Пиквик на обочине цивилизации

               
     - Так - таки и с листа ?
     Выпятив свой и так огромный подбородок, Лавкрафт в сердцах отбросил кочергу, и рдеющие в полумраке угли еле осветили добродушную физиономию Говарда, привычно примостившегося на подлокотнике кресла, в котором дремал третий приятель, Блох, разумеется, ибо если нелюдимый отшельник Мискатоника кого и принимал в своем старом особняке, то не мог обойтись без присутствия флегматичного Роберта, умеющего снимать то и дело возникающие в беседе напряжения, вызываемые любой чепухой, от некстати зажужжавшего москита, прилетевшего на огонь свечи с болот Аркхэма, до невыносимого по сути предложения ознакомить друзей с набросками новой новеллы, еще только задумывавшейся и сырой. Говард Филиппс пожал плечами, чуть поморщившись. Ему не хотелось огорчать спортсмена, вкатившегося в дом писателя с шумом и гамом, чего затворник не терпел более всего, даже угрюмо стоящие в холле грандиозные часы Гальдини, отбивающие каждые пятнадцать минут разнобойной переливами музыкой встроенного брегета, уже через час были остановлены, а слуга, старый масса Макбрайд, называемый так в шутку, ведь Макбрайдом звался его бывший владелец, пропойный зверь в человеческом обличье - шотландец Макбрайд, зарезанный очередной черной наложницей, передвигался на цыпочках, боясь нарушить покойную тишину старого дома, оставившего себе от Тюдоров лишь алую розу на витраже, традиционно красующемся над дверью с ручкой в виде дельфиньей морды, изумленно всматривающейся в любого, кто надумал навестить Лавкрафта, предпочитающего переписку живым встречам с их неизбежными разговорами.
     - Ну, давай, - еще раз пожал плечами Лавкрафт. Говард, не вставая, вынул из кармана трикотинового пиджака в крупную клетку пачку смятых листов и, расправив их на плече дрогнувшего в полусне Блоха, начал читать, загадочно приглушая голос и зачем - то опасливо оглядываясь.
     " Деви Вендии, собрав полторы сотни тысяч шатриев на берегу Юмды, ждала варвара с нетерпением юной девушки, пятнадцать лет назад вырвавшей обещание у похитившего ее прямо из дворца наместника Хайбера Конана. Он обещал навестить ее королевство во главе сотни тысяч номадов и диких горцев, подкупив их щедрыми посулами, затуманив нечесаные головы богатой добычей, что, по его словам, просто лежит в сундуках этих изнеженных вендийцев, находящих необъяснимое удовольствие в бездумном накоплении, хотя куда как приятнее тратить золото на выпивку и шлюх, горячих коней и острые сабли, украшенные по эфесам лалами и тумпасами, что привозили в горы жалкие собаки из страны Куш. При этих словах люди Шаммар ад - Дина взвыли и ринулись к загону, сметя по пути майордома вождя, седобородого и толстого Омара.
    - Убейте их !
    Позже, когда Конан собрал уцелевших, никто не смог точно сказать, кто именно выкрикнул это. Голос, казалось, исходил из самих гор, но стоящие на страже лучники как один клялись, что и сурок не смог бы подобраться невидимым к становищу варваров, к тому же говорящих сурков пока еще не встречалось. Омар, взмыв в воздух, размахивая кривой саблей, влетел в загон первым и, жутко присвистнув, одним плавным круговым замахом снес голову томящегося в почетном плену посла страны Куш, черного, как смоль, человека, чье имя по эту сторону перевала выговорить мог лишь наемный Шаммар ад - Дином кравчий, судя по синей бороде, кольцами спадающей на выпяченную грудь, шемиец. Через миг горцы подняли извивающегося майордома на пиках, а затем бросились резать друг друга, пока неведомый голос хохотал и кощунствовал.
      Деви ...
      - Прекрасно, - оборвал приятеля Лавкрафт, шевеля угли поленом, - все как всегда, любезный Роберт. Колдуны, голоса, варвары, резня. В конце окажется, что влюбленная в Конана Деви напрасно ждала, так как киммериец предпочел отправиться в Стигию. Так ?
      Пришла пора пожимать плечами уже Говарду. А дремавший в кресле Блох расхохотался.
      - Слушайте лучше странно написанное с той стороны океана, - предложил Блох, зевая. - Они прозвали такую манеру письма белым стихом, хотя, видит Бог, черных рифм я пока еще не видел.
      Он закрыл глаза и негромко заговорил, покачивая ногой в блестящем ботинке :
     - Топыря глаз пред фрунтом оловянным
      Раздерганный и полоумный Павел
      Собою открывает век мужчин,
      Пришедших бабьему на смену,
      Неся в себе горячечный фурункул
      Бунташного столетья неспроста :
      То разночинец, жалкий и голодный,
      В обносках с барского плеча,
      Решает все вопросы мирозданья
      Меж самоваром и трактиром,
      Куда его уманит хождение в народ.
      Тот непонятный, грубый, темный,
      Что тыщи лет сводил с ума
      И всех царей, и патриархов,
      Без счета судей и стрельцов,
      Терпя, страдая, воя, плача,
      Гуляя вдоль и поперек,
      Пока иных земель народы
      Стремили путь сквозь небеса.
      - Кейворда с Бедфордом им, стервецам, - шептал иссохшими старческими губами масса Макбрайд, накрывая небогатый стол. - Ишь, чево удумали, гордецы, сквозь небеса.
     Скоро приятели отправились ужинать, обсуждая за ликерами и кофе приключившийся на Конгрессе в Ричмонде скандал, потрясший все общество в те непростые годы свершений и борьбы, но напрочь забытый уже на следующий же день, принесший в Аркхэм освежающий дождь, а далеким сунам - восстание боксеров.