Хроники Маркграфа. Спонтанная ремиссия. Часть 2

Она занималась с ним любовью, как и тридцать два года назад – ярко, яростно и очень властно… и кончила, как и тогда – дважды, причём оба раза очень сильно – и настолько оглушительно, что слышно было, наверное, во всём Иерусалиме… а то и вообще в Тель-Авиве. Впрочем, её чувственность и сексуальность всегда были невероятно, нечеловечески мощными – как у богини Любви. Которой в некотором роде она и была.

Потом она крепко обняла его, прижалась к нему – и начала свой рассказ: «Баронесса меня использовала втёмную…»

«Обычное дело» – усмехнулся он. Надежда продолжала:

«… ибо я уже была смертельно больна, когда мы с тобой познакомились. У меня был очень паскудный вариант рака крови – годами может протекать почти незаметно, а потом человек сгорает в считанные недели…»

Они познакомились 14 июня 1927 года, вскоре после того, как оба закончили истфак МГУ (она поступила на год позже него, поэтому обучалась по стандартной четырёхлетней программе). Причём познакомились при обстоятельствах, почти идентичных не столько его знакомству (они были знакомы и до того), сколько его влюблённости в Еву Хейфец.

Колокольцев несколько раз видел Надежду в коридорах МГУ, когда приходил сдавать последние экзамены, получать диплом и оформлять прочие документы, поэтому, когда поздним (очень поздним, практически ночью) вдруг увидел её в парке Сокольники, то сразу понял, что таких совпадений не бывает.

И пошёл за ней – причём пошёл бесшумно и невидимо, как его к тому времени уже начали обучать в Спецкурсе 7. И вскоре понял, что совершенно правильно сделал, ибо словно из ни откуда возникли трое подонков, которые, угрожая ножом, попытались её изнасиловать.

Он был при оружии – после того, как в первый же день занятий в учебке ОГПУ он показал лучший результат, чем лучший из инструкторов по стрелковой подготовке, его сразу же освободили от дальнейших занятий (кроме интенсивного курса скоростной стрельбы) и выдали табельный наган.

Совершенно левый, нигде не зарегистрированный ствол… как раз для такого случая. До девушки и нападавших было не менее десяти метров, поэтому он не был уверен, что успеет их преодолеть, чтобы ликвидировать их голыми руками, прежде чем она получит удар ножом… поэтому без предупреждения (ещё чего не хватало) он пустил в ход короткоствол.

Три выстрела – три трупа. Потом она ему сказала, что была совершенно уверена, что её спасут… только не ожидала, что это будет настолько эффектно. От ствола он немедленно избавился; на следующий день сделал устное заявление куратору (после проверки МУР получил приказ «сверху» немедленно закрыть дело, а Колокольцев получил новый левый ствол)… ну, а эту ночь они с Надей предсказуемо провели в его постели.

Через два дня она бесцеремонно переехала к нему жить… а спустя два месяца столь же бесцеремонно повела под венец в Собор Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии (она тоже оказалась католичкой, ибо родилась в Варшаве, где её и крестили родители-белорусы… точнее, литвины).

Она была, разумеется, в курсе его «эмиграционных» планов и потому сразу сказала, что поедет с ним хоть на край света и будет совершенно спокойно относится к его интрижкам на стороне.

Ибо знает (она, как и он, обожала авантюрные романы), что для агента-нелегала это и необходимо, и неизбежно… но вот сама будет всегда ему абсолютно верна. Ровно то же самое ему – почти полтора десятилетия спустя – скажет его вторая законная жена. Криминалькомиссар берлинского Крипо Ирма Бауэр.

Надежда продолжала: «По неясным для меня причинам, Баронесса хотела, чтобы у тебя был опыт семейной жизни с венчаной с тобой женой ещё до твоего отъезда в Германию… поэтому она нас и свела…»

«А когда ты узнала свой диагноз, она сделала тебе предложение, от которого было просто невозможно отказаться…»

Надя кивнула: «Вечная жизнь и вечная молодость в обмен на официальную смерть – и на то, что я оставлю тебя в покое и не буду путаться у тебя под ногами»

И тут его словно молнией ударило, ибо он вдруг понял: «Мои родители…»

«Живее всех живых» – улыбнулась Надежда. И объяснила: «Вы оба были правы – твоих родителей действительно убрали с твоей дороги – и их действительно никто не убивал. Грамотная имитация смерти… впрочем, тебе это хорошо известно…»

«Но я же их видел… в открытом гробу…» – растерянно пробормотал он.

Она пожала плечами: «Геринга тоже видели. И Небе. И Глобочника. И фон Грейма. И Штюльпнагеля. И Отто Раша… да много кого видели. С Роммелем вообще весь город прощался…»

«Я могу их увидеть?» – быстро спросил он. Она кивнула: «Теперь можешь… уже послезавтра, на самом деле – это будет удобнее всего… да и Александру Фёдоровну порадуешь своим визитом…»

Он изумлённо уставился на неё. Она рассмеялась: «Твоя мама пристрастила всё семейство Романовых к польскому преферансу. Дважды в неделю – по средам и субботам – они собираются… обычно у Их Величеств, чтобы расписать пульку. Сегодня понедельник – так что…»

«А бедную Гели Раубаль всё-таки убили…» – грустно вздохнул Колокольцев.

Надежда снова пожала плечами: «Это чудо природы оказалось настолько упёртым и больным на всю голову, что договориться не получилось. Вот и пришлось прибегнуть к нулевому варианту…»

«Ты не позволила мне ни сопровождать тебя в хоспис, ни даже приезжать к тебе потому, что…». Он запнулся. Она кивнула: «Да, именно поэтому…»

«И что было дальше?» – по-прежнему растерянно спросил он. Надежда объяснила: «В хосписе я провела неделю, чтобы были сделаны все анализы – и все убедились в том, что дело безнадёжное. В том числе, и твои кураторы…»

Он кивнул – ибо прекрасно знал, как в таких случаях работало ОГПУ.

Она продолжала: «После того, как все убедились… точнее, всех убедили, к директору санатория… точнее, хосписа пришли некие личности, предъявили удостоверения Минздрава СССР и заявили, что забирают меня для попытки экспериментального лечения. Я дала согласие, меня забрали…»

«… а спустя месяц им вернули мёртвое тело» – закончил за неё Колокольцев.

«Именно так» – подтвердила Надежда. И продолжила: «Им сообщили, что попытка оказалась неудачной – и вежливо попросили уничтожить все документы об оной… ну, и вообще помалкивать…»

«… поэтому я так ничего и не узнал» – задумчиво протянул Колокольцев.

«Поэтому ты так ничего и не узнал» – эхом подтвердила она. «И твои кураторы тоже ничего не узнали…»

«И что было потом?» – в высшей степени заинтересованно осведомился он.

Она пожала плечами: «Я всегда была немного неотмирной… поэтому согласилась на предложение баронессы стать одной из Священных женщин…»

«На Вилле Вевельсбург?» – удивился он. Она покачала головой: «У баронессы не одна такая вилла – я жила на швейцарской; туда после войны все ненадолго перебрались. Там я познакомилась с Хельгой Лауэри… кстати, твой бронзовый бюст в Яд-Вашем – это её работа…»

«Я догадался» – усмехнулся он.

«Каким образом?» – удивилась она. «Насколько мне известно, ты не видел ни одну из её скульптур…»

Он объяснил: «Памятник живой – и это очень точная моя копия. Так только она может… ибо для этого ко мне прикасаться нужно было – а других любовниц-скульпторш у меня не было…»

И тут же задал естественный вопрос: «Долго священствовала?»

Надя пожала плечами: «Почти десять лет… пока не надоело»

«Так же, как и Хельга Лауэри?» – с ноткой ревности в голосе спросил он. Сам этому удивившись, ибо вот уж ревнивцем он не был ни разу.

Она рассмеялась: «Да нет, конечно. Мне все эти алго- и секскапады никогда не были интересны, поэтому чистый энергетический channeling. В одежде… всё, как полагается…»

«А потом?»

Надежда вздохнула: «Потом… потом я стала официальным биографом-мемуаристом Общества Чёрного Солнца. Ты же знаешь, я всегда хотела писать биографии выдающихся людей… одну даже успела начать…»

Колокольцев кивнул: «Да, я помню. Аркадия Кошко – так?»

«Именно так» – подтвердила его жена. Ибо почти сразу после окончания МГУ, оставшись на кафедре, она приступила к работе над биографией статского советника (российского эквивалента обер-фюрера СС) Аркадия Кошко.

Великого российского сыщика, начальника Московской сыскной полиции, позднее начальника отдела Департамента полиции Российской империи. Даже успела съездить для сбора материалов в Новгородскую область, Киев, Винницу, Одессу и Севастополь… правда, до Риги, Стамбула и Парижа не добралась.

Она продолжала: «По неясным для меня причинам, баронесса решила создать книжную серию… что-то типа Жизнь замечательных люденов. Начала с графа Сен-Жермена – с ним я вообще почти десять лет возилась…»

«Неудивительно» – усмехнулся Колокольцев. «Две тысячи лет – большой срок…»

Граф Антуан де Сен-Жермен, он же граф Вальтер фон Шёнинг, он же Луций Корнелий Пулл родился в десятом году до Рождества Христова. И с тех пор работал много – и плодотворно. Так что ему было что рассказать…

«… потом была работа с семьёй последнего российского императора… ну, а потому косяком пошли уже новые людены. Гиммлер, Геринг, Мюллер… и так далее. Валленберга по дороге прихватила – я у него в доме в Нью-Йорке прожила три месяца… полгода у Берии в Анцио… ну а теперь и до тебя добралась…»

«Будешь меня допрашивать с пристрастием?» – усмехнулся он. Она покачала головой: «Биография будет называться Роланд фон Таубе – взгляд со стороны». Это будут воспоминания о тебе всех, кто с тобой работал… или сталкивался.

«Ты для этого в Харон ездила?» – улыбнулся он. Она кивнула: «И в Харон, и к дважды доктору, и с Мариной Кох общалась… и даже у Хаима Румковского успела интервью взять за месяц до его смерти…»

Хаим Румковский был председателем юденрата в Лодзинском гетто… и подельником Колокольцева по спасению евреев гетто от газвагенов Хелмно.

Она кивнула: «Но мне нужно, чтобы ты представил меня Бен-Гуриону, Химику, Гальперину… и прочим. Кто о существовании Баронессы ни сном, ни духом…»

Он кивнул: «Представлю, конечно…». Надежда хищно улыбнулась – и объявила:

«Вот и хорошо. Послезавтра днём мы летим в Париж… а до этого времени я тебя из постели не выпущу. Надо же как-то навёрстывать упущенное…»

«А если Хейфец-дамы заявятся?» – улыбнулся он. Она пожала плечами: «И хорошо. Мне же всё равно их допрашивать… особенно Еву…»

Властно перевернула его на спину и бесцеремонно взобралась на него в позе наездницы. Из постели они окончательно выбрались лишь за два часа до вылета в столицу Французской республики.