Syntax - Die or Modify. стр 97-104

кто не с нами, мы не воспринимаем всерьёз. Кого пугают масштабы разрушений? Скажем дружно «Результат всегда требует жертв».

Шило огляделся по сторонам и не увидел на этаже никого. Ruptor молчал. Не было сигналов тревоги, мигающих лампочек. Шило смотрел на огромный экран. Точки гасли одна за другой. Сияние исчезало, растекаясь в ничто.

Мы по-своему воспринимаем жизнь, и лишь немногие хотят видеть в ней смысл. Парагон, как и все города, остался пустым. Выбор сделали все, куда отправиться, жить или перестать.

Конец. Он всё равно должен был произойти. Его ждали, боялись, планировали. Какая разница, как, когда, почему он случился, произошёл. Мы не можем и не должны зависеть от материи, мы больше чем она, мы что-то ещё.

Шило стоял перед панелями Ruptorа. Появился Монстр Кей.

— У нас никогда не было ничего. Это всё ненастоящее, знаешь сам. Решение принято. ADAY случится сейчас. Выключай Paralax.

Последняя кнопка. ВЫКЛ. Вот так легко, как оказывается, можно удалить всё и всех. Не стало людей, домов, городов. Мир выключался, будто его кто-то стирал.

— Ruptor глушит ЭХО. Мы теряем реальность. Надо готовить слик.

Слик это путь в никуда. Дорога без обратного пути. Шило не принимал такие решения сам.

— Если мы включим слик, точка больше никогда не увидит себя.

Есть такие решения, которые бесполезно или поздно принимать. Их уже жизнь приняла. Это было одно из таких.

— Она засыпает!

Время есть бесконечность, круг, двенадцать переходит в один, начало и конец, которые ждут друг друга.

— Если она уснёт, это конец, после которого не будет никакого начала.

Монстр Кей следил за показателями ЭХО.

— Без слика мы не сможем прекратить Paralax. Видишь, выбора нет. После конца всегда идёт начало. Это бесконечность. Конец, начало, конец, и так без конца.

Шило повернулся к Монстру Кей.

— Не в этот раз. Мы не сможем вернуть Paralax. Точка останется одна! Это всё не появится! Конец без начала.

Ощущение раздробленности и неминуемого конца. Вот что оставляет жизнь. Not anymore. Теперь она в наших руках.

Монстр Кей проверил формат.

— Ты сегодня нервный. Можем не успеть. Prodromе не будет нас ждать. Пойдём, не обязательно смотреть до конца.

Они зашли в лифт. Шило не мог успокоить себя, это был первый настоящий конец света, чувства вины и ответственности не отпускало его.

— Если Лунаторий не справится, исчезнет всё, Abadon и мы, искусственный Paralax прекратится, Колоний не останется. Ничего не останется!

Монстр Кей рассмеялся.

— Мы уже уничтожили всё! А ты только начал бояться и переживать? Настоящего мира нет. Смирись.

По всем городам разлеталось «Необходимо проследовать к Prodromу». Кто-то ещё торопился успеть. Мир развалился и исчезал.

Мыс Тигра.

Симпатия крутилась у ракеты.

— Prodromе расслаивается. Пора улетать. Сколько можно их ждать! Мир сворачивается в точку!

Впрочем, паника охватила всех. Очередь на последние ракеты рассыпалась в разные стороны. Argusы не могли никого удержать. Аморфы и люди боялись, не хотели изначально или передумали улетать. Многих увозили за пределы без воли, принудительно, спасали кого могли, но как говорится, всех не спасти.

В городах пошёл снег. Всё было покрыто снегом, который медленно исчезал, словно кто-то отключал его, точка за точкой. Вездемен взял в ладонь несколько снежинок.

— Мы преодолели цветовой барьер.

Послышались удары отбоя старта. Все уселись на свои места. Ждали Шило и Монстра Кей. Мыс хрипел.

За пределами Мыса объекты вспыхивали, превращаясь в сгустки света. Молнии разных размеров, тусклых цветов и форм, разлетались по всем городам. Живое и неживое сливалось, слипалось, всё становилось липким и вязким. Непонятно было, то ли объекты растекались в пространстве, то ли тонули друг в друге, но всё превращалось в туман размытых очертаний и утраченных форм. Исчезли цвета. Мир напоминал чёрно-белое кино.

Везде становилось пусто. Уютные дома, красивые парки и улицы, беседки, фонтаны, дороги, мосты, открытые окна и незакрытые двери, настоящими мы не увидим их, возможно никогда.

Профессор сидел на лавочке, вспоминая историю, с которой всё началось, увиденное им сейчас открывалось впервые таким безобразным, безрассудным, чудовищным. Он не был тем, на кого смотрел. Тому Профессору нужны были только ответы, этот он хотел бы ничего не знать. Профессор был не один. Мы все ему помогли. Бесполезная фиксация на достижении превосходства уродует и разрушает всю теряющую иной смысл жизнь. От неё остаётся боль и страх.

Этот день ничем не отличался от остальных. Весь этаж был завален трупами, многие из которых давно уже разложились, но ничто не могло остановить его. Он бегал по коридорам, не замечая тела, наступая на кости, которые хрустели, как тонкий лёд. Он проваливался в гниющую плоть, шлёпая по этой грязной жиже из крови и ткани. Здание НИИ было заброшено. Окна разбиты. Зимой здесь стоял невыносимый холод, но это и к лучшему, все запахи прятались, и свежесть наполняла коридоры, которые устали дышать. Все опыты были оставлены и забыты, прошло много лет безуспешных работ, но есть такие, не сдаются. Как правило, они выбирают самый страшный путь. Несколько лаборантов и охрана на въезде, всё что оставалось от величия дерзкого проекта «Paralax», его оставили, но не ждали развития. Охрану не убирали, чтобы тот, кто внутри, держался в стороне от живых. Профессора редко посещали, его боялись, такое жуткое впечатление он умел производить своим отсутствием себя в нормальном мире. Он дико смотрел на живых, и те предпочитали к нему не подходить. Профессор и сам в какой-то момент почти перестал верить в себя, и именно тогда случился удачный роковой эксперимент. Вспышками фрагменты этой истории уже тлели в разбитых сердцах. Всё перемешалось в голове старика. Мысли по кругу преследовали его. Небо проваливалось неизвестно куда, оставляя вместо себя пустую дыру. Профессор смотрел как кино свою жизнь, в его руке были части разломанной куклы.

Prodromы покинули Настоящий Мир. Так закончилась Эпоха Солнца, и началась жизнь, в которой мы решали, что видеть, нам пообещали возможность выбирать. Мы разлетелись на части, исчезли, растаяли навсегда. Словно туман пепел исчезающих видов окутал собою всё и медленно пропал.

Мы не успеваем учиться, не успеваем жить, не успеваем понять, для чего нам дана эта жизнь, и какая у неё должна быть цель, уходя далеко от самого процесса, во время и для которого происходит сама жизнь.

Так кому принадлежит этот мир, и сможем ли мы хоть что-то в нём изменить? Стоим ли мы перед выбором, или для нас его уже нет? Может ли один решать за всех?

Zillion.

За пределами пространства и времени.

Шило посмотрел вокруг.

— Мы будем жить так?

Монстр Кей вышел из ракеты.

— А нигде больше жизни нет. Помнишь, как мы с тобой убили её? У нас есть Abadon, это больше, чем ничего. Давай прокатимся, посмотрим на колонии.

Шило трогал всё подряд.

— Выглядит вполне реалистично. Как настоящее.

Их встречал Домино. Симпатия сидела на земле и плакала, она представляла во всех Профессора и их встречу.

 Домино выглядел по-новому, свежо. Напомним, это Профессор, но его обновлённый, модифицированный вариант. Того старого и уставшего себя Профессор оставил в там, от которого не осталось следа. С таким грузом сложно мечтать. Кто придумал историю, где злодей погибает? Если только для того, чтобы переродить себя. Этот и не собирался прекращать свою жизнь. Такой, о какой он мечтал, она только началась.

Домино приветливо улыбался.

— Материя не будет играть с нами! Мы больше чем она! Мы всё! Добро пожаловать в Синтетические Колонии Skylights.

Все определённости выплывали на поверхность окружающей реальности, утопая друг в друге, они сгущали воздух, который постепенно исчезал, наполняя мир скрытыми возможностями, превращающимися в ожившие страхи, фантазии и мечты. Восприятие терялось в неожиданных пропорциях реального и того, что должно оставаться где-то внутри, скрыто в воздухе, между объектами, в мире, который мы прежде не видели живым. Стена, разделявшая нас, растворилась, и мы смотрели на то, что было спрятано внутри. Мысли перестали появляться и исчезать, проноситься, путаться, отвлекать, они приобретали запах, обрастали плотью, и выдавливали ощущение нереального прочь.