Театр как жизнь

«Нагримуются,  и ходят как говны!»
(из монолога уборщицы театра)

             Предлагаемые сцены, сценки, анекдоты и истории являются неотъемлемой частью  жизни театра.  Не побоюсь «доброго зрителя в девятом ряду», когда стану утверждать, что они-то и формируют  «святую святых» -  Легенду, которая у каждого театра своя.  Из-за гипертрофированного  чувства ответственности автора и паталогической скромности  людей, предоставивших мне бесценные россыпи почти забытых артефактов, не называю ни театр,  ни телефоны администрации, ни фамилии художественного руководителя  и ведущих артистов. И довожу до сведения особо интересующихся – всё нижеизложенное могло произойти в любом малом или большом театре любого города нашей необъятной Родины.  Верьте на слово!

      Идёт  спектакль - средневековый боевик по мотивам произведения Дюма (отца)  «Нельская башня». Один из персонажей  раскрывает страшную тайну другому и предлагает ему проникнуть в королевский сад, сопровождая передачу ключа от искомой калитки незабываемой репликой: «Вот ключ от заднего прохода королевы!», имея в виду,  всё-таки  «ключ от тайного покоя королевы!»
 
            Советские времена. Глубинная Русь. Конец гастролей провинциального театра.  Идёт последний спектакль. Некоторые артисты, безудержные в своей творческой потенции,  не дожидаясь прощального банкета, «на подсосе», изумляют невзыскательного зрителя неожиданно раскрывшимися гранями мастерства.

      Показывают шекспировские страсти.  На сцене вповалку кучками и в  одиноком оцепенении  не менее  двух  десятков трупов.  Несмотря на их обилие,  спектакль  донесло - таки до финала. И вот, один из последних, дотянувших до конца - благородный рыцарь, томясь «сушняком» и жарой в картонных доспехах, по сценарию обязан  был произнести: «Я должен был увидеть твой закат иль дать тебе своим полюбоваться?».

      То есть приговорил  своего  vis  a vis  на скорую  и  долгожданную (шампанское киснет и водка греется) смерть… Или погибнуть самому (с той же мотивацией!) И артист говорит:
- «Я должен был увидеть твой…»
     Проклятье! Текст!! Забыл текст!!! Даже протрезвел…     Но, он не был бы артистом, если бы после эмоциональной паузы – ну, как будто наш герой приходит, а банкет прошёл без него, -  не продолжил бы  на трагической ноте  высокой поэтической строфой: «Я должен был увидеть твой… конец!» И, срываясь, спросил: «Иль дать тебе своим полюбоваться?»…
И мёртвые восстали все… и уползли со сцены.

           Середина 70-х.  В «Современнике» идет премьерный показ спектакля  «Монумент» Э.Ветемаа (реж. В.Фокин) с Константином Райкиным в главной роли.     Двум молодым людям из глухой провинции невероятно повезло. Всеми правдами и неправдами они «просочились» в «первый театр страны» на спектакль, который вскоре закрыли. Как писали газеты «созданные образы порочат социалистическую  реальность».   
     Если коротко о спектакле, то это было потрясение. Райкин играл законченного мерзавца с такой физиологической правдоподобностью, что уже на десятой минуте спектакля его хотелось убить. Просто прикончить. Но он это делал и без нашей помощи. Вешался в конце спектакля.

     Не испорченные «тлетворным  влиянием западной драматургии» друзья испытали  мощные чувства экстатического характера, когда одна из героинь по ходу действия, готовясь к интимной сцене перед глазами сотен людей страны, где «нет секса», раздевалась догола. Шокированные  провинциалы не поверили своим глазам и, один из них, в космической тишине зала свистящим шёпотом протрубил: «Она что,- голая?».
      Зал, не к месту грохнул  аплодисментами, чуть не сорвавшими всё действо.

       В спектакле «Аленький цветочек»,  основанном  на знаменитой сказке  С.Т.Аксакова о любви и бескорыстной дружбе, которые умеют творить чудеса   довольно дородный  артист, игравший роль русского  батюшки, привыкший полноценно использовать в своём творчестве широту и простор сцены,  раздавая подарки своим дочерям,  с размаху наступил на пальцы ноги  одной из  них -  Алёнушке.
 
Закатившая глаза и побелевшая лицом деточка, готовая было хлопнуться в обморок от дикой боли,  была возвращена в сценическую явь неожиданным  заявлением средневекового персонажа - папаши: «Ой, пардон,  доченька, пардон!». Зрители не «въехали», а актёры нервно  ржали до конца  акта.

     В финале спектакля по пьесе Георгия Полонского «Никто не поверит» последняя фраза одного из персонажей, звучала так: «Ни пуха вам, ни пера, дорогие Ларсены! Ни одного пуха и ни  одного пера…» С актрисой произошёл «зажим» и она произнесла: «Ни пука и ни хрена вам, дорогие Ларсены! Ни одного пука и не одного хрена!».  Артисты задыхаясь от смеха,  в ритме вальса подались в кулисы, а актриса, затвердив выученное, с безумными глазами прокричала им вслед -  «Ни одного пука  и ни одного хрена!
 
      Актёр, игравший капитана Блада  в спектакле «Одиссея капитана Блада» и по виду и по характеру был законченный романтик.  Тонкие черты лица в обрамлении пышной пены страусинных перьев почти мушкетёрской шляпы, бесподобный парик длинных вьющихся волос и роскошное жабо, подпирающее мужественный, в шрамах подбородок, завершали портрет красавца, но не раскрывали всех прелестей его души.
 
     В общем Бельмондо, Робер Оссейн, в «Анжелике» играл, и Жан Марэ в одном  бокале. Эта роль выглядела, как режиссёрская находка и сто процентное попадание.  Даже изодранный в битвах и междусобойных разборках капитанский мундир «испускал» не запах крови и пороха, а удивительные ароматы французских духов, которые накрывали десять первых рядов.
      Поклонники артиста и «гурманы»  от парфюмерии рассаживались  именно здесь.  И вот, в кульминационном моменте спектакля Блад читает потрясающий, романтический же монолог.   Половина зала рыдает, вторая – умилённо повторяет вслед за кумиром    давно выученный наизусть текст.

      И тут, одно слово, только одно русское слово во французском антураже кокетства и жеманства уничтожило и актёра, и  режиссёра, и драматурга и … всё!
     Приблизительно так это звучало: « Ты слышишь этот гром орудий? Мы победили… Победили наконец…  И теперь, все радости мира я бросаю к твоим ногам и коленопреклоненно, молю тебя о,  божественная, здесь на руинах этого короб…дь!   Актёр на мгновенье потерялся и неуверенно закончил «ни к селу, ни к городу»: «здесь мы и совьём наше гнёздышко…».
    Где, когда, откуда  и главное почему пришло это б…дь  в голову несчастного Блада…    Пройдут года.  Состарятся и уйдут из театра артисты.  Рассыпятся  от ветхости декорации. Снимется с репертуара спектакль. Но пассаж сей  навсегда останется в памяти народной…

           Играют спектакль «В списках не значится» - инсценировка по роману Б.Васильева. Сидят у костра, уставшие после боя солдаты: кто доедает кашу, кто сворачивает «козью ножку», кто вспоминает недавний бой… И вдруг, короткую тишину и покой «святого» для бойцов часа отдыха – что поделать, война – разрушает  близкая канонада и взрывы снарядов. Привыкший ко всему старшина лениво распоряжается сержанту с бойцом – пойти и узнать в чём дело. Через пару-тройку минут они возвращаются. «Ну, что там? – спрашивает командир. Не выходя из заданного старшиной ритма,  сержант кладёт свой автомат на лежащий вещмешок и широко зевая, докладывает: «Да, склад с боеприсосами взорвался!»
      Бойцы все полегли у костра, почти как после взрыва боеприсосов…
    
       Ох уж эти зажимы…   В годы перестройки шёл какой-то спектакль-агитка, смыслом и содержанием которого было желание авторов мотивировать и стимулировать, в общем - активизировать общественно-политическую позицию граждан.  Молодая и симпатичная актриса на фоне развития действа из угла сцены пламенно взывала бросить все дела (кроме  родов и кондрашки) и немедленно проголосовать за нашего кандидата по одномандатному округу!   Агитация шла бойко, пока замечательная актриса не упёрлась в это самое слово! Она с лёту произнесла: «Голосуйте за нашего имярека по ондомандатному… - чувствуя, что что-то не так, после паузы, повторила не уверенно «…да, по ондомандатному округу».    С выражением дикого ужаса на лице, по ходу действия, она повторила эту клятую реплику  11 раз! На неё было больно смотреть,  но… наш кандидат, прошёл!

      
       В спектакле  один из персонажей, играющий шахтёра, начальника смены по сюжету должен звонить своему товарищу с другой шахты со следующим текстом: «Это я, Виктор, звоню с Первомайской» (с шахты Первомайская). А получилось –  «Звоню спермавайской», о чём он, пытаясь реабилитироваться, сообщил зрителям ещё три раза… Зажим!

      Один артист играл в спектакле некое духовное лицо, но по жизни, уже вторую неделю находился в жестоком запое. Тем не менее, каждый вечер приводил себя в порядок и шёл служить Мельпомене и даже не качался. Всё бы так и проскочило, но, однажды во время центрального монолога, заканчивающегося высокой нотой патетики -  «Возлюбите братья и сестры друг друга! И не по долгу сердца, а по велению души!» - гений большой и малой сцены решил расставить свои акценты в произведении: «Возлюбите братья и сестры друг друга! И не по долгу …  а, по очень долгу!»
      К счастью, автора карамболя (заядлого биллиардиста) лишили возможности раздавать подобного рода советы с высоких котурнов сцены и лишили премиальных, что в немалой степени способствовало выходу из морока запоя…