Самарканд 14

    Глава 14.  Огнем и мечом

  Утро  седьмого дня осады   выдалось какое то тихое, Выстрелы были одиночные и редкие.  Верещагин взялся  просматривать все, что удалось  увидеть   и запечатлеть тут,в Самарканде - лица, типажи, архитектура.  Странно все это - рвался сюда в дальние края за экзотикой, новыми образами и мотивами, а попал в апофеоз борьбы. в катаклизмы батальной жизни,  осадные будни -  эпицентр боли  и страдания.  Но многие  наброски были лиричны и реалистичны. Совсем иной мир другая цивилизация. Какая    -  покорность времени - образу жизни  - продавцы, юродивые, нищие. дервиши.  Богобоязненость и размеренность  средневековой Средней Азии, такой далекой от России.   Ничто  еще неделю назад  не предвещало такой кровавой схватки.

Он  с  рвением  стал  набрасывать и то, что случилось  в его жизни в последнюю жаркую неделю - раненных бойцов - чудеса  отваги,  крепостные баталии с кровавым исходом.  Все было настолько  живо и героично,  что просилось на полотно Мыслились и психологические сюжеты - коварное  нападение врасплох -  стойкость в безвыходной ситуации  - патетика  и пафос ратного дела.  Написал он и финал противостояния - вид покоренного города с орудием и караульным солдатом.
В полдень к нему в каморку Сарабакского дворца заглянул  веселый Назаров.
- Ну что, Василий Васильевич, выселили меня к тебе в соседи, -генералы возвращаются. А ты  опять за кисти взялся ,. все правильно - пора  увековечить ратные подвиги воинства русского. Думаю,  все тут за неделю напереживались и насмотрелись вволю. Не так все и плохо обернулось - попадать пришлось куда в  жуткие  переделки. А вы молодцом, воевать горазды  -  кадетскому корпусу мое почтение и поклон.

- Да  отрицать не стану, труса не праздновал, Но все  - наелся ратным делом, вся эта жестокость, азарт брани, сыт по горло,- поморщился Верещагин.-  Пока тихо, надобно все это на холстах   запомнить. да и кураж ушел, ежели по совести.
 -  Все так, Василий Васильевич. Когда в темнечко клюнет, тут всякий штафирка за штык хватится. . Вот  гляжу на вас и вспоминаю одного нашего батюшку, полкового попа. Такой заводной служитель бога. Когда нужно с кадилом. когда нужно с винтовкой.

Назаров присел, с чувством закурил сигару и начал неторопливый рассказ.
Два года назад мне пришлось участвовать во взятии Худжента - Крепкий был орешек доложу я вам. Толстые стены,  двойное кольцо, а в нем цитадель. А в ней еще форт с десятиметровыми стенами на берегу Сырдарьи - не помню, где еще такие могучие  фортеции возводились..

Пришлось крепко молотить их артиллерией с неделю, пока  пробили стенки в местах щтурма.  Потом пустили еще и  десант с баркасов по Сырдарье. Часа три брали бреши   с севера и востока . Только когда  взяли вторую стены и открыли ворота, пошли  и мои роты  прямиком в уличные бои. Волна за волной - их тридцать тысяч было и отступать некуда,  полдня резались по кривым улочкам без передыху. Брали штурмом каждый махаль. Жесткость была дикая, остановить солдат было невозможно. Резали и кололи налево на право всех и вооруженных и мирных. Едва утихомирили роты  к  вечеру. Пришлось открыть перевязочные пункты.  Оказалось помогать нужно  всем и врагам тоже, наковыляли толпы раненых сарбазов после  того, как все затихло.  Едва своих стрелков разводили от жажды расправы. Не остывал народ никак. А  их покойников хоронили неделю - за три тысячи. У нас сотни две.

 И случился  там  ззмечательный казус. В  экспедиции был священник , отец Малов, такой же комплекции, вроде меня с густым басом. Так  благостно панихидил, сердце щипало. Вообще его место было в обозе, там где потише.  А  он все  вперед лез. Как то нас с Пистолькорсом прижали к Сырдарье при поганом городишке Ирджаре . Их раз в пять больше навалилось. Барабанщиков и знаменосцев закололи,. вой, стрельба, крики, стоны - Меня, ,да и других офицеров  никто  не слышит. Так это  окаянный поп подхватил барабан и как дал дробь, все услышали , сомкнулись мы и вперед. Так вот и в Худженте  Малов тоже знатно  отличился. Втянулись мы в уличные бои  вначале  на- эспланаде от ворот .  прямо как тут, вся в трупах. И встали они насмерть - ни туда ни сюда не сдвинуть.

 И вдруг слышу над головой гранаты свистят. И все туда в гущу врага. Оглянулся, мама моя арзамасская,- Малов в рясе с фитилем и двумя пушками. Потом после брани все прояснилось. В  той батарее, которая  делала брешь, все расчеты покосило. Осталось всего четыре номера.  Он увидел, подбежал, да  и принял команду. Так не поверишь, сам лично два орудие через пролом затащил на эспланаду и  стал палить у нас за спинами .

 Так смешно это - канонирище  вроде тебя с бородой  и в светлой шляпе. Такие вот бывают  герои земли русской.
Назаров помолчал, сделал несколько затяжек и добавил:
- Штемпель послал Воронца с саперами  рыть могилу. Утром  погребем усопших героев по всем правилам с отпеваниеми салютом. И батюшка с авангардом прибыл  - тот самый отец Малов. Я вот что хотел сказать -  генерал Кауфман встал недалече   в десяти верстах. Такая  благородная душа - дает возможность всем уйти . Приказал наказать город - и сжечь рынок до тла. Не желаете поучаствовать?
Верещагин отрицательно покачал головой:  С меня хватит....

 -Ну  да - не художественное это дело, что же  значит мне судьба  прослыть поджигателем Самарканда. Ведь тоже слава.-  криво  усмехнулся Назаров.
Через  три часа сильно потянуло гарью в цитадели. Верещагин вышел из Сарабаксарая  и увидел как над  прокаленным солнцем Самаркандом поднялось громадное облако дыма. Он поспешил к Куксараю.  На крыше собралось несколько десятков человек. Наблюдали за заревом солдаты  и беженцы. Стояли  молча и Хлудов с Сыровым.
Панорама горящего города впечатляла. Зарево раскинулось в полнеба. Солдаты зажигали с дальних краев Регистана. и шли сюда в цитадель. Многие попутно  тащили тряпье и посуду. Знать разрешили и слегка пограбить.. Сарты как муравьи разбегались в разные стороны унося разнообразное барахло.

- Что, Никодим Васильевич -  городу конец? Огнем и мечом.- заметил Верещагин.
 -Огнем и мечом. Конец базару - конец торговле. И мне  тут делать нечего. Рынок  был знатный - такого рынка не было нигде,  ни в Хиве,  ни в Бухаре. ни в Коканде. - приказчики всюду были - сказывали. Теперь не скоро все оживет. Народ тут сильно испугается. Не стоило так наказывать- пожар - дурное дело. Если пожелать, то и заплатить могли бы по полной - тут народ богатый. А теперь все - хана. Пора домой в Оренбург, приказчиков оставлю в Ташкенте, а сам  домой. Да и Глаша вся зареванная с этим бедным поручиком. Не знал я, что она такая сентиментальная плакса . Не в меня дочурка.

-А я  пока останусь в Самарканде. В Бухару или Хиву может и   не резон теперь добираться,  посмотрю, как все здесь развяжется, - поморщился Верещагин.

-Скоро  приведут зачинщиков, - мрачно  сообщил Сыров.- иудеи решили их сдать, как благодарность за защиту.  Они знают всех, знают и кто где зарыл - готовились они долго. Омарбека нам не взять - будет разбойничать по дорогам. Все одно, покоя скоро в Самарканде не жди. Думаю, что его превосходительство жалеть никого не будет.  Гадать тут нечего.  Наполеон в Каире тоже никого из бунтовщиков не жалел. А генерал Кауфман чтит  императора  Бонапарта крепко.