Фонетика

                Преподаватель колледжа Марина Ивановна торопилась на занятие. На крыльце увидела своё отражение в стеклянной двери. Женщина средних лет, в элегантном костюме с белой блузкой. Волосы уложены в пышную причёску. Очки задорно поблёскивали. В руках – букет из хризантем, – у коллеги день рождения. Цветы с личной дачи. Цветы великолепные! Белые крупные пушистые шапочки. Отвела руку с букетом в сторону и залюбовалась. Сколько букетов она получала в подарок от коллег, от студентов! История с одним запомнилась надолго. И сейчас, непроизвольно, Марина Ивановна вернулась мысленно к ней. Кстати, тот букет был тоже из хризантем! Хризантемы – зарождение энергии! И какой ещё энергии!
С чего началась та история? С занятия по теме
«Фонетика»!

                Марина Ивановна провела пару и собралась выходить из аудитории, как вдруг к столу приблизилась Олеся, полноватая девушка с конопатинками по лицу. Открытые глаза, пухлые по-детски губы. Взрослеющий милый ребёнок. На Алесе платье подобно школьному, неброского цвета с белым воротничком и кружевными манжетами, хотя большинство девушек предпочитали джинсы или брючки. Длинные волосы заплетены в тугую косу.
– Марина Ивановна, у меня самая плохая работа по этой теме. Я правильно поняла? Что мне делать?
– Что делать, что делать, – начала преподаватель. – Здесь и зубрёжка уместна. Выучить для начала названия. Ты как первоклассников-то учить собираешься?
– Да не могу я запомнить всё про эти звуки, у нас учителя-то постоянного не было.
– Пятнадцать ошибок в твоём диктанте помогли мне и это понять.
Девушка поджала губы и смотрела обиженно, готовая расплакаться.
– Хорошо, зайди после уроков, многие поколения студентов грызли гранит науки и постигали мудрость, попробуем и мы с тобой.
– Зайду, – с облегчением выдохнула студентка и улыбнулась.
                Штудировали науку старательно и сосредоточенно, но контрольные работы девушка не могла выполнить, и за семестр выходила двойка.
Марина Ивановна понимала, что наверстать за короткий срок упущенное за одиннадцать школьных лет Олеся не сможет, и никто не поможет. Тем более в период, когда в системе образования начались реформы, появились «платники». А как их учить, никто не знал. И Марина Ивановна тоже.

                Через три дня приехала в колледж мама Олеси. Марина Ивановна увидела женщину около своего кабинета. Черноволосая, с выразительным лицом и яркой помадой на губах, она стояла, как монумент. Поза её не предвещала ничего хорошего. Поприветствовали друг друга. Познакомились.
– Я, – громко сказала Клавдия Степановна, – приехала помочь своей дочери.
– Как помочь вы хотите? – с волнением спросила Марина Ивановна, уловив в её голосе нотки гнева и недовольства.
– Пусть при мне пишет вашу контрольную работу. Вот! И начальство позовите! – гневная интонация трансформировалась в приказ.

                После занятий Олесю усадили писать, пригласили проректора. Она прибежала из своего кабинета взволнованная и с любопытством разглядывала Клавдию
Степановну.
«Такой экзамен не каждый день случается», – было написано на её лице.
Все чинно расселись.
Марина Ивановна видела, как Клавдия Степановна переводила взгляд с окна на доску, с доски на дочь, вздыхала, подперев голову рукой. Проректор, перебирая документы по аттестации, изредка поглядывала на неё. Олеся сосредоточенно выполняла работу, покусывая ручку и время от времени поднимала взгляд к потолку. Сама Марина Ивановна выставляла отметки из рабочей тетради в журнал, волновалась, ручка от сильного нажима рвала бумагу.
Проверив работу Олеси сразу же после окончания контрольной, Марина Ивановна демонстративно передала тетрадь присутствующим. Сомнений не могло быть: не справилась девушка.
Это поняла и мама Олеси. Она крутила в руках работу дочери, подносила листок к глазам, будто хотела в нём увидеть что-то такое, что не разглядела Марина Ивановна. Решительными шагами вышла на середину аудитории. Олеся сидела, склонив голову.
– Пригласите ещё кого-нибудь. Есть же у вас
завкафедрой?
– Завкафедрой у нас Марина Ивановна, – вступила в разговор проректор. – Кого вам пригласить?
– Других преподавателей. Мы имеем право пересдать! Я все ваши правила знаю.
                Марина Ивановна выразительно посмотрела на проректора. Та еле заметно кивнула.
Марина Ивановна привела двух коллег, чтобы было трое. Они, поняв ситуацию, сели за задние столы и углубились в проверку тетрадей. Иногда вопросительно смотрели в сторону Клавдии Степановны. Марина Ивановна нервным движением достала из сумки зеркальце, взглянула на себя: глаза сверкали негодованием, лицо бледное, от помады не осталось и следа. Ей хотелось сказать этой мамаше главные слова: «Где бы вы были со своей дочурой, если бы не заплатили деньги за обучение. Вы «платники», и отчислить вас мы не можем за неуспеваемость. Упадёт наполняемость групп – под угрозой закрытия будет учебное заведение!» Но сказать этого она не могла – этика не позволяла.
После проверки работы решение по поводу отметки не изменилось ни у кого.
– Как же так? – повысила голос Клавдия Степановна. – Да разве же можно выучить такие названия? Это же как на китайском или африканском языке. Даже я не могу эти щелочные ваши запомнить.
– Мама, это щелевые, а не щелочные, – робко поправила Олеся.
– Тем более, – с горечью выкрикнула мама Олеси. – Там ещё какие-то взрывающиеся есть. Что же это за русский язык такой? Нас такому не учили.
– Это не вам нужно, а Олесе, – из последних сил сохраняя спокойствие, проговорила Марина Ивановна.
– Зачем это? Она хорошая девочка, поёт, на пианино играет.
– Она же в первом классе детей будет обучать грамоте по азбуке. А как деток-то учить будет? И чему? Игре на пианино? – срывается почти на крик Марина Ивановна.
Проректор выразительно посмотрела на неё.
– Что же теперь делать-то? – как-то враз растерялась Клавдия Степановна.
– Давайте сделаем так. Олесю с отрицательной оценкой по русскому языку допустим учиться во втором семестре, а она постепенно сдаст эти контрольные за первый семестр. Если сдаст, оставим учиться дальше, – приняла решение проректор по учебной работе.
– Вот спасибо вам, огромное спасибо. И правильно. А я что говорю, на пианино играет, поёт. Пошли, дочка, – обрадовано проговорила мама Олеси. Она крепко вцепилась в руку дочери и быстрым шагом повела её к двери.

                Марина Ивановна, облегченно выдохнув, ощутила себя беззаботной бабочкой, только что выбравшейся из тесного кокона и радующейся наступившей свободе. Наконец-то всё закончилось. Может, Олеся и одолеет эту фонетику. А как быть с её безграмотностью, она не могла придумать. Что такое два часа в неделю занятий русским языком? Сократили программу по основной дисциплине! А девочка-то хорошая, добрая. Учеников своих любить будет.
Начался второй семестр занятий. Олеся оставалась после уроков, отвечала теорию как могла, но практические работы так и не получались. У Марины Ивановны, она это чувствовала, от перегрузки и постоянного сознания неминуемой встречи с Клавдией Степановной, росло нервное напряжение, которое могло привести к нервному срыву.

                Клавдию Степановну она заметила, едва свернув в коридор. Та стояла лицом к окну в выжидательной позе. Только хотела Марина Ивановна развернуться и уйти потихоньку, как её заметили.
– Марина Ивановна, я к вам, – громко выкрикнула она, подавшись всем туловищем вперёд.
«Только не это! Ещё одно переписывание мне не пережить», – мелькнуло в голове у Марины Ивановны.
– Я вот вам принесла. – Она полезла в сумку и высунула оттуда свёрток. – Вот, это вам. Колбаса. Я вам в кабинете отдам.
Марина Ивановна почувствовала, как Клавдия Степановна, вцепившись за её руку, решительно увлекает её к кабинету.
– Что это вы себе позволяете?! – возмутилась Марина Ивановна. – Выдернула руку.
– Так голодно же всем, зарплату не платят никому. По талонам даже лапша, а у меня есть возможность, – не
обращая внимания на возмущение, Клавдия Степановна.
– Сестра на мясокомбинате работает.
Хотела Марина Ивановна перевести в шутку и сказать: «Меня скоро отправят на курсы повышения зарплаты», но передумала. Не тот случай.
– Нет, даже не вздумайте, я сейчас охранника позову.
Марина Ивановна развернулась и быстрым шагом устремилась в кабинет к завотделением. Клавдия Степановна видела, как она в коридоре с разбега налетела на группу студентов, одного из них почти оттолкнула от себя.

                Занятия продолжались, но гранит науки, как говорят в народе, оказался Олесе не по зубам. Марина Ивановна понимала: не освоит Олеся фонетику. И ещё понимала: маленькое счастье не оценишь, большое не придёт. Поставила бы тройку, и все дела.

                Однажды после занятий Марина Ивановна отправилась подлечить зуб. Села в кресло, ожидая врача. Закрыла глаза. Вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд, открыла глаза и… увидела лицо Клавдии Степановны. Она смотрела на неё и улыбалась. Повисшая тишина вобрала в себя всё электричество от нависающей лампы. Марина Ивановна подумала, что это галлюцинации и зажмурилась. Открыла – лицо Клавдии Степановны на месте.
– Вам гусак нужен? – без предисловий начала Клавдия Степановна.
– Нужен. На дачу. Наш сломался, и телевизор плохо работает.
– Какой телевизор?
– У нас «Филипс».
Клавдия Степановна задумалась на мгновение.
Продолжила, вдохнув воздух могучей струёй.
– Причём ваш «Филипс»?
– А причём тогда к нему гусак? – произнесла Марина Ивановна, теряя самообладание.
– Гу-сак у ме-ня в сумке, – по слогам проговорила Клавдия Степановна, теряя терпение, округляя при этом глаза и придвигаясь ближе к лицу Марины Ивановны.
Марина Ивановна тоже начала терять терпение и, подражая Клавдии Степановне, по слогам сформулировала свой вопрос.
– Как же, у-ва-жа-е-ма-я, ваш гу-сак в сум-ке-то
у-мес-тил-ся?
– Да просто, – выкрикивала женщина. – Он всего-то три килограмма весит, – она буравила Марину Ивановну взглядом. – Вам что, три килограмма мало? – и
подбоченилась.
– Да не может гусак весить три килограмма. Он же длинный железный и тяжёлый! Вам его и не поднять. Вы же женщина.
Клавдия Степановна от возмущения стала задыхаться, щёки при этом раздувались, губы шевелились беззвучно. Наконец, выдавила из себя, проделав в уме какую-то сложную операцию.
– Да не тот гусак. А тот, которого в духовке жарят.
– В духовке жарят?
– Ну да.
– А зачем?
– Да кушать чтобы, ням-ням, понимаете? Зачем, зачем. Затем!
Марина Ивановна знала, для чего сидит в стоматологическом кресле, что сейчас врач будет её лечить. А вот что сейчас происходит, не понимала, и от этого становилось страшно.
Клавдия Степановна, скорее всего, истолковала молчание по-своему и опрометью метнулась в какую-то боковую комнатку за гусаком.
Марина Ивановна воспользовалась моментом и, подхватив одежду, опрометью бросилась к выходу. Как же мама Олеси попала в кабинет врача? Загадка… Она была в белом халате, значит, кем-то там работает. Неужели врачом?!
Позже она узнала от Олеси, что её мама в больнице работает техничкой. Скорее всего, ей на работу принесла гуся сестра, а она, увидев Марину Ивановну в кресле, решилась на это «доброе дело».

                Зимний вечер. На улице темно и холодно. Дома тепло и уютно. Марина Ивановна только что вышла из ванной комнаты с намотанным на голове полотенцем. Ей осталось приготовиться к занятиям и немного почитать. Муж сидел у телевизора.

                Тренькнул дверной звонок. Марина Ивановна подошла открыть. Перед ней стояла Клавдия Степановна. Видно было, что она запыхалась, поднимаясь на четвёртый этаж. У Марины Ивановны сердце опустилось в пятки и показалось, что даже мокрые волосы приподняли полотенце на голове. Она попятилась в глубину коридора.
Клавдия Степановна, наверное, приняла это за приглашение. Тяжело переступила порог, с облегчением, молча, плюхнула большой чёрный и увесистый пакет прямо на пол. Видно, держать его было невмочь. Сверкнула выразительным взглядом по Марине Ивановне, облизала губы. Развернулась стремительно, выкрикнув одно слово «мясо», и помчалась с четвёртого этажа вниз. Двери захлопнулись. Марина Ивановна не успела произнести ни слова. Да и не могла. Наконец, будто очнувшись от дурного сна, закричала.
– Алексей, Лёша, иди скорее сюда.
Муж подбежал.
– Хватай этот мешок. Беги за ней, верни немедленно.
– За кем хватать? Кого вернуть?
– Да не хватать, а бежать! За женщиной! Не вернуть её, а ей! Отдай ей это!
– Что это?
– Не знаю. Всё равно вернуть!
Алексей прыгнул в ботинки, схватил пакет и выбежал в подъезд, не успев надеть ни куртку, ни шапку.
Марина Ивановна прильнула к окну.

                Алексей успел подбежать к машине, в которую юркнула Клавдия Степановна, и забросить этот злосчастный мешок в открытое окно «Нивы». Машина рванула с места.

                Спать Марина Ивановна легла с нестерпимой головной болью, по-родственному присоседилась и зубная.
Утром на работе она узнала, что с этим же пакетом заезжали к завотделением и проректору по учебной работе.

                Занятия продолжались. Успехов у Олеси в фонетике по-прежнему не было. Отчаяние переполняло Марину Ивановну. По коридору колледжа ходила с опаской. В поликлинику – с оглядкой. К дому – со страхом и содроганием. И не зря…

                Почтовый ящик открылся легко и даже без обычного щелчка. Марина Ивановна вынула газеты. Занесла домой, и вдруг из одной выпал конверт. Распечатала. В конверте листок, на котором от руки написана молитва с проклятиями. Сомнений не было – это могла сделать только Клавдия Степановна.
Утром показала письмо коллегам.
– Сожги, Марина. Не держи при себе и не читай. Это наговор, – высказались некоторые.
Письмо забрала завотделением. Чтобы сжечь.

                Однажды Марина Ивановна подошла к колледжу почти за час до занятий.
По лестнице поднималась в темноте. Ещё находясь на площадке между этажами, услышала пение. Голос девичий, чистый и негромкий. Марина Ивановна прислушалась. Она уже дошла до выключателя, но не хотела спугнуть певунью. Наконец, пение смолкло, и Марина Ивановна включила свет. Около её кабинета стояла Олеся.

                Поприветствовали друг друга.
– Олеся, ты где научилась так красиво петь? – задала вопрос Марина Ивановна.
– В музыкалке.
– А тебе нравится петь и играть на инструменте?
– Конечно, я и сейчас занимаюсь в студии.
– А почему ты решила учиться на учителя начальных классов?
– Так мама посоветовала.
– А ты сама-то хочешь стать учителем начальных классов?
– Я и учителем хочу, и музыке хочу учиться.
– Так почему на музыкальное отделение не пошла? Там ты бы выучилась тоже на учителя. Учителя музыки и пения.
– Там бюджетная группа, диктант надо было писать, а у меня… Ну вы сами знаете. Я бы его не написала.
– Знаю, Олеся, – задумчиво проговорила Марина Ивановна, – и продолжила разговор.
– Зачем тебе в студию ходить? Ты можешь перевестись у нас на музыкальное отделение и выучиться на учителя музыки и пения. Тебя возьмут на второй курс.
 Олеся заулыбалась. Задумалась.
 – Там многие при поступлении не владеют такой техникой игры на пианино, как ты. Подумай.
– Хорошо. А как же меня возьмут с двойкой?
– Давай об этом поговорим с проректором.
– А когда?
– Да хоть сегодня.

                Поговорили после уроков. Марина Ивановна поставила «удовлетворительно», и девушку перевели на второй курс.
Фразу «Ура! Каникулы!» гораздо искренне произносят учителя, а не ученики. Это, конечно, шутка, но Марина Ивановна ждала. В отпуске переживала за эту отметку. А вдруг Олеся не переведётся на музыкальное отделение? И как тогда?
Первое сентября. В колледже торжественная встреча со студентами. Новый учебный год. Все шли из дверей колледжа на стадион. Нарядные, весёлые, некоторые с цветами. От одной группы отделилась девушка с хризантемами в руках и направилась, развернувшись, к Марине Ивановне. Это была Олеся.

– Здравствуйте, Марина Ивановна.
– Здравствуй, Олеся.
Они остановились.
– Марина Ивановна, я этот букет несла новому куратору, но увидела вас и решила его вам подарить.
– Зачем, Олеся. Подари куратору. А почему у тебя новый куратор?
– Да вы не поняли. Я теперь буду учиться на музыкальном отделении. Меня приняли. Я летом досдала кое-что и… приняли.
– Поздравляю! – Марина с облегчением выдохнула. – Я рада за тебя.
– А мы-то с мамой как рады! Спасибо вам. Фонетику вашу никогда не забуду.
И она передала цветы Марине Ивановне. «Хорошо, что цветы, а не корвалол», – подумала Марина Ивановна.

                Вернулось хорошее настроение. С Олесей они иногда встречались на переменах. Девушка здоровалась, улыбалась.
Вспомнив эту историю, Марина Ивановна с букетом хризантем вошла в здание. Всё хорошо! Белые хризантемы – это энергия. Пусть она заряжает коллегу только позитивом. И меня тоже. Мне его так не хватало в последнее время. Плечи расправились, голова поднялась, походка стала упругой и решительной.