Роман. Подружки демона 17-25

Лана Эскр
Подружки демона


Глава 17.

   Теодора шла, не чувствуя под собой ног. Младенец, которого она прижимала к себе, вел себя тихо. Она несколько раз останавливалась, чтобы посмотреть – жив ли. В самый первый раз, откинув краешек холщовой ткани, в которую ребенок был завернут, Теодора даже испугалась, наткнувшись на его взгляд. Темные глазки смотрели заинтересованно, будто спрашивали:

   – «И куда мы теперь?» – не «она», а именно «мы» – у Теодоры было ясное ощущение, что младенец ее узнавал. Но самое поразительное было не в этом – он смотрел на нее, как на свою мать.

   – Что уставился?

   Младенец в ответ заулыбался беззубым ртом.

   – Хоть это у тебя нормальное, – Теодора не удивилась бы, увидев у ребенка полный рот зубов – с таким то взглядом.. – Спи давай, мне еще надо думать, чем тебя кормить. У меня опыта нет, а помощников вокруг, сам видишь, – пожаловалась она и аккуратно закрыла личико уголком. Через секунду приподняла его снова – младенец спал, посапывая и сосал палец, который держал во рту. Теодора изумилась еще больше – ее приказание было исполнено в точности – мало того, что спит, еще и не ждет скорой кормежки – справляется своими силами.

   – Вот и хорошо, вот и правильно, – похвалила Теодора и пошла дальше. Дорога уже не казалась ей такой тяжелой, как прежде. И не потому, что камни под ногами стали мельче – она уже не чувствовала себя одинокой и отвергнутой всеми – какое же тут одиночество, когда у тебя на попечении целый ребенок, да еще такой чудной.

   ***

   Тело Инес перенесли в одну из комнат в подвале монастыря и заперли на ключ.

   – Мы должны ее тело предать земле! Что ты ее там держишь? Надеешься на чудо, что она оживет? – мать Инес, Клариса, рыдала непрерывно, пытаясь добиться от отца Инес хоть какого-то ответа. Отец Дамиан хранил молчание, только смотрел на бывшую жену с печалью, которую и она бы заметила, если бы присмотрелась. Но рассмотреть детали окружающего мира, который ей казался жестоким, а теперь еще и несправедливым, мешали эмоции. Она во всем винила своего мужа. Если бы Георг не стал священником, а прожил бы свою жизнь в миру вместе с семьей, все было бы иначе. Положение и достаток, которые принес новый статус, со временем утратил свою ценность для нее. Знатной и состоятельной женщине захотелось простого человеческого тепла, а его-то и не было. Инес была непутевой дочерью, но своей, плоть от плоти – весомый аргумент для заботы о детях, когда другие не работали. Зато теперь не было ничего. О младенце настоятель запретил думать под страхом смерти.

   – Ты обещал, что похоронишь ее, как девственницу. Передумал? Или тебе что-то мешает?

   – Да! – это было сказано с такой горечью, что женщина в испуге отшатнулась.

   – Да, – повторил он. – Я знаю, кем была моя дочь при жизни. Сам не святой. Но пойти на такое кощунство не могу. Ты права – хотел! Но не смог. Что делать, не знаю. Возможно, она навсегда там и останется.

   – В подземелье? Ты обезумел… Это же твоя дочь!

   – Там нашли своё упокоение более праведные, – эти слова игумен произносил, когда уже уходил.

   – Безумец! – выкрикнула вслед Клариса.

   ***

   Демон стоял и задумчиво взирал на стены Махерат, думая о том, как войти. В женский он попадал через своих преданных подвижниц, которые даже в монашеском одеянии, став «христовыми невестами» умудрялись хранить "верность" ему.

   От привычки нарушать клятвы в верности и предавать избавляли не стены монастыря, а искреннее желание и чистая молитва, не важно, где, хоть в поле. Силы воздуха, воды и небес помогали одолеть внутреннего врага и то не сразу.

   Демон безошибочно вычислял тех, кто надеялся от собственной порочности укрыться в монастыре и заводил с ними знакомство. Сначала ненавязчиво, чтобы не спугнуть, потом все настойчивее. И, наконец припирал в углу, сбросив маску приличия, но не на сатанинскую и ужасную. Демон превращался в юношу с выразительными карими глазами, длинными ресницами и чувственными губами, которые улыбались ласково, а кончик алого языка обещал неземное. Именно в таком облике он предстал перед Инес, не оставив ей шанса.

   Матушка Изабо своим появлением серьезно усложнила демону жизнь, срывая одну охоту за другой. Демон ненавидел ее, но тронуть не смел. Эта война за души велась по строгим правилам. Человек должен был сделать выбор сам. Но его можно было подтолкнуть в ту или иную сторону. Изабо и демон занимались перетягиванием каната в течение доброй сотни лет и уже успели друг к другу привыкнуть.

   Теодору демон считал своей неудачей и винил в этом Изабо, зная, что без нее тут не обошлось, иначе почему следы Теодоры обрывались поблизости ее монастыря. Он «обследовал» монастырь снизу доверху, но никаких следов беглянки не обнаружил – матушка Изабо знала, как его обхитрить, хоть это и было непросто.

   Махерат изначально представлял для демона место, куда он не мог проникнуть потому, что натыкался на запретный знак в виде креста, перевитого терновыми ветками. Это амулет появлялся из ниоткуда без предупреждения после того, как его вымаливали непрерывно долгие годы. В мужском монастыре Махерат такой амулет был. Матушка Изабо, как и отец Дамиан, о такой «защите» лишь мечтали – в их монастырях часто случались распри, молитва прерывалась, приходилось начинать все сначала и так из года в год.

   Когда Теодора решилась на безумный шаг – спрятаться в мужском монастыре, ей надо было спросить совета у матушки Изабо – та бы отправила ее в Махерат. Но Теодора следовало путем, которым её вела судьба.

   После того, как Теодора покинула монастырь отца Дамиана и отправилась с младенцем на поиски нового пристанища, мать Изабо прилагала все усилия, чтобы "привести" ее в Махерат. Надежнее "гнездышка", где навязанный Теодоре "птенец" должен был вырасти, не найти. Все портил демон, который после смерти Инес, вдруг стал сентиментален – его неудержимо тянуло туда, где они зачали младенца.

   Изабо знала, что рано или поздно она увидит его под стенами Махерат. Неимоверными усилиями ей удавалось сбивать демона со следа.

   Увидев демона, как она и предвидела, мать Изабо не стала прятаться и пошла на рискованный шаг, показавшись демону.

   – Тебе туда не попасть, – сказала мать Изабо так, будто встретила демона совершенно случайно.

   Демон обернулся, увидел её, проворчал недовольно:

   – Ты? Что тебе от меня надо? Твоё стадо не здесь или на грешок потянуло?

   – Тебе туда не попасть, – повторила она и присела рядом, давая понять, что хочет поговорить. Все это было крайне необычно – демон поразмыслил и присел рядом.

   – Зачем она тебе? Живых мало?

   – Ты про кого? – демон не терял бдительности и не сразу понял, о ком она говорила – об Инес или о Теодоре?

   – О твоей последней жертве, Инес.

   – Тоже мне жертва, она казалась мне вполне довольной. Мужчины в таком не ошибаются.

   – Ты не мужчина, – фыркнула Изабо. Демон обиделся, но спорить не стал. Игуменья поняла, что сказанное задело ее собеседника. Значит она на верном пути…

   – Почему не стал опровергать? – она упорно тянула тигра за хвост.

   – Какой смысл? Что я тебе этим докажу? Что у меня есть сама знаешь что. Тебе его показать?

   – Да ну тебя, как мальчишка.

   Демон хмыкнул, ему понравилось, как Изабо отреагировала на его предложение – вроде не хамила, а отказала и настаивать не хочется. Он посмотрел на нее с одобрением.

   – Сколько мы с тобой уже ходим вокруг да около? Как ниточка с иголочкой – куда я, туда и ты. Чего притащилась сюда? Посочувствовать?

   – Смотри, иголочка, не уколись! Меня удивили твои попытки. Подумала, может ты забыл? Амулет не убрать, а тот, кто может, не станет – не для того дарил.

   – Подбодрила. Чем еще порадуешь?

   – Не было такой цели. А кое о чем напомнить могу. Всех грешников не спасу, знаю. Тех, что ты забрал или заберешь, оплакивать не перестану и буду за них молиться. Инес была не из моих. Её душа уже далеко. Так чего же ты здесь вынюхиваешь?

   Демон насторожился и на вопрос не ответил, но, пользуясь случаем, задал свой вопрос, который его интересовал, пожалуй, больше, чем Инес.

   – Если ты про младенца, которого она родила, то мне самому любопытно – почему он жив и что с ним собираются делать. Может быть это не мой? – демон усмехнулся, будто нерадивый папаша "сомневался".

   Изабо с усмешкой посмотрела на демона:

   – Раньше ты девок редко оставлял с таким подарком. Почему сейчас решился на новое "жертвоприношение"? Или это очередная попытка "продолжиться" в людях? Ты же их всегда презирал!

   Демон смутился. Не потому, что игуменья угадала – он сам не мог ответить на тот же вопрос и даже не успел его сформулировать – интуиции хватило прийти сюда, чтобы упереться в то, что имело название – «невозможное». Мысль, чтобы продолжить себя в людях, ему в голову не приходила до того момента, как это глубоко подсознательное желание не озвучила эта «ведьма» в монашеском одеянии.

   – Шел бы ты по своим делам, – сказала строгим голосом Изабо. – Ловец душ.

   –Это моя работа, – огрызнулся демон.

   – Твоя работа – соблазнять, но не награждать своим семенем, тем более, что толку в этом никакого.

   Демон вдруг стало неприятно, что он обсуждает интимные для себя вещи с какой-то монахиней. Прицепилась к нему, ходит за ним, вынюхивает. Вот и сейчас они встретились у стен этого неприступного монастыря? Что у нее тут за дело, если только она не следила именно за ним?

   – А ты непростая игуменья, – прорычал он с угрозой.

   – И ты не простой бес. Ты – демон. Твой поступок тебя не красит – только глупый лис может передушить всех кур в курятнике, вместо того, чтобы забрать одну. За что ты так поступил с Инес?

   – Не много ли на себя взяла, монахиня?

   – Сколько смогла. А ты? Молчишь? Вот и я о том. Думай, демон, думай.

   В словах Изабо, которая открыто лезла не в свои дела, звучало приглашение к сделке – демон чуял это за версту и решил поторговаться.

   – Если я тебя правильно понял, тебе от меня что-то нужно. Но ты до конца не будешь откровенна. Потому говоришь загадками. Попробую разгадать. Твое беспокойство связано с младенцем. Ты нашла меня, чтобы что-то предложить. Я прав? Я соглашусь на любые твои условия, если ты выполнишь две мои просьбы. Заметь – не условия, а просьбы.

   – Какие?

   – Дать мне возможность похоронить Инес, она упокоится, как и подобает подружке демона. Повод для таких почестей есть – наш ребенок выжил. И еще. Я хочу увидеть этого младенца.

   – Хорошо. Ты займешься похоронами той, кого погубил. Сделаешь доброе дело – ее родители скоро друг друга возненавидят, споря о том, как поступить с ее телом. Приходи к стенам монастыря завтра после полуночи. Ребенка увидишь в том случае, если он сам этого захочет. Ждать придется долго, если не передумаешь.

   Демон призадумался. Он предположил, что мать Изабо приготовила западню, но какую – не разгадал и кивнул в знак того, что условия приняты. Демон положился на будущее – монахиня не бессмертна в отличие от него, а желания младенца пока в расчет брать не стоило. И все же, его не покидало ощущение, что история его взаимоотношений с этой матушкой Изабо только начинается. Монахиня была довольна встречей потому, что Махерат демона больше не интересовал.


Глава 18.
   Родители покойной Инес готовы были на крайности, лишь бы каждый мог настоять на своем. Отец Дамиан хотел оставить тело дочери в подземелье. Не только для того, чтобы сохранить тайну. В нем проснулись отцовские чувства, и жажда видеть дочь даже в таком состоянии. Не сумев быть ей нужным при жизни, игумен взялся отмаливать грешную душу своей дочери и хоть так унять боль, которая раздирала отцовское сердце. Каждую ночь он спускался один в подземелье, закрывался в пещере, где на каменном возвышении лежало тело Инес, опускался на колени и молился о ее душе. Чтобы не возбуждать подозрения и не выдать себя, он брал с собой не факел, а несколько свечей. В этот раз торопился и взял только одну. Игумен, как обычно спустился в Инес, проверил, хорошо ли запер за собой дверь и приступил к молитве. Все шло, как обычно. Свеча потрескивала, распространяла в сыром подземелье легкий аромат воска, что было очень кстати – прошло уже довольно времени и тело покойной претерпевало естественные изменения. На нежном лице под мраморной бледностью проступали темные пятна, и сама кожа начала съеживаться, будто усыхала. Черты лица заострились. Отец Дамиан прочитал очередную литанию (молитву) и присел рядом с телом дочери, чтобы передохнуть. Его рука случайно коснулась края ее одежды. Игумен отдернул руку, встал и отошел в дальний угол, где из стены выдавался уступ, на котором можно было сидеть. Свеча осталась возле Инес. Игумен смотрел на покойницу издалека. В какой-то момент ему показалось, что ее лицо изменилось – бледность и безобразные пятна смерти пропали, щеки и подбородок порозовели. - «Это свеча», - подумал игумен и прикрыл глаза, ему захотелось вздремнуть, ночь была длинная, он хотел побыть с телом до утра, чтобы потом сразу пойти на утреннюю литургию и вместе со всеми провести обряд «заочного погребения», как поступали с теми, кто принял монашество и для мира перестал существовать. Исчезновение Инес эта легенда объясняла наилучшим образом. К такому решению он пришел накануне и сообщил жене. - Что ты сделаешь с телом? – испугалась Клариса, представив, как тело ее несчастной дочери будут замуровывать в одну из ниш мрачного подземелья монастыря. - Ничего из того, о чем подумала ты, - ответил настоятель. – Тайно вынесем тело и похороним нашу Инес, хоть у себя в саду. Там мы сможем предаваться печали сколько захотим. Ты довольна? - В саду? - А что? Там та же земля, что и везде. Прах к праху. Посадишь в том месте свои любимые розы, будешь за ними ухаживать и каждый раз вспоминать об утрате. Со временем твоя боль утихнет. От горя тоже устаешь, если тебе о нем напоминают ежечасно или видишь в окно могилы. В нашем положении это будет лучшее решение. Если Инес похоронить в другом месте, подальше отсюда, мы не сможем бывать там часто, не вызвав лишних вопросов. - А что мы скажем остальным? Куда пропала Инес? - Об этом я уже подумал. Договорюсь, есть знакомая настоятельница женского монастыря. Она подтвердит, что среди послушниц есть наша дочь, которая «приняла постриг» и живет там под новым именем. - Она согласится? -Я смогу ее убедить. У них тоже есть, что скрывать. Монастырские стены скрывают множество тайн. Одной будет больше. *** Тело покойницы портилось. Матушка Изабо торопилась отдать ее демону, чтобы тот успокоился, заодно можно было избавиться от тела, которое всем «мешало». Обещание насчет встречи с ребенком откладывалось на неопределенное время. Теодору ждали в Махерат под видом послушника Феодосия, которому поручили присматривать, якобы за его собственным ребенком, прижитым на стороне. В будущем мать Изабо надеялась пристроить ребенка Инес в дом к его же бабке, матери Инес, Кларисе. Теодора со временем могла стать монахиней и если уж решится на постриг, то ей уже не придется прятаться под чужим именем - в монастыре матушки Изабо для нее всегда найдется место. Она сплела сложную паутину взаимных обязательств и ожиданий. Укладывая все это в своей голове, сокрушалась: - "Не запутаться бы…" *** Помимо подготовки убежища для Теодоры, матушка Изабо намеревалась уничтожить колдовской родник, возле которого был зачал ребенок Инес - на всякий случай, чтобы не тянуло туда. Это оказалось не так просто. Пришлось обойти окрестности и найти то самое растение, которое своим ядом отравляло воду «нечистой, греховной магией». Уничтожив цикуту, игуменья не смогла очистить почву и камни, которые успели напитаться дурной «силой». Место оставалось проклятым. Настоятель Махерат знал о ее изысканиях, но не препятствовал - не хотел связывать. О матушке Изабо говаривали разное. И никто не мог точно сказать, кто ей покровительствует. Полагали, что это очень влиятельные силы. Но вот насколько..? Игумен решил, что эти силы всяко не выше Бога и попросил пригласить назойливую монахиню к нему на разговор. Изабо пришлось выслушать немало претензий по поводу того, что она вторглась не в свой монастырь, но со своим уставом и стала наводить порядки. На это она ответила: - Скажите спасибо, что я не ославила Махерат на всю округу - вы же знали, что у вас под боком творится нехорошее и ничего не сделали. Наверняка извлекали из этого свою выгоду. Знаю я таких - раскорячатся между верой в чудеса, которые от Бога и колдовством и думают, что это одно и то же. Хотя знают, что это и есть та дверь, сквозь которую демон находит путь к доверчивым людям. А в Махерат не дверь, а целый пролом в стене! Не то, что один демон, весь ад может пожаловать сюда! Что толку в вашем талисмане, если вы оставляете такие лазейки? Неуважение к статусу, отец-настоятель, вот что я вам скажу. - Откуда вы узнали о том, что у нас «нечистый» родник? – спросил игумен, понимая, что его прижали к стене и будут что-то требовать. - В женских монастырях нет привычки скрывать такие вещи, предпочитают добиваться чудес молитвой и послушанием, а не водицей сомнительного происхождения, - матушка Изабо дала понять, что раскрывать своих информаторов не намерена. Пришлось удовлетвориться таким ответом. Настоятель знаменитого Махерат был посрамлен и решил не спускать дерзости, проворчал в ответ: - Увы, за «христовыми невестами», особенно теми, кто утратил свою невинность, надо полагать, сражаясь с демонами-искусителями, нам не угнаться. - Вы что-то сказали, святой отец? – матушке Изабо намек не понравился - слишком грубо, но обидно потому, что во многом справедливо. Пускаться в объяснения по поводу того, почему монахинь так называют, не стала - сам знает - это и есть сознательное отречение от мирского, символ. Обычно добродушное лицо матушки Изабо стало жестким. Настоятель взглянул на нее и понял, что пора заканчивать спор - он знал, что неправ, но ответить то надо! - Вам послышалась, матушка Изабо. Благодарю вас, что помогаете нам избавиться от скверны и сохранить нашу репутацию. Мы ваши должники. Теперь Изабо не сомневалась, что лучше Махерат места не найти - настоятель пойдет на любые ее условия. Осталось ему объявить о том, что у него будут гости и они задержатся на неопределенное время, а затем привести в Махерат Теодору и ребенка. *** Сон окончательно сморил отца Дамиана, который коротал ночь у тела дочери. Он пробудился от стука – звук был едва слышен, но и сон - неглубоким. - Кто здесь? – голос игумена дрожал от волнения и страха, который овладел им, как только он понял, что свеча вот-вот погаснет и он останется в полной темноте наедине с телом покойной дочери. - Отец... Только сейчас он рассмотрел, что покойница не лежала, а уже сидела на своем ложе и смотрела в его сторону. Она не предпринимала попыток встать. Ее взгляд был осмысленным и печальным. Инес была, как живая. -Инес. Ты же умерла! -Да. Мою душу не приняли. -Не приняли? Как это? – с точки зрения своего статуса, игумен задавал нелепые вопросы. Но кто из духовенства знает больше, чем сами умершие? Инес смотрела на отца с чувством явного превосходства. Ей нужны были ответы. Вопросы отца показались ей неуместными и даже глупыми. - Меня вернули, челн, в котором я плыла, почти достиг другого берега... Где мой ребенок? Ведь он у меня родился – ты не будешь это отрицать?. Непутевая дочь по-твоему не могла родить ничего стоящего, ты ведь так думал? Игумен надеялся, что успеет отмолить Инес. Случилось непредвиденное и это, по мнению игумена, не могло быть делом рук Бога – Инес далеко не праведница. Семейные разборки измотали и опустошили его. Дочь создала ему такие проблемы, которые он не мог разрешить при ее жизни, и как оказалось, и после смерти тоже. То, что с ним происходило сейчас, казалось невероятным, он смотрел на свою дочь, говорил с ней, а сам искал разумные объяснения. И каждый раз натыкался на глухую стену. Небеса были глухи, а реальность заключалась в том, что он один на один в монастырском склепе с воскресшей дочерью.


Глава 19.
   - Я была мертвой. Но я все слышала и знаю, что мой ребенок жив и он со своим отцом – ты так сказал. Ты отдал его демону? - Какому еще демону? Феодосий кроткий, произвел на меня впечатление деревенского лопуха. Лопух слишком большой? - Представив, что Феодосий где-то бредет по дороге с орущим голодным младенцем, отец Дамиан погрустнел. - Какая нелепость! - воскликнула Инес. - Ты отдал его чужой женщине и я не знаю, что хуже – отдать демону или этой обманщице? - Какая еще женщина, какой демон? Умом повредилась? Ты сама не захотела выходить за этого Феодосия. Я все сделал, чтобы вы были вместе, свел вас в том монастыре! Если бы не твое упрямство и его благородство, он мог не признавать отцовство, я был бы счастливым дедом, а твоя мать была бы счастлива баюкать этого младенца. А теперь не знаю - где, но знаю - с кем – он со своим отцом, с Феодосием. - Феодосий ему не отец! - Час от часу не легче, дочь моя. Позволь спросить – кто же отец, если не он? Инес опустила глаза. Она не хотела отвечать, зная, какой будет реакция – проклянет еще больше и тогда из этого склепа ей уже не выбраться. - Разве это важно? Ты отдал ребенка женщине, которая водила вас за нос. Я говорила, что это не послушник. Ты не поверил. Одно не могу понять – зачем она согласилась? Чужой ребенок, да еще с такими.. гм, родственниками, - Инес подумала прежде всего о демоне, думая, что Теодора в неведении - "Вот уж повезло этой самозванке", - Отец, оставим распри. Ответь - она взяла его добровольно или ты заставил? - Этот Феодосий или как ты меня уверяешь – эта женщина, необычная. Она не пыталась сбежать – я к нему, прости, я уже начинаю тебе верить - к ней, приставил охрану, но не понадобилось. Такая вот она, эта «Феодосия»… Признаю, я был слеп, когда хотел вас свести, не разглядел в ней женщину, - О том, что отец Дамиан больше смотрел в мешочек с драгоценностями, которые Теодора оставила ему в знак благодарности за приют, игумен умолчал. – Инес, ты воскресла. Это, конечно, чудо! Думаю, твоя мать будет безмерно счастлива. Но для всех ты приняла постриг и находишься в женском монастыре. Если уж ты воскресла, тебе точно надо стать монахиней. Я все устрою! - отец-настоятель еще пытался возглавить то, что не мог отменить и считал абсурдным, но свершившимся фактом. - Сначала хотел меня выдать замуж без моего желания. Отобрал ребенка. Теперь в монахини определил? Так-то ты любишь свою дочь? – Инес уже не могла и не хотела сдерживаться. К тому же её стало одолевать неудержимое чувство голода, необычного - ее мучила жажда крови. Источник находился совсем рядом – кровь текла в венах ее отца. Мысль о том, что это не чужой ей человек, останавливала, но с каждым мгновением «жажда» становилась сильнее. - Если бы ты знала, на что я пошел ради тебя… Твое монашество стало бы платой, такой, как и моя. Инес сделала несколько незаметных шагов, чтобы подобраться к отцу поближе на тот случай, если он вздумает сбежать. Она была уверена, что отец, как мужчина сможет дать ей отпор, если она не опередит его. Услышав последнюю фразу, остановилась. Любопытство перебило чувство голода. - Если есть семейная тайна, которая касается меня, самое время мне об этом сообщить. Потом может быть поздно, отец, я не шучу. Отец Дамиан взглянул на дочь и все слова, которые уже готовы были сорваться, застряли у него в горле – в неверном свете угасающей свечи он увидел, как у его дочери отрастают клыки. Верхняя губа Инес приподнялась и подрагивала от нетерпения. Игумен отшатнулся от нее и начал неистово креститься, отмахиваясь свободной рукой, потом не выдержал и закричал: – Что ты надумала? Не подходи ко мне! Изыди! – он схватил молитвослов, но не успел его открыть – Инес вцепилась ему в руку. Игумен ощутил, как его кровь потекла в окровавленный рот существа, которое еще минуту назад было его Инес. С каждым глотком его тело слабело, сознание все больше путалось. С кровью из него высасывали саму жизнь. Мысль, что ему предстоит умереть от зубов собственной дочери, показалась ужасной, но она придала сил. Свободной рукой он нащупал молитвенник, замахнулся и со всей силы ударил углом кованного переплета в висок монстру. То ли Инес не ожидала, что жертва будет сопротивляться, то ли молитвенник «не понравился», но она выпустила руку отца, скрипнула зубами и вознамерилась вцепиться в другое место. Раздался душераздирающий скрежет заржавевших дверных петель. Инес обернулась. Отец с ужасом смотрел на ее окровавленный рот и обезумевшие глаза. В следующее мгновение пламя свечи, которое и так еле теплилось, вспыхнуло в последний раз и погасло - сквозняк сделал свое дело- склеп погрузился во мрак. В тесном помещении началась возня. На игумена навалилось что-то тяжелое. Он оказался на коленях, больно ударившись о каменные плиты, но тут же вскочил и начал хаотично отбиваться молитвословом, который стал его оружием. В голове билась отчаянная мысль - не дать приблизиться к себе. Один из ударов, кажется, достиг цели – молитвослов своим острым углом угодил во что-то мягкое. Раздался вскрик и голос принадлежал не Инес. Игумен на мгновение замешкался и тут же сам получил удар, но не сильный, поскольку били тоже наугад. Он отлетел в сторону, ударился головой о стену и на короткое время выбыл из битвы. Раздался испуганный женский голос: - Ай! Меня укусили! – на этот раз отцу Дамиану голос показался знакомым. Определить более точно не смог – мешало волнение. По сопению, ударам и звукам падающих тел невозможно было определить число участников. Учитывая то, что бились, определенно, с Инес, больше не с кем - игумен молился, чтобы у его спасителей хватило сил справиться с ней. Судя по тому, что она еще кого-то покусала, сдаваться Инес не собиралась. Игумен подтянул к себе ноги - их уже оттоптали - таращился в темноту и неистово молился. - Адская тварь! Да как ты посмела! – голос тоже был женский. Вслед за этим зазвучали слова заклинания – игумен их узнал – они были из древнего фолианта, одного их тех, что обычно хранились в монастырских библиотеках, как бесценное наследие далеких предков. В его монастыре такой книги не было - библиотека хранила в основном книги по астрономии и медицине - алхимия и ей подобное собирали в женских монастырях. Игумен часто задумывался над этим и пришел к выводу, что таким образом выражалась природная склонность женщин к ведьмовству или монахини старались не допустить распространение опасных знаний. Логика подсказала, что сейчас заклинание используют по делу - чтобы усмирить Инес. Несмотря на то, что она на него напала, отец не мог воспринимать ее иначе, как свою дочь. Если ее завернули, значит в том была и его вина - он, игумен, не успел помочь своей дочери, не отмолил ее грехи и сам едва не стал жертвой. Поделом. Не зная, как подействовало заклинание, настоятель не очень верил в спасение - Инес буквально обезумела и могла расправиться не только с ним - помнил, что выпитая кровь такие существа делает невероятно сильными. Утешало одно – он умрет не один, а если выживет, будет кому разделить непомерный груз этой страшной тайны. Звуки борьбы стали утихать. Игумен с замирание сердца ждал, чувствуя себя агнцем на заклании. – Надо поспешить, пока сюда не набежали. Мы так шумели, что мертвых могли разбудить, не то, что ленивых монахов, - голос не Инес. Настоятель с облегчением выдохнул. - «Сколько же их? Как они нашли сюда дорогу? - угроза смерти миновала и в игумене снова "заговорил" настоятель, который был весьма недоволен тем, как монастырская братия следила за тем, чтобы посторонние, да еще женского пола, не бродили, где не следует. – Похоже, монахи и послушники и правда спали, если до сих пор никто ничего не услышал! Меня могли уже прикончить и труп обнаружили бы в лучшем случае, к обедне!" - его возмущению не было предела. Он снова попытался вспомнить, кому принадлежал один из голосов, до боли знакомый, но его вновь отвлекли самым грубым образом - накинули на голову мешок и потащили за собой. Он не сопротивлялся. Не без усилий обуздав свой гнев, старался идти осторожно, чтобы не упасть. Он искренне надеялся, что у него еще будет время со всем разобраться. И вместе с тем его не покидало чувство вины - Инес следовало похоронить сразу, не испытывать судьбу. Один раз он уже сделал ошибку - выпросил ее у смерти. Второй раз ему нечего было предложить - Инес все могла взять сама.


Глава 20.
   Отец Дамиан чувствовал боль в укушенной руке. Он осознал, что был на волосок от гибели. Пока его тащили по коридорам подземелья, он вспоминал все, что знал и слышал о воскресших и кровососущих. Перебрав все варианты, остановился на самом неприятном, с его точки зрения, поскольку был уверен, что его дочь стала гентакубом. О них он вычитал в одной из тех книг, что хранились в секретном хранилище монастыря - читать их было страшно, но интересно. И вот подтверждение, что все, что там было написано - не выдумка. Обстоятельства проверяли на крепость рассудок и веру отца Дамиана, заставляя вспоминать все, что он об этом узнал. Эти существа были безжалостны - они не испытывали ни к кому привязанности. В книгах сообщалось, что гентакубы используют охотнее всего кровных родственников, в качестве «еды». Гентакуб поселялся поблизости или в самой семье и "питался" до тех пор, пока не изводил последнего в роду. Это «сожительство» могло растянуться на сотню лет – гентакуб маскировал свое присутствие, а тех, кто о нем знал, держал в постоянно страхе. В «стаде» поддерживался строгий баланс – никаких лишних смертей, чтобы не лишиться источника еды и убежища – гентакубы во многом сохраняли свои прежние привычки и меняли образ жизни в крайнем случае. Чем больше игумен об этом думал, тем ему становилось страшнее. Он уже проклинал себя, что не послушал жену и не похоронил дочь сразу, тянул. Впереди мелькнул отблеск факела, значит скоро выход. Отцу Дамиану разжали зубы и что-то влили. Он ощутил горький вкус и тут же провалился в "сон", хотя тело продолжало бодрствовать. Изабо запаслась зельем заранее, как знала, что может понадобиться. Предварительно и сама приняла, но другое - оно сделало ее сильнее и выносливее. В итоге пригодились оба - нести на себе тело Инес, обездвиженное заклинанием, было проще простого. Из темноты показались фигуры - посыльные демона. Мать Изабо окликнула их. - Отнесите тело, сами знаете куда. А мы пойдем своей дорогой. Изабо даже не запыхалась, в отличие от Кларисы, хотя отец Дамиан, которого она только подгоняла, шел сам - само приключение вымотало ее до предела. Игумен, на которого еще действовало зелье матушки Изабо, оставался ко всему безучастным. - Он спит? – спросила Клариса, когда они наконец дошли до кельи отца Дамиана. - Не волнуйтесь, ничего с ним не случится. Несколько капель зелья, дошел и ни разу не споткнулся. Проснется, подумает, что ему все привиделось. Думаю, что так будет лучше, чем вам пришлось бы объясняться с ним. - Что теперь будет с Инес? Те люди, что забрали ее, не внушают доверия. - «Не удивительно», - согласилась с ней Изабо. - Но что-либо менять уже поздно". Изабо представила, как удивится демон, когда поймет, что Инес некоторым образом «жива». Ей пришлось немало потрудиться, чтобы «внушить» своей спутнице, Кларисе, что ее покусали крысы… - Инес похоронят, это все, что вам нужно знать. Вы же этого хотели? Вам надо заняться собой – укусы крыс чреваты, можно подхватить заразу, давайте, я вам прижгу рану. Куда вас укусили? Клариса показала шею. - Близко к лицу. Закройте глаза, я еще чуточку "поколдую", для вас это не опасно, а вот "испорченную" кровь оздоровит. Клариса беспрекословно повиновалась - смертельная усталость давала себя знать. Дождавшись, когда женщина закроет глаза, Изабо уколола себе палец, поднесла к ранкам и стряхнула в них по несколько капель своей крови. Клариса ойкнула. Послышалось шипение и на месте укусов вспенились розоватые шапочки - кровь васИлисы, как чудодейственный эликсир, очищал кровь, подпорченную гентакубом. Как ни странно, Инес не причинила ей особого вреда. Разве что Клариса немного ослабла и была в шоке от испуга. Матушка Изабо предположила, что Инес намеренно сохранила ей жизнь. Кларисе отводилась роль «жертвы», которая должна была питать гентакуба долгое время, а не погибнуть от одного укуса. Убедившись, что Кларисе больше ничего не угрожает, Изабо снова попыталась "окликнуть" Теодору. Как и во все предыдущие попытки, ей ответила тишина. Хотя пару раз до этого она ясно слышала детский смех. Ребенок хоть и был мал, почувствовал "слежку" и "спрятался" сам и Теодору накрыл защитным куполом - магия простая, но и ей надо было учиться долгое время. Ребенок демона владел этим искусством с рождения. - «Растет малыш, - вздохнула Изабо. – Надо поспешить, пока он не начал командовать нами, кто знает, что он Теодоре насоветует. Она еще не окрепла, может оступиться», - игуменья знала – если это случится, Теодора покатится вниз еще быстрее и остановить процесс саморазрушения будет не под силу даже ей. Она посмотрела на измученное бессонницей и переживаниями лицо Кларисы. - Вам надо принять все, как есть и жить надеждой, что дитя Инес в безопасности и не унаследует пороков матери, - сказала игуменья, подумав про его отца – но тут уж она ничего не могла – на все воля Бога. – Если могила Инес будет в доступном месте, вы об этом узнаете. В противном случае, сохраните ее в своей памяти. Советую вам отдохнуть – вы еле живая. У вас была сложная ночь и день будет не легче. Вас что-то еще беспокоит? – спросила мать Изабо, собираясь уходить. - Да. Есть кое-что. Мне показалось, что, когда дверь открылась, каменное ложе было пустым. Разве тело не должно было лежать там? - В самом деле? Вам так показалось? А я сразу увидела, что покойница там, где и должна. Это у вас от переутомления. Отдохните и не бередите себе душу ненужными предположениями. Инес мертва. Сделайте так, как предлагал игумен – объявите всем, что ваша дочь тайно приняла постриг. Судьба ее ребенка в руках бога, уповайте на него. И не забывайте промывать целебным настоем рану, я вам его пришлю – укусы крыс заживают плохо, придется прятать шею под воротником. Лишние расспросы ни к чему. - Вы правы, - Клариса с осторожностью потрогала шею. - Еще скажут, что покусал вампир, у нас народ, сами знаете какой - предрассудки уживаются с верой, как одно и то же. Матушка Изабо кивнула потому, что знала по себе - так и есть и дело не в дремучести верующих, а в убедительности доказательств, которые темная сторона предоставит по первому требованию. Ей не терпелось закончить этот разговор. Столько всего произошло за последнее время, а она не видела веренице проблем, которые предстояло решать. Вместо погребения - новый запутанный клубок в руках и не знаешь, за какую нить потянуть. Почему Инес вернули и не подумали о том, что она станет одним из созданий? Ее намеренно или случайно обратили в гентакуба? С вампиром или суккубом было бы проще. На секунду Изабо показалось, что так неловко «воскресить» мог только дилетант, новичок. Но у кого могла быть такая сила? О ребенке она не подумала – он же еще младенец, мог "подсматривать, прятаться", но не воскрешать! Перед тем, как уйти, она решила подбодрить Кларису. - А у вас есть характер, - комплимент игуменьи был искренним – без помощи Кларисы у нее бы ничего не получилось – только она знала дорогу и в склепе, несмотря на непредвиденные обстоятельства, самообладания не потеряла. - Из вас получилась бы неплохая игуменья – хладнокровие, милосердие и ум – три кита, на которых держится управление женской общиной. - Моей семье это не помогло, - ответила Клариса, хотя и была польщена. Сколько жила на свете, а таких отзывов о себе от мужа не слышала. Добрые слова были очень кстати. Сомнение, что она допустила ошибку, позволив "выкрасть" из монастыря тело покойной дочери, наконец ушло. Обещание, что она когда-нибудь увидит своего внука, стало для нее путеводной звездой - ради этого она пошла на безрассудный поступок, а значит и жалеть было не о чем. - Буду ждать от вас вестей. Если понадобиться мое участие еще в каком-то приключении, зовите. От моей семьи почти ничего не осталось. Отец Инес найдет утешение в своих молитвах, как и раньше, когда прятался за ними от семейных проблем. А что делать мне? - Жить и уповать на мудрость Создателя. Только не живите надеждой. Это может вас иссушить и отобрать последние силы. Может статься, что они вам еще понадобятся. - Да будет так, мать Изабо, помолитесь за меня. И за Инес... - Скажу вам то, что может вас задеть, но выслушайте. Попросив меня о молитве, вы хотите тем самым переложить ответственность на меня. Я не отказываюсь и постараюсь. Но боюсь, что моих молитв недостаточно. Научитесь молиться сами. Пока ваша душа страдает, у вас может получиться. Молитва сработает, если будет омыта слезами вашей души. Прощайте.


Глава 21.
   Теодора, устроившись в корнях старого тутового дерева, крепко спала - усталость так ее измотала, что не найди они этого дерева, которое их приютило, она уснула бы прямо на обочине. Младенец уже выспался, потянулся и начал высвобождать себе руки, чтобы откинуть с лица уголок платка, который закрывал обзор, а на самом деле защищал его личико от солнца и ветра. Он еще раз потянулся, с наслаждением втянул воздух, будто глотнул его и заулыбался. Ребенок деловито распеленался, понюхал и недовольно сморщился. Он все это старался делать аккуратно, чтобы не разбудить Теодору. Голозадый и серьезный карапуз сел рядом с ней стал изучать – осмотрел ее лицо, брови, потрогал волосы, погладил по щеке. Теодора почувствовала прикосновение и открыла глаза. -Ты? Как ты выбрался? – она смотрела на младенца почти с испугом. – «Это же ребенок демона, что удивляться? Как бы он не придушил меня и не покусал, пока я сплю». Ребенок почмокал губами, демонстративно сунул в рот палец и начал сосать, не сводя с Теодоры глаз. - Хочешь есть? Что же мне делать? Ведь у меня нет молока. Теодора осмотрела себя и дотронулась до креста, единственно ценной вещи, которая была при ней – остальное осталось в монастыре. - Нам пора, - сказала она младенцу и начала заворачивать его снова. Он не мешал ей. Но когда она попыталась закрыть ему личико, решительно запротестовал, откинув ткань и строго посмотрел на нее. Теодора оставила лицо открытым, пусть смотрит, если хочет. *** Дорога в город заняла около часа. Разыскав рынок, Теодора первым делом прошла туда, где торговали молоком. У одной из молочниц, которая показалась ей не такой суровой, тихо спросила, показывая свой крест: -Сколько молока ты мне дашь взамен этого? Увидев крест, торговка оживилась – по виду он был дорогим. Осмотрев женщину с младенцем, торговка прикинула, что можно выгодно обменять молоко на вещь, о ценности которой, похоже, эта оборванка не подозревала – за такой крест можно было кормить ее ребенка недели две и самой накупить лепешек. - Кувшин, - сказала она, недовольно оттопырив нижнюю губу. - Целый кувшин! - Один кувшин? - А тебе десять надо? Ты собираешься кормить ребенка или купать в молоке? - Хорошо, не кричите. Я отдам вам крест, а вы пообещайте мне каждый день давать по пять стаканов молока. Я буду приходить сюда ежедневно. - И сколько ты собираешься ходить сюда? – торговка поняла, что женщина не даст себя одурачить. Названное количество молока было значительным, а его стоимость сопоставима с тем, что можно было за крест выручить. В любом случае, сделка была выгодной. - Неделю. Торговка согласилась, схватила крест и дала Теодоре молока, как она и просила. Отойдя в сторону, Теодора скрутила из платка подобие детской соски, опустила один конец в кувшин, другой поднесла ко рту младенца. Он сразу понял, что надо делать и зачмокал, прикрыв от удовольствия глаза. Теодора смотрела на него, а у самой в животе раздавалось урчание – пустой желудок напоминал о том, что тоже хочет есть. Но о себе Теодора не подумала. Ребенок открыл глаза, он тоже услышала «музыку», внимательно на нее посмотрел и продолжил свое дело. По пути на рынок Теодора приметила развалины сарая и решила, что это сгодится в качестве временного жилья, пока ребенок немного не окрепнет, а она не придумает, что делать дальше. - Здесь мы будем с тобой жить. Хоть какая крыша над головой. Главное, что у нас теперь есть для тебя молоко! Теодора опустила глаза и остолбенела – у нее под ногами валялась серебряная монета. - Вот удача! Я смогу купить себе лепешек! Счастье за сегодня улыбнулось нам дважды! *** Неделя полетела быстро. Найденной монеты хватило ненадолго. Дошло до того, что однажды Теодоре пришлось чуть ли не подраться с мальчишками, которые бегали по рынку, хватали с прилавков еду, какая попадалась и сбегали, а потом, прятались в укромном месте, делили добычу и ели. Один из них обронил рыбу – она выскользнула у него из рук. Серебристая кефаль валялась в пыли у самых ног Теодоры. Она не растерялась, наклонилась, схватила рыбу и прижала к себе. - А ну, отдай! Это наше! - Ваше? Что-то вы не похожи на торговцев. Вы ее украли! - Вот еще! Отдай! Или мы заберем ее силой. Теодора прикинула, что мальчишки вполне могут лишить ее еды, которая досталась ей пусть и таким не очень честным способом. Но рыба и так была краденная. Она прищурила один глаз и сказала: - Раз так, давайте поступим мудро. - Это как? - Очень просто – мы поделим рыбу – одну половину вам, другую мне. Мальчишки посовещались и решили, что такой вариант подойдет. Драться со взрослой женщиной им тоже не хотелось - по ее виду, она была голодна не меньше их и билась бы по-настоящему. - Мы согласны. Как будем делить? - Вот так, - Теодора разломила рыбу на две примерно равные части. – А теперь кинем жребий, кому что достанется. Теодоре достался хвост и большая часть икры, которая находилась в рыбьем брюхе. Мальчишки скривились, но договор есть договор. На том и разошлись. Теодора собралась съесть рыбу сырой – развести огонь было нечем. Но не успела она начать, как снова заметила что-то подозрительно интересное в углу сарая. Теодора удивилась бы меньше, если бы снова нашла деньги – на этот раз развалины одарили ее сосудом, доверху наполненным «греческим огнем». Теодора умела им пользоваться потому, что много раз наблюдала, как слуги его готовили, смешивая расплавленную серу, деготь, голубиный помет и что-то еще. Все это заливали кислотой, закупоривали в стеклянный сосуд и клали в печь. Зелье томилось там дней двадцать, а когда его вынимали, греческий огонь был готов. В него окунали факелы, которые буквально вспыхивали от одной искры. - Видимо, осталось от прежних хозяев или кто-то это украл и спрятал. Теперь это наше и у нас с тобой будет огонь! – Теодора была счастлива, что смогла решить сразу несколько проблем – пожарить рыбу и согреться – ночи были прохладными, она боялась, что ребенок, может заболеть. Теперь можно было об этом не думать. Ребенок наблюдал за Теодорой и заливался от смеха. - Чему ты смеешься? А, я кажется, знаю - тебе так же весело, как и мне – наши желания исполняются, как в сказке! В жизни такое случается не часто. Обычно все наоборот. Нам просто очень повезло. Спи, малыш, завтра будет новый день и новые чудеса. Спи… Теодора не заметила, как снова заснула первой. А малыш, как и в предыдущие ночи, до утра всматривался в темноту, не идет ли кто – сторожил. Когда Теодора просыпалась, буквально за секунду до того, как она открывала глаза, ребенок смыкал свои отяжелевшие веки и погружался в сон, совсем не детский и беззаботный. Так засыпают вымотанные до предела взрослые - сон приходит не сразу, а подкрадывается осторожно, будто не верит, что в нем есть нужда и его прогонят, как назойливого пса, чтоб не мешал. Теодоре приходилось ждать его пробуждения намного дольше, чем раньше. Она удивлялась – какой же он соня, но секрета такой чрезмерной сонливости так и не разгадала. Наконец настал последний день, когда Теодора должна была получить последний стакан молока. Ребенок поел. - Ну вот, что дальше, ума не приложу. Больше мне продать нечего. Разве что себя. Теодоре пришло на ум то, что приходило многим в таком же безвыходном положении. Эта мысль не шокировала ее, напротив, сейчас грех ей казался возможностью выжить. Побираться и есть помои она могла, но как накормить этим ребенка? Теодора стала присматривать, где в этом городе могло быть подобное заведение. Младенец смотрел на нее и сосал палец. -Ты голодный? Потерпи, скоро у тебя будет еда каждый день. Я еще молодая, только вот вымою лицо и разберу свои волосы. Расчески у меня нет и лент тоже, но они пышные и вьются, это мужчинам нравится. Эх, что добру пропадать, - Теодора в сердцах ударила себя в грудь и вскрикнула от боли – что-то царапнуло ее и это что-то было под ее рубахой. - «Что там?» - удивилась она – ведь крест был уже продан. Теодора решила, что это соломинка или травинка, которая случайно попала под одежду, когда они спали в сарае на ворохе старой соломы. Теодора полезла рукой себе за пазуху и нащупала цепочку. Потянув за нее, вытащила крест. - Но как…Зевс всемогущий…, - Теодора была христианкой, но в этот момент у нее вырвалось обращение к древнему богу – в его существование она была готова поверить быстрее, чем в то, что крест снова был у нее. Она услышала заливистый смех. Младенец даже покраснел от натуги, не имея навыка справляться с приступами такого веселья, закашлялся. Теодора похлопала его по спине. - Ты снова надо мной смеешься? Будто что-то понимаешь? Ребенок пожевал губками и улыбнулся. - Хочешь сказать, что ты все знаешь? Может это ты все устроил? – предположение было абсурдным, Теодора это понимала, сказала просто так, не зная, как объяснить странное поведение ребенка. Но он в ответ поднял маленький пальчик и показал им в сторону рынка. - Хочешь сказать, что ты стащил крест у торговки? – спросила Теодора, не отводя от ребенка глаз. От предположения, что ее нелепая догадка может быть правдой, у Теодоры перехватило дыхание. – Нет, это все неправда. Я сплю. Нет никакого креста. Малыш, не шути так со мной. Ты сводишь меня с ума! Ребенок покрутил головой, сунул палец в рот и занялся любимым делом – начал его сосать. Теодора так и осталась стоять, пытаясь совладать с собой и не растерять, как она думала, остатки своего разума. Этого она боялась больше всего...


Глава 22.
   Прошло несколько дней, а Теодора никак не могла обрести душевного равновесия – история с «обретенным» крестом ее выбила из колеи. - «Я знаю, что это ребенок демона. Потому приписываю ему то, о чем в глубине души мечтаю сама и жду помощи! Случайные совпадения кажутся мне волшебством…», - Теодора задумалась. – А разве это не так? Разве такие находки – это не чудо?» Теодора ничем не отличалась от других людей, кто предпочитал добиваться всего сам, не дожидаясь «манны с небес» и, если она на них падала, относились к этому, как к случайности и на повторение не рассчитывали. Везение, повторившееся дважды, ее испугало. Радость, что насущные проблемы решены, сменилась опасением за свой разум. Теодора долго смотрела на ребенка, дольше обычного. Сейчас, когда он снова спал, он казался ей таким маленьким и беззащитным, что она не смогла сдержать слез – непрошенные, они полились из ее глаз. Несколько капель упало на личико ребенка. Он нахмурился во сне, но не проснулся. Теодора обхватила голову руками и запричитала: – Как я смогу о нем заботиться, если моя голова перестанет мне повиноваться и вместо того, чтобы что-то делать, я буду высматривать по углам, нет ли там еще какого-нибудь подарка? В нашем положении это опаснее, чем голод, который нас мучал. Но мне было спокойнее, чем теперь, хотя у нас есть крыша над головой – дырявая, но есть! Стоит мне подумать о еде, как тут же нахожу под ногами серебряные монеты! Нужен огонь – пожалуйста! Хоть рыбу добыла сама, слава богам! – похвалила себя Теодора, зная, что украсть рыбу, как мальчишки, она бы не смогла. Не потому, что ей стыдно – стыд привилегия благополучия и достатка – если бы ее поймали, кто бы позаботился о ребенке..? В рассуждениях Теодора смысл был. Он выражался в том, что удача притупляла в ней способность бороться, охотиться. Хочешь избавиться от зверя – приучи его к «халяве», а потом выпусти на волю, сделай «доброе дело» - зверь, каким бы мощным он не был рожден, станет легкой добычей для более слабого, кто не позарился на «подарки судьбы», предпочел им навыки охоты, более надежные. В мире, который окружал Теодору и младенца, выжить можно было, уповая на свои силы. - Хватит ныть. Я знаю, что мне делать. Надо заняться поиском, кто захотел бы меня за небольшую плату и тогда всякие глупости не будут лезть мне в голову, - эти слова Теодора проговорила вслух. Ей почти удалось себя уговорить, она даже успокоилась. Но рука нащупала под одеждой крест и в душе снова поселился страх. Пока Теодора убеждала себя, что ей придется «продавать» себя, ребенок проснулся, но лежал тихо и наблюдал за ней. Заметив, что он не спит, Теодора покраснела – ей показалось, что ребенок не только слышал ее слова, но и отлично понимал, о чем они. - Не понравился сон или я разбудила тебя своей глупой болтовней? – она сказала это просто так, чтобы скрыть неловкость, которую чувствовала. – «Если так пойдет и дальше, я начну его стесняться. Хорошенькое дельце. Как же я буду менять ему лопухи, когда он обкакается? Вот! Это и есть – сходить с ума…». – Малыш, почему ты так на меня смотришь? Хочешь что-то сказать? – Теодора откровенно провоцировала ребенка. Если он притворяется «малышом», а сам уже не пойми что, она заставит его признаться. Но ребенок отреагировал в соответствии с возрастом – моргнул, пару раз гукнул и сунул палец в рот - это и был его ответ. - Хорошо, - Теодора не собиралась сдаваться, она чувствовала, что ребенок что-то скрывает и по-своему морочит ей голову. Слишком много чудесного происходило за последнее время - они почти ни в чем не нуждались, учитывая их положение, но в этом ее заслуги не было. – Я знаю, кто ты, имей ввиду. Если тебе нужно, чтобы я оставалась в неведении, пожалуйста. Но знай, я уже буду начеку и все твои уловки увижу сразу. Если монета и «греческий огонь» - твоих рук дело, ты молодец. Но вот насчет креста я скажу так – тут ты не прав. Мы совершили сделку и не должны нарушать ее. Понимаешь? У людей есть законы. Если их все отменить, они передерутся и наступит право сильного. Для таких, как мы, это катастрофа. И таких людей гораздо больше, чем сильных и богатых. - «Я запомню это. А ты запомни, что ни при каких обстоятельствах нельзя отдавать свой крест, если не хочешь получить взамен более тяжелый». Теодора подняла указательный палец, подержала его так, собираясь с мыслями. Ребенок ответил ей. Значит все ее догадки на его счет оказались верными – он уже соображал, мог влиять на события и спорил с ней и поучал, да еще по такой теме! Неслыханно. - Значит так, - Теодора погрозила пальцем, но сама не могла сказать – кому предназначался этот строгий жест. Ситуация начинала выглядеть комично, похоже, что ребенок именно так ее и воспринимал – лежал себе и улыбался, а еще следил за пальцем Теодоры – она с ним играет? - О, боги! За что мне это? – воскликнула Теодора и в тысячный раз попыталась воззвать к матушке Изабо – она обещала, что не выпустит их из виду и подскажет, куда им идти. Так, где же ее подсказки и знаки? Прошло уже столько времени, а надежного пристанища как не было, так и нет. Все или почти все, что удалость раздобыть, как оказалось, могло быть заслугой ребенка. Если так и дальше пойдет, Теодора уже сможет однозначно сказать, что это она заботилась о ребенке, а не наоборот. *** Матушка Изабо не находила себе месты потому, что потеряла след Теодоры и младенца. В голову лезли дурные мысли – а что, если ребенок демона подчинил себе Инес, что тогда? Но, ничего не поделаешь, надо было набраться терпения и подождать, когда ребенок отвлечется или сам заинтересуется ею - матушка Изабо "стучалась" в невидимую дверь, которая скрывала от нее Теодору. Ребенок есть ребенок, сердиться на него за то, что он использовал свою магию, монахиня не могла - такова его природа. К тому же он скрывал их обоих не только от нее, но и от демона, который рыскал с неменьшим усердием. Недаром притащился даже в Махерат, откуда матушке Изабо с трудом удалось его увести, направив по другому следу. Время шло. Убедившись, что демон не преследует ее, матушка Изабо решила нанести визит в Махерат, чтобы обговорить детали. Теодора с младенцем могла объявиться в любую минуту.


Глава 23.
   Отец-настоятель монастыря Махерат встретил мать Изабо настороженно – еще сердился на нее за последнюю стычку из которой она вышла победительницей, а он чувствовал себя, как нерадивый семинарист. – Не ожидал увидеть вас так быстро, мать Изабо. У вас насыщенная жизнь. Мне казалось, что мы наши разногласия уладили, разве нет? -Жизнь непредсказуема, - монахиня потупилась, давая понять, что пришла не «воевать» и сходу приступила к делу. - Скажите, святой отец, в Махерат в последнее время никто не приходил? - она спросила на всякий случай, вдруг Теодора сама нашла сюда дорогу или младенец ее привел туда, где был зачат - его душа, как и его поступки для матушки Изабо были непостижимой тайной - всего можно было ожидать. - Врата монастыря открыты, как и наши сердца. Вы имеете ввиду кого-то конкретного, мать Изабо? Говорите прямо или мы опять начнем упражняться в острословии, в котором, признаюсь, вы одержали верх. - Неужели? Мне показалось, что ваше замечание насчет «христовых невест» довольно меткое, хотя и дерзкое. Ради красного словца… Но, вы правы, не стоит мутить воду, когда вокруг злые силы плетут свои сети, - напоминание про воду было не случайным. Оценив вступление, настоятель приготовился слушать. Мать Изабо начала. С каждым словом брови настоятеля поднимались все выше, пока не уперлись в митру, венчавшую седую голову, как корона. Мать Изабо начала с того, что снова пообещала сохранить тайну о «колдовском роднике», потом аккуратно намекнула, что может передумать и поделиться вашим секретом со всеми, если он сочтет, что тайна того не стоит. - От этого родника одни проблемы. Скажу более – у меня есть опасения, что Мохерат могут заподозрить в потворстве колдовству. Это уже было слишком. Настоятель поднялся со своего места. Изабо замолчала, понимая, что настал решающий момент – либо ее попросят убраться и ей придется искать новое убежище для Теодоры, либо она перейдет к основной части и выяснит – кто остановился в Мохерат и можно ли на постояльцев взглянуть. -Чем могу быть тебе полезен, сестра? Монастырь наш небогат, но мы разборчивы в источниках пожертвований. Если у вас есть сведения, что в монастыре скрывается некто недостойный и я об этом не знаю, не скрывайте. Без меня вы все равно не сможете сюда войти. - Меня интересует послушник по имени Феодосий. - Это имя мне знакомо. Но я уверен, что тот Феодосий не совершил ничего постыдного и ему незачем прятаться в Махерат. Его приняли в другом монастыре. - «Конечно! Он мог запомнить Феодосия потому, что за него просил отец Инес. Полагаю, это все, что ему известно. За девять месяцев, и более того, многое могло измениться. Придется рассказать о Феодосии немного больше». - Вижу, вы ничего не слышали. Этот Феодосий оказался не так прост. Вы, полагаю, знаете, что в вашей гостинице около года назад останавливалась дочь и жена настоятеля другого монастыря. Это не так далеко от вас, но достаточно, чтобы Махерат служил пристанищем, если кто-то из их братии не успевал засветло добраться до Александрии. - Припоминаю, такая просьба была. К чему вы клоните? Они что-то здесь потеряли и спустя год решили поискать? - Понимаю, что это шутка, - проговорила Изабо, поразившись, насколько точными иногда бывают фразы, сказанные просто так. Настоятель почти угадал – разве что Инес не потеряла, а нашла у стен Махерат приключение, достойное ее изящного зада. Как бы настоятель отреагировал на такое признание с ее стороны, Изабо не стала представлять – надо было убедиться, что Теодоры здесь нет и, пользуясь случаем, посвятить настоятеля в некоторые важные детали. - Не буду больше скрывать – все это время я хлопотала именно об этом Феодосии. Но на сей раз он едет к вам не по поручению своего духовного наставника. У него на руках младенец. - Это как? - А как еще может выглядеть младенец, святой отец? Ручки, ножки… - Мать Изабо! Вы сведете меня с ума своими загадками. Что у вас за манера вести дела. Вы попросили предоставить вам укромную келью. Теперь выясняется, что она предназначена для послушника, да еще с ребенком! Чей это младенец? - Его. Так случается, когда юноши, собираясь посвятить себя Богу, в последний момент меняют свое решение. С Феодосием произошло то же самое. Он познакомился с девушкой и вот…. - Прискорбно. Видимо, тяга к соблазну оказалась сильнее желания соединиться с Отцом небесным. Мы не вправе осуждать. Итак. Вы хотите сказать, что этот Феодосий приедет в Махерат с прижитым младенцем? Как вы себе это представляете? Домик на отшибе. Но народ не слепой. - Понимаю, что сохранить тайну будет непросто. - Да уж, это мягко сказано! Невозможно – вот правильный ответ. Мать Изабо вздохнула, посмотрела на игумена, который уже несколько раз изменился в лице и сейчас сидел в своем кресле, как истукан с бледным лицом потому, что до него начало доходить – в какую авантюру мать Изабо его почти втянула. - «Надо было раньше расспросить ее! Старый осел», - настоятель ругал себя последними словами. - Увы. Понимаю ваши опасения. Но другого выхода нет. Вам придется поселить Феодосия в Махерат. - Это почему! Пусть отправляется туда, где согрешил! - Именно это он и делает. - ….?! - Мне надо было сказать сразу – Феодосий согрешил здесь, в стенах Махерат. - Это чушь! У нас мужской монастырь! - Верно. Но в вашей гостинице могут жить и особы женского пола и среди них встречаются дочери уважаемых священнослужителей, - высказав самое страшное, мать Изабо перевела дух. Теперь надо было только ждать, когда настоятель Моаерат переварит все и даст указание - готовиться к приему гостей. *** Демон припал к губам Инес и запечатлел на них самый нежный поцелуй, на который был способен. Лицо покойницы было подозрительно свежим, а губы сочными. Демон заметил эту странность во внешнем облике Инес, но решил, что это отблеск факела, свет от которого раскрашивал мертвые черты лица. Когда Инес открыла глаза, демон был слегка ошарашен – на такое действие своего поцелуя он не рассчитывал и если покойница ожила, то он явно перестарался или его скорбь и правда столь сильна. Вместо того, чтобы разобраться и понять – что произошло, демон снова оказался во власти своего самого сильного греха - гордыни. Он долго смотрел на Инес с настороженным внимание и восхищением. - Как ты хороша! Смерть тебе к лицу. - Дай мне зеркало, - попросила Инес. – Хочу сама оценить, не обман ли твои слова. Ты известный лжец, все это знают. - Не повторяй глупости за всеми. У тебя будет возможность убедиться в том, что моя репутация испорчена завистниками. - Перестань, себе не лги! Демон вздохнул. - С женщиной спорить… Ты просила зеркало? – демон усмехнулся. На, держи, дорогая, - демон бросил в ее сторону «шарик» из воды, которую зачерпнул в озере. Инес ловко поймала водяной «шарик»: - Изыскано. А простого зеркала нет? - Увы, дорогая, самые простые вещи теперь тебе недоступны. Зеркало – одно из них. Табу. - Почему? - Потому что ты в некотором роде не совсем живая. - Не понимаю. Я чувствую себя живой. - Мало ли что мы чувствуем. Поверь мне на слово – ты умерла. - Нет! В чем твоя ложь? - Ни с зеркалом, ни с тем – кто ты, я не лгал. Иногда мне кажется, что я самое правдивое существо на земле – вытаскиваю из людей то, что они скрывают и о чем лгут. Твое состояние – это одна из форм существования неживого. Если ты думаешь, что это я тебя обратил, говорю стразу – нет, не я. Кто? Понятия не имею. Но знаю, кого надо спросить, - демон думал об Изабо. – «Наверняка это она всучила мне такую Инес и не предупредила. Ох, матушка Изабо, чувствую, нам надо поговорить. Мы так не договаривались».


Глава 24.
   Изабо пришло долго ждать, пока отец-настоятель знаменитого монастыря Махерат смог воспринимать ее не как исчадие ада, а партнера по беде, в которой он оказался потому, что был невнимателен к тому, что творилось за стенами Махерат. Он пытался протестовать, что это все происки и никакой дочери игумена тут не было. Но, проверив записи в гостевой книге, которую ему предоставили, убедился, что мать Изабо подготовилась хорошо. - Не знаю, чем все кончится, но вы – сущая бестия, мать Изабо. Вы хотите погубить наш монастырь? - Что за нелепое предположение. Я хочу его спасти! Как и вас. Но для этого нужно полное взаимопонимание. Вы готовы меня дослушать? - Разве вы еще не все сказали? - Почти. Мы не оговорили то, как долго Феодосий пробудет у вас. - Полагаю, у вас уже есть готовое предложение, от которого я не смогу отказаться? – проворчал настоятель, не зная, какие еще неприятности могут быть, кроме тех о которых он только что узнал. - Мохерат предоставит убежище тем, за кого я прошу, сроком на… десять лет. - …! – настоятель только открывал рот, пытаясь набрать воздух.- мать Изабо снова пробила брешь в его обороне – Махерат «пал» под натиском этой невыносимой монахини. - Сами понимаете, ребенок, чьи родители весьма необычные люди, и далеко небедные, должен подрасти прежде, чем одна из семей его родителей решится его признать. Сейчас он был бы для всех бастардом, бедный малыш. К тому же так вы искупите вину за то, что невольно стали соучастником – надо было присматривать за постояльцами, особенно за теми, в ком кипит молодая кровь и разум почти всегда проигрывает в сражении с соблазном - вкусить запретный плод, - мать Изабо искусно расставила нужные акценты, о других умолчала. - Мать Изабо. Надеюсь, вы больше ничем не сможете меня огорошить. Будет вам отдельный домик. Пусть живут, сколько потребуется. Если это младенец той, о ком я думаю, это может быть выгодным вложением на будущее. При случае я навещу ее родителей. У меня теперь есть к ним разговор. Торопиться не буду, никуда они не денутся. О таких услугах помнят до самой смерти. Кто знает, может быть когда-нибудь я и скажу вам за все спасибо. Но сейчас, прошу вас, идите с богом. Я так устал от вас и от ваших новостей… Мать Изабо смиренно поклонилась, умоляя бога: - "Только бы не узнал, что это сын демона"... *** Демон собирался похоронить Инес на дне подземного озера, рассчитывая на то, что глубоководные водоросли будут питаться им до тех пор, пока не обглодают все до костей, которые останутся там навечно. Хорошая могила. Чистая. Холодная. Он будет приходить сюда и предаваться воспоминаниям сотни лет. Но Инес, похоже, не собиралась на покой. Она потрогала руками свое лицо, посмотрела на руки – кожа была бледной, с легким розовым оттенком. - Будем надеяться, что с моим лицом то же самое. Не надо отбеливаться и укрываться от солнца. Всегда мечтала о такой коже. - Рад, что угодил тебе. - А ты тут при чем? - Я забрал твое тело и мой поцелуй тебя оживил. Наслаждайся, Инес! - Не в поцелуе дело! Лучше скажи, кто тот старик, что читал надо мной молитвы? – путешествие в челне по Лете стерла часть воспоминаний Инес. Она не помнила никого из людей, кроме Феодосия, которого хотела найти, но для чего, Инес не знала сама. Демона она воспринимала, как должное – есть и есть. Но особой симпатии к нему не испытывала – такие чувства, обычно бывают к надоевшим любовникам, которых прогнать жалко, а предаваться с ними любовными утехам противно. Демон уже предпринял попытку ее обнять. Инес оттолкнула его и показала клыки. Демон оторопел и засобирался на встречу с Изабо еще настойчивее. Но прежде надо было убедиться, что Инес никуда не денется, а если уйдет, то, чтобы она не натворила, не имело к нему никакого отношения. Отвечать за чужие «огрехи» демон не собирался. Создания, подобные Инес, так просто не появлялись. - «Кто ее обратил, тот пусть и возится». Большая часть воспоминаний Инес еще дремала. Но кое что уже проклевывалось, как лучи солнца. - Ты – демон! – вдруг воскликнула Инес. - Надо же, какое открытие. - У тебя есть ребенок? А вот это уже было интересно. Видимо, память Инес пробуждалась как-то избирательно. - Почему тебя это интересует? – он спросил осторожно, надеясь, что Инес скажет что-нибудь еще. - Потому, что, как мне кажется, это и мой тоже. Не делай вид, что удивлен. Мог бы предупредить, что собираешься осчастливить своим семенем. Это было нечестно с твоей стороны. Роды – это ужасно! - А я предлагал, ты сама отказалась принять мою помощь. Нагрубила мне… Кстати, где он? - Не знаю. Но я его чувствую. Я плыла в челне по реке. Он был там, на берегу и звал меня, просил остаться. Я хотела вернуться, но мне не позволили, ругались на него, просили отступиться от меня. Он ответил, что никогда не отступится от меня. Надо же, какой настырный… Демон задумался. Ребенок был слишком слаб, чтобы развернуть челн. Здесь требовалось согласие на самом высоком уровне иерархии, в которой демон занимал не самое почетное место. Искусить, соблазнить – одно дело, тут похоже было на колдовство, к чему он относился без особой симпатии – считал колдунов выскочками и самозванцами, которые повсюду шпионили и распускали сплетни о том, чего не понимали. Ближайшее время должно было прояснить – что из себя представляет Инес в своем новом качестве. О том, что она покусала своих родителей, демон не знал, иначе бы уже понял – она гентакуб. - Так значит, ты его видела, нашего малыша? Какой он? Опиши. - Лица не видела или видела, но не запомнила. Но чувствовала его. Он был такой одинокий! Но не беззащитный. Еще он смелый, сумеет за себя постоять, так что обойдется без нас с тобой, если ты и правда думаешь, что мы его родители. Мне все равно. Равнодушие Инес было намеренным, она интуитивно чувствовала, что должна сбить демона с толку и свой интерес к ребенку хотела скрыть. - Будешь его искать? Я с тобой. - Нет, - Инес демонстративно зевнула и потрогала пальцами вспухшие и покрасневшие десна – они зудели, видимо клыки снова начали отрастать. - Зачем? Пусть растет свободным, - против такого аргумента демону возразить было нечего – свобода выбора для демона – это всё. Хотя он недоумевал и равнодушие к собственному дитя покоробило. Демон посмотрел на Инес с сочувствием – она была лишена материнского инстинкта, как и он. Но он, хотя бы, интересовался судьбой ребенка, а ей было все равно. Темная душа демона, как бездомный пёс, рыскала в поисках того, что ему недоступно – любви. Могла ли Инес чувствовать это или любовь для нее означало только соитие? Если она при жизни была такой, то чего от нее ждать сейчас? Воскрешение Инес уже не казалась демону безобидным. - Инес, - сказал он вкрадчивым голосом, - ты можешь побыть одна, пока я отлучусь? - Иди, - ответила Инес, не задумываясь и без эмоций. Демон был ей не нужен – все врет и какой-то неуверенный в себе, а ей нравились мужчины с дерзким характером – этот совсем не такой. Что она в нем нашла раньше? Но больше всего ее бесило желание демона заявить свое отцовство. - «Ну уж нет, ты его не рожал! А я его выстрадала». Ей показалось, что демон может использовать ребенка, чтобы попытаться привязать ее к себе. Этот прием Инес сочла за неприличный и мысленно посоветовала демону «стать добычей ненасытного Асмодея напару с Эросом, раз двадцать подряд» - грубо, но от этого искреннего пожелания Инес полегчало.

Глава 25.
   Инес снова была голодна. В первое время после превращения гентакубам приходилось питаться чаще. Потом организм адаптировался и потребность в крови была уже не такой мучительной - можно было обходиться без «подзарядки» неделями – высокая калорийность человеческой крови надежно обеспечивала необходимой энергией. Бросив на Инес озабоченный взгляд, демон удалился. Первым делом он собирался найти матушку Изабо и спросить – знала ли она, что Инес не человек? Если да, то почему не предупредила. Он уже твердо решил, что поддерживать отношения с гентакубом не намерен – демону нравились живые девушки. Не добавляло настроения то, что у него с гентакубом был общий ребенок, а это, как ни крути, налагало определенные обязательства и связывало с Инес. Если окажется, что монахиня ни о чем не подозревала, демону предстояло решать другую загадку – кто решился на такое без видимых причин и почему создание появилось без согласования с ним - взяв на себя миссию погребения тела Инес, демон считал его своей собственностью. Изменить условия договора могла разве что Изабо, но на это не было и намека. Демон уже «простился» с Инес, своей бывшей подружкой, когда понял, что она отвергает его. Узнав, что она почила, хотел лишь провести красивый обряд и создать пантеон, куда он мог бы приходить, чтобы погрустить. Демону нравилось подражать людям в чувствах, поскольку сам был их лишен. Получалось, что некто вмешался в его планы настолько, что он теперь должен суетиться, как простой смертный, изыскивать способ разорвать эмоциональную связь с существом таким же бессмертным, как он сам! «Чувствуя» себя обманутым, демон напрягал все свои силы, чтобы проникнуть сквозь завесу окутавшей его тайны и хотя бы в общих чертах нарисовать портрет того, кто за всем этим стоит. Он очень старался: сопоставлял, обращался в глубины своего подсознания, но, кроме невнятной бесполой тени ничего представить не смог. Встреча с монахиней могла что-то прояснить. Но демон сомневался, что Изабо будет с ним откровенничать и не заморочит ему голову еще больше. Вот что бывает, когда связываешься с людьми и недооцениваешь их, упуская момент, когда они из слабых и податливых вдруг становились дерзкими и непредсказуемыми. *** Оставшись в одиночестве, Инес сбросила одежду и принялась себя рассматривать – руки, колени, живот, грудь - все на месте. - Для недавно родившей, я бы сказала, очень даже неплохо. И грудь, она стала такой огромной, - Инес дотронулась до себя и поморщилась – ощущения были не из приятных. – Меня можно доить, как козу! Теперь понятно, почему вокруг меня всегда эта лужа! Молоко сочится из всех пор! Я должна срочно разыскать своего ребенка, иначе меня разорвет. Инес направилась к озеру. - Мечтала об этом с тех пор, как начались эти ужасные роды! Она разбежалась и плюхнулась в воду, поджав ноги. Получилось не очень изящно. Вода выплеснулась и окатила пещеру. Из полумрака донеслось недовольное ворчание, но Инес его не услышала потому, что погрузилась в воды озера с головой. Она опускалась все глубже до тех пор, пока не достигла дна. От воды исходил зеленовато-голубоватый блеск – это светились глубоководные водоросли, которые облепили ее тело, и она стала похожа на русалку, а ее кожа - на чешую. - Мне нравится! Жаль, что тут нет шансов встретить мужчину. И почему мне так не везет? Попадаются то «купцы» с «охотниками», то демон, то баба, переодетая мужиком. И как меня угораздило забеременеть и даже родить? Теперь не знаю, как смыть с себя никому не нужное молоко. Наверное, я проклята, - заключила Инес, напрягла живот, выпустила гирлянду пузырей из своей дивной попы, улыбнулась довольная, и поплыла наверх. Инес, став гентакубом, нисколько не изменилась – была все такой же раскрепощенной и прямолинейной в суждениях. Разве что стала в меру самокритична и рассудительна. Ее фигура, став еще более женственной и обворожительной излучала физическую силу и уверенность - случись что, она сможет себя защитить. Преодолев за пару секунд приличную глубину, она набрала скорость и выпрыгнула из воды, едва не разбив голову о низкие своды пещеры, увлеклась. Из полумрака донесся, размноженный коротким этом, вздох восхищения. Инес бросила в ту сторону любопытный взгляд и, не заметив ничего подозрительно, продолжила свои водные процедуры - еще немного поплескалась, затем вышла из воды. - На это совершенное тело надевать такие лохмотья? Ну уж нет, - она брезгливо поворошила ногой свою одежду, которая валялась на камнях неопрятной кучей тряпья. Инес вспомнила, что когда-то этот наряд был очень красив и стоил хороших денег – платье подарил ей отец. Как давно это было… Воспоминания возымели свое действие – категоричность Инес сменилась сентиментальностью – она собрала вещи, отнесла к озеру и принялась их стирать. Полноценной стиркой назвать это было трудно, но пыль и грязь удалось смыть. Ткань заиграла красками, напомнив Инес о том, как она была рада получить этот наряд – на минуту она поверила, что небезразлична отцу. Но он не дождался, пока дочь наденет свое новое платье, поспешил в свой монастырь. Инес разозлилась, сорвала с себя платье и больше его не надевала. Когда стали думать, во что облачить тело, отец предложил это платье. - Я сам выбрал его, надеялся, что Инес поймет, как дорога мне и если я бываю с ней строг, то только потому, что мне горько видеть, как она скатывается в бездну греха. Неужели я вымолил ее ради этого? Не дожидаясь, пока все высохнет, Инес накинула на себя платье и направилась к выходу. Выйдя из пещеры, она оказалась звездным под шатром ночного неба, который укрывал не только ее, но и Теодору с младенцем. В это мгновение все трое смотрели на звезды, любовались им и думали друг о друге. *** Прошло совсем немного времени, а ребенок уже заметно подрос, окреп и все время думал о своей матери. Не понимая хитросплетений ее и своей судьбы, он ощущал ее присутствие в этом мире, изо всех сил старался не потерять. Разве не он упросил развернуть челн, перевозивший его мать через Лету? Он добился своего и являлся ей каждый раз, когда она вспоминала о своем ребенке – мысли Инес были для него маяком, по которому он определял место, где ее искать. Он не мог прикоснуться к ней физически, хотя видел, что ее грудь полна молоком. Несколько раз ему почти удавалось коснуться ее, но неведомая сила обрывала нить, которая их связывала и все приходилось начинать заново. *** - Что надо от меня? – увидев благообразного и молодого путника, матушка Изабо сразу распознала в нем демона. - Тебя не обмануть, - проворчал он, но облик менять не стал. – Хочу спросить кое о чем, может быть ты догадываешься и начнешь сама? - С чего ты взял? - монахиня хотела обойти его, чтобы не нарываться на нежелательное выяснение отношений, которые и так держались на навязанном ей договоре – она бы с радостью оборвала все связи с ним и закрылась бы от него силами заклинания. Вместо этого приходилось быть на виду на случай, если демону вдруг приспичит с ней посовещаться. Что и случилось. Монахиню беспокоило не то, что он так легко нашел ее, а то, что заинтересуется – с чего вдруг она зачастила в Махерат. Но демон спросил не об этом. - Инес ведет себя странно, - начал он. – Ах, да, мне следовало начать с того, что Инес жива! Как тебе это удалось? Поведай, мать Изабо. О, нет, я не в претензии, одним создание больше. Но почему не предупредила? Что ты задумала? - «Началось…», - первый удар мать Изабо отбила легко и сразу пошла в атаку: - Видишь ли, когда я передавала тебе тело Изабо, она была мертва. Мертвого от живого как-нибудь отличу. Ты просил Инес? Ты ее получил. В каком качестве – мы не обговаривали. Хочу напомнить – ты обещал, что проведешь похоронный обряд, и бедная Инес упокоится в достойной ее красоты, могиле. Не смог сдержать своего обещания? Тогда и я могу не переживать насчет своего обещания тебе и ты можешь не надеяться на встречу с сыном, во всяком случае с моей помощью. Дождешься, когда он вырастет, тогда и явишься к нему. Будет время заучить наизусть – Сынок, я твой папа! А вдруг еще разволнуешься! Демон случал молча, но уже закипал – похоже, монахиня соорудила ловушку, в которую он угодил. Мать Изабо в свою очередь уже не знала, как еще ущипнуть демон и спровоцировать на ссору - повод разорвать договор! Но демон не повелся. - Не драконь меня, выслушай. Не каждый день к тебе демоны обращаются за советом. Мать Изабо от этих слов даже поперхнулась. - Пришел ко мне за помощью? - Не передергивай, я сказал - за советом. - А ты и правда гордец неисправимый. - А ты злобная монахиня. Мать Изабо усмехнулась – она первая перешла на личности и получила в ответ, но оправдываться не собиралась. Демон подтвердил ее худшие опасения – ее вернули и она обратилась в гентакуба, испив материнской и отцовской крови. Изабо пришлось потрудиться, прежде чем она смогла успокоить Инес и всучить ее демону. Была слабая надежда, что он сумеет с ней справиться и «похоронит» как-нибудь. Судя по его растерянному виду, ничего не вышло. Изабо не хотела, чтобы демон понял – она заинтересована в его помощи и рассчитывает на его содействие. В сочетании с договором это уже полноценное партнерство с демоном. Такое не могло не встревожить, но деваться было некуда.