на этом посту почти пять лет. Однако, в конце концов всё же был вынужден подать в отставку… а вместе с ним ушёл и весь городской совет.

Однако уже пять недель спустя, 18 октября, он был избран в совет одного из берлинских районов. Через год попался на краже… почему-то электроэнергии, но на этот раз его сразу выперли из совета.

Вернувшись к своей медицинской практике, он вернулся и к криминальным абортам, и к торговле наркотиками… что не помешало ему получить право выписывать свидетельства о смерти.

Через год он попался на краже и провёл несколько месяцев в тюрьме… после чего на него завели новое уголовное дело. На этот раз за неуплату налогов. Кроме этого, он выписывал левые больничные листы… проще было сказать, какой незаконной деятельностью он не занимался.

А вскоре, похоже, совершил уже двойное убийство. Ибо, когда отдел по борьбе с наркотиками его уже практически прищучил, два ключевых свидетеля – наркомана… бесследно исчезли. Полиции пришлось дело закрыть – за недостаточностью улик.

Досье доктора Колокольцеву категорически не понравилось. Ибо было очень похоже, что у этого реально инфернального персонажа ещё с юности нарисовались весьма влиятельные покровители. Которые постоянно его оберегали и отмазывали… только вот совершенно непонятно для чего.

И тут его прошиб холодный пот. Ибо он внезапно понял, для чего.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ