гл! 9 Василич

    ГЛ 19. Василич.

  И хотя нам всем троим (ветеринарам) приходилось заниматься  всем зоопарковским зверьем, всже у каждого были свои маленькие привязанности. Георгич больше бывал возле обезьянника, там всегда было много народа, и всегда весело. Он любил рассказывать посетителям разные истории из жизни зоопарка, а некоторым даже проводил целые экскурсии,  часто его слушательницами оказывались молоденькие мамы. Я больше  времени находился в террариуме, а в особых друзьях у меня ходил Саймир.
  Ну а Василич  любил медведей, особенно нашего бурого медведя Потапа и некоторых обезьян. Вообще-то мне даже кажется, что он любил всех тех,  кто хоть каким-то боком похож на медведя.   Когда у нас находился на излечении Сафрон то Василич и его  очень быстро его полюбил.  Сафрон  напоминал  Потапа в миниатюре. Ну и кроме того они с Сафроном иногда обожали друг  у друга "поискать". Георгич не доставлял  Сафрону этого  удовольствия, так как всегда следил за своей прической, а в моей шевелюре такой маленькой обезьянке вообще  легко потеряться. Со Степановной Сафрон «дружил» только во время приготовления еды, А в редких волосах Василича, искать ему было очень удобно. Да и Василич - вел одинокую холостяцкую жизнь, и был вовсе не против, чтобы его иногда хоть кто-то погладил. Любил Сафрон покататься на плече Василилича. Когда к нам кто-то заходил посторонний, Сафрон быстро забирался на плечи именно к Василичу и от туда недовольно "чирикал":
 -Эй, приятель! Видишь к нам кто-то пришел. Это не опасно?
   С такой высоты он ощущал себя существом более высокого ранга.  Обезьяны довольно быстро врубаются в систему коммуникаций окружающего животного сообщества,  даже другого вида, и  гармонично вписываются в уже налаженную систему иерархии. Особенно здорово это получается у капуцинов. Правда, даже и они, постоянно пытаются "откачать" себе права, чтобы повысить свой статус в системе.
  Для повышения  собственного  рейтинга, обезьяны иногда стараются друг друга перекричать или пошуметь  любым доступным способом, либо  забраться  повыше. С высоты все кажутся не такими большими и страшным - иллюзия, но  приятно. Особенно Сафрон любил с той "трибуны", которую устроил себе на плечах Василича выяснять отношения с нашей Главной  Птичницей. Увидев нашего фельдшера, разгуливающего по хоздвору с Сафроном на шее, она непременно торопилась высказаться:
  - Да какие вы ветеринары?  Разве только от слова - ветер! Зоопарк это вам не  цирк!
  Сафрон в этой ситуации действовал как "корпус быстрого реагирования", стараясь победить противника голосом. Как только Сафрон замечал  Галину Ивановну, он махал  лапками в сторону надвигающейся опасности и включал сигналы тревоги – ухал, визжал и чирикал. Даже потом, когда Сафрон опять вернулся на экспозицию, он  каждый раз, когда Галина Ивановна проходила мимо его клетки показывал ей зубы и издавал неприличные звуки.
  Однако всякая дружба с дикими животными, даже  теми которые уже давно кажутся ручными, таит в себе много неожиданностей и постоянную опасность.
  Однажды с Василичем такой курьез вышел.
  Как-то уже под вечер  Василич немножко "хватил лишнего". Обычно, он хоть и любил принять, но на работе всегда держал себя в рамках, и так чтобы уж совсем пьяного, я его в зоопарке никогда и не видел. Иногда на 2-3 дня Василич исчезал, ссылаясь  на приступ бруцеллеза. Но молва гласила, что в запой.
  С этой  привычкой  к спиртному у моих колег я собственно и не особенно боролся, потому как на то были  веские причины. У одного после 100 грамм объективно исчезал тремор в руках, а у второго появлялась подвижность в суставах. На качество работы это оказывало только положительное воздействие. Да и я принимал маленько. За компанию.
  Зная о том, что Василич в расслабленном состоянии начинает очень сильно любить Потапа, я предложил коллеге проводить его до дома. Рабочий день к этому времени уже закончился, но для посетителей зоопарк был еще открыт, а  из служителей  остались только дежурные. Василич мягко отклонил предложение, признав, что действительно немножко перебрал, и ему необходим буквально час -полтора на то, чтобы прийти в себя.  Памятуя о том, что многие животные не выносят запаха спиртного, и вытребовав у Василича обещание, что он не полезет беседовать с Потапом, я все же, хоть и  с некоторой тревогой, но  отправился домой.
  На следующее утро, когда  я пришел на работу, Вера Степановна уже гремела ведрами, собираясь мыть пол. Поздоровавшись с ней я сел за стол  привести в порядок бумаги. Вдруг слышу из нашей кухни-лаборатории сдавленный крик нашей санитарки, который завершается грохотом падающего ведра. Я вылетаю из-за стола и бегом туда, сразу почему-то вспомнив, что Василич вчера был под мухой. Вера Степановна, как обычно, с вытаращенными глазами, но на этот раз на совершенно белом лице, сидит уже на табуретке и одной рукой придерживая сердце, второй показывает в раковину рукомойника:
  - Там! - ей удалось из себя вытащить только одно слово.
  Заглядываю в раковину.
А там лежит палец. Человеческий. И похоже, что прежде чем он был отрезан – хорошо пожеван.
  Даю Вере Степановне валерьянки. Она потихоньку приходит в себя, и мы вместе начинаем искать остальное тело Василича. В лечебнице мы его не находим, но на  пороге - несколько капель крови, которая струйкой убегает в сторону медвежатника. Ругая себя  -"на чем свет стоит" - иду по следу. Так и есть. След приводит прямо к Потапу.
  Возвращаюсь в лечебницу, и успокаиваю нашу санитарку, объясняя ей, что оставил вчера Василича немножко под мухой, и что это скорее всего его палец и есть, но поскольку самого Василича нет, как нет и его одежды – значит, с ним все в порядке, и что жить можно и без пальца. Вера Степановна окончательно приходит в себя и к ней возвращается дар речи:
  - Юрич! Ты палец-то выкинь на помойку, а то я его не то что в руки, но глядеть на его не могу.
Я хотел было взять палец и отнести на помойку. Но задумался.
  - Как же я его выкину? Это же как бы, Василич! Может он свой палец похоронить захочет. А Вы - на помойку.
  - А шо же он вчерась ешо его не похоронил?
  - Та там же надо три дня выждать!? - попытался я немножко пошутить, но от этой шутки Вере Степановне опять становится дурно, но  тем не менее, уже хватает сил чтобы нас всех троих, хоть и в третьим лице – не злобно, но очень матерно обругать. 
  И тут вдруг, на пороге появляется и сам Василич, как обычно, с утра – дубовой бруцеллезной походкой на прямых ногах, но на вид в полном порядке. (значит совсем трезвый отмечаю про себя). А руки-то в брюках.
  Я его прямо с порога и  спрашиваю:
  - Георгий Василич! А почему это у вас ручки-то в карманах?
  - А в чем дело? – несколько смутившись спрашивает он.
А руки-то из карманов не вынимает.
  - А очень нам с Верой Степановной интересно  на ваши руки посмотреть.
  - Ну если  вам тах хочется - смотрите на здоровье! - говорит Василич и спокойно достает руки из карманов.
Мы смотрим. На этот раз уже в четыре вытаращенных глаза. Пальцы на руках Василича все на месте! Тогда я достаю из раковины палец и ставлю вопрос ребром:
  - А это чей?!
  - О! Да это я его вчера забыл выкинуть!
  - Василич, может что-то расскажете  про вчерашний вечер, палец-то не какой-нибудь там лягушки.
  - Да все банально - начал Василич -
  - сразу как только Вы ушли, Сергей Юрьевич, я пошел на обход,  чтоб скорее прийти в себя. Ну, конечно, начал с  Потапа. Подхожу к медвежатнику,  слышу - кто-то со стороны Потапа не человеческим голосом подвывает. Бегом  к вольеру, а там возле моего  Потапа, стоит чужой мужик  из посетителей и воет. А Потап держит мужика за палец зубами. Хорошо я из закусочной прихватил, как раз для него конфетку. Перелезаю через ограду, даю Потапу конфету, а он мне мужика возвращает. Веду мужика к нам в лечебницу - обработать рану. Пришли. Достал  бинты, перекись и зеленку. А мужик стоит и дальше воет. Бухой - лыка не вяжет, а палец прижал другой рукой и показать боится. Я то, пока мы дошли до лечебницы, уже почти трезвый, а его  шатает, орет на меня матом и требует скорую. Говорю ему:
  - Из зоопарка мы сможем позвонить лишь завтра утром, так как телефон есть только в кабинете директора, а директор уже давно дома - чай пьет. Так что ближайший телефон  в воинской части, что через реку. Ну а скорая приедет  не раньше чем часа через пол, после того как мы позвоним...
  Мужик опять взвыл:
  - У вас что? На весь зоопарк один телефон!?
  - Да нет – два. Второй у сторожей, но он три дня как не работает.
  - Да ты не бойся, отвернись-ка, а я сам тебе все сделаю.
  - А ты что врач?
  - Да не просто врач, а ветеринарный, а это еще лучше.
  - Я что тебе? Скотина? – кричит мужик.
  -Ну-у-у-у, видно, что бухой, но уж не настолько.
Достаю синенький денатурат. Наливаю маленько себе, ну и ему мензурку, протягиааю и говорю:
  -Пей! Мы тоже иногда балуемся, когда другого нет. Теперь веришь?
  -Верю -  придя в себя говорит  мужик.
Отпускает палец опрокидывает по адресу мензурку. А на палец свой даже и не смотрит – боится!
Теперь, вижу уговорил!
Он отдал мне свою руку, сам отвернулся, больше не матерится, но потихоньку воет.

  Смотрю, а палец уже прилично разжеван и висит на тоненьком кусочке кожи. Я взял его да и отрезал. Скальпелем. Рану хорошо промыл, обработал стрептоцидной эмульсией и забинтовал. Зашивать кожаные лохмотья не стал - не так быстро заживет, но зато нарывать не будет. А мужик так и стоит с повернутой головой.
  - Ну и всё! - говорю.
  - Как всё!? - удивился мужик.
А я протягиваю ему его палец и говорю:
  - Вот так и всё! Забирай свою конечность и проваливай, наелся я твоих матюков, зоопарк уже закрывается.
  Увидев свой палец в стороне от своего тела, Мужик резко затих, побелен и упал в обморок.
  Я полощу его водой и сую ему в нос ватку с нашатырем, а до самого только дошло: - не ровен час помрет, тут-то меня и посадят. Скажут зарезал.
 (так как у нас не было медпункта, то приходилось, нарушая ветеринарное законодательство, оказывать посильную помощь и своим человеческим собратьям, которые постоянно лезли в клетки к животным, и получали серьезные раны и травмы.)
 
 Мужик, наконец, приходит в себя, выглядит почти как трезвый, оглядывает себя со всех сторон, и очень быстро вспомнив, что с ним произошло, начинает на меня опять орать. Он, видетели думал, что я ему буду пришивать его жеваный палец. Я пытаюсь ему объяснить, что он находится в ветеринарной лечебнице Душанбинского зоопарка, а ни как не в московской клинике микрохирургии, а для того чтобы ему пришить палец - надо быстро бежать до ближайшей мороженщицы, выпросить у нее с пол килограмма льда, завернуть палец в мешочек со льдом, и  срочно бежать в аэропорт, покупать билет до Москвы, ну а дальше - как повезет. И в любом случае, объясняю - до Москвы вам с пальцем придется  лететь отдельно друг от друга, хоть и в одном самолете. Как запасной вариант я ему предложил прогуляться две остановки до соседней больницы в Караболо, но там бы ему предложили тоже самое – мешочек со льдом и Москву. ( Пришивать уже пожеванный палец ему действительно, ни кто бы не взялся - в Душанбе на то время не было микрохирургии).
  Мужик очень расстроился, обругал меня еще раз. Очень матерно. Поднялся с пола и двинул искать выход. Когда он уже был на пороге я ему говорю:
  - Палец-то свой испорченный  забери, нам он не нужен!
  - А мне куда его?
  - Высушишь. Потом будешь друзьям показывать и в носу ковыряться. 
  - Сам ковыряйся в своей ...
  Хлопнул дверью и ушел.
А я расстроился, хотел помочь человеку... Кинул палец в раковину, да и забыл про него.
 
 Вот такая не простая наша ветеринарная работа. То от людей достанется, то от зверей.  Вообще не знаю, есть ли на земле хоть один ветеринар, к которому ни разу никто не приложился копытом, или которого никто не разу не попробовал на зуб. Иногда можно получить совершенно в неожиданном месте. Очень опасными могут оказаться  безобидные на первый взгляд зверушки, либо даже птицы. Вот однажды того же Василича, обычный барсук, минут 10 держал зубами за палец. Разжать барсуку зубы, оставив его при этом живым  совершено не возможно. Так бы они и помирали в одной клетке, если-бы в лечебнице не оказалось нашатырного спирта, который дали понюхать сразу обоим. Помогло!
 Весьма опасными могут оказаться журавли, аисты и особенно выпи. Дело в том, что они могут прицельно и совершенно неожиданно клюнуть в глаз. Особенно  выпь - так как она  может при этом еще и высоко подпрыгнуть. Но и это не все. Голова выпи вертится почти на 360 градусов, и метко стреляет под любым углом, так что все вокруг попадает в радиус поражения. Мало того, встав на одну ногу и вытянув клюв вертикально вверх, она абсолютно сливается с камышами.   Георгича однажды во время купирования крыльев у выпи,  спасли очки, но сами при этом "погибли".
 
  Или вот, скажем страус, на что уж безобидная на первый взгляд птица.
  Однажды с утра  нас с Владимиром Георгиевичем озадачила наша Главная Птичница:
  -Страус наш, эму. У него что-то страшное торчит из шеи, и глотать не может. Идите скорее, а то вдруг!, подохнет.
  А со страусом действительно произошло  что-то непонятное! В нижней трети его длинной шей была какая-то шишка, которая во все стороны торчала из кожи своими отростками. 
  Уже когда я не работал в зоопарке,  в одном старом, еще с поза-прощлого века журнале - "Столица и усадьба", в разделе последних новостей, я как-то прочел: "В зверинец привезли  еще одну экзотическую птицу. Называется птица - "африканский острус". Питается кашей, мясом, каменьями и горячими угольями."
 У меня эта фраза не вызвала ни какого недоумения. Потому как у страуса к клетке - что ни положи - все в рот затащит.
  Мы вернулись в лечебницу, собрали инструменты и все необходимое, и сразу направились к страусу.
  У вольера нас уже ждала апа Нюра:
  - А, Сиродж! Этот дурнай питиса, балшай кост давился! Я хотел на его памагай, а он ешо из нога дерёса. На его пирод ходи не! Сзада ходи, сзада нога не дерёса.
  - Хай, рахмат, апа Нюра, мы с Георгичем с ним справимся.
  - Хай, Сиродж, моя далше пашел. - улыбнулась нам на последок апа Нюра, и вильнув длинной бахромой платка, проворно исчезла.
  Как только мы зашли в вольер, страусиха нас первым делом попыталась съесть. Но когда  поняла, что целиком нас не сглотнуть - перешла на детали. Людей она совсем не боялась и рассматривала только с точки зрения – чего бы от них откусить. В первую очередь её интересовали очки Георгича и пуговицы на халатах. Да, я её не представил  - у нас была австралийская самочка эму, в аккурат с меня ростом.
   Очки отстояли, а вот одну пуговицу с моего халата ей удалось удачно сбить с первого же раза и сглотнуть. Еще ей очень понравился стерилизатор, но его было  не проглотить - Георгич его крепко держал.
    Когда мне это надоело, я  поднял вверх обе руки, изображая ладошками голову очень большого страуса. Помогло. Страусиха сообразила, что к ней в гости пришел очень крупный страус, да еще и неизвестного вида, к нему лучше не приставать, а  поскорее найти убежище. Она заметалась по вольеру, пытаясь пролезть сквозь ячейку сетки рабицы. Но туда даже не проходила ее голова.  Как только она успокоилась я надел ей на голову обычную рабочую рукавицу, (когда страус ничего не видит, он гораздо спокойнее себя чувствует - не бегает и не брыкается) и мы приступили к обследованию. Посторонним предметом оказался оказался большой говяжий шейный позвонок, который дойдя до нижней трети пищевода застрял и своими остистыми отростками вылез через кожу.
  Задача оказалась совсем не легкой. Вытащить назад –не реально. Операции на пищеводе самые не предсказуемые. Тем не менее после короткого совещания – за неимением других вариантов решили резать и тут-же  приступили к операции.
 
 У Василича в этот день был день рождения, поэтому мы его и не стали ждать.
  Кость застряла в нижней трети пищевода, и добраться туда через его клюв оказалось действительно невозможно, поэтому единственное что нам оставалось - предварительно разрезать кожу шеи и пищевод. Обколов место операции новокаином, я сделал небольшой разрез. Но тут мы столкнулись с еще одной неожиданностью. Совершенно непонятно где заканчивается тонкая пленка  кожи и начинается  еще более тонкий пищевод. Но назад дороги нет. Рассекаю ножницами кожу вместе с пищеводом - потом разберемся. Кость то мы, хоть и не без мучений вытащили, а заодно и мою целенькую пуговицу, но что теперь шить совершенно не понятно. Сложность состояла в том, что нельзя оставить в пищеводе ни одной дырочки - в скрытых полостях потом бы застревала пища. И хотя шили почти наугад, все дырки удалось залатать. И если бы не маленькие гемотомки, по месту прободения, то найти бы их вряд ли удалось. Чтобы убедиться что отверстий в пищеводе нет, пришлось в клюв страуса влить стакан воды, подкрашенный метиленовой синькой. Страусиха ее с удовольствием сглотнула через щель прорезанную в рукавице, а мы убедились, что пищевод теперь цел. Ну а заштопать кожу не составило никакого труда. Самое удивительное во всей той операции оказалось то, что страусиха во время процедуры  даже ни разу не дернулась.
  Уже когда мы наносили последние швы, появился и Василич. Походка его уже была мягкая, а одет в новый костюм - троечку, который ему подарила по случаю дня рожденья, приехавшая откуда-то из далека - дочка. Именно этой новостью он и поделился с нами прежде всего.  Василич, никогда не отлынивавший от работы, а особенно от работы в экстренных ситуациях, прямо в костюме направился нам помогать. Никакие уговоры с нашей стороны - пойти хотя бы переодеться - не возымели на него ни какого действия.
  Как только  мы  обработали рану, сразу и сняли с головы страусихи колпак. Страусиха на это - никакой реакции, продолжала стоять на том же месте как вкопанная. Мы собрали все свое имущество и направились к выходу. Страусиха стоит и на нас никак не реагирует.
  -Вы что, ее загипнотизировали? –удивился Василич и подойдя к ней повертел ее голову.
  -Оставьте, Василич, она еще думает, что голова ее спрятана в песок. Пойдем скорее пока она не опомнилась.
  И когда  мы уже почти вышли, совершенно неожиданно, эта ненормальная африканская птица молниеносно налетела на Василича сзади, и очень откровенно долбанула его ногой по спине. Честно говоря, ни кто такой прыти от страусихи не ожидал, тем более, когда мы  ее уже оставили в покое. Ошарашенный Василич, вылетев из вольера и еле из  себя выдавил:
  - Чем вы ее нашпиговали?
  Теперь, когда мы покинули вольер, страусиха бессмысленно заметалась из угла в угол, опять  упорно пытаясь просунуть свою тупую голову в ячейку очень мелкой маталлической сетки. Мы ее больше совершенно не интересовали. Василич, повернулся к нам спиной и попросил посмотреть - не сильно ли испачкан его новенький пиджак:
  - Как-то он странно на мне сидит, я там не сильно изгваздался?
 Пиджак был условно чист, но оккутатно распорот  почти от ворота, и далее  по шву до самого низа.
  Мы с Георгичем несколько недоуменно глядим друг на друга.
Не зная как бы имениннику об этом помягче казать, я начал из далека:
  - Вы знаете, Георгий Васильевич, как ни странно, но ваш пиджак практически чист!
Но тут не выдержал Георгич и сразу добавил:
  - Только ведь теперь у тебя их два!
  - Как два?
  - Да вот так - один правый, другой - левый. И вообще… С днем рождения коллега! И с тебя между прочим стакан!
  Фельдшер снял то, что осталось от пиджака и посмотрел на это с большим сожалением:
-Стакан не заржавеет. Тут вот доча должна приехать = все привезет, что надо. Только же не поверит, что был трезвый. Что я ей про пиджак скажу?  Вы уж подтвердите, что это производственная травма!
  - Василич, скажите спасибо, что у нас австралийский эму, а не африканский нанду, не то пришлось бы чинить не пиджак, а вашу спину, говорят у них удар гораздо тяжелее – попытался я хоть как-то успокоить нашего именинника.
  - Нормально! Вы его побрили и зеленкой изгваздали, а спасибо он сказал мне! – проворчал Василич, продолжая внимательно разглядывать то, что осталось от нового пиджака.
  Тут появилась апа Нюра, достала из ведра 2 громадных страусиных яйца изумрудно-зеленого цвета и протянула нам:
  - Это сивежий, можно кушай. На Галина Ивановна не говори, мине ругайса будет.
  - Ай рахмат апа Нюра, обязательно попробуем, а на этот «дурнай питиса» сегодня давайте только вода. Кушать только завтра. Фамиди?
  -Фамедам-фамедам, им руз кушай не, толко вода давай.

  По дороге в лечебницу Василич очень крепко ругал всю страусиную породу за их «куриные» мозги и не предсказуемый характер.
  А в общем вся эта история  закончилась благополучно. Кто-то из зоопарковских девушек, довольно быстро, а главное - вручную, вернул пиджаку первоначальный  вид. Василич ему искренне обрадовался, как новому. Правда его спина с неделю была украшена синяком от трех страусиных пальцев.
  Одно яйцо мы оставили на память, а второе, дождавшись дочери именинника,  зажарили в честь его же. Жарили мы его минут двадцать. На сковородке оно выглядело как добрых 2 десятка куриных. Но это пол беды. Ели мы его три дня, и  на третий день от этого яйца уже всех тошнило. Пришлось скормить юнатским динго.
А что на вкус? Так это лучше всего оценила Степановна:
  -Василичь, твои свиные, гораздо вкуснее.
  -Так… Замялся Василич. Мои, или все же свиные:=?
  А что эму?  Страусиха благополучно продолжала нести диетические яйца, так как она была без кавалера, а яйца потихоньку пополняли коллекции  школьных и домашних зоологических коллекций. На яйца она не садилась - у страусов эму это обязанность самцов.
   Резюме:
Совершенно бессмысленно в зоопарках содержать страусов в маленьких вольерах. Никаких ощущений кроме убогости, и чувства жалости к этому громадному мутанту, который все время пытается просочиться через ячейки металлической ограды, вы не испытаете. Вы даже представить себе не можете, как этой птице иногда хочется побегать! Другое дело, когда ему есть где разогнаться, ведь бегают они со скоростью в 40 и по более км\час. Стая бегущих страусов - это совершенно завораживающее зрелище! А если вам посчастливится увидеть их брачные танцы... - можно год не ходить в балет. Так что уж если хотите увидеть страусов, то идти надо никак не в зоопарк.
  Да, а телячьим позвонком страусиху угостил некий  сердобольный посетитель, после посещения чайханы.
 
  Работая в зоопарке я очень полюбил  нетрадиционную терапию. Этому здорово поспособствовал Василич, любитель дедовских, хорошо проверенных временем, методов.  Георгич у нас был сторонник классической ветеринарии.  Иногда нетрадиционное лечение может  выглядеть  не обычно, но оказывается довольно эффективной.
  Однажды, в  воскресный день, уже на вечернем обходе, мы с Василичем неожиданно обнаруживаем бухарскую оленуху, в довольно странной позе. На растопыренных ногах, глаза на лоб лезут, рот открыт, слюна течет, тяжело дышит. Мне первое время в таких ситуациях  сразу сибирская язва мерещилась, или какая-нибудь чума. Василич же  сразу сообразил, что это обычная атония с метеоризмом. Живот у оленухи  сильно раздут,  в вольере  кругом валяются кусочки лепешек, печенья  и другой сдобы. Василич  это сразу приметил. Все это удовольствие, загруженное поверх основного рациона - как раз и дает обильное брожение с выделением газов. У коров в такой ситуации просто прокалывают живот в области голодной ямки,  специальной трубкой со стилетом. (в верхней части живота на уровне поясницы)
Стилет попадает прямо в рубец (у жвачных животных желудок многокамерный, а рубец это как раз самая его большая камера). Стилет сразу вынимают, а через трубку выходят все лишние газы. Потом трубку вынимают, а ранка  сразу затягивается без осложнений.
  - Ну что, Василич, может проколоть?
  - Сергей Юрьевич, а я совсем не уверен, что у оленухи мы попадем туда же куда у коровы. Давай сначала попробуем совсем дедовским методом. Ты пока накинь на нее повал, и погоняй по кругу, а я через пятнадцать минут подойду. Иногда, чтоб избавить корову от этого недуга – ее достаточно немного погонять по кругу или завести на горку головой вперед. Это я помнил еще с института.
  По дороге за повалом я встретил Мардона, большого любителя наблюдать все ветеринарные процедуры и давать советы.
  - А Дохтур, кито умрал?
  - Пока ни «кито»! Идем помогать будешь.
Мардрн - добрая душа - всегда с радостью всем помогал, и охотно согласился и на этот раз. Мы быстро накинули на оленуху 2 повала с разных сторон, но гулять она никак не хотела, не то чтобы бегать.
  - А Дохтур! Ево надо на горка водить.
  - Ай да Мардон! Ты опять попал в десятку! Только вот где мы тут найдем горку?  А тебя я с удовольствием бы забрал  к себе в лечебницу, вместо Турсунова. Но его очень директор любит.
  - Мине нелза, на мене толко 4 класса.
  - Да разве тут в классах дело?
Мардон опять оказался прав, если  оленуху передними ногами поставить гораздо выше, чем стоят задние, то весь кишечник отъедет назад, и она сможет хотя бы отрыгивать газы. А ситуация тем временем становилась критической, так как "дуть" ее продолжало на глазах, а кишечник уже встал, то есть больше не работал. Смерть в таких случаях наступает очень быстро, от нарушения кровообращения, одышки и анемии мозга.
  - Мардон! Тащим ее  на аллею до скамейки! Быстро!
  Еле-еле мы с Мардоном таки доволокли оленуху до ближайшей скамейки, и уже из последних сил поставили ее передними копытами на сиденье. Оленуха при этом совсем не сопротивлялась, на это у нее уже не осталось ни сил, ни желания. Оставалось только ждать. По ее животу уже можно было стучать как по барабану. Однако, буквально через двадцать секунд она  бодро и обильно срыгнула. Потом еще, и еще. И даже немножко сдулась. От сердца отлегло, но меня начинал беспокоить вопрос куда смылся Василич, и что он еще собирался предпринять. Наконец, Василич появился  с ведром, резиновой бутылкой и со стеклянной банкой в руках. В банке плавали три большие лягушки.
  - Юрич! Как ты ее умудрился на лавку задрать?
  - Да это мы с Мардоном сообразили. Только пока Вы где то там  лягушек ловили, она у нас было не подохла. Может расскажете какая в них такая нужда в столь экстренной ситуации?
  Василич, не говоря больше ни слова, залез на скамейку, и одну за другой запустил лягушек прямо в глотку оленухе. Даже было видно, как эти амфибии проскальзили по пищеводу в ее утробу. Мы с Мардоном, недоуменно наблюдали за этой процедурой. И только тут Василич ответил вопросом на вопрос:
  - Ты ее рубец слушал?
  - Конечно слушал, полная атония, (то есть полное отсутствие сокращений, которых должно было бы быть как минимум 3-4 в минуту, все это можно почувствовать прижав руку к брюху оленухи в области голодной ямки) хотел вот ее   промять, но пока безуспешно.
  - Ну вот, а мне и щупать ее не надо, я и так вижу.
Василич лукаво заглянул мне в глаза:
  - Сергей Юрьевич, а как ты думаешь, что сейчас там лягушки делают.
  ...
  - Василич! Я все понял!  Дак они же...
Но тут меня опередил Мардон:
  - Он там из нога пешком ходит, масажа!
  - Мардо-о-о-он! Ты так скоро своих кишлачных ветеринаров без хлеба оставишь! -  Василич хлопнул по плечу Мардона.
Мардон обнажив свою жемчужную улыбку добродушно гыгыкнул.
  Оленуха межну тем стала веселее и даже уже пыталась обрести свободу.  Мы  стащили оленуху со скамейки, и потихоньку пошли в сторону вольера. Обратную дорогу она уже шла сама и даже пробовала брыкаться. Но ей пришлось вытерпеть еще одну процедуру. Пока мы ее еще держали, Василич влил в нее из специальной резиновой бутылки пару литров укропной воды, и скормил с десяток конволют активированного угля. 
  - Василич, кажется ваши лягушки до сих пор работают - с меня стакан!
  Через полчаса, оленуха как ни в чем не бывало разгуливала по вольеру, а по голодной ямке действительно можно было разглядеть, как сокращается ее рубец. Как и  положено - 3-4 раза в минуту.
  Вот так, часто лечение становится исправлением некоторых издержек содержания. Содержать оленя в маленьком вольере это большая ошибка. Даже это собственно и не ошибка. Это... 
  я не знаю как это назвать...
  А про лягушек я запомнил. Уверен что запомнил это это наш помошник Мардон. Представляю как Мардон-добрая душа будет кому-то рассказывать, как корову при атонии нужно кормить лягушками, а над ним будут хихикать. Но он не обидится...
  Однако, наша история про Василича.
  Однажды, я все же решил навестить Василича, во время  его очередного недомогания, которое необычно  затянулось.
  Обитал Василич в соседнем со мной микрорайоне, в небольшой  комнатушке крупнопанельного железо-бетонного строения. Дома эти, были до унылого похожи друг на друга. И честного говоря, я и свой-то дом иногда проходил мимо, а в свой подъезд попадал прицельно, только когда возвращался с прогулки со своим барбосом.
 
  Поднявшись на третий этаж  я постучал в дверь. Со второго или третьего раза изнутри послышался голос, в котором я с трудом распознал голос Василича:
  - Входитие - открыто.
  Я вошел в узкий, несветлый коридор, ведущий в совсем небольшую комнату. В дальнем углу комнаты стояла железная не застеленная кровать, на которой полусидел Василич. На нем были брюки, майка и носки - всё такое же помятое, как простыни на кровати, да и сам Василич в том числе. В комнате не убрано, хотя и видно, что иногда здесь бывает порядок, просто сейчас хозяину не до него. Над кроватью, над небольшим цветастым, наивным ковриком с лебедями, висела пожелтевшая от времени свадебная фотография, с накинутым на нее рушником. С фотографии глядели счастливые глаза еще совсем молодого  Василича и его невесты. У стены стоял, похоже самодельный, но аккуратный книжный шкаф, заваленный доверху книгами, некоторые из которых не поместившись в шкафу, громоздились на полу высокими неровными стопками. В комнате еще был бельевой шкаф и простенький камодик, на котором стоял небольшой телевизор. Возле окна -круглый стол покрытый ажурной скатертью, на которой лежали два подсохших бутерброда, один с сыром, другой - с  колбасой.  На полу возле кровати стройными рядами выстроились разные  бутылки - из под шампанского, вина , водки и пива. Уже пустые. Василич, ни как не ожидал моего прихода, и ему было очень неловко.  Чтобы  смягчить неловкость ситуации я, показав пальцем на батарею пустых бутылок, спросил:
  - Я смотрю вы экспериментатор.
На лице Василича появилось что-то напоминающее улыбку:
  - Да нет, Юрич - проскрипел едва знакомый голос Василича,
  - все по другому.
Василич сделал паузу, чтоб набрать сил для дальнейшей беседы, а может его еще мутило.
  - Давай что ли свой Беломор? У меня сигареты еще вчера закончились... Да и вообще, я только что проснулся.
Я протянул ему папиросу и мы почти синхронно выпустили два облака дыма.
  - Все по другому. Обычно я начинаю с вина. Вообще-то это "ОН" меня начинает с вина. Я про запой. Вот если я с утра выпью водки или спирта - всё по другому. Сразу отпускает, и можно жить дальше.
Голос Василича после этих слов стал более живой и узнаваемый.
  - Но если все начинается с вина...
Василич тяжело вздохнул.
  - Если утро начинается с вина, то всё идет по другому. После вина мне всегда хочется шампанского. После шампанского иногда сразу отпускает, и опять можно жить. Но если после шампанского не отпускает, то я иду за водкой и пивом. Пиво - в холодильник, водку - под кровать. Ну и два три дня болею. Водку пью пока не захочется пива. Как захочу пива, значит, всё - отпустило.
  Василич откашлялся и громко облегченно вздохнул. Чтобы как-то продолжить разговор я спросил:
  - А что у вас дверь-то открыта?
  - А зачем ее закрывать?  Воровать у меня как видишь - нечего... Соседка иногда днем заходит, бутерброд принесет. Я когда пью, то и вовсе могу не есть. А я ей, соседке, иногда, то картошки принесу, то кран починю. Старенькая. Жалеет... Ну и так, - не ровён час помру - дверь ломать не надо будет.
  - Василич, может чайку поставлю? У меня тут вот и кексик есть.
  - Домой неси свой кексик, дети наверно уже заждались, а чай сейчас сам поставлю, пора хоть немножко суставы размять, за три дня они опять становятся дубовые.
Василич попытался  встать с кровати, но с первого раза у него это не получилось. Я хотел ему помочь, но он отмахнулся  и со второго захода, уцепившись рукой за железную спинку кровати поднялся на полусогнутых ногах. Так весь скрюченный он добрался до малюсенькой кухоньки, которую я сразу и не приметил.
  - А что на фотографии- жена?
  - Я вот до бруцеллеза не пил. Как заболел - месяц провалялся в больнице. Пришел домой, а ее нет. На столе записка. Прости, не ищи, и все такое. Потом от дочки узнал, что она уехала в Воронеж к родителям. У меня и дочка живет в Воронеже, с мужем. Только вот детей что-то у них до сих пор нет. Вот тогда... когда первый раз ночевал в пустой квартире, я первый раз и набрался, в одно лицо. Я может быть и не стал бы пить дальше. На какое-то время после первого крепкого захода, боль из суставов ушла, да и гнуться они стали получше. Ну а потом на погоду - ныть начинают. Так я - водочки. Отпускает.
  - Да уж, одно отпускает - так другое прихватывает - заметил я.
  Через несколько минут свистнул чайник.
Василич заварил зеленый чай и поставил на стол две пиалушки, сахар и какое-то столетнее печенье.
  - Кокой сегодня день-то?
  - Пятница сегодня, неделю вас не было, уж волноваться начали.
  - Неделю?! ...
  - Юрич, ну ты это, я думал дня три. Извини. Я знаю, ты за нас отдуваешься перед Курбанычем. Я завтра на работу, как штык. Только не говори ни кому. Ладно?
  - Лады. Но только завтра чтобы как штык!
  Василич налил в пиалушки чаю, и разрезал бутерброды пополам.
  - Да вы сами ешьте-то, меня дома накормят, а вот чай с удовольствием.
Василич откусил кусок бутерброда и почти не разжевывая проглотил.
  - Кажется я и впрямь проголодался.
Потом достал из холодильника еще несколько бутербродов, а я  пил чай и «спасал» задубевшее печенье.
  - Крепко пить я стал, как попал на работу в гор-очистку. После бруцеллеза никуда не брали. А этим нужен был ветеринарный фельдшер. Они всё никак не могут придумать как бороться с бродячими собаками . Их то травят, то отлавливают, то отстреливают. Я там не долго, всего пол года работал. Днем собак стреляем или ловим, а вечером уж точно пьем. Через пол года ушел. Не смог больше. Да нас вообще-то разогнали. Хотя мне и предлагали остаться, я тоже ушел. Разогнали со скандалом. У нас там один парень был Азиз, хоть и чурка и шанакур, но водку пил по-русски. Стрелял хорошо. Однажды одна дворняга из под сачка вывернулась и бежать прочь, а он не целясь с левой руки в нее выстрелил. Из нашей короткоствольной мелкашки... Зацепил куда-то в грудь. Он перезаряжает и идет к ней, а она разворачивается и ползет к нему на брюхе. У него руки трясутся, патрон не может вставить, а она подползла, ску-у-улит и сапог ему лижет. Он наконец зарядил и приставив ей ствол между глаз, выстрелил. Потом вставляет еще один патрон, разворачивает дуло себе в лоб, и тоже между глаз. Нажимает курок, и рядом с ней тут же ложится. Мы ничего даже сообразить не успели. Кругом дома, какие-то люди... Проходят, и скорее стремятся куда-то убежать подальше. В машине лают собаки. Не помню даже кто милицию вызывал, и как обратно ехали. Нас всех в милицию, но держали не долго. Написали все как было. Отпустили.
  Пили до утра. А утром в соседней комнате еще один труп,  на той самой веревке которой мы собак ловили. Опять всех в милицию. В этот же день нас всех и рассчитали. Меня просили остаться, как фельдшера. Больше не смог. Потом еще по следователям долго таскали.
  А в зоопарк я случайно попал. Буквально через неделю после всей той беды встретил   Курбаныча на базаре, мы с ним когда-то в одном колхозе фельдшерили.  Только он партийный. Разговорились, а он оказывается уже директор зоопарка. Вот взял...

  А однажды Василич очередной раз не появился на работе. Но на этот раз он исчез прямо в рабочем халате. На всякий случай я все же заехал  к нему домой, но дверь  была заперта, из чего я понял, что дома его нет. Я обзвонил все больницы и травмпункты и даже морги. Нигде таковой не значился. Тогда я решил все эти заведения объехать.  Но где-то уже через неделю, осматривая морг судмедэкспертизы, заваленный до потолка трупами, сложенными штабелями - один на другом, я совершенно случайно увидел очень знакомый оттопыренный прямо палец - мизинец.
  По поступившим сопроводительным документам это тело было зафиксировано в папке "неопознанные". На судмедэкспертизу тело попало с экстренной хирургии, расположенной совсем недалеко от зоопарка больницы Караболо. А в больницу тело поступило с проезжей части автодороги, как раз напротив зоопарка. В диагнозе значилось: Черепно-мозговая травма не совместимая с жизнью. Получена в результате наезда мотороллера.
  Водитель утверждал что пешеход был пьян, так как двигался  странной походкой на полусогнутых ногах.
  Но я то знаю, что если на полусогнутых, значит был еще трезвый. Выпивший он ходил довольно быстро, и вполне нормальной походкой.
  Среди личных вещей значился синий халат. В кармане синего халата, среди прочего, был и рецепт из поликлиники, где черным по белому и очень разборчивым почерком были написаны имя и фамилия нашего фельдшера. его домашний адрес,  и место работы. Но это выяснилось уже за пределами судмедэкспертизы...


 Как-то вечером, в уже опустевшем зоопарке мы сидели с Василичем на лавочке и мечтали о там, каким бы мог быть зоопарк, если бы его строительство изначально планировали ветеринары. Картинка получалась очень интересная. Дело в том, что многие животные органично уживаются друг с другом, особенно ели у них достаточно территории и есть где спрятаться.. А если иногда друг друга и поедают, то совсем без ущерба существованию вида. Почти как на природе.
 
  Василич не был верующим. Но он тогда высказал удивительную мысль:
  -Знаешь Юрич, мне иногда кажется, что наше тело это одиночная камера для нашей души. Когда-нибудь мы выскочим из этой клетки на свободу...