В то утро я проснулся сиротой...

Мне было десять с небольшим, когда случилось несчастье. В городе произошло жуткое убийство. По словам полиции, это сделал маньяк, который садистки выколол жертве глаза, но бабушки думали иначе: «На свет наш тьма опустилась», - твердили они, рассказывая, что видели следы не то человека, не то зверя на лесных тропках. Родители придерживались полицейским суждениям, а я, будучи впечатлительным ребенком, тайно верил старожилам.

Когда мне исполнилось одиннадцать, в городе ввели карантин: не бродить дотемна на улицах. Находились противники, охотники за привидениями, которые сколачивались командами и отправлялись в лес на поиски нечисти. Кто-то возвращался живым и ничего не нашедшим, а кто-то пропадал бесследно, словно в землю провалившись. Но однажды зерно истины проклюнулось.

Был у меня в то время друг, старшеклассник, состоявший в отряде охотников. «Как это тебя родители отпускают?», - интересовался я. «Им не обязательно знать», - с ухмылкой отвечал тот.

Андрей, так его звали, как-то поведал мне историю об удачной «охоте». С наступлением темноты банда договорилась встретиться на Армейском шоссе, сводившем пять главных дорог города. Ноябрьские ветры звенели за ушами, сдувая с шапок рыхлый крупный снег. Блеклые фонари освещали скользкие безлюдные улицы, по одной из которых орава юных детективов направлялась в сторону Южного кладбища, на котором свершилось последнее преступление. Южная сторона славилась длинными маршрутами, поэтому, Андрей и его команда захватили с собой горячий чай и печенье. В домах перекличкой зажигались и затухали огни, в арочных окнах мелькали тени, слышны были голоса, музыка, песни, топот, крики, скандалы и все то неизведанное, что таят в себе крохотные спичечные коробки квартир: чиркнуть – и возгорится пламя или любви, или ненависти.

Команда сквозь свет пробралась во тьму. Воздух пропитался гарью, застаревшим бензином, горьким смоляным запахом гниющих деревьев и мокрым железом.
— Кажется, пришли, - выдохнул один, скинув рюкзак.
— Погоди, - остановил Андрей, - нужно затаиться.
— Какие нормальные преступники, маньяки аль монстры, приходят дважды в одно и то же место? – Заговорил третий.

Шелохнулись ельники. Ребята рысью нырнули за склеп, а точнее, за кучу покореженных деревянных коробов возле. Сбивчивые дыхания разряжали воздух, делали из него густую смесь страха, тревоги, любопытства. По-прежнему ссыпал снег. Стих ветер.

В трех метрах от убежища ползло маленькое существо. Принюхиваясь, оно неспешно передвигало голые ноги-лапы по свежим сугробам. Наконец, оно добралось до источника – рюкзака, панически оставленного на условном «привале». Андрей сидел впереди, сквозь снежную пелену и мрачный свет рассматривая чудовище: ноги, руки, уши, нос – в точности, как у человека...
— Ах! – Отпрянул Андрей.

У монстра не оказалось глаз. Вместо – мутные маленькие колодца без дна и края...
Андрей потянулся к боковому карману куртки, достал телефон, выключил звук и сделал пару снимков на память о страшной ночи.
Монстра назвали Жутиком. Андрей предложил рассказать случившееся полиции, передать дело следствию, но когда фотографии увидела бабушка, то, не стесняясь, отругала внука крепким словом. На следующие сутки извинилась, сказала, мол, велено ночью не шастать – не шастайте и живы будете, а днем нечисти не дежурят.

— Когда это случилось? – Спросил я, когда Андрей кончил рассказ.
— Три дня назад.
— Жаль, что я не могу на них посмотреть.
— И это хорошо.

После сего мы с ним долго не виделись. Я звонил по телефону, на звонок отвечали царапающие гудки, писал голосовые, но они оставались непрочитанными. Что-то было странным и волнительно подозрительным в этом, что-то щекотало сердце и луком выдавливало слезы.

Мне не хотелось больше гулять. На материнский вопрос «почему» я отвечал уклончиво, забираясь под одеяло с головой, в которой пластинкой кружились мысли: Андрей, Жутики, кладбище, Андрей, Жутики, жертвы. А на следующие день в комнате ночевала мать, которая сторожила мой беспокойный сон, тревожась при каждом тихом всхлипе.

Однажды в гостиной родители спросили меня про Жутиков. Я знал, что они не верят в подростковые легенды, но по их голосу было не трудно догадаться о серьезности вопроса. Я рассказал про историю с кладбищем, но не упомянул, разумеется, имен ребят. Родители озадачились, не знали, как реагировать, поэтому, просто постарались убедить меня, что нашей семье ничто не угрожает.

Через две недели они уехали в командировку, а я остался под присмотром бабушки. Днем позже в нашем квартале нашли обезглаженного подростка лет шестнадцати, с рыжими вьющимися волосами и острым носом. Я думал про Андрея. И мысли шли верно. Случайно услышал фамилию Румянцев, после лицо сморщилось изюмом.

Мне часто стал сниться один сон: запах гари, железа, раскисшей почвы проникал в кровь, превращая меня в озябшего, безволосого, с хрустальным взглядом Жутика.
Я ими бредил. Представлял, будто я, весь озлобленный на зрячих людей, высасываю желаемый белок. Мне впервые хотелось быть, как все, как все зрячие люди.
Чтобы не сойти с ума, я творил. Сочинял в уме стихи, отражал боль одиночества через строки. Так я выплескивал обиды, страдания и вдруг вспомнил когда-то давнишний сколоченный лозунг: «Светить всегда, светить везде...». Светить, а не сжигать жизнь напрасными переживаниями.

Я много думал про родителей. Стал молиться, чтобы они благополучно вернулись домой, чтобы я все-все им рассказал про страхи и сомнения, борющиеся с моей неокрепшей психикой. Бабушку я не тревожил, говорил на отстраненные от внутренних демонов темы, рассказывал про события в школе и веселил ее своими искрометными шуточками.

Однажды утром я проснулся от плача. Нащупав трость, одевшись, я вошел в просторную кухню, обычно пахнущую бабушкиной стряпней.

— А, ты проснулся, Витенька, - прошептала бабушка дрожащим голосом. Я знал, что голос дрожал не от старости.
— Что с тобой?
Бабушка тихо подошла ко мне, поцеловала в лоб и обняла за плечи.

Над городом сгустились тучи: непролазные дали серых полей, из которых сходил моросящий дождь. Природа будто прощалась с жизнью, совершая ежегодный ритуал самопожертвования. То утро мне запомнилось на всю жизнь. В то утро я проснулся сиротой.