Сиятельная мятежница. Ч 1. За веру свою..

    Нехотя просыпались улицы Замоскворечья в тусклый четверток последней ноябрьской седмицы 1671 года. Скрипели ворота заснеженных теремов посада, выпуская то сани, гружённые товаром для стрелецких лавок на торгу, то самих стрельцов, спешивших на царёву службу. Из-за высокого тына, негромко переговариваясь, вышли двое служивых, отец и сын, в светло-зелёных кафтанах полка Артамона Матвеева, царского любимца и сродника.
    Отец, с черной окладистой бородой, посечённой проседью, не обращая внимания на решёточных сторожей, убиравших рогатины с улицы, говорил тихо сыну:
   - Смотри, сегодня на карауле сам голова грозился смотреть, не подведи. А то лежать нам битыми на козле голым гузном кверху.
   - Ладно, тять, - сын поправил шапку и потянул носом морозный воздух, - ничего не будет. Слышал я десятника говор третьего дня, боярин по караулам не пойдёт, в верхних палатах будет-то, кого-сь судить - рядить верхние собирались..
Перекрестившись на загудевшие колокольни, служивые припустили шагу.
     Колокола храма  Воскресения Христова Кадашевской слободы, что стоял  напротив Кремлевского Успенского собора, с долгим стоном отбивали утренние часы. И вдруг, словно одумавшись, зачастили как на пожаре. Встревоженный народ потянулся на торг, ожидая увидеть что-то необычайное.

    Там, среди крестьянских возов со всяким товаром, уже открытых лавок и суеты лотошников со снедью, медленно ползли открытые сани, в которых полусидя на охапках соломы, ехала женщина с иссиня-бледным, строгим лицом.
    Одетая в чёрный бархатный кафтан, отороченный собольим мехом и держась левой рукой за деревину саней, правой рукой она неистово осеняла двуперстием медленно уплывающую от неё толпу. Крики, возгласы женщин и шум будоражили её душу, не давая остановиться призывному молению. Тяжёлые ручные цепи тянули тонкую кисть вниз, но не могли остановить её моление – боярыня  торопилась сказать последние слова единоверцам.

     Караульные стрельцы в малиновых кафтанах с трудом пробивались сквозь толпу, расталкивая любопытных и сочувствующих. Им было не до того, что знатная узница напоследок общается с народом. Говорила с  московской толпой, с простолюдинами, обращаясь к ним ко всем,— к страннику с посохом, к старухе-нищенке, к юродивому, и они не скрывали своего сочувствия вельможной узнице.

        «Ну, и пусть..  Скоро всё для неё закончится, - думал один из караульных стрельцов, взметая ногами мягкий порошистый снег.Шум толпы, её возгласы,выкрики, стенания, уже стали раздражать его, крикнув на людей, он взял бердыш на руку, и зашагал твёрже, уже не боясь поранить кого-нибудь.

  Путь арестованной боярыни лежал мимо кремлёвского терема и ей показалось что там, в глубине древних покоев, промелькнуло лицо того, кто был когда-то рядом, глядя безотрывно в её синие глаза, а теперь отправил мятежницу в последний путь. Она чувствовала это,  знала, что Он обязательно посмотрит из окна на её лютую, последнюю дорогу в Москве. Из которого недавно сама любовалась солнцем и весной. Но кремлёвский нарядный терем, когда-то ставший ей домом, теперь холодно блестел слюдой оконных глазниц, не давая никакой надежды на прощение заблудшей в вере  «верховой боярыни», ближней подруги самой царицы Марии. Ещё вчера минуло три дня, как боярыня сидела под стражей «в людских хоромах в подклете» своего московского дома.

         А мысли о сиятельной и непокорной боярыне преследовали Тишайшего, царя Алексея Михайловича. И в этом не было ни тени сомнения. Слишком был сильным для него удар, когда одна из ближних боярышень, драгоценных подруг любимой жены, ушедшей в мир иной, стала вдруг непонятно чужой, не подчинилась переменам. Да и порою вовсе перечила в важных вопросах веры, нарушая всякие нормы не только дворцовой жизни, но и простых житейских обрядов. Для царя она превратилась в  камень преткновения: ведь речь шла не о рядовой ослушнице, а о Морозовой. Страх и волнение овладели монархом.Одно дело, когда было можно с боярыней наедине полюбезничать в покоях. А совсем другое, когда она отказалась подчиниться не только его прелести, но и  слову собинного друга, патриарха Никона.

    Царь чувствовал, как бывший монах оплёл его сердце заманчивыми мыслями,и теперь совсем не хотелось покидать общество такой замечательной особы, когда она тут, рядом, дразнит яркими глазами и лёгким болезненным румянцем. А с другой стороны она - "верховая боярыня", и высота её положения усиливала звучание идей мятежного протопопа Аввакума. И что будет тогда..?
    И государь решился… Теперь её, закованную в цепи, посадили на дровни и повезли из Чудова монастыря, что находился в Кремле, в глухое и дальнее заточение.
    Лёгкий снег тихо падал на раскатанную дорогу, отмечая истоки крёстного пути мятежной боярыни…
                * * *
        В  Боровске, глухом городе на севере Калужской земли, в часе пути  от Москвы, неподалёку от реки, на Городище, врастая от времени в землю, лежал могучий обтёсанный камень с плохо различимой московитской вязью эпитафии «Лета 7182 (1673) года погребены на сем месте сентября в 11 день боярина князя Петра Семеновича  Урусова жена его княгиня Евдокия Прокофьевна, да ноября в 2 день, боярина Глебова жена Ивановича Морозова Феодосия Прокофьевна, а во иноце схимница Феодора, а дочери обе окольничаго Прокофия Федоровича Соковнина, а сию цку положили на сестра своих родных, боярин Федор Прокофьевич, да окольничей Алексей Прокофьевич Соковнины».

        Столетия летели, дни над местом упокоения выдающихся женщин,бросивших вызов власти смелостью оставить себе прежнюю веру, не переменить её на другую. Ни лампады, ни свечи не теплилось над могилой. Лишь далёкие холодные звёзды несли призрачный свет на их последний приют,отдавая дань памяти их делам.

       В 1936 году, во время разгула антицерковщины, о них вспомнили. Могила была вскрыта, останки выброшены. Правда, многопудовое надгробие осталось - не нашлось сил его уничтожить. Через полвека, та же партийная власть снова о нём вспомнила и приказала ликвидировать место, чтобы исключить паломничество староверов на могилу боярыни Морозовой.Поступили очень просто – на месте бывшего захоронения построили пристрой к уныло-серому зданию партийного комитета.

   Лишь новые времена, наступившие в России, позволили увековечить по-настоящему
память великой женщины. В Боровске на месте её упокоения была возведена часовня.
   Страстотерпица великого церковного неустройства.. Ничего раскольничьего в ней и не могло быть. В нас, русских всегда дышит самое глубокое и живое дыхание христианства, либо тайное, либо явное.За то и ненавидит нас Европа, не сумевшая дать за всю свою историю образов, подобных боярыне Морозовой.И сегодня её упорство в стоянии «за правдивую веру» - как свежий ветер Московии, далёкий привет её летящей души, живой свет её, стремящийся сохранить всё вдохновение народа, окончательную его правду и святыни, божественную тайну его бытия. И это так, потому что молодая женщина, боярыня московская, нисколько не сомневаясь в праведности дел и мыслей своих, смелым долготерпением своим источала свет вдохновения настоящей святой Руси, готовая на жертву во имя слова и духовной чести.
 
     Кто из нас может сегодня так поступить?

Ни одна из знаменитых женщин в русской истории не привлекала такого пристального внимания пытливых людей, как боярыни Морозова. Возможно, она так и осталась бы одной из малоизвестных сановитых придворных дам, служивших семье государя Алексея Михайловича, «Тишайшего» правителя Русского государства в XVII в. Но с лёгкой руки великого русского художника В. Сурикова, написавшего проникновенную и потрясающую картину об этой женщине, её имя  и яркий образ прочно и навсегда вошли в память людей.

        Задолго до художника в народном сознании боярыня Морозова превратилась в образ народного сопротивления жестокости власти светской и власти духовной, названном не совсем точно, как  раскол. В этом движении сопротивления  родилось два символа: протопоп Аввакум и боярыня Морозова, духовный отец и духовная дочь, два стойких борца и две страдальческие жертвы.
 
        Однако воителей, и страдальцев при начале церковного неустройства были многие тысячи. А в памяти народа Аввакум остался потому, что он гениален. Как его совершенно  исключительный дар слова, и его дар убеждения. Но память людская остановила духовный выбор на Морозовой потому, что впервые протест светской и церковной власти объявила женщина, чего ни народ, ни власть вообще не допускали. Отвергнув законы Домостроя, она посмела бороться с властью против  разрушения основ привычной духовной жизни.

       Властители России, да как и все прочие в мире, всегда неустанно пеклись о своём авторитете, господстве над людьми. Поэтому часто, со знанием дела, они бестрепетной рукой отправляли на смерть тех, кто в их окружении был всегда на виду, затмевая своей деятельностью  самого монарха или же своей популярностью в массах страшил повелителя. Среди страдальцев, испивших до дна горечь  немилости  жестокосердных  владык  были  не только представители знатных родов, но и талантливые государственники, полководцы, учёные.

   Но никогда ещё не бывало в России, чтобы вот так, в грубых крестьянских санях, с тяжёлыми оковами, надетыми на тонкие нежные руки, не знавшие физического труда, женщину, верой и правдой служившую царице, везли на явную смерть. А самое главное было в том, что ей сочувствовало, сопереживало большинство низов. Тех, чьи принципы, идеи она посмела самоотверженно отстаивать перед светской и  духовной властью.

   В синих глазах высокородной аристократки, прикованной к саням, простолюдины увидели не только настоящую преданность своим идеалам, образ борьбы за духовную свободу, но и пример яркого сопротивления давлению верховной власти, чего так панически боялись и царь, и высшее духовенство.

   Государь Алексей Михайлович может и не был бы так гневлив на прекрасную вдову, если бы не испытал, как ему было весьма хорошо проводить время в её компании с патриархом, своим «собинным другом». Умна, красива, обаятельна, она пользовалась искренним доверием царицы, и являлась если уж и не близкой подругой царицы (родом не вышла), но во всяком случае высоко ценимой женщиной  её окружения, с которой Мария Ильинична Милославская, слабая здоровьем от частых родов, и потому по-женски доверчивая, могла делиться практически всем что было сокровенным в душе.

    Царь сразу обратил на неё внимание потому, что как только Феодосия вышла замуж за стольника Морозова, одного из богатейших людей в России того времени, и  оказалась по своему положению в числе близких к престолу людей, то сразу проявила самостоятельность суждений, свой разносторонний ум, честность и волю характера. Алексею Михайловичу, ценившего смелых и умных людей, она очень понравилось. Царь безусловно любил Марию, но лишь исключительно как женщину, которая должна была явить  государю  наследника, крепкого здоровьем и духом, однако к новообретённой при дворе боярыне сразу проникся горячей сердечной симпатией.

      Его бесконечно раздражало в супруге рождение детей, которые не могли быть на престоле – либо девочки, являвшиеся на свет одна за другой, и не имевшие по закону права на наследие, либо слабые здоровьем мальчишки, умиравшие до срока. И это снова и снова побуждало государя приумножать в глубине души тёплые чувства к красивой и самостоятельной женщине, неожиданно выделившейся среди придворных дам.
      Возможно, именно поэтому  ей единственной позволялись некие вольности в общении с царём, которые со временем превратились в духовную интригу
соперничества с патриархом Никоном за эту женщину, по воле случая, ставшую богатейшей вдовой в России того времени.

        Царица Мария Ильинична была женщиной глубоко домашней и совершенно не собиралась вникать в государственные дела. Ей хватало своих женских страданий, и потому боярыня Морозова стала для неё тем спасательным кругом, за который царица держалась все свои последние годы. Слабевшая здоровьем год за годом от частых родов, царица всё больше и больше привязывалась к этой сильной духом женщине, видя в ней свою опору и надежду.

        Боярыня Морозова по указу государя числилась по штату «приезжей», т.е она не была обязана жить в царском дворце, а присутствовать наездами,днями контролировать  правильность питания и лечения царицы.Это была её важнейшая должность кравчей – заботиться о здоровье царицы, и здесь ярко проявились все лучшие качества Феодосии Морозовой: знание народной медицины, настойчивость, умение добиваться правды в суждениях.
                (продолжение следует)