Путь к Центурии Роман-фэнтези Кн. 5

               

                СТРАННЫЙ  ДЕСАНТ

         Весть  о  том,  что  внутри  России  никому  не  известная  команда  молодых,   отчаянных,   смельчаков   приступит   вскоре  к  созданию  какой-то  новой, невиданной  по  своему  социальному  укладу    страны,   разлетелась  мгновенно.   Реакция  на  это  событие  была  разной.   Одни  безудержно  ликовали:   "Наконец-то  хоть кто-то  в этом,  неласковом  и бестолковом, мире    услышал    наши  мольбы!  Дай  Бог  им  здоровья!  Побежим   к  ним   вприпрыжку,  поможем!".    Другие,  многозначительно  поджав  губы  и  понизив  голос,   вещали    трагическим  полушёпотом:   "Это  обман!   Власть,  спасая  себя,   переводит  стрелки.  Пропадёте,  если  поверите  им!".

Третьи    были  ни  "за",  ни  "против".  Вся  философия  их  сводилась    к  короткому  умозаключению:  "Поживём – увидим!".   Нашлись  и  мудрецы,   кто    на  полном  серьёзе  утверждал:  "Центурия" – это  именно  то, что  предсказывал когда-то  великий  Мишель  Нострадамус.  Только   в  завуалированном  виде.  И  эта  глобальная  афера   непременно  приведёт  к  концу  света!".
Словом,  шум  поднялся  невероятный! Особенно  среди  любителей  поорать  на  митингах,  пошуметь, навести, что называется,   шмон  в  политической жизни  страны.   Ещё  бы:    с  чего  бы  это  вдруг  такой невиданный,  такой глобальный  по  масштабам,  проект  задумали   они,  эти      хитрецы    от  политики?  Что-то  в  этом  есть…  весьма  подозрительное,   не  совсем    ясное. Почему,  например,    "новая  страна"?   Им  что…  та,  что  у  нас   сегодня,  не  нравится?   

 Ага… так  мы  им  и  поверили!    Деньги   гребут  лопатой,    настроили  свой  ручеёк  золотой,  ни  с  кем  не  делятся.  Чего  им  ещё  не  хватает?  Какие   подпорки  им  ещё   понадобились?    Мудрят  эти  кремлёвские  ребята,  смущают  народ   своими  фантазиями,  а  карт  не  открывают.   Чем,  интересно,    она,  эта  страна,  будет    "новая"?    Для  кого?   Для  них... богачей    наших   русских,  что  скупают   недвижимость  за  границей да открывают  миллиардные    счета  в оффорах,  а  сами  там  не  живут?    Или  для    таких,  как  мы – голодранцев,  у  которых  стены  домов   в  дырках  и  крыша  течёт? Куда  это  они  опять  оглобли  свои  развернули,  эти  вечные  прожектёры  и   уклонисты?    Не  дают  спокойно    нам,  благородным   славянам,   жить,  дергают  бесконечно     за  нервы,  заманивают    сладким  калачом,   а  куда  - неизвестно! 

Но,  пожалуй,  больше,  чем  россияне,  разволновался  окружающий  их   мир   богачей,  привыкший  безраздельно  хозяйничать   на  этой  планете.    Ещё бы!   На  их  праведном,   как они считают,  пути   морализаторов  мира  неожиданно  оказалась  маленькая,    русская   ведьмочка,   которая  собралась   демонстративно,  на глазах  у всех,  возвести  себе всемирный   памятник!  И  не в  виде    статуи  гранитной  или  бронзовой хочет соорудить  эта  малявка,  а  в  виде  какой-то  особой,  не  виданной  ещё никем,   страны!  И  обещает  всем, желающим жить   в  этом  раю,    всеобщую     дружбу,    спокойствие и  достаток  на  вечные  времена!

Ничего себе проектик вызревает в недрах бескрайних, сибирских просторов! И это в период ужасного развала всемирной экономики, смертельных эпидемий и полного разброда в политике! Тут еле концы с концами сводишь, не знаешь, как из финансового да вирусного кризиса живыми выскочить, а они, вместо того, чтобы нам помочь, решили еще ложку дёгтя добавить - перейти на какие-то мутные, при-думанные этой, малолетней психопаткой, виртуальные баллы, отказавшись от наших, драгоценных, зелёных! Бред собачий! Паранойя! Клиника! Незнание элементарных законов рынка!

Но ведь верят! Они, эти дремучие славяне, верят в этот, несусветный, бред! И не просто верят — боготворят наглую сумасбродку! На коленях перед нею стоят, молитвы свои, как богине, повсюду ей возносят.

 Значит, сумела-таки убедить эта пипетка с длинной косой и команду свою, и папаню с бездонным карманом, и Кремль, что игра стоит свеч! Что стоит крутануть ещё разок это убийственное, смертельно опасное  русское авось, которое, как они думают, поможет затем взорвать и обновить весь мир, начиная  с Сицилии, где они  навели недавно   немало шухеру!

 Что это, якобы, непременно приведет всех страждущих к желанному, счастливому  берегу. Накормит, напоит их до отвала, ум-ную книжку в руки даст о Справедливости и Добре, которых им, вроде бы, сейчас не хватает. Обманывают их, вроде бы, богатые, копейку зажимают, не делятся… со ста-дом этим безмозглым, то есть с  народом. И что же прикажете делать в такой ситуации нам, признанным лидерам этих, вечно чем-то недовольных,    бездельников и бандитов? Устраивающих то тут, то там погромы, теракты, поджоги машин, магазинов и офисов? А то и убивающих нас самих?

Как  посоветуете  себя  вести?  Пустить все эти,  мерзкие,  процессы  на  само-тёк?  Смириться  с  неизбежным?  Смотреть   издалека на   эти  выверты  от  Кремля,    пока  не  начнется  массовый  исход   из  наших  стран    драгоценной   рабочей    силы?    И куда?..  Куда  они все попрут?!..     Туда...  в  медвежью  Тмутаракань?  В  дремучую, русскую  Шамбалу,    под  крылышко   наглой,    русской  шустрячки?

 Ведь они,  эти вечные  попрошайки,    помогут  им сотворить   там   ужасную,   Сибирскую  Империю!  Эту  наглую,  варварскую    Цитадель  Всемирного  Зла,   которая,  дай  им такую свободу,    переманит   потом    к   себе  всю Европу,  а затем… о, ужас! -  заставит любить  своё  ноу-хау  и  весь прогрессивный,    цивилизованный    мир?!!

И  разрасталась  эта  головная  боль  с  невероятной  быстротой. И  летела эта,  невиданная,  весть  над  землёй, словно  вольная  птица,  одних  пугая  до  об-морока,  других,  наоборот,  несказанно  радуя. Но здесь  я  предлагаю  оставить  всю  эту невообразимую   шумиху  в  покое  и  перейти    к  другой,  более  земной и  понятной  всем,   теме…

               
                *  *  *

         Представьте  себе,  читатель,   ровную,   выжженную     солнцем,  степь,   на  которой  лишь  пожухлая  трава,   засохшие  стебельки   полевых  цветов  да  седой  ковыль.    Не   чирикают вездесущие    воробьи,  не  летают  в  небе   стрижи,  не  порхают  веселые  бабочки.   Кажется,  жизнь  навсегда  ушла  отсюда,  с  этой,  брошенной  людьми  и  забытой  Богом,  земли.    Жилья  тоже  нигде  не  видно,  до  самого  горизонта.   Лишь  в  одном  месте,  у  разбитой  дождями  и  непогодой, грейдерной  дороги  виднеется  потемневший  от  времени,   чудом  сохранившийся,   деревенский  дом   с  забором,  калиткой  и  широкими,  дубовыми  воротами.

 За  дом,    по  обеим  сторонам,   уходит  изгородь,  отмечавшая,  видимо,  когда-то  края  положенной   хозяевам  сотки  огорода. Говорят,  здесь  жила  ещё  совсем  недавно  упрямая,  столетняя   старушка,  которая  никак  не  соглашалась   покидать  насиженный,   родной   уголок,     в  котором  прошла    вся  её  жизнь,   и  откуда    разлетелось   по  всем  странам  и  весям  её,  многочисленное,  потомство.  Люди любят оседлость, устоявшиеся обычаи, нравы. Особенно это заметно   у  христиан - так сложилось   у них  веками.

Поэтому  и  дорог  им  бесконечно   дом,  построенный своими руками,  где все всегда  было  для   них    удобным,  где   всё  всегда   радовало   глаз.  Это   именно та,   самая  тёплая,   самая дорогая   часть родины, которую   они  всегда  хранили   свято   в своём  сердце,  из поколения в поколение,   до самой  смерти.
 
Сегодня  же  этот дубовый, чудом  сохранившийся,  двухэтажный  дом   с  непременным   коньком  на  крыше,   выглядит  круглой   сиротой,   горьким  упрё-ком  со-
временным  властям.  Упреком  тем  самым,  расплодившимся  в  невероятном  ко-личестве,     новым  русским   буржуям,  создавших  условия,   при которых  не  смогла уже  дальше  существовать  и   бесславно  исчезла  навсегда  некогда   бога-тая  община российских крестьян,  живших  на  этой  земле  не  одну  сотню  лет.  Кормивших    себя  и  государство,   сохранявших  в  памяти  и  душе     своей  христианские,     истинно  славянские   традиции,  обряды   и  песни.  И  теперь   эти  песни  уже  не  звучат,  обряды  и  традиции  соблюдать  некому.

 Поскольку  последняя,  верная  хранительница  их,    Прасковья    Ивановна  Храмова      покоится  теперь  неподалеку  от  своего любимого  пристанища,   на заброшенном  деревенском  погосте,  вместе  с  ушедшими  раньше   неё  подругами,  друзьями  детства,   односельчанами  и  соседями,   с  которыми  делила  она  когда-то  все  свои житейские  радости  и  невзгоды.

 А  что  же  дом?  Почему  мы  о  нём  вдруг  вспомнили?  Ведь  таких, брошен-ных государством на произвол  судьбы, бывших  очагов  деревенской  жизни  и  русского  быта,   сиротливо  стоящих  в  степях и    гибнущих  от  снегов,  ветров  и  дождей, сейчас  десятки,  сотни  тысяч  по  всей России!               

                *  *  *

Иногда,  чтобы не  сделать  глупых, непростительных  шагов  при  принятии   каких-либо ответственных решений, нам не мешает остановить  свой стремительный  бег  по жизни  и  взглянуть   внимательней  на  прошлое  -  близкое  и далёкое.  И  не только проанализировать  тщательно  события,   случившиеся в те времена,  но  и повстречаться   с  их участниками  и  героями. "Чушь! Ерунда несусветная!  Такого  не может  быть!"  -  тут  же  воскликнут многие  скептики,    прочтя эти   строки.   – Прошлое  уходит навсегда! И  никто,  никогда не  сможет его  вернуть!  Даже  на  время!  Даже  на  секунду!".

  Безусловно,  в абсолютном большинстве своём   они, эти  трезвомыслящие   субъекты   общественного  социума,  будут  правы.  Безусловно!  Но  не все! Обязательно  найдётся  среди них  и  та – другая -  часть  отчаянных  фантазёров и мечтателей,   которая  ни за какие коврижки не захочет  расстаться  с   выпавшей  им  внезапно,   счастливой  возможностью  побывать, хотя бы  раз в  своей жизни,  в   сказочном  зазеркалье. 

 И  среди  таких, не унывающих  никогда,   оптимистов   будете, конечно же,  и  вы,  дорогие  читатели! Поскольку  кому-кому,  а  вам   хорошо  уже  известно – какие чудеса  может  творить  на этой Земле  наша  славная  героиня  Оля!   Известен вам  так же  и  способ,  позволяющий    ей  создавать  ситуации, при которых ушедшие давно  знаменитости   вдруг ожива-ют  и  тут  же  вступают    со  свидетелями этого  чуда  в непринуждённый, живой контакт,  ведя  разговор на любые,  возникшие в процессе общения, темы. 

Благодаря   этому,  подаренному  Природой  юной  кудеснице    чуду, мы стали свидетелями  уже  многих,  интереснейших  событий,  происшедших в нашем романе.      И  теперь  настало время  вплотную  приблизиться   к  её  заветному  желанию,    ради внедрения   которого  в   реальную,  земную жизнь  она   будет  стремиться   сотворить  всё возможное  и  невозможное.    Причём в самые   малые, в самые  сжатые  по времени,   сроки.  Но  станет ли  всё  это  прекрасной  реальностью?   И  сможет  ли  она добиться  осуществления   своего, придуманного  ещё в детстве,  плана  спасения  человечества?   

Ожидание  ответа  на эти вопросы  и  станет  главной  интригой последней, пятой главы моего  романа…               

                ВОЙНА... ИЛИ МИР?

Самая  наша  длительная  война,Столетняя, была просто  юридическим спором, закончившимся на поле боя.
Поль  Клодель               
               
Ещё в десятилетнем возрасте, маленькая Оля буквально за ночь, в один присест, проглотила толстенную книгу с приглянувшимся ей названием "Война и мир". Затем, благодаря абсолютной, фотографической памяти, бесконечно возвращалась мысленно к страницам этой, невиданной по масштабам, жизненной эпопее, к её главным героям, их отношениям друг с другом, рассуждениям и реакции на то или иное событие тогдашней, далекой от неё  российской,  и не только, жизни. И постепенно, под впечатлением постоянного и глубокого анализа великого творения, стала называть роман писателя Толстого  уже не "Война и мир", а несколько по-другому: "Война… или мир? ".Казалось, на первый  взгляд, - ну  что  тут  такого? 

И там - в прочитанном ею романе, и здесь - в придуманном ею, другом названии, присутствуют одни и те же слова – "война… мир". И даже буква "и", соединяющая эти, абсолютно несовместимые, способы жизни людей на Земле, тоже имеется. Правда, в первом случае это была всего лишь одинокая гласная, храбро взявшая на себя функцию буфера при столь опасном сближении двух, постоянно враждующих между собой, позиций и взглядов на жизнь земных людей. Во втором же случае, между этими, яростными, антагонистами Оля упорно стала мысленно ставить другой   
соединительный союз, состоявший уже из трёх букв – "или".

То есть она как бы отдалила на большее расстояние один  способ жизни людей— "войну", от его абсолютной противоположности —"мира". Таким образом, она дала себе, видимо, время и возможность поразмышлять более глубоко над этим, крайне важным вопросом людского бытия, маленькой, крохотной   частицей которого она, к тому времени, являлась.

И вот теперь, когда   отношения  с  Виктором наладились, наконец,  в полном  объёме;   когда  ни  у кого  из друзей, а так же родителей  Оли,  не оста-лось  уже никаких сомнений  по  поводу скорого  венчания  этой, страстно влюблённой  друг  в друга, пары;   когда  в  подземном  "Мираже" была уже почти полностью восстановлена  тайная, похищенная в Палермо, лаборатория по производству  уникальных        биороботов Джонни; когда, казалось, до серийного выпуска  человекоподобных, электронных  ребят остались  уже  считанные дни, Оля вдруг остановила весь, подготовительный, процесс по воплощению в реальность мечты всей своей жизни!

Причиной такого, резкого, изменения плана действий стал разразившийся внезапно на Украине внутренний, социальный конфликт, переросший очень быстро в ещё больший конфликт с Россией. Не вникая раньше особо в международную и  политическую  жизнь, экономя драгоценное время и силы на подготовку технической базы  по созданию роботов Джонни, Оля вдруг поняла, что на этот раз  обойти  молча  этот  важнейший, внезапно   обострившийся,    вопрос бытия  она не сможет.

Со свойственной ей прямотой, без экивоков и проволочек, она задала себе безжалостный вопрос: "А стоит ли закладывать фундамент страны будущего на такой, зыбкой, почве? Имеет ли смысл надеяться на успешность грандиозного, проекта в стране, где не сегодня так завтра может вспыхнуть уже не перманентная война, которая ведётся, с её участием, в эти дни, а самая настоящая, кровопролитная бойня уже на её территории. С гибелью тысяч мирных жителей, с разрушением дорог, коммуникаций, производственных и социальных объектов инфраструктуры?

И  однажды, после  очередного,  бесполезного для неё,  диспута  в  интернете с   учёными мужами, где она  скрывала  свой юный  возраст  под весёлым ником Гаврош,   Оля   вдруг   попросила своих, боевых, друзей  срочно  собраться  на  тайное  совещание, как она пошутила,  "в  одном  древнем домике",   о  котором  чита-тель уже   был оповещён чуть  ранее.  Причём  сочла нужным,  понимая особую   значимость  слёта, пригласить   на  него своих кумиров   прошлого —  знаме-нитого утописта  Томаса Мора и  не менее знаменитого  реформатора  России нача-ла 20-го  века Петра  Аркадьевича  Столыпина. 

Оживив их  быстренько  своим   чудным  приёмом,    она тут же,  пользуясь предоставленным  отцом  вертолётом,  поспешила  показать   им  несколко    мест  в  бескрайней России.   

—Это  не театральная  бутафория, Том  и  Петр  Аркадьевич, — уверяла  она  гостей,  смотревших  с удивлением на  полуразрушенные, потемневшие  от времени    крестьянские дома и  огромные,  безлюдные   поля,  сплошь заросшие  сорняком, — это  наша  сегодняшняя,  горькая   правда!   Вот до чего  может довести страну   несовершенное  правление  властей,   с чем  так смело  боролись когда-то  и вы,  рискуя  своими жизнями.    На  этом  месте , Том  и Пётр  Аркадьевич,   будет   другая  страна! 

У неё очень красивое   имя — Центурия! Это страна  моей, детской  мечты!  И её, эту новую страну, мы,  вместе  с вами,   теперь... в нашем, 21-м веке,   обязательно построим! —  убеждённо завершала  Оля  каждый  раз    свой страстный, просветительский спич,   подтверждая сказанное   креп-ким  пожатием   радостные  пожатия   протестантов  из прошлого.

Безусловно,  такая активная деятельность  семейства  супер богача  России  Загорского  не  могла  протекать незаметно  от  соответствующей, секретной   службы  России.  И  однажды  случилось то,  чего никто  из команды, кроме  Оли, не ожидал. В  окружении  плотной  охраны,  в офис-шхуну  "Бим-Боль" прибыл…  президент России Владимир  Путилин.  Как выяснилось,   минуту  спустя, с  целью  понять, в беседе с командой  Оли, — насколько серьёзны  намерения  молодых  мечтателей в отношении  серийного  выпуска Джонни? 

 И  "смогут ли эти, послушные  воле  хозяина,   механические ребята   полностью  заменить всех чиновников правительства России,  ответственных за  главные,  внутренние и внешние,   финансовые  потоки страны?".  Присутствующий на этой встрече Виктор,   узнав о  недвусмысленном интересе  президента,    в беседу   не вступил,   сидел молча,  лишь изредка давая  маловразумительные  ответы на  чьи-либо,  заданные  ему,   вопросы.
 
На  столь необычное  поведение  Виктора  обратили  тогда внимание  все его друзья. Но  причин внезапной  странности в поведении   у  вечно  рефлексирущего  и сомневающегося  во всём романтика  выяснять   не  стали,  боясь вновь нарушить,  с таким трудом  восстановленный,  дух   взаимопонимания   между  ним и  семейством  Загорских.  Однако  и   вопроса  о том  — будет ли  владыка  Кремля  присутствовать  на  очередной    встрече  с ними?  —  ребята   Оле  задавать  тоже  не  стали....    

 ***

Внутренность дома    изрядно удивила  прибывших   на  совещание  членов  боевой команды.    Особенно поражён  был  легендарный  русский  правитель  Столыпин.

— Сколько дорогих моему сердцу вещей старины и предметов русского, древнего, быта вижу я здесь, леди Оля, —  сказал, войдя в горницу,    реформатор, качая своей, коротко стриженной, с проседью, головой. — Один этот… медный самовар с хромовым сапогом для раздува углей, чего стоит! Или прялка с пучком льна и веретеном?

Я уж не говорю о ходиках с кукушкой, старинной подвесной колыбели из ивовых прутьев и пеньковых верёвок.   Хочется  поклониться    низко  тебе, Оля, и  этим вот…    чудодейственным  образам  святых,  охраняющих долгие годы данный,  православный, дом  от  скверны  и надругательств.  Значит, быть  России!  Значит,  вечно  будет  парить  в   заоблачной   вышине  её  могучий,  двуглавый  орёл, принося  счастье и процветание не только российскому, многострадальному  люду, но  и  всему  миру, - закончил свой страстный монолог Столыпин, трижды осенив горницу крестным знамением. 

-  Согласен  с вами,  мистер  Столыпин!   Целиком  и безоговорочно! - поддержал  патриотический  порыв коллеги  по  борьбе за лучшую жизнь  на  Земле Томас  Мор  уже  на  неплохо освоенном,    русском  языке.   -   Любовь к родине  - это  тот,  священный,  огонек,  который  не должен  затухать никогда! Скорее,  наоборот, -  в  определённые, поворотные  моменты  истории  он должен гореть  ещё  ярче, ещё ослепительней!

Оля  пригласила   участников  слёта   занять  места за широким дубовым столом, в центре которого размещён был большой,  медный  самовар,  обставленный  красивыми,  плетёными  вазочками с пряностями.   Затем  с сказала,  заняв  своё  место в торце стола:

- Не подумайте, друзья, что это предательство или отступление от намеченной ранее цели. Центурия будет построена! Во что бы то ни стало! Даже если смерч войны погубит всю, нынешнюю, цивилизацию, и на Земле останется лишь небольшая горстка случайно уцелевших счастливчиков! Жизнь возродится вновь, как воз-рождается она каждый раз из невидимого, микроскопически малого, эмбриона.

Да, это будет именно так! Во имя высшей Справедливости,  которую  необходимо всегда   бережно   сохранить, как первооснову любого, высоко цивилизованного, общества! И обществом этим будет новый, свободный союз свободных людей Земли, восставших из пепла и принявших законы и правила жизни нашей Центурии!

Но, к сожалению, совсем по другим законам и правилам живет сегодня наш, земной, мир. И происходящие всюду события говорят мне о том, что нужно внести коррективы в намеченный ранее план. В основе такого решения — много причин. Но есть среди них одна — основная причина. Имя этой причины – война.

                СОВЕТ В ФИЛЯХ

Почему же рухнула эта держава? Что так круто повернуло её судьбу?  Посредственность! Посредственность королей, их тупое тщеславие, их легкомыслие в делах государственных, их неумение окружить себя нужными людьми, их… неспособность вынашивать великие замыслы или хотя бы сле-довать тем, что были выношены до них.

Морис Дрюон "Когда король губит Францию"

Оля  подождав, пока  члены совета прочтут  появившуюся   на  стене  избы    выдержку из  романа Мориса Дрюона. Затем  продолжила. 

— Я слишком молода, чтобы судить с полным основанием о такой масштаб-ной теме, как война,- сказала негромко  Оля, но и обойти эту тему мы с вами, госпо-да,   не имеем права. Мне лично ближе мир, а не гипертрофированное, болезненное состояние общества, когда люди, забыв о гуманизме и высоком предназначении че-ловека на Земле, превращаются вдруг, в одно мгновение, в безжалостных, злобных убийц себе подобных.
 
Как  можно  совместить это  варварство с утверждением великих писателей-гуманистов о том, что высшей ценностью на Земле является жизнь человека? И почему взрослые люди, ещё вчера мечтавшие о добре, звёздах и вечной любви друг к другу, становятся вдруг похожими на первобытных дикарей, для которых пробудившийся инстинкт убийц становится путеводной звездой, единственным смыслом жизни? Вот  мысли,  которые неотступно  преследуют  меня  все, последние,  дни! 

Прошу вас взглянуть на эту, историческую картину, написанную о трагическом для России времени. Я думаю, тему войны и мира, которая вновь возникла на пороге нашей жизни, неплохо было бы обсудить с теми героями, кто прошёл однажды достойно этот, судьбоносный для российской истории, этап.

Всё обернулись   и  увидели  картину  "Военный  Совет  в  Филях"     художника  Алексея  Кившенко, написанную  в 1880  году.  Она  была  довольно больших размеров  и  помещена    на  дальней  стене  горницы.  Самое  удивительное заключалось  в  том,  что  ещё  недавно,  буквально  минуту  назад,    картины   на  стене  не  было. 

-  Пусть вас не  смущает  эта внезапность появления  картины,  господа.  Здесь, на нашей,  встрече - я назвала  её  условно  " Совет  в  Филях",   будет  много  таких  моментов.    Я  подготовила   их заранее.  Они будут появляться    благодаря   новой,  разработанной мною  недавно,  технологии  мгновенного   перемещения  в  нужное  место  персон   былых времён,    необходимых  мне  для более полного  раскрытия  сути  той  или  иной  темы,   которые   будут  вовлечены   в орбиту  наших  с  вами   обсуждений.

Сказав  это,  Оля  показала  присутствующим  небольшой,  поместившийся в  её   ладони,  пульт.

 -  Это  электронный,  созданный  мною,   накопитель  нужной   для  беседы  информации.  Он   поможет  мне    успешно  вести это совещание,  оживляя  персо-нажей   по  мере  необходимости.    Вы  сейчас убедитесь,  как  легко и непринуждённо  это будет происходить.  Прошу  взглянуть  внимательно  на эту картину ещё  раз.

Все повернули головы в сторону всемирно  известного  шедевра     живописи…  и  замерли  от удивления! Потому  что там,   внутри  картины,  происходило  нечто  необычное!  И  необычность эта  заключалась   в  том,   что находившийся  в центре  картины  фельдмаршал Кутузов  смотрел уже  не  на  боевых  генералов  российской  армии,  а на них, участников  совсем  другого,  тайного,   совещания.

Поразительным  фактом было  так же  и то,   что  генералы  эти,  сидевшие  ранее   к  ним  спиной  или вполоборота,   теперь все, как один,  тоже повернулись  в  их  сторону.   Они  с  интересом   рассматривали своих,  рождённых  на  два  столетия  позже,  потомков, переглядываясь  и о  чём-то   тихонько  переговариваясь  между  собой.

— Вот ведь как бывает! — послышался чей-то, весёлый, тенорок.
Скорее всего, это был голос Кутузова. Он изменил свою, напряжённую позу, опустил воздетую левую руку, подал своё, тучное, тело вперёд.

—   Собрались мы  когда-то  под Москвой,  в  доме  крестьянина  Фролова, —  продолжал негромко   тенорок, — на  свой,  экстренный,  совет.   И вдруг    попали  на другой,     тоже  сверхсрочный,   совет, и  тоже  в    крестьянский,    добротный   дом... но уже в Сибири! /Смеётся/.

-  Да... Михаил  Илларионович,  вы не  ошиблись!— сказала с улыбкой,  стоявшая к картине ближе всех, Оля. —   Именно в  этот,  древний дом  Прасковьи   Ивановны  Храмовой я решила пригласить вас на наш, боевой  совет.  В нём ещё  сохранился  запах недавнего, российского,   прошлого,  которое вы  защитили,  с честью  и достоинством, от варварства  непрошеных  гостей !

 - Ну  что  ж... тем приятнее будет знакомство! —  ответил  из картины,  тоже с улыбкой,  Кутузов. —  Мы  спасли  Россию  двести лет тому назад,  вы собирае-тесь,  как  мы  поняли  из  вашей беседы,  спасти её  сейчас! Значит, есть  лю-ди  и  в   новой уже России,   способные постоять  за  свой,  родной,  дом!

-  Спасибо  за добрые слова  поддержки,  Михаил  Илларионович!  — поблагодарила  Оля  полководца. —  Приглашаем  вас за наш, гостеприимный, стол!    Сейчас, здесь,  на этом Совете,  мы  будем  рады  услышать   и от вас  суждение   о   будущем   двух  стран  —   Украины и России,   бывших,  ещё  совсем  недавно,  единой  страной.

 — И вам  спасибо  за приглашение! – ответил Кутузов. — С большим  прискорбием узнали мы о подобном, нелепом, разделе родственных, славянских, наций - продолжил  он со  вздохом, спустившись по невидимым ступенькам к Оле и направляясь, вместе с ней, к гостевому столу.  —  У тех отношений, что существуют между нашими странами сегодня, не может быть будущего. И нужно немедленно что-то предпринять! Немедленно! Пока чёрная пропасть междоусобицы не поглотила вскоре всех: и безжалостно истребляющих друг друга, обманутых людей, и подлых зачинщиков этой, кровавой, бойни.

— Верно, Михаил Илларионович! — азартно вступил в разговор Геннадий, выйдя навстречу Кутузову и помогая ему, вместе с Олей, расположиться за гостиным столом. —  Именно так мы решили действовать, а не ждать, чтобы случилось самое худшее! Будем рады, Михаил Илларионович, вашему, доброму, совету по этому поводу.

— Совет мой, как бывшего фельдмаршала российской армии, может быть только один, — четко, по военному, ответил Кутузов. — Действовать нужно быстро, слажено, без суматохи! Но, для начала беседы, хочу спросить вас: а есть ли у вашей команды мечтателей… генеральный план борьбы за вашу… милую  всем, Центурию? И если есть — то каков он? Доложите!

— Безусловно, Михаил Илларионович, такой план у нас есть! — бодро ответила легендарному полководцу, приняв его шутливый тон, Оля. —  И план этот состоит из  трёх, главных, целей.

— Интересно как…  три цели сразу! — улыбнувшись, сказал Кутузов. — Ну, ну… и каковы же они.. эти цели? Поделитесь…

— Цель первая, Михаил  Илларионович,  скорее моральная,   чем  производ-ственная…  или  даже  социальная.  Но она непременно должна  быть  главной,  с которой  мы  должны  начать!  Нам  нужно,  прежде  всего,   срочно   избавиться от  па-губной привычки  измерять  уровень  развития   нашей, российской  державы, по  уровню  развития   стран   Запада, Востока  или  Америки. 

То  есть   имея  свою,  историческую,    гордость и честь,  нужно   со-здать   свою—  российскую,  православную  модель    правления  нашим,   славян-ским  сообществом  государств  и  народностей, основанную  на христианских  тра-дициях  Справедливости,     Человечности,      Добра  и взаимного  уважения.  Толь-ко  тогда  есть  смысл  начинать  строить,    совместно  с  вами,   страну  "Центурия".

Цель  вторая  — это продолжение начатого уже нами проекта по поиску и освоению загадочной, недавно открытой учёными, Тёмной энергии. Без укрощения новоявленного бунтаря вселенной и перевода его исполинской энергии в мирное. промышленное русло, строить планы на кардинальное переустройство нашей страны бессмысленно. Почему?    Потому  что не будет создана для этого предварительно мощная, экономическая база. 

 Если же нам удастся подкорить себе этого, невидимого внешне гиганта, наша  Центурия получит бессрочный и, практически, бесплатный источник космической энергии. Вследствие чего не будет у нас никаких проблем с энергообеспечением как   жилого сектора, так и всей  государственной, в том числе и военной, промышленности  в будущем!

И, наконец,  третья  цель,   уже земная,  касающаяся  самого главного на зем-ле - жизни  людей!  Это неустанный, настойчивый  поиск  любых  возможно-стей  для  немедленного   прекращения  ужасной, трагической   бойни   между  дву-мя,  славянскими,  бывшими  ещё недавно  братскими,  странами -  Россией  и  Укра-иной.  Решение этих,   равноценных  по  своей, социальной  важности   задач,  и откроет нам  путь  к воплощению нашей    мечты: построению, на отведённом  нам государством  участке земли,   нашей,  заветной,  Центурии - страны вечной Спра-ведливости, Равенства и  экономического  могущества!

— Браво… браво… приветствую такой умный  подход к делу! — похвалил, аплодируя, Кутузов Олю. — Я  с  радостью приемлю  и одобряю  все  три,   поставленные  вами перед собою,  задачи! Без них  не  может... не  имеет права   быть  та — новая,  великая   Россия, к  которой вы так   стремитесь!  Правда...  я  не совсем по-нимаю  — как это можно подчинить себе невидимую энергию космоса, но ход   ваших мыслей,  Ольга,   поддерживаю.  И считаю предложение это, научное, относительно мощного источника энергии, найденного в галактике, вполне современным и прогрессивным!

Все, присутствующие на слёте,  азартно поддержали аплодисментами  хвалебный  спич полководца.

— Да, Ольга, именно так должны решаться подобные   проблемы сегодня, в 21 веке! — поддержал вывод оратора чей-то звонкий голос.

Все стали поворачивать головы в разные стороны  и оглядываться, пытаясь найти источник нового звука. Взглянули так же и на картину, предположив, что кто-то из находящихся там генералов произнёс эти ободряющие, понятные всем, слова. Но взгляд генералов был направлен совсем в другую сторону. Все повернули головы в том направлении  — и увидели: в проёме входной двери, что вела в горницу, стоял президент Российской Федерации Владимир Путилин.

                ЯВЛЕНИЕ ПУТИЛИНА

         — Только так, а не иначе, должны поступать деловые, целеустремлённые люди, каковыми вы все, без исключении, безусловно, являетесь!— закончил свою мысль лидер российской нации и вошёл в горницу. — Узнав, что здесь, среди вас, будут присутствовать те, кто в огромной степени изменил когда-то ход мировой ис-тории, я не удержался, и, бросив все свои дела, примчался на этот, исторический, слёт. Здравствуй, Оля! Спасибо за приглашение!

Путилин подошёл к Оле, пожал ей руку.

— Признаюсь вам, Владимир Владимирович, я не была до конца уверена, что вы сдержите свое слово и появитесь здесь, в сибирской глуши, — ответила Оля, по-давая руку. — И даже сейчас, видя и слушая вас, я не могу поверить, что это именно вы, а не ваш, специально подобранный  двойник, посетили наш скромный,  сибирский дом и его обитателей, — закончила, смеясь, свою приветственную тираду шутница с длинной косой.

— И напрасно так думаете, Оля! Совершенно напрасно! — весело отмел сомнения юной бунтарки Путилин.— Вся наша великая, могучая, бескрайняя Россия начиналась когда-то с таких вот древних, возведённых с любовью руками своих, деловитых хозяев, домов. Именно в них бьётся пульс нашей, священной истории, хранится память былых, славных времён. Думаю, что именно поэтому Михаил Илларионович собрал свой знаменитый, ночной, совет не в сверкающем позолотой столичном дворце, а в скромной, неприметной, крытой соломой, подмосковной крестьянской хате Фроловых.

Владыка Кремля подошёл, пожал руку Кутузову, затем, поочерёдно, всем присутствующим.

— Верно говоришь, правитель российский, так оно и было!  —  засветился приветливой улыбкой легендарный фельдмаршал. — Не думал я, что встречусь вот так, запросто, с тобой, божий помазанник! Это значит  —  хранишь ты в душе ува-жение к нам, давним предкам, чтишь историю великой страны, которою правишь. И могу тебе сказать прямо, как думаю, глядя на то, что здесь услышал: нелёгкая тебе досталась доля.

Чем-то она напоминает мне мою, собственную, судьбу. Никто тогда не знал истины. Ни один человек на свете. И я не знал её. Но я её чувствовал. Душой своей, русской, чувствовал. Что должен, обязан был совершить на закате своих, бренных лет,  это великое и правое дело! И я совершил его! Собрав воедино все свои, духовные, силы, весь свой жизненный и военный опыт, я сказал тогда своим генералам: " Знаю, что ответственность падет на меня, но жертвую собою для блага отечества. Вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России. Повеле-ваю отступить…"

— Прекрасный, вошедший навсегда  в историю  России, поступок настоящего патриота России! — в каком-то  страстном,  внезапном порыве  произнес вдруг Путилин. Но затем  вдруг  остановился,  обвёл всех быстрым, испытующим,   взглядом  и  лишь потом продолжил,  сбивчиво и торопливо.   — Вот если бы и  я… смог сделать  всё так же, как  вы, Михаил  Илларионович…  если бы я  смог? В один  мо-мент  всё  решить…  направить в нужное  русло?
   
Но… как  ни  стараюсь,  как  ни  стремлюсь — не  могу я  пока этого  сделать,   не  нахожу  в себе  нужных для этого  сил! Всё время  мне что-то  мешает… что-то уводит  моё  решение… совсем не туда, иногда совсем  в другую, противоположную даже,  сторону! И вот  я подумал  однажды:  а  что,  если  б   нашлись  они… эти  возможности,   где-нибудь… совсем  в  другом  месте?

В другой  стране, например... на острове  каком-нибудь,  вдали от этих  выстрелов  проклятых... и бомб? Или  даже,  например,  прямо  там… на полях  боевых   сражений,  где  идут эти, смертельные для участников  и мирных жителей,  войны? Сами собой,  как бы… вдруг  взяли бы  и возникли… в тесном,  так сказать,  солдатском  кругу… как бывало уже   — и не раз!  — в этом  мире?   Однако…  нет, не  случается  этого, не происходит, а... скорее,  наоборот - заходит  еще глубже...  в  тупик. 

Вот и получается картина  сегодняшних, реальных дел:  мы…  правители,  со своим желанием  мира — с одной стороны, а жизнь  наша,  земная, вместе с этой войной... ненавистной  уже  всем, — с другой… идёт… идёт себе  потихоньку   по своему, данному  ей Богом, курсу.  Не  спрашивая  ни меня, ни вас, ни кого-либо ещё — куда ей, этой  жизни,  вернее  идти? И не  интересуясь особо — где она…  та — другая… лучшая  тропинка, которая,  возможно,   и могла бы   привести конфликтующих к  примирению?

Но её, этой  спасительной  тропинки...  тоже   нет:     ни тут, ни там… нигде!  Не  появяляется… не возникает она в поле  нашего, социального  и политического зрения,  как ни стараемся  мы  её…  эту  тропинку,  всем  миром   найти — вот в чём главная трагедия  сегодня на нашей  Земле,  господа!

 После  произнесённых  президентом   слов   за столом  довольно  долго  царило  молчание.  Видимо, кремлёвского владыку  озвученный  Кутузовым  смелый, исторический  факт — увод им  в сентябре 1812  года  российских  войск  из  Москвы — застал  врасплох.  Действительно — это было неожиданное, поразившее  тогда  всех,     решение великого полководца,   принятое  вопреки  мнению  многих  соратников... и  даже самого  царя Александра I,  но   спасшее  впоследствии  Россию. 

И, не  успев  собраться  с мыслями и сориентироваться в  непростой для  него  ситуации,  кремлёвский  лидер,  почувствовав  крайне  опасное  для него, как  верховного  главнокомандующего  российской  армией, сближение  событий  двух  времён,  поспешил  поделиться с участниками  слёта  своей   оценкой  нынешнего,  существующего уже давно,  конфликта  между  двумя, славянскими  странами. Причем  делал  это  весьма  своеобразно —  бросая  всё время   быстрые  взгляды то на одного  участника слёта,  то на другого,   словно  ища у них,  каждый  раз,    поддержки сказанного  им.

Наконец  медленно   поднял  свою  мужественную,   с  проседью,  голову   Сто-лыпин.    Он   обвёл всех внимательным,  цепким   взглядом  своих,  тёмно-серых,  глаз.  Затем сказал,  тяжело вздохнув.

-  Грустно  мне всё  это  слышать, господа.  Оттого грустно,  что   вновь не-уютно... опасно даже  стало жить на наших,  благодатных,   российских просторах.  Куда деться  человеку  с его  бедой?    В  каких краях и весях  искать  прикажете   ему   свой  заветный,  родной   уголок,   где   бы  его не   смогли    достать  эти,  вездесущие,  бесы  печали.

  Столыпин   замолк на  мгновение.  Было  видно,   как   в  глазах  его   стал  постепенно  загораться  необычной, внутренней    силы,  огонь.

-   Россия  больна,  как  и прежде, -  вот  что  я  вижу,  господа,  вернувшись,  спустя  сотню  лет,   в эту  жизнь,  - продолжил он,  наконец, негромко.  -   Бесы…  бе-сы  бед  и волнений  народных    вновь  кружат  над  нами… над нашей,  российской,  державой! Они до сих пор  не  сникли, не уняли свою, ненавистную,   прыть. Они  лишь на время  притихли,   надеясь  однажды  вновь подло, по-иудейски,   нанести  очередной  свой,    смертельный,   удар. 

  Сколько   было  уже  в  судьбе   россиян коварных   этих,   злобных   интриг?  Сколько  заговоров  и  подлых  измен  пережила  она, горемычная наша, не  покорная  никому,  отчизна!  И  вот  этот  ангел   во  плоти,  сошедший   с  небес,  чистая, добрая   девушка Оля  почувствовала умом  своим...  сердцем своим, беспокойным,   эту, новую… страшную  беду, чёрной тучей    нависшей вновь над  Россией! 

 Поняла,  как опасно  сейчас  уповать  на  внешнюю  благостность,  лоск  и бездействие, поверив,   что организм  державы  нашей   вполне здоров  и никакая    хворь  ему не страшна.  Это жестокий, убийственный самообман! Очередное,   глубокое  заблуждение   наивной,    доброй  славянской,    нации!

Столыпин  замолк… и  все  увидели, как  в единый,  стальной,  кулак  сомкнулись    в этот  миг   его   руки,  как напряглись  мускулы  на его  запястьях  и  плотно  сжатых  скулах.

— И какой выход может быть из этой, крайне опасной для страны, ситуации, уважаемый коллега? — прервав долгую паузу, спросил негромко Томас Мор, сидевший скромно в сторонке. — Я был когда-то свидетелем многих   бунтов английских крестьян, изгнанных со своих, плодородных земель, кормивших раньше  их семьи, бездушными богачами овцеводами. Несчастные люди были обречены на вечную нищету, бесправие и болезни.

"Что им остаётся другое, как не воровать и попадать на виселицу или скитаться и нищенствовать? "— написал я тогда в своей "Уто-пии".  И такая попытка защитить обездоленных людей стоила мне тогда жизни — я был обезглавлен. Какова же причина этих, вновь объявившихся, несогласий и тайных интриг в вашей России, по прошествии стольких лет… как вы думаете? Ведь, чтобы бороться с ними, нужно найти, прежде всего, скрытый источник, их порож-дающий!

Уж не спрятана ли она, эта причина, в таком же незаконном,  как в нашей  Англии  когда-то,     безжалостном лишении  ваших,   сельских,   трудяг   ис-конных прав на землю, свободу и недра Земли, данные им самим Богом?

-  Да…  я знаю, Том,  сходство есть, - ответил,через паузу,  так же  негромко,  Столыпин. - Пройдя   недавно  по  весям,  городам и  брошенным  сёлам огромной российской державы,  я  увидел  с болью,  что  вновь, как  и сто лет назад,  на  местах изуверствует  власть,    превращая честных  тружеников и крестьян в   своих  бесправных,   безмолвных,   рабов.   И  все это сходит властителям  с рук,  и нет  никакой до  сих  пор  на  них   управы!

Столыпин на  время  смолк, разжал  побелевшие  от напряжения  руки. 
 
А как  я  мечтал  когда-то,  Том,  как и ты  в своей  Англии, чтобы  встала наша    Россия  с колен! Чтоб  поднялась во весь свой, богатырский,  рост и превратилась, как в  сказке, в житницу  мира на долгие годы! В державу  прогресса,  богатства и счастья  для  российских  людей!  Для  этого, рискуя ежеминутно  собой, я сумел провести   невиданную, по   своим   масштабам,   реформу,  -  я  дал  крестьянам   землю.    Много  земли!   Всем желающим!   

В том числе  и  бесплатно.   До  самого  Алтая   раздал я  десятины  работящим,    деревенским   землепашцам,  забрав  их  у богатых   бездельников  и тунеядцев,   но…  но  я был обречён -   меня  убили.   Всё те же  тайные,  злобные    бесы  тьмы,  что убили когда-то и   тебя,  Том! Они  не  дали   мне   допеть  до  конца мою,    народную,  песню. Вот  почему  я  сегодня здесь, с вами, друзья  мои.  Мы должны  сплотиться,  встать в единый, могучий  строй! 
В  строй победителей  чёрной, бесовской  тьмы!   И  если  дело  будет  стоящим - за  нами  пойдёт  народ!  Все вместе  мы  превратим    нашу прекрасную    ро-дину,    нашу Россию…  в могучий  форпост Прогресса,  Свободы  и  Правды  на нашей древней, славянской земле!  Я  в  это  верю! 

Таких  аплодисментов  и  шумных,  восторженных  приветствий      Виктор в  своей  жизни    ещё  не  слыхал.    Казалось,  рухнет  сейчас  прямо  на голову   участников   совещания    потолок    дубового  особняка   Прасковьи  Ивановны  Храмовой.  Все  повскакали  с  мест,    подбежали  к  Столыпину,     обнимая  его  и    пожимая    ему  руку. Не ожидавший этого премьер    растерялся,  смутился,   попытался  как-то  остановить  это  чрезмерное  проявление  внимания  к  своей,    скромной,   персоне. 

Но,  видя бесполезность  усилий,  перестал  что-либо  предпринимать,   смирился,  опустился на  скамейку  и  молча  стал  ждать - когда  же   утихнет  поднятая   его  речью    буря  восторгов. 

— Будем считать — в нашем полку прибыло! — радостно объявил Анатолий. Глаза его сияли от счастья. Виктор впервые видел своего, обычно всегда сдержанного в проявлении чувств, друга в таком возбуждённом состоянии.  — Как важно было, чтобы эти слова произнесли именно вы, Пётр Аркадьевич!  — продолжил, обращаясь  к  Столыпину  Анатолий.  —  Нам так нужна сегодня ваша, моральная  поддержка!! Я не говорю уже о вашем, громадном, авторитете среди простых людей России и опыте правления нашей, огромной страной, который наверняка вскоре всем нам пригодится!
Вновь  раздались  аплодисменты,  кто-то  крикнул   даже  "ура!".

После этого  наступила   долгая  пауза.  Все  смотрели  на  президента   вели-кой  страны… но он молчал.
 
                ВЫВОД  АРИСТОТЕЛЯ

-  Видимо,  самое время  войти  в  разговор    и  мне, -  сказал  негромко,  нарушив наконец тишину,  скромно  сидевший  рядом  с  Олей  украинский  паренёк  Дима    Братко.  –   Необходимо  сообщить  уважаемому собранию  некоторую   ин-формацию,  без которой  дальнейший  разговор  о cоздании внутри России страны  Центурия теряет  всякий  смысл.  Сейчас  я  постараюсь    объяснить -  почему?   

Дима    поднялся,  подошёл к  столу.  Все  обратили  внимание,  что  одет он  был  в  обычный,    модный среди   современной  молодёжи,    джинсовый,  вытер-тый на  коленях  и других  изгибах  тела,  костюм.   Обут он  был   в  популярные  среди  молодёжи,      яркие,    фирменные    кроссовки.  Привлекала своей необычностью  лишь  причёска с  высоко  выбритыми  висками  и  свисающим  сбоку, за  левым ухом,    длинным  пучком  волос,  имеющим название  чуб  или  "оселедец".  Такая, экзотическая  ныне,  причёска   была  модной    в  древние  времена  у  многих  народов,    а   позднее  стала   символом  свободолюбимого, запорожского  казачества.  В правом ухе у  Дмитрия  поблескивала  золотом  серьга,  запястье  левой  руки    обнимала  тонкая  змейка  платинового  браслета.

 -  Пожалуй,  идея  всемирного,  бесконфликтного  общества, которое  стремимся  построить  мы,   -  продолжил  Дмитрий,    отказавшись  от приглашения  приземлиться  за  столом, -  давно  уже  созрела  не только  в наших головах,  но   и   в  мире.  Поскольку эта идея тесно связана с другой  идеей:    запретом  войны,   как порочного  явления  земной  цивилизации.  Запретом,  подтверждённым     Законом. Основным,  самым главным  Законом  среди прочих, державных, законов.

  И эта наша,  двойная, идея кажется  мне единственно верной и безальтернативной  в данный, критический  момент  истории. И  думаю  так я не только  потому, что  подобный  образ  нашего,   будущего,   социального  детища  наиболее  близок  моему  мировоззрению,  воспитанию  и   религиозным  убеждениям. 

 А  ещё  и потому,  что,  в  противном случае, я на смогу  довести  до конца  начатую  в  "Мираже"  работу  по  восстановлению  по  памяти  добытой    в  Палермо  документации  подземной   лаборатории,  где     планировалось    запустить    в  массовое  производство  роботов  Джонни. Как  вам  известно,  данный  выпуск  Джонни  в  Италии  был остановлен, но,  одновременно,    стал нашим,  стержневым   мотивом, нашей   главной, фундаментальной    идеей,  без   воплощения  в жизнь  которой  создание    Центурии  немыслимо.

 Однако  случилось так,    что  на  самом  послед-нем - финальном этапе, когда все испытания  остались  уже  позади,  эта идея  массового  выпуска  гениальных  электроников  была  вновь остановлена.       И  это не  мой каприз  и не мой,     внезапный,  протест  против  ужасной,  нелепой  междоусобной  войны   наших  соплеменников  - славян. Хотя  она - эта  злобная конфронтация  многовековых,   мирных  ещё совсем недавно соседей,   меня  крайне  угнетает.

 Дело в том,  что  мой волшебный, подаренный мне Природой, дар - абсолютная  память  на  увиденные  хотя бы  раз   тексты,  чертежи  и  цифры…  внезапно  покинул  меня.  Случилось  это  в  тот  момент,  когда  раздались  первые  вы-стрелы  в  безоружных  людей  на киевском  Майдане в феврале  четырнадцатого, известившие  о начале  кровавого противостояния  многовековых,    единокровных  соседей. 

Прошло  уже больше  года,  но   исчезнувший   дар  так и  не    вернулся  ко  мне.   Я  пришёл в отчаяние,  затем впал в глубокую  депрессию:  самые  важные технические  документы    уникальных  модулей,    сложнейших  программ  и чипов,   дающих   возможность  превращать роботов  в    синтетические  биомеханизмы, практически  не отличавшихся  от  живых людей, внезапно  растворились в моей               
памяти.

 Я  перестал  видеть их  ясные  очертания,  перестал  считывать  скопированные   в Италии   конструкции  и  переносить  на  бумагу.  А  это  означало  одно:  я  не   смогу   оправдать  надежд    нашей,   успешной  команды,   возлагавшихся  на меня.
 
Не обладая больше уникальной памятью, я могу быть лишь заурядным, техническим работником нашей, подземной лаборатории "Мираж". Не смотря на отчаянные попытки Оли убедить меня, что явление это временное, что всё ещё можно вернуть, я, скорее всего, не перенес бы такого, безжалостного, удара судьбы, если бы однажды ночью, находясь в полузабытьи, не услышал чей-то голос. Чей он был, этот тихий, спокойный мужской голос, я не знаю до сих пор.

Но этот голос сказал мне: "Не спеши отчаиваться, отрок небесный. Иногда нужно познать Зло, чтобы с большей силой полюбить затем Добро. Надейся и верь: заблудшие народы сбросят вскоре темную пелену злобы с глаз своих и обнимутся вновь, как братья. Тогда и ты ощутишь прежнюю силу, данную тебе Богом, и сможешь довести своё, святое, дело до конца".

Стоит ли говорить о том, как я мечтаю теперь об этом, счастливом, спасительном для меня и многих других людей, дне — дне  вечного,   земного  Мира! И если мой голос чего-то стоит, я с радостью отдам  его за чистое небо над всеми странами и континентами. И за долголетнее, плодотворное созидание на планете Земля и в космосе, без войн и международных ссор!

- Какое  прекрасное   пожелание,  Дима! -  воскликнул  Путилин.  Он  быстро  поднялся  из-за стола,  подошёл  к  украинскому  пареньку.  -  С  таким, благородным,  сердцем  и уникальным  талантом  вы   добьётесь    блестящих успехов  в  науке – я  уверен в этом! 

Лидер  России  крепко  пожал  Диме  руку, слегка  смутившемуся  от  тако-го  внимания  к нему  первой  персоны   из среды  сановных,  кремлёвских  вождей.
 
 -  Ведь Центурия ваша - как я давно уже  понял, - продолжил свой, бравурный,   спич Путилин, -  это    попытка прорыва  в необычный,  неизвестный ещё  людям,   будущий   мир,  полностью  построенный  на  Добре,    Справедливости  и  Законе.    И  как  важно  теперь  с этого, благородного,   пути  убрать  последний  заслон - войну,  что, конечно же,  мешает    спокойно  и уверенно  совершить всем  нам  то,  великое  дело,    о котором  веками  мечтали миллионы российских   людей.
 Будем же  вместе  решать эту  давнюю,  святую задачу!  Создадим,  друзья,    совместно с вами   экономические,  финансовые  и  географически  выверенные   условия  для  нового  взлёта    России  на новую, небывалую  прежде,   экономическую,  финансовую  и научную высоту! "Кто любит своё Отечество, тот подаёт лучший пример любви к человечеству",   сказал  как-то,  на склоне своих  лет,     великий   Суворов.  И  мы  должны  непреклонно  следовать    этому,    мудрому,  завету   нашего,  великого  предка!

-  Я  думаю,  нет  среди  нас  ни  одного  участника   этой,  исторической,  встречи,    кто  не   был бы   в душе  рад,   видя,  как   вы,  Владимир  Владимирович,  так  высоко  подняли   планку  любви  к    великой,   необъятной  России,  -  сказал,   поднявшись      вдруг  со  скамейки,   Виктор.   

Во  время  выступлений  знаменитостей  он  заметно  нервничал. Постоянно  покусывал  губы,   выходил ненадолго в  сени,  затем  возвращался,  присаживался  поодаль  от  стола,  и  сидел,   мучимый   какими-то  сложными,  внутренними,  терзаниями.  Оля,   заметив  эту странную,  внезапно  появившуюся,  экзальтированность  в поведении  друга,    то  и дело  подходила  к  нему   и  нежно  прикасалась  своей  маленькой,  тёплой, ладошкой  к  его  руке,    пытаясь,  видимо,    таким образом  успокоить  его. 

Конечно же, её  можно  было понять:   здесь,  перед  таким,   столь  высоким,   кворумом  участников, который сумела  организовать  она,  ей  совсем не  хотелось,  чтобы  произошёл   непредвиденный  выброс эмоций  её многолетним  властителем,    суть  которых, как она догадывалась,  могла  внезапно  разойтись   с  мыслями,   предложениями  и социальными взглядами   выступивших на  слёте   ранее.   

И  было заметно, как чуть  побледнело, предчувствуя беду, её лицо, когда Виктор  произнес  свою  первую,  совершенно не  свойственную  его обычной      манере говорить,   фразу.

- Но  тут,  на   этой  лирической  привязанности  предыдущего оратора  к  своей  отчизне же  к нашей,  приглянувшейся ему, команде мечтателей  и  флибустьеров,  я хотел бы,  с позволения   уважаемого  собрания,   остановиться    более   подробно, - продолжил свой, неожиданный для всех,   монолог  Виктор. -   Почему  я  решил  поступить  именно  так?   Объясню! – Виктор   не спеша  открыл  свою  любимую,  записную  книжку, которую до этого  постоянно держал в руке. -   Дело в  том,  господа, что   ни кто  иной,  как  великий    философ    и  моралист  Аристотель,    почти  за  четыре  века   до  новой эры,   тщательно  проанализировав  материальное  состояние живших     тогда на  Земле   людей,       сообщил   миру  сенсационную    весть. /Читает/: 

 "Олигархия является одним из видов "испорченного", неправильного государства". 

- Затем  он  назвал  главные причины  такого,  "испорченного",  правления. /Читает/: 

"Власть не должна вести к богатству, а богатство к власти. Олигархия же,  напротив, характеризуется полным слиянием богатства и власти, использованием власти в интересах наживы узкого круга лиц, использованием денег для доступа к репрессивным и публичным возможностям государства".  И,  в  заключение своего,   социального,      эссе    великий  мыслитель  сделал   следующий,  весьма  примечательный,  вывод ./Читает/:   

 "Деятельность  олигархов противоречит интересам государства и всего народа.   Поэтому состояние олигархии всегда исторически временно.  Государство, больное олигархизмом, как правило, прекращает свое существование либо в результате завоевания, либо в результате революции и гражданской войны". 

Не думаю,  что  у  кого-то  из  вас    возникнет  желание  не доверять древнеримскому   гению, познавшему  изнутри  порочность  правления государством  могущественными  толстосумами.  Тем более,    уличить его  в  предвзятости: на то время,  обучая  юного  Македонского  философским премудростям  и   умению   правильно,  логически  ясно    мыслить,  он был  человеком  вполне  успешным.

Но если это  так,     если     принять убийственный  постулат  Аристотеля    за  аксиому,   то  выяснится,      что  живём  мы  с  вами, господа,  не  в  каком-нибудь    образцовом,  строго  выверенном  и научно обоснованном  государстве,  а   именно  в  таком  -    "испорченном",  неправильном, наполненном до отказа всеми   прошлыми  пороками,    террариуме,  назвать который    государством  можно лишь условно.   

Почему  я  так  считаю - тоже могу  объяснить.   "Кому  на  Руси  жить  хо-рошо?",    задал  когда-то   сакраментальный  вопрос  великий  правдолюб  Николай   Некрасов.   С  тех пор прошло   почти  два  века…  и  что же?   Есть  ответ  на  этот  вопрос?   Безусловно!  Прямой  и однозначный.   На  Руси  по-прежнему,  как  и  полтора столетия  тому назад, хорошо живётся: 

а – тем, кто при  власти;

б -  тем,  кто  ворует,  то  есть уводит   несметные  богатства  страны  за бугор и создаёт  там  за  наши,   народные, деньги  свои,  всевозможные  блага.
 
 В  народе  таких  умельцев  давно окрестили  держимордами,   хотя  в  прессе,  по  телеку  и   в  других средствах  СМИ    величают   их   более щадящим,   ласково-уважительным  словом  "олигарх".   Думаю,  нет  смысла  проводить  параллель  между  этим,  современным,  обозначением  принадлежности  к  высшей касте  общества,  и  презрительным  словом  "олигопол",   придуманным   присутствующим здесь  великим гуманистом  Томасом  Мором  ещё  в   начале  шестнадцатого  века. 

И  все время, прошедшее с тех пор,  гибли в  смертельном  жерле  властей   ростки  Справедливости, Порядочности  и Добра,  которые всходили  иногда  после  кровавых  восстаний,  революций  и  бунтов  уставших  от  непосильного гнета людей.  И   что же,  в  результате,   изменилось  за эти пять  столетий?   А  ничего!

Не  изменилось  и не  изменится, потому что   все эти  пять  столетий    миром  уверенно  правили  и продолжают    править  они, финансовые воротилы, которые,  имея в  своих  руках  практически  все  богатства Земли  и абсолютную   власть,  ни-когда,  ни  при каких  обстоятельствах,  не  уступят  пальму  первенства   простому  народу, не  имеющему  ничего  -  ни   власти,  ни   денег.

 И  тут  напрашивается  естественный  вопрос: а что  мы, собственно,  пытаемся  здесь обсудить?  Или,    вернее  сказать,  осудить?  Систему,  которая благополучно  процветает  уже столько  веков?  С которой  срослись  и душой  и  телом  миллиарды  людей  планеты,  не  мыслящих   себе  никакой  другой  системы  правления, где бы  не   было  непременного присутствия    этих  холёных,   многовековых  грабителей  своего  народа? Но  самое    странное   для  меня   заключается  даже не  в  этом. 

Самое  странное   заключается  в  том,  что  все,  выступавшие  здесь,  с  увлечением  говорили  о  чем  угодно:     о  неподвластной никому,  Тёмной  энергии, которую нужно  срочно  найти, обуздать  и заменить ею исчезающие  ката-строфически  нефть и газ;  о  глупом    конфликте  двух, славянских,   стран,  который  почему-то  назвали   локальной  войной;   о    прогнившей  насквозь  морали  окружающего  нас  мира, где  безраздельно  властвует Золотой  телец!   

Но  никто  почему-то  не  осмелился…  или не  захотел,     по  тем  или  иным, неизвестным  мне,      причинам,    спросить  прибывшего  к  нам на  Совет  человека    из  Кремля:     "Если   ты    и  в  самом деле  так озаботился,  как  и  мы,   темой  создания   свободной, не-зависимой  ни от кого,   страны  в  пределах  России,   то  почему    ты,    самый  звёздный,  самый  могучий человек    на  этих, необъятных,    просторах,      срочным  образом  не  остановишь   сегодня…  сейчас   кровавую  бойню      славян, живущих на твоей стороне,    со  своими,  славянскими братьями, живущими      на  полях Украины?".
      
Ведь  бессмысленно    и даже глупо  мечтать  о  вечном    рае на  Земле,    ко-гда  рядом  с  тобой, в костре  междоусобицы,  ежедневно  гибнут  обманутые, брошенные на произвол  судьбы,    люди.  Те,  кто   вошёл в это  пекло не  по  своей,  а  по   чужой  воле. По воле человека, кому  они доверили   свою  судьбу,  надеясь  на  то,  что   он    станет  их верным  защитником  и другом,  а не  тайным, незримым    творцом    сатанинского  ада,  отнимающего    у них  ежедневно     право   жить  и  быть  счастливыми на  этой Земле?

Наступившая  пауза  показалась  всем  вечностью.  Никто не  двигался, не  пы-тался  произнести хотя  бы  одно  слово.  Все  замерли,  понимая, что    сейчас     может  что-то  произойти.  И  что  это  "что-то"  полностью  зависит   от  Путилина.  Внешне  он  выглядел  невозмутимым.   Лишь  на  спокойном лице  его появились  чуть заметные  бугорки  желвак.

-  Как  я  понял,  Виктор, вы  решили    вызвать  меня  на  дуэль? -  наконец,   спросил   он.   -    Ну, что  ж…  давайте,  попробуем!  Не  в  моей  натуре  праздновать   труса… 

                ПОЕДИНОК

Лидер  России  на  время  замолк,   видимо,  успокаивая  себя  и  собираясь  с  мыслями.
 
-  Откровенно  говоря,  Виктор,  я  не  люблю  молчунов,  - не  отрывая    напряжённого  взгляда от лица   своего   визави,   спокойно,   без эмоций,   продолжил   он.  -   Вы молчали, в основном,  в отличии от других, на  нашей  первой встрече  в  подземном  "Мираже".  Затем  не сказали  мне  ни одного  слова  на  второй наше стрече  с вами... в офисе "Бим-Боль".

 Упорно  отмалчивались  больше  часа уже здесь, где, казалось бы, вам, имеющему самое прямое отношение к происходящему здесь обсуждению судьбы будущей Центурии, и карты в руки! Вы не спешили — вы выжидали. И  только  под   самый  конец  решили пришпорить  своего, боевого,    как  вы  считаете,  коня  правды-матки.  Выходит,     вам  было  что  сказать  и  раньше.   

Однако,  надев  маску   стороннего  наблюдателя,    вы   терпеливо  ждали   момента,  когда,  можно было бы  хорошо  приложиться  и  дать  собеседнику, что  называется,    под  самый  дых.   И,  должен вам признаться -    сделано  это  было  весьма  успешно!  Поневоле,  хочешь того  или нет,     начинаешь  вдумываться  в    сказанное  вами.  Ну  что ж …  давайте,  попробуем   разобраться – соответствуют ли   фактам   ваши,   весьма  солидные,  социальные  претензии  к  существующей ныне  системе  правления  этим  самым,  "испорченным",  миром?

 Имеют ли они  право  на  жизнь   -  или  это   всего  лишь    возникший  внезапно  мираж,  видимость,   некий  лёгкий,   розовый,   флёр  художника  и  музыканта,   навеянный    весьма    странным    видением  обозначенных  здесь, глобальных,  проблем?   Рассмотрим, заявленную  вами,    проблему  номер  один  на  сегодняшний  день - войну  славян  между  собой.  И  ваш упрёк  в  мой адрес  о  том – почему  я   не  прекратил побои-ще  это    своим, единоличным,  решением? 
   
Путилин встал  из-за  стола,   прошёлся по  горнице.

-   Тем,  кто никогда  не  был  во  власти, - продолжил  он,    мягко  ступая  по  дубовым  половицам,  -  с удивительной  простотой  и  наивностью  кажется, что  там,  в  цитадели  власти, существует  некий,    таинственный,    рычажок,  который  можно  в  любой  момент      повернуть, благодаря  чему  вмиг  изменится  мир  и  люди,  живущие  в  нем…

-  Простите,   Владимир  Владимирович, но  я  говорил  не  о  том! -  прервал  Путилина  Виктор.
 
-    А  о  чем? – удивлённо    взметнул   светлые  брови   бывший  воспитанник    канувшего  в  Лету  КГБ.    -  Именно этот  упрек    оказался  на острие  вашей  тира-ды, обращённой  лично  ко  мне!
 
-  Это  был не упрёк,  а    истина,  которую  я  озвучил,  - спокойно  обосновал  свой протест  Виктор.  -  Она, эта  истина,     витала  здесь,  среди  нас,   но  её   по-стеснялись  озвучить   другие.     А  суть её  заключается  в  том,   что  вы…  именно  вы,  а ни  кто-либо   другой,  мог  бы совершить  сегодня  тот,  спасительный  для  сбившихся  с праведного  пути  людей,    шаг   примирения.   Но    по  причинам,   известным  лишь  только  вам,  вы   не  спешите  делать   того,  что, на вашем  месте, должен  был   бы сделать     каждый,    истинный   христианин. 

В  Библии  сказано: "Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного".   Вы религиозный  человек,   возносите,  судя по всему,  ежедневно  хвалу  Создателю,  благодаря за  то,  что он дал  вам  возможность  править  великой  страной. Но  идёте,    при  этом,  против  его   основного   завета -   о  святой    и  непреклонной  любви к ближнему.   

 А это  значит,  что вы  совершаете  лукавство, чего  не  должен,  не  имеет  права  совершать  правитель великой  державы.  Если   вы   чувствуете,   что   потеряли уже   эту  способность - решиться,  рискуя  собой,  своим  имиджем, на исторический  поступок,  как  это  сделал  когда-то  великий  Кутузов,  спасая  Россию  и  свой народ,  то  скажите  об  этом честно  и уйдите    с  поста,   вверенного  вам  Богом  и  людьми. Это  будет  красивый,   благородный,    исторический   подвиг  во  имя    жизни,   православия  и  Добра.   

Но если вы  всё ещё  сильны,    если  амбиции   ваши  могут    легко  быть  сметены  и  отброшены  прочь,   совершите    же  то,  чего ждёт от  вас  весь,  прогрессивный,  мир.  Вот что я  имел  в  виду, обращаясь к  вам  перед  этим.

Зелёной  мухе,  взявшейся  невесть откуда, надоело,  видимо,     летать   в одиночестве  по  древнему  двору. Каким-то,  непостижимым,  образом   ей  удалось  пробраться     в  горницу,   поближе  к  столу  с  чаепитием.   И,   нарушая  повисшую  в  воздухе  тишину, она густо  зажужжала,    то облетая    сидевших  неподвижно  людей,   то  с  размаху  врезаясь   бестолково  в    стёкла  окон.

 За   ними     ей  виделось небо,    солнце  и    обвисшие  ветки   такой  же   старой,  как  этот  столетний   дом,   берёзы, на  листьях  которой   она   частенько     сиживала,  отдыхая  от  своих, каждодневных  забот.

— Да, я услышал вас, Виктор, — сказал, по-прежнему оставаясь внешне спокойным, Путилин.  — Много правильных слов вы произнесли. Как в мой адрес, так и в адрес беспутного мира, в котором мы живём. Но, к сожалению, жизнь бытовая и такой инструмент, как политика, при помощи которой эта жизнь управляется, — это две, совершенно разные, общественные субстанции.

И редко кому удается направить такие неспокойные, своенравные, вечно враждующие, потоки в один единый, мирный поток. Вот я и пытаюсь, по возможности, это сделать. Но  попытки вырастить новое, более здоровое, более могучее древо российской жизни, приносят иногда,  к  сожалению,  совсем не те, здоровые, ожидаемые тобою, плоды.

А   порою  - и весьма горькие… и даже мало съедобные.  Почему  такое  происходит?  Постараюсь ответить,  хотя не уверен,  что  вас  устроит  мой  ответ.  Каждый правитель, если, конечно, он не случайный путник на этой  ответственной  стезе жизни, обязан думать  не только о том, что творится в мире и его, родной, стране. Он должен уметь просматривать пространство и время на много десятилетий вперёд. Но то, что он видит там, в далёком будущем, может увидеть далеко не каждый. И в этом-то вся беда!

И вот тут-то и возникает, чаще всего тот, крайне опасный водораздел, через который большинство людей не хотят заглянуть. Почему? Почему они не хотят знать —  а что же будет потом? Лет через десять, тридцать, пятьдесят… и даже все сто? Ответ, на удивление, весьма прост: жизнь наша с вами, по сравнению с вечностью, до обидного коротка. Поэтому люди- что вполне естественно- стремятся получить от прекрасного божьего дара сполна уже сегодня, сейчас, буквально сию минуту!

А постоянный, тем более, глубокий анализ ситуаций и конфликтов, без конца возникающих в их стране и в остальном мире, они считают занятием пустым и ненужным. "Зачем мозги парить и тратить драгоценное время, — говорят они се-бе в такие минуты, — если от нас всё равно ничего не зависит? Пусть занимаются этим, нудным, делом те, кому положено по чину. А мы, простые люди, будем трудиться над созданием надёжной, финансово обеспеченной, семьи и счастья в личном доме".
Так думал,  Виктор,  и я, пока не стал президентом. А президент, Виктор,  — это не та фигура и не тот человек, кому позволено произносить вслух всё, о чём он думает.

Многие, тайные мысли, возникающие в его сознании, обречены уйти вместе с ним в небытие, так и не получив права быть озвученными.  И среди них наверняка нашлась бы и та, смелая до отчаяния мысль, что я мог бы вдруг решиться однажды сам, своей волей, круто изменить ход исторического движения огромного людского потока.

То есть решился бы совершить именно то, что хотели услышать   не только вы, но и многие, так же  радикально настроенные, жители огромного, окружающего нас, человеческого социума,  и  сказал бы  однажды:   всё! Ставим точку!  Забудем всё,  что было когда-то...   и начнём всё  сначала!  Да... я  мог бы, безусловно  мог бы  пойти  на  такую  авантюру!  Но... чем бы  всё это закончилось  для  страны?

Для того, политического и  социального   курса, по которому  смело идёт  страна  сегодня?  Катастрофой... вот  чем! Мгновенной  катастрофой,  которая неминуемо переросла бы  в  гражданскую  войну,  а затем — и во всемирную!  Со всеми  теми, кто кинется  тут же, как  только   страна  ослабнет,  добиться  наконец  своей  давней,  заветной  мечты —  разбить Россию на отдельные  штаты! И не просто раз-бить— установить  навечно,  над каждым  осколком России, свой  протекторат! 
И  скажите мне,  Виктор,— имели бы  мы с вами,  после этого, возможность спокойно дискутировать на эту важную, социальную тему здесь, в чудесном   доме  Прасковьи  Ивановны? Не говоря уже о том — были бы мы с вами вообще, как и абсолютное большинство людей на Земле, сегодня живы?

Вот  такая  вам, Виктор,    правда  от  меня, как    президента   и  человека  одновременно,   – не  знаю,  удовлетворит  она  вас  или  нет, но  иной  она  быть,     увы,  не  может.   Ну, а  по  поводу  того -   какая  страна  мне  досталась  в наследство  -  вы,  надеюсь,  знаете  не хуже  меня,      хотя были тогда ещё очень  молоды.  И  вот эту  разбитую,   обнищавшую  до плинтуса,  страну  я  тяну    на своём горбу  уже  пятнадцатый  год…

— А никто этого и не отрицает, Владимир Владимирович! — вновь пере-бив    полпреда   России, легко согласился с ним Виктор.  — Как и того, что именно вы вернули России достойное место в мире, которое она, чуть было, не  потеряла  навсегда. И рейтинг ваш, заоблачный, лишь подтверждает — народ вам верит! Народ за вами идет! И сделает всё, чтобы доказать свою веру и преданность вам, своему любимцу, ставшим для них за последние годы почти богом!

Но именно здесь, в этом абсолютном доверии к вам может крыться большая беда не только для нашей, славянской, общины, но и для всего остального   мира людей. Это имен-но тот, крайне опасный как для нас, россиян, так и для всего мира, исторический миг развития земной цивилизации, когда слепая любовь к вам может убить не только доверчивых поклонников ваших,   а  так же былых заслуг, но и всю планету!

— Интересная мысль! — быстро произнёс Путилин,  привстав за столом. — И, не скрою, весьма оригинальная! Говорите… говорите же дальше:  мне, а так же... я думаю,  и всем остальным,  крайне любопытно  будет  услышать ваши суждения по данному поводу!

-  Это  будут  не  суждения, Владимир  Владимирович,  а…  откровения.    При-чём   я   не уверен,    что  они слишком порадуют  вас…

-  Может быть,  Виктор,  не  стоит  так  спешить! – вступила  вдруг  в  разговор   скромно  молчавшая  до этого    Ванга. – Ты  взволнован,  я  это  вижу.  Тебе  хочется  сказать  о  многом – и тебя, как художника  и музыканта,    тонко  чувствующего  этот, не всегда  справедливый  к  нам мир,  я  могу   понять.  Но…  может быть,   не  здесь  и  не  сейчас,   когда  чувства  просто  захлёстывают  тебя,    стоит  идти в своих  рассуждениях…  до  самой  крайности?   

У  меня  тоже многое накипело на  душе, когда  я пребывала  в  той, земной, жизни.  Но  я  никогда не  позволяла себе  пере-носить  свою обиду на  тех,  кто приходил  ко мне  с надеждой  найти  в моих словах  поддержку  и защиту  от   разных бед и напастей, постигших внезапно  их.  Так бы  следовало  поступить  сейчас  и тебе, я думаю.  Ведь    давно   известно:  истина  не любит  спешки  и  нервного, сбившегося  с ритма, пульса.  Истина любит  размеренность   речи  и  ясность  мысли  беседующих друг  с другом  людей.

-    Спасибо,   добрая   Ванга,    за   мудрое   предостережение  и заботу  обо мне.    Но, к  сожалению,  времени  для  другого  случая  у  меня  уже не  осталось -  я  полностью  исчерпал  его за эти,  три  года.  Мне скоро  исполнится  тридцать,   я вполне  взрослый  мужчина. И  я не  могу  больше   позволить  себе  верить  в  то, что никогда  не  свершится при этом правлении.   Поэтому  я  сделаю  этот  последний, так нужный  мне,   шаг.  И,  надеюсь, что если не сейчас, то несколько  позже, ты, Ванга,   сможешь понять  меня  и  оправдать  мой поступок. 

Итак… - Виктор  вновь  обратился к  Путилину,  терпеливо  и  не  без  интереса  дожидавшемуся  окончания  его,  затянувшегося,    диалога   с  Вангой, -   мои   откровения  будут  следующими.   

Откровение  первое. 

   Вы, Владимир  Владимирович, как  первый человек страны, христианин, которому люди доверили защищать свою жизнь и жизнь своих семей, должны  были  убедить всех, кого вы приручили своей долгой, уверенной властью,  что  этой  мрачной   гостьи - войны -  в их доме не будет. Никогда! Ни завтра, ни послезавтра, ни через сотню лет! Вы должны  были  дать этим людям надежду.
А для этого нужно было определиться — что положить на чашу весов: спокойствие нации на долгие годы, без боязни потерять ежедневно любимого сына, мужа, дочь, погибнуть самому? Или продолжение медленного, мучительного удушья  страны   от изоляции внешнего мира, и приобретение вами стойкого имиджа международного агрессора и убийцы тысяч, ни в чём не повинных, людей?

 Если первая цель достигается легко, без каких-либо особых усилий и финансовых затрат, исключая дружеский стол с чаепитием, то достижение второй цели, в виду  бесчеловечности происходящих сегодня  событий и откровенного отступления от основ христианской морали, абсолютно невозможно по определению. Нельзя строить своё счастье, принося несчастье другим. Нельзя убеждать миллионы людей, что Зло, пусть даже временное, лучше, чем Добро, которое непременно придёт к ним когда-то.
 Нельзя, хитро маневрируя в политических и социальных водах, непрестанно раздувать зловещее пламя взаимного истребления двух, великих, наций во имя своих, тщательно скрытых от миллионов людей, целей. Тем более, преступно убеждать  доверившихся  вам  людей России о необходимости приобретений чужих территорий ценой большой крови, когда своих территорий, хранящих в недрах столько несметных богатств, не освоено и не обжито, не засеяно рожью или пшеницей, не застроено жильем более чем в половину!

И никакие доводы ваши о целесообразности затеянной   войны  с  Украиой  не опровергнут этой сермяжной, правды. — Виктор вновь открыл записную книжку: "Самым большим моральным злом, конечно, является война", — сказал когда-то Цицерон. Вполне определённо, с истинно христианских позиций, дополнил древнего мыслителя через много столетий наш гениальный полководец Василий Суворов: "Без добродетели нет ни славы, ни чести".

 И мудро завершил эту, великую, гуманную, мысль блестящий политический стратег и создатель новой германской нации Отто фон Бисмарк: "Даже победоносная война — это зло, которое должно быть предотвращено мудростью народов".

Откровение второе — и последнее.

Вы  говорили только  что,  долго  и путано,   о безысходности ситуации  с войной,  из которой вы, как лидер великой страны,   не видите якобы выхода. Это очередное, политическое, лукавство, Владимир Владимирович. Попыткаи выйти   сухим  из воды,  чтобы остаться  в  истории  мира  чистеньким  и опрятным.  Выход есть, его знает сегодня каждый, добропорядочный, христианин. И выход этот носит короткое, журчащее, как свежий  горный  ручеёк,  имя - "Мир".

Мир, которого ждут измученные войной славяне. Мир, который решит все, неразрешимые до сих пор, проблемы и укажет людям блаженный свет в конце туннеля. Мир, который остановит самоубийство соседних, братской ещё совсем недавно, стран.   Видите ли этот выход вы? Да, безусловно, как человек умный и дальновидный, вы, конечно же, видите его. Но… вы не торопитесь сделать этот, исторический, шаг. Вы мучаете, если верить вам, себя и заставляете мучиться этой, трагической, неопределенностью миллионы людей на Земле.

 Почему произошло в вашей душе такое, трагическое раздвоение? Возможно, потому, что вначале у вас были совсем другие, более благородные и возвышенные, чувства, мысли и желания, когда вам внезапно доверен был этот высший, государственный  пост. Но, со временем, войдя постепенно в роль всевластного Посейдона, вы уже не смогли отказаться от столь щедрых соблазнов Дьявола, которые стали поступать к вам в изобилии со всех сторон.

 И вступили с ним, наконец, в тайный, преступный, долгосрочный сговор, подло обманув миллионы тех, кто искренне любил вас когда-то, и, возможно, продолжает ещё любить до сих пор. Вы  из  лидера  страны,  радеющего  за  весь народ, превратились  в алчного, ненасытного  похитителя  у  этого народа всех,  природных богатств,  направив награбленные, триллионные,  суммы в бездонные карманы  кучки  своих  прихлебателей и  старинных дружков. 

Но меня среди них уже нет. Трёх лет мне хватило сполна, чтобы понять — кто вы на самом деле? И я говорю вам прямо, в лицо:   вы — не президент народа. Вы тайный союзник и верный слуга той, зажиревшей, касты политических и финансовых шарлатанов, о которой с презрением говорили когда-то великие  просветители  мира Аристотель, Томас  Мор и Николай Некрасов.

Вы сделали ставку на эту, финансово выгодную для вас, лошадку и не собираетесь её менять, боясь, что любая другая сбросит вас однажды в кювет истории… А это значит —  вы поёте ту же песню нещадного грабежа славянского  народа, что поют, на своих тайных сборищах, они — всесильные монстры, вложившие в ваши руки когда-то скипетр могучей, верховной власти России.

И не пытайтесь предстать перед нами в образе доброго ангела — я вижу вашу, двойную, игру! Вижу ясно, отчётливо, как ни стремитесь вы скрыть её за красивыми тостами и обещанием быть всегда рядом с нами. Всё это претит мне, моему мировоззрению художника и творца. Поэтому  я говорю  вам: всё! Это конец! Сюда я больше — не ездок! Лучше уйти в глухую безвестность, чем жить вечно в беспрерывном, густом тумане вранья, нескончаемого, омерзительного словоблудия и предательства поверивших вам людей как в России, так и далеко за её пределами! I am sorry…

 Тишина в горнице, покинутой Виктором, царила недолго. Впавших в глубокий транс членов команды привёл в чувство робот Джонни. Открыв бесшумно входную дверь, он сказал вежливо:

— Программа совещания исчерпана, господа! И виртуальных, и реальных участников данной встречи прошу покинуть помещение. Вертолёт Sikorsky x2  ждёт вас на взлётной площадке!

 Первым пришёл в себя Кутузов. Тяжело вздохнув, он подошёл к висевшей на стене картине, медленно поднялся в неё по невидимым ступенькам и занял привычное место среди своих, боевых, генералов. Вслед за этим картина исчезла со стены, медленно растворившись в пространстве. Так же медленно, на глазах у всех, растворились в воздухе горницы Томас Мор, Столыпин, прекрасная Ванга. Последним истаял, постепенно уменьшаясь в размерах, лидер великой страны.

Оставшиеся в доме участники тайного слёта сидели молча, не в силах сдвинуться с места. Они смотрели на Олю. Она плакала. Впервые за последние годы друзья увидели на лице своей, непреклонной, владычицы слёзы. Они скатывались по лицу светлыми горошинками и падали ей на грудь, на руки, сложенные  ладошка к ладошке, на коленях. Но она, глядя остановившимся взглядом перед собой, не вы-тирала их. И, кажется, совсем не замечала этих, нежных защитниц, поспешивших на помощь хозяйки из глубины её, всё ещё юного, тела.

Раздались удары грома. Стало темнеть. Послышался шум застучавшего по деревянной крыше дождя. Капли его упали на стёкла окон, и всем показалось, что окна тоже плачут. Вскоре разразилась буря, ввергнув всё пространство вокруг дома Прасковьи Ивановны Храмовой в сплошную, непроглядную  тьму. Казалось, сама Природа посылала на Землю свой гневный, протестующий глас…

***               

Весь путь  из  Сибири  до  Борска  Виктор    отмалчивался,   айфон   отключил,     на  редкие  вопросы,  даже  пустяшные,  не  отвечал, на  происходящее  в  салоне вертолёта не  реагировал.  Он был  полностью  погружён в  своё,   внутреннее,  поглотившее  его  целиком,  состояние,  и  делиться  с кем-либо  по  этому  поводу    ни  с  кем   не  желал.      Сидевшая   в другом  отсеке  Оля,    попытавшаяся    было  робко  приблизиться к   любимому, но  встретившая  грубый   отпор  и нежелание  общаться,      переживала  наступившую  внезапно    трагедию  совсем  по-детски:   уединившись  в  своём  уголочке,   она  непрерывно  плакала.   Поспешивших  было к  ней    друзей  вежливо, но   весьма  решительно,  попросила   больше  её    не  тревожить, оставить  в покое    и  не беспокоиться  по поводу её,  в  край  расстроенного,    состояния.

Из  вертолёта  друзья     выходили  молча.    Через  небольшую  паузу,    с  опухшим от  слёз лицом,  медленно  покинула  серебристого красавца    Оля.    Все  сгрудились  у трапа,   ожидая выхода  Виктора.         Прошла  минута,  затем  вторая.   Наконец,  в   тёмном    провале  двери  появился  Виктор.  Задержавшись на  мгновение  и оценив  обстановку,  он  стал  медленно  спускаться  по  трапу.  Не  дойдя  до друзей  и не меняя   холодного,  бесстрастного   выражения   лица,  он,   вяло   махнув  на  прощание  рукой,    быстро  направился  к стоявшему     неподалеку    такси.  Не  спросив  цены,   назвал  адрес.  Вскоре  серебристая  птица  с   кучкой  друзей    у  трапа скрылась  из  виду. 

Через  пятнадцать   минут  жёлтобокий Ford  Transit  припарковался у  дома, хорошо знакомого  Виктору.  Здесь, на  третьем этаже,  находилась квартира,  с  балкона которой,  четыре года  назад,  его  позвала  к  себе  в гости  девушка  с  длинной,   русой,  косой.  Теперь  этой  девушки  рядом  нет.   Есть лишь  памятный,   розовый,    халатик,  мягкие, фланелевые,    тапочки   и  тонкий запах  французских духов.  Виктор  принял   массажный  душ,   наспех  перекусил  сэндвичами,   разогретыми   в  подаренной  ему Олиным  отцом  бутерброднице.   Запил    всё   стаканом   кефира  и  прилег  на  диван,  подложив  под  голову  мягкую  бархатную  подушечку,  пахнущую  любимыми  духами  Оли.   Теперь  они  его   не    волновали  и не вызывали  в теле  возбуждения,   хотя    еще  пару дней назад всё  было    совсем  по-другому.   

Жить  в   престижном,  трёхэтажном коттедже,  построенном  будущим   молодожёнам неподалеку  от  "Миража"  заботливым  предком,   Виктор  когда-то   наотрез отказался. Он  предпочёл  встречаться  со своей  возлюбленной  здесь,   в уютном   гнёздышке  любви,  где всё  напоминало  ему  о прошлом, неземном     блаженстве.   Теперь   всё   это   ушло,  стало  приятной  былью,   не  более.
 
Ну  что  ж,    в жизни  всегда    что-то  теряешь,  а  что-то  находишь.   Главное,  не  терять голову. В любой  ситуации,   даже     такой,  что  возникла  вчера, на  слёте.    Сейчас  он  обдумает всё переберёт  в  памяти   события  последних    дней,    расставит  заново  все  точки,  выберет новый,   более  приятный для  души  и  тела,    план  жизни,  и…    какое  счастье!  Не  будет больше    тесных   клеток  любви  -  этих   жутких  квадратиков,    по которым   ты  должен   осторожно  ходить  на  цыпочках, рискуя  каждый  раз  оступиться,  забрести  не  туда,   или -  еще того  хуже  -  потерять свою  голову.   

Не будет зацикленных  на  своём,  несметном,    капитале  монстров;   назойливых,    жужжащих  под   самым  ухом,  зелёных  мух;   параллельных миров  с неизвестно  откуда  взявшимися,  мезозойцами;    появляющимися  и  внезапно   исчезающими    личностями   из  древних  картин. Но  главное -  не будет  больше    ненавистного  ему,     маниакального,    стремления   во  что бы то ни стало  соорудить  то,  чего  соорудить  невозможно  по  определению!С  этим покончено!  Навсегда! Вместо этой жалкой, ничтожной,  мишуры теперь вновь  будет Солнце, лазурное  небо,  берег  моря  с ласково набегающей на твои, босые,   ноги  волной, щебет  птиц  за окном   в какой-нибудь… забытой Богом,  лесной избушке. 

 И  мысли…  мысли,   обнажённые   чувства,  образы, слетающие  вдруг,  неизвестно  откуда,  точно  с  неба,  которые  вечно    спешишь занести   на  бумагу,   чтоб  не  забыть.  И, конечно  же,   непременно   будет  возбуждающий  твоё  воображение  запах   красок  в  мастерской, манящие  своей,  девственной белизной,   холсты  на  мольберте,    возникающие…  где-то вдали  от  тебя,  едва  видимые,  но  чрезвычайно волнующие  тебя,  силуэты…   очертания  линий  будущих  композиций  и тем, по которым ты   так  соскучился…".

 От нахлынувших  чувств  и фантазий  Виктора  отвлёк резкий  сигнал  ноутбука,  извещавший  обычно  о почтовом  письме.  Виктор    поднялся,  подошёл  к  столу.  Ноутбук  оказался  открытым,  готовым  к  работе.  "Странно… я  ведь  вчера, улетая  в  Сибирь,  его  отключил,  а  сегодня  ещё   им    не  пользовался" – подумал с удивлением Виктор.   Внизу,  на панели  задач,  он  увидел  мигающий  жёлтый  конвертик,  вошёл  в  Интернет,  открыл  свой  почтовый  ящик.  Адрес  пославшего  сообщение  был  ему  неизвестен,  имени  не  было.   Виктор  кликнул   "мышкой"   иконку.      Это  было  письмо   Оли. 

                ВТОРОЕ ПИСЬМО ОЛИ

"Здравствуйте,  Виктор  Афанасьевич! Я  решила  написать  вам  письмо.  Это   уже  не  мистика,  Виктор  Афанасьевич,  это  реальность.    И  письмо  моё  тоже  будет  реальным,  простым  и  предельно  открытым.  Вчера  вы  сотворили то,   к  чему  готовились  уже  давно.  Знала ли я об этом?  Безусловно – я  ведь  умею  читать  мысли  на  расстоянии,  а  уж ваши  мысли  – так  и  подавно!  Я  вся  сжалась в комочек, когда  слушала  вашу  дуэль  с  хозяином Кремля.  И знаете  -  о  чём я думала?

Я думала  о  том,  чтобы  вы  эту дуэль не  проиграли.    Чтобы  в  ваших  суждениях  была  ясная  мысль  и  верный  взгляд  на  проблему  войны, которую вы  подняли,  и  ответственность  власти   за её  ужасные  последствия.  Ведь она, эта  война,  разрушает  не  только веру  людей   в  добро  и справедливость на   нашей, прекрасной,  Земле. Возникшая вдруг,  ниоткуда,   словно  по  знаку  невидимого,  тайного  злодея,   война  – и это самое  для  меня  ужасное  -  разрушает  так  же  веру  в нашу  прекрасную, нашу волшебную   страну  -  "Центурию".  И  теперь  я  могу  сказать вам,  Виктор Афанасьевич,    со  всей откровенностью  - я  горжусь вами!

 Вы  сумели  отстоять свой  взгляд  на  суть  близких  вам  по  жизни вещей,  вы  сумели  быть достойным  соперником  в  этой,  философской   дуэли.  Но,  одновременно  с этим,  я  поняла,  ясно  и отчётливо, как никогда  раньше,   что  это была наша  последняя  с  вами    встреча   среди  моих  друзей.  Среди  тех, кто  фанатично  верит  в  идею  "Центурии"  и будет сражаться  за неё  до конца.  Почему  я  так решила?
 
Когда-то  давно  я  написала  вам  из  Италии  об отважной испанской  девушке  Мариель.  О  том, как она  яростно   сражалась за  свою  честь,   и   как  я  помогла  ей  в этой  борьбе.   И   поступила  так  я   совсем  не  случайно:  мне  действительно  не  хватало  тогда  и не хватает    сейчас  такого  верного,  преданного  друга,  с  которым  можно  смело  идти  в  бой  за  свои  идеалы   и  не  бояться,  что  он, этот друг,   когда-нибудь  предаст  тебя. 

   Я  знаю,  что  все  мои  дневники, благодаря  моему  отцу,  были   вам  доступны. И    вы  прекрасно знаете,  чем  я  живу,  о  чём  я  мечтаю.    Но  для  того,  чтобы  свершить  задуманное,  мне  нужно  очень  много  знаний,  сил,  таланта…  и  верных  друзей.  Сейчас  у  меня  их  нет.  Я  одна.  Так  получилось,  что  единственным   близким  другом  у  меня  все эти  годы    бы-ли  вы,  Виктор  Афанасьевич.   

 Я  говорю  "были",   потому  что  после  того  предательства,  что  вы  совершили  на площади, на виду  у всех,  вы  перестали   для  меня  им  быть.    И те   дни,  что  я  провела   тогда  вдали  от  вас,  лишь  подтвердили  это,  хотя  я  очень  надеялась,  что  вы  искренне  раскаетесь  в  своём  ужасном  по-ступке,  объясните  его  и  дадите  мне  каким-либо  образом  об  этом  знать.  Тогда,  возможно,  я  простила  бы  вам   измену,   и  мы  снова  были  бы  вместе. 

 Но  вы,  Виктор  Афанасьевич,  пошли  ещё  дальше  в  неуважении  ко  мне,  к  моим  светлым, возвышенным  чувствам по  отношению  к  вам.   Вы  унизили,   вы жестоко  обманули  меня  ещё  раз!  Нет,  я  не  осуждаю  вас,  Виктор  Афанасьевич,    я  не  имею  на  это никакого   права.  Я  по-прежнему  вас  люблю,   и  буду  любить,  вероятно,  всю  свою  жизнь,  поскольку  именно  вам  я  отдала  свои  самые  светлые, самые  искренние   и  незабываемые  чувства первой  любви.  Но  сейчас  эта  любовь  к  вам  стала  уже  другой.  В  ней  нет  той чудесной  романтики   и  чистоты,  когда  мы  без  слов  понимали  друг  друга,  когда  минуты  и  даже  секунды   ожидания  вас    казались  мне  вечностью. 

Что-то  перегорело  внутри,  что-то  навсегда  изменилось  во  мне.   Прочитав  мои  дневники,    вы,  Виктор  Афанасьевич,   уже  знаете - насколько  серьёзно  я   отношусь  к  тому,  что когда-то  давно,  ещё  в  детстве,  задумала,  к  чему  неустанно стремлюсь,   что  является  для  меня  не  просто  красивой  фантазией  и   безумной, невероятной  мечтой,   а  смыслом  всей  моей  жизни.

  Встречаясь  с  вами,  я пыталась  иногда  рассказать  вам  о  своей  Центурии,   своих  мечтах,  желании  что-то  изменить  в  этом  мире.  Но  вы,  как  правило,  отшучивались,  смеялись  или  же  затевали  со  мной,  как  маленькой,  какие-то  несерьёзные  игры.  То  есть  всем  своим  видом  показывали, что  я  говорю  вам  откровенную   ерунду,  сочиняю  глупые  небылицы, которые  вам  абсолютно  неинтересны.   

Видя  такое  странное  отношение  ко  мне,  я  долго  не  решилась  открыть  себя  перед  вами  полностью,  не  посвящала  вас  в  свои  грандиозные  планы,  не  рассказывала  о  данной  мне  от  природы  способности  жить  в  этом  мире  не  так,  как  живут  обычные  люди.   Я  боялась,  что  это  насторожит  вас,  напугает,  даст  основание  подозревать  меня  в неадекватности,  странности  поведения,  может  быть,  даже  в  колдовстве,   и,  в  конечном  счёте,  оттолкнёт  вас  от  меня.

 Таким  образом,  вы  любили  долгое   время  совсем  другую  Олю -  ту,  которую    знали,  в  основном,  лишь по  внешним,  признакам: весёлую,  беззаботную, фигуристую  девушку  с  косой,  без  ума  влюблённую  в  вас.     И  уже  первое  отступление  от  этого  стереотипа  -  моё  бегство  из  Борска -  показало,  что  вы,  как я  и  подозревала,   не  готовы  были  воспринимать  меня  такой,  какой   вы  узнали  меня уже позднее:  по  рассказам  Анатолия /я знаю  их  все  наизусть/  и моим  дневникам.   

 И  этот  новый,  открывшийся  вам  мир,   не  стал, к  сожалению,   вашим,  мои  грандиозные  планы  по  переустройству  окружающего  нас, несправедливого мира  не  зажгли  ваше  воображение.  И  самое  печальное - не  усилили  вашу  любовь  ко  мне,  а,  скорее,  навели  на  размышления:   а  стоит  ли  серьёзно  относиться  к  этому  яркому, но короткому,   роману,  если   наши  духовные  устремления  никогда  и  ни в  чём  не  пересекутся? 

Возможно,  я  преувеличиваю  в  чём-то,  делая  такие  выводы,  но  моя  духовная  половинка,  которая  была  всё  это  время  рядом  с  вами,  не  могла  обмануть  меня.   Да  и  вы  сами,  я  думаю,  не  будете  отрицать  того,   что   ваше  сознание  было  в  большей  степени  занято  не  стремлением  как  можно  скорей  найти  меня,  а  поиском  ответа  на  мучающий  вас по-стоянно  вопрос - а  что  же  будет  потом?   

Стоит  ли  мне  перестраивать  и  перекраивать  свои    жизненные  планы  и  мечты?  Что  даст  мне  союз  с  Олей?    При-несёт  ли    он  мне    в  будущем  большое   счастье  или,  наоборот,  погубит  меня и мои таланты?   Вот  почему  вы  были  в  таком  смятении   после   откровенного   разговора  с  Галей.  Да, Виктор Афанасьевич,    моя вторая — духовная — половинка находилась  тогда   рядом с вами. Но что испытывала  я при этом, я вам   давно  уже когда-то  объяснила. Поэтому  не хочу  скрывать от вас и того,   что происходит со мной    сейчас.

Я хочу быть до конца честной  перед  вами, потому что я… люблю вас и буду любить всегда таким, каким вы есть. Но, любя вас душой и телом, сердцем и умом своим я стремлюсь уже к другому человеку. Новое, удивительное чувство наполняет меня, и я уже ничего не смогу с этим поделать. Это чувство говорит мне: ты, Оля, должна быть сейчас с тем, кто поверил в тебя с первого мгновения.   Кто посвятил тебе, по сути, свою молодость, кто спас вначале твоего отца, потом твоего любимого, а теперь вот и тебе помог вернуться в свою семью.

Да, Виктор Афанасьевич, это он — Анатолий, ваш друг. И не думайте, ради бога, что он предал вас — он на это не способен. Он даже не подозревает о том, что я думаю сейчас о нём и какие чувства к нему испытываю. Это надёжный, искренний человек, на которого можно опереться и который никогда не подведёт тех, кто с ним рядом. Вы, к сожалению, другой человек: вы заняты исключительно самим собой, мечты и стремления других людей вас не интересуют.

Ну, что ж… это ваше право: распорядиться своей жизнью и своей судьбой так, как вы считаете нужным. А я… я, Виктор Афанасьевич, пойду дальше тем же, единственным для меня, путём — путём   моей Центурии. Но уже не с вами. Прощайте, Виктор Афанасьевич! Желаю вам счастья! "

                К А Т А С Т Р О Ф А

Виктор  плохо  помнил,  как  он  оказался  здесь,  за  городом,  на  краю  кру-того  обрыва.  Он  и  раньше  приходил    иногда  на  это,  отдалённое  от жизненной  суеты,  укромное  место,  чтобы,  разбежавшись   и  раскинув  руки  "ласточкой",  кинуться  вниз,  в  прохладные  воды  реки.   Ему  нравилось  ощущать  своё  тело  в  полёте,  когда  замирает  сердце  и  стремительно  приближается  зеркальная  гладь,  в  которую  ты  сейчас,  сгруппировавшись  и  сложив  вытянутые над  головой  руки,  войдешь.   Но  почему  он  здесь  оказался  именно  сейчас,  когда  на  станции  уже  зажглись  вечерние  огни,  он  понять  не  мог.   

Пустота,  наступившая  внезапно,  предательски  выбила  его  из  привычного  ритма  жизни.  Прочитав  письмо   Оли,  он  уже  не  ощущал  себя  прежним,    уверенным  в  себе  Виктором,   которому  всё  покорялось  легко  и  быстро:  учёба,  женщины,  слава  художника.   Он  всегда   знал,  что  нравится   многим.  Таким  он  родился - удачливым, красивым,  талантливым.  Ещё  в  детстве,  при  первом  же  удобном  случае,   мать  спешила  сообщить  гостям,  что  сынок  у  неё  -  особенный!  Он - талант!  Всё,  за  что  ни  возьмётся,    он  делает  легко  и  быстро,  словно  играючи,  без  видимых  усилий.

Она  выделяла  его  и  среди  трёх сестёр,  потакая  во  всём,  помогая
 ему  в  учёбе, следя  за поведением,  похваливая  с гордостью за  любую,  проявленную   им,  инициативу.   И  это состояние -  быть  постоянным  объектом  всеобщего  внимания - стало  для  него  привычным,  иным   он  себя    и  не  представлял. 
 
И  вдруг…  впервые  в  жизни,  у  него  уходит  почва  из-под  ног.   И  этой, уходящей  под  ним  почвой,  как  оказалось,  была  именно  она,  эта    странная,  маленькая,  фантазёрка,   что    упорно  звала  его  за  собой  в  придуманную  когда-то  в  детстве  страну.  Её  нежные  руки,  изящная  фигурка,  милый  щебет  о  сумасшедшей  любви,  страстное  дыхание,  постоянные мольбы  продлить  сладострастие в эти  волшебные, незабываемые  ночи  любви — всё… всё  это  ещё  жило    в  нём  и, казалось,  будет  жить  вечно,    но... теперь его,  этого  состоя-ния,  уже  не было!

Оно  ушло…  ушло  навсегда!   И  он  почувствовал  себя   рыбой,  внезапно  выброшенной  из  широких,  привычных  вод  реки  на  берег…  Ему  не хватало  воздуха,    он  стал  задыхаться…   судорога  резкими,  болезненными толчками  стала  сдавливать  ему  грудь.   "Нужно  успеть это  сделать!" - стал  торопить  он  себя -  Смешно  будет,   если  всё  случится  здесь,  на  обрыве.  Да  и  Толику  лишних  забот  прибавится…  Толик  -   мой  друг,  чистейшей  души  человек,  я  не  должен приносить  ему  неприятности! 

Хотя…    вот  эта…  внезапная  интрига?   Итересно,  догадывается  ли  он -  какой  сюрприз  готовит  ему  непредсказуемая  Оля,  переводя  стрелки  своей,   неземной,  любви  с  меня  на  него?  Или  он…  дав-но,  втайне  от  меня,    уже  участвует  в  этой  игре,  потому  что  был…  влюблен  в  Олю?  А  я…    я,  дурак,  за  всей  этой  мишурой  последних  лет  жизни,    ничего  не  замечал,  принимая   его  заботу  обо  мне  за  чистую  монету?   Неужели  и эта  моя,  последняя,   светлая   вера    в  настоящую,   верную   мужскую  дружбу  тоже   будет  разбита  вдребезги,  прежде  чем   уйдет  вместе  со  мной в  небытие?  Не  хочется  в  это  верить…  ".

Виктор  подошел  к  краю  обрыва,  взглянул  вниз.  Холодно  и  бесстрастно   поблескивала  вода.  Плескались  о  прибрежные  камни волны.  "Оля  любила  ны-рять,  представляя  себя  русалкой,  -  усмехнулся  он,  вспомнив  давнюю  встречу   с ней  на  пляже. - Танцы  придумывала,    мечтала  -  какая  она  там…  эта   подводная  жизнь?  Теперь  вот…  вместо неё,  я  уже  буду   исследовать  водоросли…  и  с  рыбками  знакомиться,  -  по  привычке  не  удержался  Виктор   от  самоиронии. 

-   Интересно,  что  скажет  она,  узнав  о  моей   смерти?  Будет  ли  плакать,  рыдать,  винить  себя  в  случившемся  со  мной?   Или,  наоборот,  останется  равнодушной,  вспомнив  про  мою…  давнюю  измену?  А,   впрочем,  это  уже  не  важно.  И  анфас,  и  в  профиль -  как  ни  повернись,  выгляжу  я  ужасно - права  была  здесь  Галина.   Карикатура  какая-то,  а  не  полноценный,  состоявшийся  образ   молодого  муж-чины,  претендующего   на  почётное  место  под  солнцем. Ничего  не  завершил,  ничего  не довёл до конца…

 А  Лермонтов  к  этому  времени  уже  написал  "Герой  нашего  времени",   "Мцыри"…  и  все  остальные шедевры,  прочно  заняв  место  на  мировом  Олимпе  знаменитостей.     У  меня  же   всё  не  своё,  всё  чужое:  подаренная  квартира,   безразличная  для  души  работа,  наброски живописных  картин,   вместо серьёзных полотен…  права была  когда-то   Оля,  упрекая  меня в несерьёзном отношении к  своему  таланту.  Стихи  явно  подражательные…  проза  -  тоже -  и  намёка  нет  на  самобытность. 

 И  даже  любовь…  а  ведь  это  она  и  была -  та  самая…  единственная!  теперь  я  это  уже  понимаю,  -  даже  любовь  получилась  у  меня…  какая-то…   тайная, краденая.     "Что  было  любимо - всё  мимо,  мимо… "  И   ещё  вот  эта…   дурацкая  привычка:   бесконечно  цитировать чьи-то  чужие  строчки - тоже  явный  признак  серости.   

Так  гении не  делают,  они  живут  своим  умом.  Да  и  характер…  тряпка,  размазня,  а  не  мужик: вечные  сомнения,  вечная  неуверенность  в принятии своих  решений. Видимо,  прав  был  Олин  отец:  "Вы  ноющий…  рефлексирующий  романтик". Да…  безусловно  он был  прав   тогда…  этот, всевидящий и всезнающий  властитель гигантских сокровищ! 

Как  был, вероятно, прав  и  кремлёвский   властитель  на  слёте:   "Ваши,   весьма  солидные,  социальные  претензии  к  существующей ныне  системе  правления  миром…  имеют ли они  право  на  жизнь?  Или это   всего  лишь…    возникший  внезапно,   мираж,  видимость,   некий  лёгкий…   розовый   флёр  художника  и  музыканта?".

Ну  что ж,  мой  друг:   если  весь мир    против  тебя – значит,    прав  не ты,  а  этот… пусть даже  испорченный до безобразия,   мир!  Ты должен был  знать:    восстав против  такого  могучего,  социального   идола,  как власть,    ты заранее обрёк себя на  поражение!   Так же,   как обрёк себя на верную  смерть  когда-то,  смелый до безрассудства,  Томас  Мор!  Тот самый, духовный  наставник  Оли,  посмевший предать всемирному  осмеянию нездоровую  страсть английского   короля  к  единоличному  правлению северной   владычицей  морей!  А это  значит  - выхода  нет,  мой друг!  Всё,    пора  тушить  свечи! Кончен,  манящий   своими   ярким блеском,  бал жизни!  Она  явно  не  удалась,  прошла  мимо  тебя,   потеряла  свой  романтический,  обещающий  вечную  удачу  и   счастье,  ореол..."

Виктор  отошёл  от  края,  разделся  до  плавок.   Достал  из кармана  теннис-ки  карандаш,  чётко,  разборчиво  написал:  "В  моей  смерти  прошу  никого  не  винить".    Подумал  мгновение,  и  на  обратной  стороне  листочка  быстро,   не-сколькими  штрихами,  набросал  портретик  Оли.  Это  была  точная  копия  того,  стоявшего на  кухонной  полочке.  Аккуратно  вырвал  листочек, вложил его  в карман  тенниски.   Тенниску  положил  на  сложенные  вчетверо  джинсы.  Рядом  по-ставил  свои  изящные,  летние, итальянские   туфли,  смахнув  с  них  рукой  придорожную  пыль. 

"Ну  вот… теперь,  кажется,  сделал  всё  правильно.  Никому  ника-ких  забот:  ни  Толику,  ни  Оле.  Пусть  простят  меня  родные,  знакомые,  Олин  отец.   Пусть  простит  меня  Бог…".

Виктор  прикинул -  сколько  метров  у  него  для  разбега. Посчитав,  что  этого  недостаточно,  сделал  несколько  шагов  вглубь,  подальше   от  зловещего  провала.  Постоял,  совсем  как  когда-то,  в   детстве,   не  решаясь  совершить  задуманное. Но,  как  и  тогда,  всё  же  взял  себя  в  руки,   разбежался,  и,  резко   оттолкнувшись   правой  ногой,   бросился  вниз. 
 
Как  ни  странно,  но  Виктор  ощутил  радость  полёта.  Ему  показалось,  что  он  летит  вечность,  хотя  это  продолжалось  лишь  мгновение.  Вначале  он  широко  раскинул  руки  и  парил,  словно  птица,  ощущая  всем  телом  упругое  сопротивление  прохладного  вечернего  воздуха.  Затем,  видя  стремительно  приближающуюся  гладь   реки,   сложил  над   головой  руки  и  легко,  без  брызг,  вошёл  в   воду.   "Красивый  прыжок…   не  разучился!" - похвалил  он  себя  совсем  некстати.  И  уже  собрался  было  вынырнуть   и  схватить  ртом  воздух,  но  вдруг  вспомнил -  зачем  он  здесь  и  почему  он  совершил  этот  прыжок?   

На  какое-то  мгновение  он  прекратил  погружение.  Воздуху в  легких   не  хватало,  хотелось  выбраться  туда,  где  люди,  сверкающее  вечерними  звёздами  небо,  шумная,  наполненная  волнениями  и  заботами,   жизнь.  Но…  собрав  всю  свою  волю,  он  резко  перевернулся  головой  вниз,  и  сильными  толчками  рук  и ног  стал  опускать  своё  тело  в  равнодушную,  холодную    глубь.    Удушье  давило  его,  но  он  продолжал  и  продолжал  уверен-но  преодолевать  плотные  водные   массы.

"Молодец! - вновь  похвалил  он  себя. -  Теперь  уже  не  выберусь.  Никогда!  Я  просто  не  успею  это  сделать!  "Тише!..  О  жизни  покончен  вопрос…" - вспыхнула  вдруг  в  сознании  знакомая  строчка  стихов.  - Кто  это  написал?   Когда?  Какой  поэт?  Кажется,  Ни-китин…  Ах,  не  всё  ли  уже  равно…"   Не в  силах  больше  сдерживать  себя,  уже  теряя  сознание,   он  стал  с  жадностью  заглатывать  воду.   Перед  глазами,  словно  кадры  ретроспекции,     замелькали  лица  родителей,  сестёр,  давних   друзей  юно-сти.  Они  тянули  к  нему  руки,  улыбались,  говорили  ему  какие-то  слова…  но  он  не  понимал  их,  слыша  лишь  отдельные,  бессвязные   звуки. 

"Я  уже утонул…    меня  больше  нет! Почему  я  всё  это  слышу?  И  что  вообще  они  здесь,  на  дне  реки,  делают?   Они  не  должны  здесь  быть!  Никто!   Здесь  же  вода,  водоросли,  рыбы…  и  я,  Виктор  Савранский.   Как  же  они  здесь  оказались?"  И  вдруг  он  увидел  -  ясно,  отчётливо -  стоящих  рядом  с  ним...  Галю  и  Олю.  Они  были  в  белых  платьях,  смотрели  на  него,  тихонько  переговаривались  между  собой…  и  смеялись! 

"Боже  мой!  Какой  ужас…   они  тоже  здесь!   Откуда они здесь  взялись?   И  почему  они  себя…  так  странно   ведут?  Они  не  плачут,  не  бегут  ко  мне,  чтобы  помочь…   они  смеются?  Как  же  они  могут…    так  ужасно   себя вести?  Ведь  это  же  я…  я  -   их    любимый  Виктор!   Мужчина,    от  которого  они  были…  всегда   без  ума!   Они  же    мечтали   обо  мне… бредили    по  ночам,  не  мыслили без  меня  своей  жизни!    Почему  же   они…  ничего  не  делают,  чтобы  спасти  меня?"

Увиденная    сцена  потрясла  Виктора.  Оказывается,   те,  кто  стал  причиной  его   душевной  катастрофы,  совсем  не  мучаются,  не  страдают, видя  его  бесславный  конец!   Значит,  и  здесь,  как  и  в  случае  с  Мещеряковым,   его  ждал   обман? И здесь,  вместо  клятв  и  заверений  в  вечной  любви, предательство?  "Нет!  Нет!!  Нет!!!  Этого  не  будет!! Никогда!!!  Я  не  дам  им  такой  возможности  - насладиться  моей  минутной    слабостью,  моим  падением!  Я  докажу  им…  непременно  докажу,   что  я  смогу  ещё  в  этой  жизни  достичь  многого…   очень  многого!!   Я   ещё   поднимусь… да, да… я…  ещё… поднимусь!!!" 

  И  с  невероятной,  звериной  яростью  Виктор  стал  расталкивать    
холодные,   обступившие  его  со  всех  сторон,  водные  массы.  В  нём  вдруг  проснулось  страстное  желание  немедленно  выбраться  отсюда,  из  этой  смертельной,  удушливой  западни,  куда  загнала  его  жизнь.  Ему  неистово   захотелось   вырвать  себя  из лап  смерти,  спасти    своё  тело,  ум…  свой  большой  талант  художника  и  музыканта,  свою    молодую  жизнь,   которая  может так  бессмысленно,  глупо  по-гибнуть  в  этих  жутких,  равнодушных   водах.    "Вот  сейчас…   сейчас  я  сделаю это!   Я   непременно  совершу  вновь  то,  что  совершил  ещё  совсем  недавно… там… на  дне  ужасного  колодца,   куда  был   безжалостно  сброшен когда-то  бывшим зеком  и его дружками.  Ещё  пару  гребков!   

Ещё!!  Ещё!!!  Вот…  всё!  Кажется,  я  спасён…  я  уже  у  самой   поверхности!  А  там   воздух,  небо…  и  продолжение…  такой  удивительной,  такой  прекрасной,  наполненной  ароматом  любви  и  волшебными  мечтами,   земной  жизни!   Ах,  нет… нет…  это  обман… я   слишком  глубоко  ушёл  вниз.     Сознание  покидает  меня…   силы  тоже…  Я    вижу   огни…  они   зовут… они  манят   меня  к  себе…   Прощай,  жизнь!  Прощайте, надежды,  мои светлые,   дивные,  планы…  Не  смог я  дойти   до  вас…  не  сумел…  Знать,  не  суди-лось…  Вот  если  б  они…  эти  девушки,  хотя  бы  чуть-чуть…  помогли  мне,   под-толкнули  меня  сейчас   туда…  наверх…  Тогда  ещё…  возможно…   я  смог  бы,  я  сумел…"   

Но две  девушки  в  белом по-прежнему стояли в сторонке, не  двигаясь.  Они  с  любопытством  смотрели  на  агонизирующее,  уходящее  на  дно  реки,   знакомое  тело,  о  чём-то  тихонько  переговаривались  между  собой…    и  смеялись.   

                АНДЕРДОГ

Следователь  был  неузнаваем.  Таким  его  Виктор  видел  впервые. Его  трясло,  словно  в  лихорадке.   Он  метался  по   офису,  расшвыривая  ногами  попавшие на  пути  предметы. 

-  Ты  что  натворил…  идиот,   засранец!  -  с  яростью    накинулся  он  на  Виктора,  едва  тот   переступил  порог  офиса.   -  Зачем  ты  поднял всю  эту  бучу?

-   Не  ори,   следак! -  резко  осадил  Анатолия  Виктор,  впервые  назвав  лучшего друга  обидным, жаргонным  словом. -  И не  пытайся  меня  лечить! Я  сделал  то,  что давно   уже  должен  был  сделать!   
 
-  Да   ты   же, недоумок,  подставил  всех – понимаешь  ты это  или нет?  - приблизившись  к  Виктору   и с трудом  сдерживая  кипевшую в нём   ярость,   про-говорил  следак.  -    Всех!  Всю    команду!    Никого не пожалел – ни молодых,  ни  старых!   И  что  теперь будет  с  нашим, любимым  делом, - ты подумал? Ведь  ради  него, этого  дела,   мы  все,   столько лет уже,  трудимся, забыв обо всём остальном!   -  Анатолий отошёл от Виктора,  схватился  за  головую -  Дуррак…   бо-оже,  какой  же  я был  дурак…  связался  с  таким  размазней!

-  Послушай…  Авиценна  в  погонах!  -  сжав  кулаки,   приблизился к  следова-телю  Виктор.  -  Ещё  раз  посмеешь вякнуть  хамское  слово,   и я  набью  тебе  морду!

- Да?! -  У  следователя, не  ожидавшего  такой прыти  от  художника,   округ-лились глаза. -  Ну,  что ж!    Бей!  Бей!!   Давай…  покажи,  на  что  ты ещё способен? Одной  пакости  тебе  мало -  добавь   к ней     и   мордобой  с  лучшим  другом?  Но  только знай,  герой  мой   отважный,   что  мы    уже оба  с тобой - покойники!  Оба!  Со  вчерашнего  дня!  Фифа  твоя  ненаглядная…  тю-тю,   вновь стартонула! Растворилась  в  пространстве,  будто и не было её    никогда…

-  А  ты  и поверил?    Ха-ха-ха…  - рассмеялся в лицо  следака  Виктор. -   Пинкертон долбанный!  Нас  положили  бы  с тобой  у  вертолета,  если     бы  это  была  правда.   От своей  мечты  не убежишь, дружок!  Тем более  такой  мечты,   как у  неё!   Она, эта   сумасшедшая  мечта,    найдет  тебя  в любой  стране,  в  любой  пещере…  будет преследовать тебя  повсюду и   сверлить  твой  мозг: "Воплоти  меня! Зачем ты меня  придумал?  Я  хочу  стать  реальностью!".

   Мечта… не только эта – любая  мечта – это  наша  небесная  карма,  наша  судьба…   счастливая  или  не  очень!   Так  что  не   вибрируй,  герой,   -  предок  тебя  не  тронет.  Такие   верные    служаки, как ты,   ему  нужны.  А  что касается  меня  -  не печалься,   я  готов   к любому  исходу.  Всё!    Закончим  мутную  тему!   Устал  я… - Виктор без  сил   опустился  на  край  капитанского   мостика,  смахнул  с лица  платочком  выступившие  капли  пота.
 
-   Устал  он… господи! -  Следователь картинно взмахнул руками, покачал го-ловой.  -  Измучился,  бедняжка,  от голода  и  болезней….   Да  тебе же  подфартило в  жизни, как никому! - резко  сменив тон,  следак  вновь пошёл в наступление. - Золотая  акция   в  триллион    однажды  нашлась…  на  аллее  бурсы!   И  кто тебе ровня  сейчас? Да никто!  Все задумки  -  твои,   все   причуды  – в  мгновение  ока!    Так  используй  же  свой шанс,   счастливчик,   возьми  себя в  руки!  Организуйся, продумай план!   А не  скули, как оборвыш   какой,  покинутый  всеми:   "Уста-ал…  жить  не хочу…  не  трогайте  меня… " – сымитировал он  Виктора.

— Да, именно так —  не трогайте! Устал… и уже давно! От тебя, пинкертона с мозгами философа, устал! От монстра её, помешанного на бабле, устал! От любви этой дикой, наивной Психеи… и мечты её глупой… о вечном рае; от нравоучений  кремлёвского  правителя, следящего  за каждым  шагом  твоим —  от всего устал! Так что, считай: сон мой, недавний, был в руку…

— Ну уж нет, дружок… извини! Такой набор рафинированного психопата меня совсем не греет! — взорвался следак. — Это  не мой набор! Я по натуре — пират! Моя стихия — море! И — да здравствует буря! Чем выше смертельный вал — тем больше адреналина в крови!

Следователь решительно направился к выходу из шхуны, широко распахнул   массивную  двери.

 И если ты решил сдохнуть, как собака… где-то там, на помойке истории, забытый всеми, то я хочу ещё пожить! Красиво пожить! Достойно! Я хочу взять свою высоту! Откуда виден весь мир! Он будет там, подо мной! И  я возьму её, эту высоту, можешь не сомневаться!

- А я и не сомневаюсь, — с усмешкой согласился с бывшим другом Виктор. — И буду рад, если мой, вчерашний, бунт был, всего лишь, бунтом заблудившегося в лесу жизни андердога. Только не забудь заглянуть сначала в мой ноутбук… и про-честь там письмецо своей возлюбленной. Желаю вам того, к чему вы так упорно стремились все эти годы… за моей спиной.

В этот момент, через широко  распахнутую  дверь, в офис "Бим-Боль" влетел белый голубь. Он стремительно метнулся в одну сторону шхуны, в  другую, затем поднялся  вверх, лавируя между реями и протянутыми повсюду канатами. И, зависнув  на мгновение над капитанским мостиком, камнем ринулся затем вниз, оказавшись, таким образом, между двумя, бывшими ещё совсем недавно, самыми близкими людьми  и ставшими вдруг смертельными, готовыми броситься друг на друга с оружием в руках, врагами.

"Ну вот…  и вновь ты  явился  ко  мне!  -  подумал  Виктор  с  облегчением, по-гладив рукой  белокрылого посланца  небес, примостившегося уже на его  плече. – Причем  явился…  как  никогда,    вовремя! – добавил он  с усмешкой,    пряча в кар-ман   небольшой китайский  кольт,  выхваченный  в  ответ  на   такой  же,  внезап-ный,    жест  бывшего   друга. – Быть может,  на этот раз   ты  скажешь  мне, наконец,    дружок,  -  что  привело  тебя    тогда…  три  года  назад…  на площадь Борска?  - уже взяв  птицу   в  руки   и   направляясь к выходу  из  шхуны,   продолжил свой,  внутренний,  монолог  Виктор.
 
– Я с удовольствием послушаю  тебя… но только не здесь… среди  этого… пробитого   пулями  и  снарядами,  пиратского  старья,  а там… в том  прекрасном,  светлом,  покинутом мною… так  легкомысленно,   мире!  Где должен был быть  я все  эти  три… безнадёжно потерянных,   года!  Потерянных  навсегда,  безвозвратно…  Я    с радостью  вернусь  туда,  где ждут   меня… давно  забытые  звуки  музыки,  стихи…  поэмы,        задуманные…   и  не созданные  ещё  картины...   

Ну  и… конечно же…  где ждёт меня… словно  преданная  Сольвейг,    она… беззаветно  любящая меня,   Галя!  Мой Галчонок,  моя  судьба…  моё  светлое,  дарованное   Богом,  спасение!  Пойдём… пойдём, белокрылый  дружок…  подальше  от этих  алчных… бесцеремонных   перекройщиков   мира,    пока  не   оказались с тобой  мы  в  стране,   где не    пожелаешь жить вскоре  не только  другу,  но даже  злейшему   врагу.  Пойдем… ".

Анатолий долго стоял возле распахнутой настежь двери офиса. Он смотрел вслед медленно удалявшемуся от него Виктору и ощущал перед собой… пустоту. Ужасную, возникшую вдруг, пустоту! И ему стало страшно…    Мгновенно стал без-различным ему любимый, пиратский офис "Бим-Боль". Исчезло куда-то… разбежалось, ушло от него неизвестно куда все то, что жило в нём столько лет, о чём так долго и сладко мечталось. Даже  то главное,незыблемое, что находилось  где-то   в самых  глубинах  его  души, что было  способно   заявить о себе -гордо, возвышенно...  ещё совсем недавно, ещё буквально мгновение назад,  тоже вдруг предательски   пропало  куда-то,  словно и не было его  там  никогда! 

 И осталась   в  нём  лишь одна  - чёткая, ясная, агрессивно ведущая себя, мысль. Вытеснив все остальные, она, эта… чёрной змеёй проникшая в него, наглая протестантка, всё настойчивей, всё сильней била теперь ему в виски, саднила натянутые до предела нервы, подтачивала его могучую, несгибаемую уверенность во всем, что бы он ни делал в этом мире до сих пор. И, самое ужасное, - она словно вынула из него… его волю! Выпестованную им, доведённую до абсолюта, волю всезнающего, уверенного в себе, твёрдо стоящего на земле, человека!

Войдя в него без спроса, без разрешения, она… эта бесцеремонная тварь, подавив всё остальное, грубо… злорадно бубнила ему без конца, гнусавя и возвращаясь вновь и вновь, лишь об одном: "А ведь он... твой милый дружок… хи-хи.. так и не смог… забыть себя, так и не смог! Он  устоял,  он   не сдался!  Он  не предал себя,    свой  идеал  и заветы  Создателя! И как же   вы теперь… архитекторы хреновы, будете  строить  свой  новый…   сказочный  Вавилон,  хи-хи… без этой мятежной,  духовной... так нужной всем  вам, половинки?    А...  как?..   Как?!..".

Скрывшись  за поворотом,  Виктор  не  мог  слышать  звука  негромкого выстрела,  раздавшегося возле  открытой двери только что  покинутого   им    офиса - шхуны  "Бим-Боль"...
               
                Э П И Л О Г
             
  Роман "Путь к Центурии  /Забыть  себя?/ был написан  мною семь лет тому назад.  Не знаю,  насколько  я  буду  прав, но всё чаще я прихожу  к мысли,  что  стремление моих  героев —  создать  фантастический,  сказочный  анклав Центурия  на территории  России  — могло оказаться именно той чудесной, спасительной  идеей, которая крайне нужна сегодня  измученному миру  людей! Идея эта, воплощённая в жизнь,  вполне смогла бы предотвратить  ситуацию жестокого  противостояния двух  многовековых, двух, диаметрально противоположных, взглядов на жизнь. Достигшего  сегодня  своего наивысшего напряжения, грозящего в любой  момент привести к немыслимым, по  масштабам, разрушениям на Земле,  после  чего  вопрос — кто прав был  в этом  споре,  а кто нет,   задавать уже будет некому.

   Что же касается выстрела, которого не мог  уже слышать  Виктор, скрывшийся за поворотом,  то  это  был, скорее всего,  выстрел крайней досады  молодого, амбициозного наставник, которого покинул   после глупой, скоротечной  ссоры,  его  недавний,  самый  близкий, друг.  Но этот выстрел  никому  не нанес вреда, никого не потревожил,  не  повредил двери   или  фасад  офиса  Бим-Боль. Он просто   ушёл  в бесконечность,  отделив на долгие годы  настоящее, сиюминутное,  от того внезапного, потрясшее весь мир  события,  что произошло ранним утром  24 февраля 2022 года  на границе двух, некогда вполне  миролюбивых,  славянских стран. Надеюсь, что последующие события в эти окаянные, смертельно опасные для мира дни,  мне удастся воплотить,  со временем, на страницах ещё одной,  шестой книги романа.  Но пока это лишь не более, чем желание автора. А каким будет реальный план претворения замысла в жизнь и будет ли он вообще реализован когда-либо, - покаже время...               
 
Валерий Марро
2015-2023, ноябрь

Безрук /Марро/ Валерий Романович –
драматург,  поэт,  композитор, номинант
 национальной  литературной премии
 "Писатель  года ", награжден Президиумом СПР
медалями  "Иван Бунин - 150 лет", 
"Фёдор  Достоевский - 200 лет", "Марина  Цветаева -130 лет".
Моб: +38067 9006390
/Viber, WhatsApp/
Сайт: lekin.jimdo.com
E-m: marro.valery@ya.ru