Дающая рука

Дарья Николаевна открыла старый советский сервант и достала со стеклянной полки пакетик с зефиром. Зефир был уже несвежим, покрытым заскорузлой сахарной коркой, но Дарья Николаевна ничего не замечала. Она пила чай с зефиром вприкуску и обдумывала план.

Главное в планировании – все предусмотреть и свести риски к минимуму. А без рисков –никуда, они есть всегда, даже в самой безвыходной ситуации.

Дарья Николаевна окинула взглядом комнату: в этой квартире она выросла, прожила всю свою жизнь и в ней же она и умрет. Была она семейной колыбельной, станет семейным склепом, по крайней мере на время, пока их не обнаружит полиция.

В комнате все осталось почти таким же как и в ее детстве и юности. Все те же обои, все те же двери, все та же румынская стенка. Как ее родители гордились когда-то этой стенкой! Они стояли за ней в очереди целых семь лет и когда привезли ее наконец домой, устроили праздник для всех родичей и соседей. Дарья Николаевна встала со стула и подошла ещё раз к серванту. Там, среди пыльных хрустальных ваз и никому не нужных бокалов красовался портрет ее матери.

Молодая красавица с по-старомодному отретушированным лицом. Она не смогла смириться с реальностью, поэтому предпочла покинуть ее раньше срока, отдавшись опухоли, съевшей ей мозг. Отец...

–Аааааа!– раздалось из соседней комнаты, – аааааа!

– Иду, иду уже! – прокричала в ответ Дарья Николаевна и по-старчески зашаркала навстречу звукам.

Ванюша, ее родной сын, ее вечная боль! Скрученное парезами тело, вечные подгузники и полужидкая пища. Надежды на развитие, врачи, дефектологи, судороги, бессонные ночи и постоянный крик.

Когда Дарья Николаевна была помоложе, она могла перекладывать Ванюшу с кровати в инвалидное кресло и обратно на кровать, но теперь, когда ей уже шестьдесят пять, это стало почти невозможным. Даром что ее сорокалетний сын высох как щепка! В этом беге наперегонки с возрастом ее возраст всегда будет впереди. Ее время, которого у нее уже почти не осталось.

На лице сына было недовольное выражение. Мол, почему так долго не подходила, мама? Дарья Николаевна заботливо вытерла вытекшую слюну из правого уголка рта и ласково погладила сына по голове:

– Я тут, Ванюша, я с тобой.

Она включила мультики сыну и перенесла в его комнату чай с зефиром. Что ж, это не так удобно как в комнате с сервантом, но мыслить и в этой она тоже может вполне четко и ясно. И телевизор уже давно ей в мыслях не помеха. Итак, отец. Отец ушел из жизни позже матери, когда Дарье Николаевне было уже 50 лет, а внуку... Интересно сколько лет тогда уже было Ванюше? Двадцать пять получается. Сколько имел дедушка сил, столько и помогал. Таскал внука на коляску и обратно, возил его на прогулки в парк, помогал с врачами и деньгами. Денег у отца было немного, его пенсия и всего то, и все же тогда Дарье Николаевне жилось гораздо легче. Всё-таки было родное плечо, поддержка. Но уже пятнадцать лет лет прошло с тех пор как она осталась одна.

Одна наедине с Ванюшей, и силы ее на исходе. Коварная болезнь, вцепившаяся когда-то своей смертельной схваткой в мать, догнала и Дарью Николаевну. Рак мозга развивался в ее черепной коробке довольно быстро, и если ещё три месяца назад она почти ничего не чувствовала, то теперь ее мучали частые головные боли и спонтанные обмороки, и именно эти проклятые обмороки доставляли больше всего ей беспокойств.

Однажды она несла Ванюше на семейном жостовском подносе миску с жидкой кашей и воду. Вошла в комнату сына, уловила сознанием бьющие в лицо лучи утреннего солнца и потеряла сознание.

Очнулась она под громкое, требовательное и одновременно испуганное «аааааа» сына и поняла, что в комнате уже темно из-за предвечерних сумерек.

Через пять минут рука матери гладила сына по голове, пока он очень жадно пил воду и ел остатки холодной, слизкой каши. Целых семь часов ее сын мучился от жажды и голода, пока она лежала в трёх метрах от него и ничем не могла ему помочь.

Дарья Николаевна ощутила желание пожалеть сына и подошла к кровати. Ванюша умиротворенно лежал на подушках и блаженно улыбался. Она заглянула ему в глаза и увидела в них отражение своего и его будущего, страшного и неумолимо надвигающегося на них. Нет! Сына она заберёт с собой.

Сколько раз за свою долгую, полную беззаветного послушания жизнь она слышала одну и ту же фразу от разных людей: Сдай, сдай ты его уже в интернат! Так будет лучше и тебе, и ему. Там есть специалисты, они о нем позаботятся даже лучше чем ты, а ты ... Ты сможешь наконец жить! Ведь ты же даже в магазин не можешь выйти толком, а когда ты болеешь, то не смеешь обращаться к врачам, чтобы тебя положили в больницу. Ты даже к парикмахеру не можешь сходить, вон какие волосы у тебя!

Все так, все правда. Дарья Николаевна знала цену своему материнскому подвигу. Сколько бессонных ночей, дежурств у сыновней постели она провела, сколько кормлений, помывок в душе и протираний после туалета она проделала и не сосчитать. А крик? Если сложить те минуты, которые Ванюша прокричал, мучаясь от боли, в часы, дни, недели, месяцы, годы, то получится ещё одна жизнь.

И все же это был ее выбор. Насильственный, неожиданный выбор, о котором никто не думает в семьях со здоровыми детьми. Она не хотела выбирать, но ей пришлось, и она выбрала сына. Дарья Николаевна знала: без ее заботы сын мучительно умрет. Он умрет от недостатка ухода и эмоционального холода в казенном заведении, в этом она даже не сомневалась. Чтобы ее Ванюша, ее сын, лежал там, на панцирной кровати в застиранной покрытом пятнами белье с душем раз в несколько недель? Ни за что! И Дарья Николаевна платила за свой выбор, платила собственной жизнью год за годом.

Эх, поставить бы ещё чаю! Пока Ваня самозабвенно смотрит «Фиксиков», пойти и заварить новый чай благое дело!

На донышке упаковки оставалось совсем немного заварки, и Дарья Николаевна даже усмехнулась. Больше ей уже точно не понадобится.

Чайник свистит на газовой плите, и вот струя свежезаваренного ароматного чая льется в старинную семейную чашку, специально вынутую из серванта. Сколько можно уже любоваться чашками, из которых не пьют!

Итак, главное все сделать правильно. Сначала нужно дать «лекарство» сыну и убедиться в его исходе, затем себе. Ванюша очень любит яблочное пюре, так что перед тем как уйти, он порадуется и будет счастлив. Главное не волноваться в его присутствии, потому что эмоции ему передаются очень хорошо, этого у него не отнять. Нет, она не будет устраивать драму, они уйдут тихо.

Дарья Николаевна по инерции вымыла чашку и положила ее на сушилку. Окинула взглядом кухню и на всякий случай прикрутила вентиль на газовой трубе.

Через пять минут ее заботливые руки кормили сына яблочным пюре, а он радовался сладкому вкусу и материнскому присутствию. Потом он заснул, и ласковая мягкая рука ещё долго гладила ему лоб и теребила редеющие седые волосы.

Дарья Николаевна сидела возле сына и грезила наяву. Вот она находится не в спальне сына, а в большой комнате с румынским сервантом, и ей сейчас на самом деле десять лет.

Отец счастливый и улыбчивый и совсем молодой, как на старых фотографиях, и рядом с ним мама, в вязанной кофте и с химической завивкой на голове. А у нее, Дашеньки, две короткие косички, перевязанные атласными лентами, и теплые колготки из хлопка. Потому что зима, на окнах морозные узоры, а на столе салаты и нарезанная колбаса. Сегодня Новый год, время сидеть за большим семейным столом и веселиться.

Родители сегодня принимают гостей, коллег отца по работе, да и к маме родственники пришли. За столом сидит бабушка Зина, дядя Саша и его сын, Славик. Даша уже успела с ним сыграть в шашки и догонялки, и ей очень, очень весело. На столе стоит ваза с мандаринами, и дети ждут, когда взрослые разрешат их взять.

А в углу стоит красавица-елка и блестит огоньками. Под нею лежат подарки, и Даша уже знает заранее, что она там найдет. Конфеты от бабушки и куклу-пищалку от мамы и папы. Когда эту куклу переворачиваешь, она начинает пищать: И-и-и! Ее можно катать в коляске и даже кормить кашей, главное при этом не забывать вытирать ей вовремя рот. Она конечно большая, эта кукла, и постоянно таскать ее с собой не получится, так что придется играть с нею дома.

Затем дети идут спать, а взрослые продолжают пить и есть и веселиться, и вот уже сквозь сон Дарья Николаевна слышит стук бокалов и радостные возгласы гостей: «С Новым гооодоом!» Затем ее сон становится тихим, ровным и глубоким.