гл 17 антилопы

     гл 17   
 Антилопы.      

  Однажды на пятиминутке директор сообщил, что кому-то из нас предстоит очень скорая поездка  в Брест за антилопами. Антилоп приобрели в Берлинском зоопарке и везти их надо из Бреста  в Душанбе поездом и именно кому-то из нас. Новость сама по себе конечно очень приятная, но судя по всему особых охотников ехать с антилопами в одном вагоне, как-то так сразу и не обнаружилось. А произошло это толи во второй, толи третий год моей работы в зоопарке, и я там еще числился, хоть и подающим хорошие надежды, но пока еще молодняком.
  Директор величественным взглядом оценивал возможных кандидатов, но все кандидаты скромно отводили взгляд, как  ученики не готовые к уроку - только не меня, только не меня! Но  я гордо и открыто смотрел в глаза директору, и естественно, его взгляд остановился на мне. И хотя я знал, что мне придется сегодня вечером  выдержать исполненный укоризны взгляд любимой жены - ехать я уже хотел. И директор это сразу понял. Но нужно было два человека. И директор сказал:
  - Нужно ещо один человека!
 Необходимо это по правилам, так как дорога длинная, ехать товарным вагоном, животных поить - кормить и т.д. Но лично мне не захотелось ехать с напарником, и убедившись, что особого азарта на это путешествие больше ни у кого нет, предложил:
  - Рахим Курбанович, да я и один справлюсь!
Директору эта идея  понравилась - и экономия какая-то, и упрашивать никого больше не надо, да и я же ветеринар в конце концов - и накормить, напоить и полечить, все смогу. Но по инструкции положено два человека, а директор очень не любил нарушать инструкции. Но как  он не пытался уговорить кого либо, у всех были очень уважительные причины, и в конце концов ему пришлось со мной согласиться,  правда для проформы он все же спросил:
  - А вам Сергей Юрович не будет тяжело, один на дорога?  Скучно.
Когда директору было что-то очень надо, он обращался ко всем на Вы. В этом случае я превращался из «Львиный Голова» в Сергея Юрьевича. На  счет скучно, я его быстро успокоил:
  - Тяжестей там никаких не будет, мы же поездом поедем - не пешком, ну а скучать я  по природе не умею.
  - Хоп, майляш!
  Этими словами мне собственно, директор и подписал командировочное удостоверение.


  И вот  через пару дней я уже сидел в самолете и с замиранием сердца смотрел через иллюминатор, как набирают скорость люди, машины, деревья,  дома, потом улицы, превращаясь в быстрый сплошной поток, из которого глазу уже больше ничего не удается выхватить. Вдруг, все это где-то пропадает и появляются горы, которые уже ни куда не бегут, и всегда на своем месте. А бежим мимо них как раз мы. Правда на этот раз летим. Но для них это все равно. Самолет набрав высоту, делает крутой поворот и показывает уже освещенный утренним солнцем город. Вижу свой микрорайон и игрушечные дома-коробочки. Отсюда, с высоты особенно остро понимаю насколько мне дорого то, что осталось там внизу, и как  теперь это от меня далеко...
  Вообще то я не люблю летать самолетами. Точнее я не люблю путешествовать самолетом. А летать  люблю.   Мне нравится тот адреналин который будоражит кровь, во время взлета и посадки. Меня всегда поражало и будет поражать, как эта груда железа, да еще с людьми и багажом может висеть в воздухе. Кроме того, находясь в совершенно непривычной для себя среде, у человека появляется возможность, а главное и время,  что-то осмыслить в плане бытия. Но этот вопрос оказывается настолько сложным, что мозг отказывается это делать,  и многие просто сразу засыпают с надеждой, что скоро принесут обед. А есть в самолете всегда очень хочется. Ясное дело, даже если и не страшно  голове, то тело  все равно понимает, что ситуация совсем не стандартная и даже очень экстремальная,  и требует срочной энергетической поддержки.
 Наконец стюардессы раздают долгожданный обед. Мы в воздухе уже часа два, но Земля внизу так и продолжает встречать рассвет, наш самолет убегает от солнца, ведь мы летим на Запад. Так необычно. Конечно это здорово и очень удобно - летать самолетами, но мое твердое убеждение - самолетом не путешествуют, самолетом быстро перемещаются в пространстве. А путешествие меня ждет впереди.
  И  вот, после бескрайних степей, лесов, полей и рек, под крылом самолета появляются и города. Скоро Москва. Зажигаются световые табло « no smoking and fasten seat belts!», (в те времена в самолете можно было и покурить). Самолет закладывает крутой вираж, будто хочет нам получше показать город.   И через несколько минут мы совершаем мягкую посадку в столице нашей необъятной страны, о размерах которой, после полета на самолете только начинаешь догадываться.
  Куда, и когда бы я ни ехал, если подворачивается такая возможность - еду  через Москву. В Москве у меня живет отец, с которым я всю жизнь мечтал жить вместе, но карты легли по другому. И хотя мне у него удается побывать не так часто, мне иногда кажется, что на самом деле я так с ним всю жизнь и живу. Только иногда приходится из дома выходить на какое  то время, ну скажем, как на работу, или в командировку.



  Недолго погостив  у отца, через пару дней, я уже поездом добираюсь до Бреста.
  Хожу по вокзалу и ищу товарный вагон с надписью: " С горки не катать! Животные!" Именно в таком вагоне должны быть мои антилопы. И еще я заю , что этих животных мне должен передать Клаус, работник берлинского зоопарка. Я нашел диспетчера по товарной станции и он мне подсказал, что вагон  где-то внизу "горки". Горка это такой небольшой уклон с которого сгоняют товарные вагоны для формирования составов.
  Вагон я вскоре обнаружил по запаху, а потом увидел и надпись. Вагон был закрыт и рядом никого. Я устроился на рюкзаке и какое-то время сидел не зная что предпринять. Как мы тогда жил без мобильников? - ума не приложу. Решил прогуляться по вокзалу. Время  к обеду и я подумал, что неплохо бы заодно и перекусить.
  Уже на перроне вокзала я увидел высокого крепкого молодого человека в  комбинезоне. У него в руках была  алюминиевая банка, к которой он периодически прикладывался, а на его  голове примерно такая же шевелюра, как у меня, ну и борода ничуть не меньше. Я почувствовал родственную душу и  сразу понял что это и есть Клаус. По моей решительной походке он догадался со своей стороны, что и я есть тот, кто ему и нужен.
  - Клаус?  -спросил я, когда  он подошел поближе.
  - Ja. Wie heisen sie? -ответил мне вопросом приятный мужской бартон.
  - May name is Sergei. -почесывая затылок и судорожно вспоминая все, что мне известно по-английски, несколько озадаченно ответил я.
  - Du bist ouf von Dushanbe? - спросил Клаус, кажется ничуть не задумываясь о том, что я его могу абсолютно не понимать.
  - Yes, and you from Berlin? - я начинал потихоньку понимать, что я не просто пытаюсь, но уже и что-то говорю на языке, который,  учил в школе, хоть и с удовольствием, но без перспектив на этом языке поговорить.
  - Ja! Dann - guten Tag Sergei!
  - Hallo, Klaus!
Приплыли - подумал я, он ни слова по русски, а я ничего  кроме Hande hoh и Gitler caput - по-немецки. Но тем не менее,  мы уже как-то разговариваем. Клаус уловив мое замешательство, наверно подумал о том же и сказал, на этот раз по-английски-
  -I am understand, aber sprehe Iсh nicht English. Parle wo franses?
  - No...- растерянно развел я руками, так как предполагал, что весь мир говорит, если уж и не по-русски, то уж по крайней мере по-английски.
  - Na ja... Maht nichts.
  - О.К., Show me your animals.
  - O.K. Go.
  По дороге к вагону, я с громадным удивлением для себя обнаружил, что мы разговариваем, и не просто разговариваем, но  понимаем друг друга. И еще я заметил одну вещь - немецкий язык оказался  гораздо понятнее, чем я мог предположить. Нам очень быстро удалось выяснить, что мы оба женаты, у меня и у Клауса по двое детей, и что Клаус работает в зоопарке и еще где-то заочно учится, правда я не понял где, но это связанно с животными.
  Мы подошли к вагону. Клаус снял замок и отодвинул тяжелую дверь. Из вагона сразу вкусно пахнуло животным теплом. Мы запрыгнули внутрь. С правой стороны от двери находились клетки с антилопами, а слева, почти на пол вагона, был устроен сеновал из прессованных брикетов сена. Там же стояли чистенькие мешки, плотно набитые кочанами капусты и две очень красивых синих бочки с водой.  Почти посередине вагона - чугунная буржуйка с трубой, выходящей через крышу вагона на улицу.
  - Zo, Etzt sind sie dein Viehe, zwei Gnu und vier Kanna. - по-хозяйски хлопая рукой по деревянной клетке, Клаус  представил, теперь уже моих подопечных, и что-то продолжал про них рассказывать, но кроме гну и канна я уже абсолютно ничего не понимал. Главное –антилопы живы, здоровы и все на местах.
  - O.K. -периодически повторял я, две самые знакомые буквы, чтобы показать, что я начеку и весь во внимании, и некоторые вещи действительно хорошо понимал,  когда речь заходила про животных, картофель или комбикорм, особенно если на это  Клаус сразу показывал рукой.
  - Das ist zu Spiese - die Kartofeln, der Rotkohl, Karotten, Kombi und viel genuk Hey.
  - Hey - das been mein lieblich Beet - ein tiffen Slaff mahen! -Клаус плюхнулся на кучу распушенного сена и показал, как ему приятно подрыхнуть на сене.
  - Yes, I like it too!
  - Zo etzt, comm zu der Bahnhof Fuhrer - Клаус достал сопроводительные документы, из чего я понял, что в роли фюрера здесь вполне может быть обычный начальник вокзала.
   Наконец, сбросив рюкзак и  получив ключ  от своего имущества я окончательно успокоился, и мы направились на поиски вокзального фюрера. Нашли мы его довольно быстро. И уже где-то через час мы знали, что der Zug nach Osten будет формироваться только на следующий день.
  Клаусу повезло немножко больше – der Zug nach Berlin – ему подадут сегодня же вечером.
  До вечера было еще далеко и мы решили прогуляться  по Бресту. Совершенно случайно набрели на опаленные войной стены брестской крепости. Кирпичи, политые пулевым дождем и оплавленные  огнем, продолжали кричать тысячами криков, воинов, тех кто стоял здесь когда-то насмерть. Даже не возможно себе представить, что прежде чем попасть в стену, этот смерч огня и металла проходил через живую плоть таких же людей как я и Клаус. И возраст у них был тот-же. И вот мы стояли на том месте, где когда-то они. Но и ОНИ  никуда отсюда не ушли...
  Разговор тут  не клеялся, и единственное, что я понял, что Клаус,  слышал про эту крепость.
  Стоя под этими стенами мы, почти без слов,  договорились  впредь встречаться только друзьями.
  Закончили  свою прогулку  в пивном баре, где пиво оказалось свежим и очень приятным, а мы вдруг поняли, что опять ведем очень оживленную беседу, но уже на англо-немецко-русско-французско-латинском наречии, и что для того чтоб друг друга понимать нужен даже вовсе и не язык - но только желание.
  И хоть встретиться нам было больше не суждено, мы расставались добрыми друзьями. Клаус мне в вагоне оставил целый блок Мальборо и 2 алюминиевые баночки с надписью "Export Bier", из чего я понял, что в таких баночках находится пиво.
  И уже на перроне, когда трогался поезд в сторону Берлина, мы распрощались чисто  зоопарковской шуткой. Клаус махнув рукой сказал:
  - See you latter..., -и сделав небольшую паузу, несколько вопросительно посмотрел на меня и улыбнувшись, добавил: - Alligator!
  - While, Krokodile! - махнул и я ему на прощанье рукой. Оказалось, что даже ветеринар из далекой Азии тоже знает эту шутку.
  Клаус уехал, а я сразу направился к своим подопечным. Ведь их уже надо было кормить, поить, ну и самому надо было как-то обустроиться.
Мой спальный вагон мне вполне пришелся по душе. Самый обычный. Деревянный  товарный вагон – в одной половине  клетки с антилопами, посередине гора капусты, морковки и картофеля,  буржуйка с дровами,  и в противоположном конце вагона гора свежего пахучаго сена. Рядом с буржуйкой 4  громадные, синие  бочки с водой и три громадных мешка сухого комбикорма.
   Когда все антилопы были напоены и спокойно хрумкали в своих ящиках морковку, я вскипятил себе на буржуйке горячей воды в банке  из под сгущенки, и заварил  в ней же свой любимый зеленый чай.  Котелок, в списке жизненно-необходимых вещей в моём рюкзаке не значился, а напрасно - здесь он пришелся бы весьма кстати. (на охоте я изобрел несколько способов  приготовления любой еды в обычной фольге или глине, фольга гораздо легче котелка, а глины – благо, в горах навалом).  Совершенно не расстраиваясь по поводу отсутствия котелка, , сидя в дверном проеме свесив ноги из вагона и попивая чай с булочкой и сгущенкой я встретил первый вечер своего совсем не короткого путешествия. Конечно же попробовал сигареты. Табачок оказался действительно хороший, особенно если выкинуть фильтр, а сигарету вставить в мундштук.  Пиво решил оставить на потом, для более торжественного случая.
  Быстро набежала ночь. Но я еще успел, правда  уже в сумерках устроить себе великолепную "лежку" на душистом немецком сене. Но первый же вечер показал, что у меня из еды - к столь дальней дороге почти ничего не заготовлено. Прогуляв весь день по городу, я напрочь об этом позабыл. А удастся ли где-то по пути выскочить за продуктами я пока не знал. Но с другой стороны обилие картошки, моркови и капусты - наполнило меня оптимизмом. Также не знал - когда начнут формировать состав. И как потом оказалось я еще очень много чего не знал.
  С утра пораньше помчался в диспетчерскую службу, чтоб определиться со временем. Оказалось, что для того чтоб мне все необходимое закупить - у меня
есть не более часа. А магазины  откроются только через два. Но тут мне крепко повезло, и я совсем случайно набрел на небольшую хозяйственную лавочку, рассчитанную как раз на таких же путешественников, как и я. Мне удалось приобрести соль, мыло, свечки, кастрюлю и спички.
  И уже в привокзальном буфете, я каким-то чудом уговорил опухшую после ночной смены буфетчицу продать три буханки хлеба. (она сильно переживала, что ее сосиски без хлеба ни кто не будет есть). Больше ничего съедобного я у нее не
обнаружил.
  Когда же я прибежал к тому месту, где должен был стоять мой вагон, к своему ужасу его там не обнаружил! В панике я метался по товарному вокзалу представляя, как мои антилопы уже мчатся в сторону Душанбе. О Господи! – чтоб у кого-то спросить - хоть бы одна живая душа! Я нырял со своим мылом, кастрюлей и тремя буханками хлеба  под вагонами из стороны в сторону:
 - Вагона НЕ-Е-Е-ЕТ!
Вот тут то я и понял – зачем нужны два сопроводителя
 И уже когда весь в мыле бежал в диспетчерскую, наконец, увидел путевых рабочих, которые меня быстро привели в сознание, объяснив, что мой вагон угнали на горку для  формирования состава, и он не иначе как через  минуты три появится, но на другом пути. Немного отдышавшись, я отправился на указанный путь, моля Господа о том, чтоб это не оказалось шуткой. Кто их знает, какие тут у них шутки, у этих путейщиков.
 Наконец  услышал неторопливое перестукивание колес и звук приближающегося паровоза - от куда-то с верхней части товарного вокзала.
Паровоз медленно подошел к самому краю горки. Двое путейщиков, там наверху, отцепили от него три вагона, в одном из которых, я ликующим сердцем признал свой!
 Отцепленные от паровоза вагоны медленно покатились вниз с горки, как раз по пути, на котором уже стояло несколько других вагонов. Чтоб вагоны сами по себе сильно не разгонялись, двое других путевых рабочих, как раз те, что меня успокоили, подкладывали под колеса "башмаки" ( это такие клинышки, которые не дают вагону сильно разогнаться). Вагоны медленно подкатили к основному составу  и плавно щелнувшись кулачками, прочно зацепились друг за друга.
  Кто бы только знал, какое счастье, залезть в свой вагон, который мне теперь уже казался родным домом!
  Я подбил запасы. А из запасов у меня оказались три  буханки хлеба, пять банок сгущенки, начатая пачка зеленого чая и совершенно случайно оказавшиеся в рюкзаке, еще с охоты - килограмм риса и с полкило сахара в кусках. Ну а соль и спички в рюкзаке были всегда, правда не на такое длительное путешествие. Кроме того я  мог позаимствовать у антилоп картошку, морковку, капусту и даже соль лизунец. Ах да!, и еще  две банки немецкого пива и целый блок Мальборо.
 Диспетчер по товарному вокзалу меня уверил, что дорога  займет не более двух недель, я на том и успокоился - от голода в этом вагоне ни кто не опухнет!
  Когда  убирал за животными  наткнулся  на десяток туго набитых мешков, за клетками,  которые сразу в темноте не разглядел. Мешки были заполнены чистыми древесными опилками. Немцы! Благодарно подумал я, и присыпал уже начавший, скапливаться, навоз. Весь лишний запах сразу исчез и остался только легкий душок деревенского подворья. Закончив с уборкой, приготовил антилопский завтрак из порубленной картошки, пересыпанной с комбикормом. Не у всех парнокопытных, на верхней челюсти присутствуют резцы, и если им крупные сочные корма, вроде картошки, заранее не порубить, то у них иногда хватает ума запихать последние сразу в пищевод, что в свою очередь не очень полезно - может и застрять. Не повесишь же им табличку, с надписью, подобной той какую я однажды увидел на плакате во всю стену, в одной из провинциальных столовок где-то подо Львовом. А надпись там гласила:
 - РЕТЭЛЬНО ПЕРЕЖОВУЮЧI IЖУ - МИ ДОПОМОГАЕМО СУСПIЛЬСТВУ!
(что означает: -тщательно пережевывая пищу - мы помогаем обществу!)
 Пока я всем этим занимался, наш состав  несколько раз вздрогнул от прибитых к нему новых вагонов. И вот, когда я покончил со своими прямыми обязанностями,
наконец, решил попробовать немецкого пивка. Чтобы устроиться поудобнее, я подтащил к открытой двери несколько тюков сена и устроил себе из них роскошное кресло со спинкой и подлокотниками. И не успел я на нем как следует разложиться, как по всему составу пробежала волна - кажется нас тронули с места. И действительно  - волна пробежалась еще раз, но уже в другую сторону и мы медленно поехали!
 Разглядев со всех сторон банку пива, таки догадался, что открываться она должна при помощи колечка. Но последнее оказалось упрямым и никак не поддавалось. Тогда я решил разобраться с этим устройством при помощи охотничьего ножа. Ковырял я его до тех пор пока оно не отвалилось и вовсе. Мне это очень не понравилось и когда я уже был готов рубануть по ней топором, что-то в конструкции открывающего механизма хрустнуло и в туже секунду пивная пена с шипением орошила меня с ног до головы! Деревня! Ларчик-то открывался просто.
  Теплое и ласковое  утреннее  солнце заглянув в вагон наполнило его ярким светом. За открытой настеж дверью еще показывали вокзал  с бесконечными цепочками разных товарных вагонов, платформ  и цистерн, у которых, казалось нет ни  начала, ни конца,  я возлежал на тюках с сеном, пил совсем не дурное  немецкое пиво и испытывал  блаженную прострацию. Пиво очень  понравилось, ни чуть не хуже львовского в мои студенческие годы! И момент получился удачный.

Пока я так размышлял, развалившись в своем кресле, поезд  набрал скорость и помчался в сторону Москвы, где состав должны были опять переформировывать.   
  Первый день пути пролетел быстро. Почти весь день я просидел напротив открытой двери вагона и о чем-то промечтал, глядя на пробегающие мимо леса, поля, реки, деревушки и города. Поезд ни где не останавливался, как и было обещано, хотя иногда замедлял ход и ехал не быстрее телеги.
  Уже под вечер, резко похолодало. Я закрыл дверь вагона и все погрузилось в такую кромешную темноту, что не видно вообще абсолютно ничего, кроме самой тьмы. Я зажег свечку, запустил буржуйку, разогреть чаю. От свечки исходил мягкий, пляшуший живой свет, который приводил в движение тени от мешков, клеток, сена, и мою собственную, что наполняло вагон   дополнительной жизнью, исполненной мистики и загадочности. Хлеб, я решил перевести на сухари - так он дольше будет храниться, ну и макать в сгущенку удобнее.
  С закрытой дверью и зажженной буржуйкой стало гораздо теплее. К сожалению печку нельзя было оставлять на ночь - при таком количестве сена, любая неосторожность превратила бы меня и антилоп в жаркое, притом в считанные секунды.  Погасив огонь, я  нырнул в спальник и щедро навалил сверху душистого  сена. Спать в таком гнездышке - сущее удовольствие.
  На следующее утро, лишь солнце заглянуло в щели вагона, открыл настежь двери. Оказалось тепло. Осмотрелся я был сильно озадачен, обнаружив, что у меня  всего одна вязанка дров, а угля  с пяток кусочков. Как пополнить запасы угля я пока не представлял, но и оставаться без горячего тоже  грустно. А топить сеном мне как-то совсем не хотелось.
   Антилопы пребывали в полном здравии и даже позволяли себя пощупать и послушать. Да и куда им было собственно деваться?  Первый день я просидел на сухарях со сгущенкой. На второй решил заготовить рис. Из вареного  риса я накатал шарики. Я увидал про эти шарики в каком-то  старом японском фильме. Такие шарики риса, размером с мяч от большого тенниса готовят в поход самураи. Оказалось очень удобно.  Шарики снаружи быстро подсыхают, а внутри остаются еще долго довольно свежими и мягкими.
  Не торопясь, закончив с прямыми обязанностями - кормежка-уборка - я забрался на свою смотровую площадку - что там показывают сегодня снаружи. А снаружи показывали кукурузные поля. Очень мне эти поля понравились. Особенно  налитые початки. Я их приметил еще вчера, а сегодня их показывали еще в большем количестве. Вот так сидел, глядел на них как эзоповская лиса, и гадал - а достаточно ли они спелые? Но сомнений никаких не оставалось, некоторые верхушки початков были уже коричневого цвета, значит и кукуруза там должна быть непременно спелая. Но главное - я  ее очень хочу. 
   До поля от железнодорожного полотна  наверно не меньше тридцати метров. Чтобы накинуть на кукурузу какое-то лассо (это первое, что мне пришло в голову) не могло быть и речи. Далековато. Да и веревки у меня не оказалось. Иногда поезд замедлял ход,  было такое ощущение, что он вот-вот остановится. Но нет. Очень скоро он опять набирал обороты, и ехал с прежней скоростью. Когда он замедлялся можно было легко выпрыгнуть на ходу. Я решил попробовать. Получилось. Мало того получилось даже бежать рядом с вагоном и его обгонять.  Я начал считать. Мой вагон был в последней трети состава, а впереди  еще около двадцати. Ближайшие три точно такие же как и мой, но довольно похабаные.  Если бы мне удалось каким-то образом добраться от меня, скажем до третьего вагона, то спрыгнув с него я вполне успел бы добежать до поля, набрать кукурузы и вернуться как раз к своему.
  Я решил попробовать. Когда поезд опять замедлил ход, я выпрыгнув из вагона, побежал с ним перегонки. Первый вагон я обогнал довольно быстро. Но на втором вагоне, поезд  незаметно прибавил скорости. Я тоже. Но бежать по железнодорожной насыпи оказалось очень тяжело и я быстро сдох, а поезд как на зло прибавил обороты. Но самым страшным оказалось то, что вагон, рядом с которым я теперь бежал, естественно, был закрыт и зацепиться  не за что. Обогнать второй вагон мне уже оказалось не под силу, а ждать когда меня догонит мой вагон немножко страшно. Но другого выхода я не видел, тем более что поезд меня  уверенно обгонял! Мелькнула мысль, что можно попробовать зацепиться за сцепной механизм между вагонами. Когда я поравнялся с пролетом судьба мне послала подарок. С торца вагона была лестница из металлических прутьев! Но подарок начинался довольно высоко от земли, и чтоб до него дотянуться надо было подпрыгнуть. Какой там прыгнуть – я и бежал-то уже спотыкаясь, как раненый зверь. Но Тот второй который, появлялся в моем теле только в безысходных ситуациях, решил этот вопрос без меня и бросив мое тело на нижнюю перекладину лестницы, тут же исчез. Мои руки крепко сжимали толстый металлический прут нижней ступеньки, а расслабленные ноги, как две макаронины болтались в воздухе. Одну макаронину удалось забросить на какую-то «байду», по которой мощно колотила другая, такая же «байда» механизма сцепления. Откуда то появились силы и на то чтоб подтянуться и забраться на на неё целиком. И уже с нее я перебрался на центральную часть сцепления, которая оказалась немного поудобнее. Кое как усевшись на сцепной механизм и отдышавшись, я постепенно приходил в себя. Поезд между тем поехал еще быстрее. Но очень скоро выяснилось, что долго ни сидеть, ни стоять между вагонами не возможно. Кулачковый механизм сцепления безжалостно скрежетал металлом,  каждый удар «байды» отбивал ягодицы или пятки, а порывы ветра которые неожиданно налетали то с одной, то с другой стороны, грозились меня сдуть прямо к кукурузное поле. Будь она не ладна эта кукуруза! Чтобы надежнее утвердиться на этом плацдарме, я двумя руками  вцепился в лестницу, которая вообще-то вела на крышу вагона. Решив, что на крыше ехать будет «комфортнее» - полез на верх. А здесь очередная неприятность – три верхние ступеньки – напрочь отсутствовали, а зацепиться на гладкой крыше совершенно не за что! Но после бега на перегонки с поездом, тело хорошо размялось и я вновь в нем ощущал силу. На крышу я залез сам. Встречный ветер оказался не такой сильный как я ожидал, и здесь можно было спокойно и сидеть, и лежать, и не слышать этого жуткого металлического скрежета байды и не смотреть на мелькающие буквально под ногами шпалы. Я окончательно отдышался и  пришел в себя. Из всех мыслей в голове осталась только одна:
  -Ничего себе – сходил за и кукурузой!
  Когда и сердце успокоилось совсем, я  решил прогуляться по крыше вагона. После того как я ее досконально изучил, у меня появилось желание  по вагонам допрыгать до своего. Но теперь я осторожничал, и взвесив все за и против - делать я этого не стал - прыгать против движения поезда мне показалось очень рискованным занятием. Тогда я решил попробовать перепрыгнуть на впереди-идущий вагон. Пока поезд ехал довольно быстро,  мне это показалось тоже очень рискованно - из-за сильного встречного потока воздуха. Я уселся на крыше, пока плохо  себе представляя как выпутаться из этой дурацкой ситуации и скорее попасть в своё любимое кресло.
 Поэтому как только поезд очередной раз замедлил ход, мое первое желание было  спуститься вниз и добраться  до своего вагона. Но тут меня ждало еще одно разочарование. Оказалось, что на ходу  спускаться вниз по лестнице на которой не достает ступенек в десять раз сложнее, чем забираться наверх. Я оставил и эту затею. Но с другой стороны, ехать на крыше до Москвы - было бы вообще полным безумием. Поезд как на зло набрал скорость и  единственное, что доставляло удовольствие это круговая панорама.
  Только часа через полтора  поезд опять поехал очень медленно. Может на передних вагонах попадется целая лестница?  Еще в школе и институте, я  занимался легкой атлетикой и поэтому очень реально был уверен, что без труда преодолею расстояние между вагонами. Необходимо было только преодолеть психологический барьер. С барьерами оказалось все  в порядке:
  - Или сейчас, или никогда!
И хорошо разогнавшись, я перепрыгнул на соседний вагон. Понравилось!  Аналогично преодолел еще три вагона. На следующем вагоне меня ожидали уже только приятные новости – надежная лестница, но главное – это был не обычный товарный вагон в котором я путешествовал, а специальный, для сыпучих грузов, доверху заполненный углем!
  Пока я думал чего мне теперь больше хочется угля или кукурузы поезд продолжал замедлять ход. Победило желание поскорее вернуться к своим антилопам. На такой скорости можно и успешно добежать до своего вагона. Я посмотрел далеко вперед, чтоб попытаться узнать причину по которой поезд замедлил движение, а там  далеко-далеко горел красный маячок светофора. Поезд его послушался и, похоже. Собирался остановиться!
  Я  благополучно спустился на землю и рванул обратно к своим антилопам. Пока бежал глаза смотрели  как у зайца в разные стороны - один - на "родной вагон", другой на спелые початки. К сожалению семафор оказался с другой стороны состава и я его больше не видел. И тут мои ноги как-то сами повернули в сторону поля. Обломив первые попавшиеся под руку початки, я скорее рванул к вагону. И  в это самое время - поезд остановился! Когда я запрыгнул в вагон – радости моей не было предела!
Початки оказались спелые – в самый раз!. А поезд продолжал стоять! Распахнув противоположную дверь вагона, я мог спокойно собирать урожай – светофор горел красным светом  а встречного поезда не видать даже на горизонте.  Освободив один мешок от капусты, я  опять ринулся в кукурузу. На этот раз я смог себе позволить выбирать самые крупные початки. Наломав с пол мешка кукурузы, я ее выгрузил в вагоне и конечно помчался за следующей добычей. Так я сделал несколько рейдов, и собирал уже  любую кукурузу, решив побаловать этим добром и своих «немцев», африканского происхождения. Гора початков в углу вагона приятно радовала глаз. Где-то на десятом мешке, я вдруг вспомнил про уголь. Ведь без угля кукурузой я смог бы  кормить только своих антилоп. Но мне тоже хотелось. Следующий набег я запланировал в сторону вагона с углём. Но на горизонте появилась полоска встречного поезда и я понял, что до угля не в этот раз. Эта мысль мне показалась слабой. А может успею? Но что-то внутри повторяло – терпение, Сергей Юрьевич, терпение!  НЕ сейчас. Тогда я уже чисто из жадности заполнил еще один мешок кукурузой, залез в свой вагон, и с сознанием выполненного долга развалился в своём кресле! Решил пока больше не дергаться до следующего семафора. Пока.
Угостил  антилоп добычей. Понравилась! Где-то далеко свистнул паровоз и мы неторопливо покатили дальше. На радостях освободил вагон от скопившегося навоза и вдруг обнаружил, что дело-то уже близится к вечеру.  Выходит, что почти пол дня я прыгал по крышам вагонов. Но зато теперь в  чистоте и умиротворении мог себе, как самурай после тяжелой битвы, позволить парочку рисовых шариков. Кукурузу  решил зажарить попозже, прямо на углях.
  А с наружи тем  временем уже показывали поля исполненные каких-то злаков и даже на одном из них  разгар жатвы. По полю ехали сразу три оранжевых комбайна, а за ними три машины, и три струи спелого зерна летели в кузова машин, а немного с боку от каждой машины легкий ветер разносил по полю  длинный шлейф из соломенной шелухи и пыли. Солнце катилось к закату. И было во всем этом, что-то настоящее, правильное и очень торжественное.
  После поля с комбайнами пошли яблоневые сады. Поезд неторопливо отбрасывал в сторону яблонь перестук колес  - тыдых-тыдых, тыдых-тыдых, а обратно почему-то возвращалось – нарвать-нарвать, нарвать- нарвать... Правда яблок было на деревьях не очень много. Но очень спелые... Основной урожай уже наверняка был собран. Да и яблочные сады бежали далековато от железнодорожного полотна... Однако поезд так разогнался, что в стук колес всё больше убеждал: - «поздняк метаться».
  Вскоре, после яблоневых садов пошли небольшие села. И хотя я так думал, что мы уже едем по России, села очень напоминали украинские. Наверно всё еще Белоруссия. Маленькие, почти игрушечные белые домики, покрытые позеленевшей от времени соломой, отгородились от мира покосившимися штакетниковыми заборами. Напоминали какую-то сказку, непременно с хорошим концом. Между домами еще зеленые фруктовые сады, но уже кое где отмеченные первым дыханьем наступающей осени.
 Дальше почти все как в родных подмосковных Жучках Хотьковского района. Стадо лоснящихся, пёстрых «сисястых» коров, в сопровождении вооруженного длинным кнутом пастуха и громадного серого пса, непонятной породы, но которого очень хотелось назвать Полканом.  Белые опрятные козочки, хоть и с колокольчиком,  привязанные длинной веревкой к колышку, который, казалось был забит в этом месте еще в прошлом веке. Гордые гуси. Торопливо, но в тоже время очень важно, в крутую развалочку,  своими шагами попадают в ритм перестукивания колес.
 Во многих дворах  выглядывают из-за забора, почему-то очень родные - колодцы-журавли. Кругом происходит жизнь – постирушки, семечки на завалинке, скирдование сена, и так вплоть до воспитания подзатыльником подрастающего поколения. И все настолько заняты своими повседневными делами, что кроме детей товарный поезд ни кто не замечет  Наверно пригляделись… Кроме детей. Дети, они всегда все видят, даже когда чем-то заняты.
  Где-то впереди слышится веселая песня под гармонь. Горластый женский хор, исполняет куплеты, а ними следует не громкий мужской баритон. Когда баритон заканчивает - гремит дружный хохот.
  А вот и концертная площадка. За штакетником с нахлобученными вверх дном глиняными горшками – яблоневый сад. Сразу за деревьями показывается празднично украшенная, свежевыбеленная известкой, хата. Два небольших, украшенных ярко-голубыми  резными ставнями, почти квадратных окошка, изнутри наполовину закрыты вышитыми занавесками. Невысокие деревянные и тоже с резьбой двери хаты, раскрыты. Расшитые разноцветным узором белые рушники собраны  над дверным косяком красным бантом. А сверху еще и подкова. От порога в обе стороны – цветы. В горшках, крынках, вазах и просто букетами. И все это под толстой соломенной крышей, поросшей сочным зеленым мхом. В саду на деревьях  воздушные шарики и разноцветные ленточки. Посреди двора  длинные столы, заставленные блюдами с разными яствами,  глиняные горшки и большие бутылки с очень знакомой мутноватой жидкостью. На центральном столе большое блюдо с еще добрыми «останками жареного поросенка», не иначе как на вертеле запекался!
Свадьба  в разгаре. За столами  почти никого нет. Вспоминая охоту за кукурузой в  мозгу мелькает безумная мысль. Но я гоню ее прочь! Гости уже разбрелись по подворью и частично выплеснулись за калитку. Невеста с женихом  посреди двора, справа от них - женский хор и гармонист, он же баритон, а прямо перед ними  на хорошем веселе отплясывают - кто может, и что может. У невесты на голове вместо фаты большой яркий венок из разных цветов, двумя руками вцепившись в жениха, с бесконечным обожанием поедает его глазами. Жених, уже без пиджака и галстука, с расстегнутым воротом белой рубахи, еще крепко стоит на ногах, но похоже, что любит уже всех.  Один из гостей  на земле за забором, но еще пытается подняться. С другой стороны дома за колодцем-журавлем в голос плачет нарядная очаровательная молодуха,  ее держат и  успокаивают две подружки. Она очень активно пытается вырваться, но ее не пускают. Еще один гость растянувшись на лавочке за забором  крепко отдыхает. Дети гоняют воздушные шары, шары лопаются, а дети радостно визжат. Увидев в проеме вагона бородатого мужика, развалившегося в соломенном кресле, дети просто приходят в восторг, пронзительно орут, смеются и машут мне руками. Я им в ответ киваю и моя борода расползается до ушей. Кроме детей меня  никто не видит. Все кругом гуляет, поет, кричит, гудит, пляшет, плачет и смеется. Баритон заглушенный громким, дружным, женским хохотом остался  позади.
 
  Уже совсем на закате я закрылся в своем вагоне-ресторане и поджарил початки над остывающими угольками. Конечно это не поросенок, но неожиданно вкусно, а главное - быстро. Варить ее надо несколько часов, а на углях буквально пять - десять минут - и у меня на столе обалденный деликатес…   И антилопам - молочной спелости початки - тоже  очень пришлись по вкусу.
  Когда  совсем стемнело, поезд вдруг уверенно остановился. Я открыл двери. С обеих сторон – длинные товарные составы.  Первая  мысль  про уголь. Вытряхиваю опилки рядом с горой кукурузы и  прихватив мешок, в нерешительности застываю в дверном проеме, в надежде  выглядеть красный семафор. Семафоров оказалось  много, но все они были какие-то фиолетовые и мне это ни о чем не говорит. В мою сторону, покачивая  большим фонарем, идет человек в форме путейщика, кажется он собирается как раз мне что-то сообщить. И действительно, подойдя поближе он спрашивает:
  - Это ты чтоль антилоп везешь?
  - Ну я.
  - А посмотреть можно?
  - Да смотри, жалко чтоль, только что там в темноте увидишь? Да и в ящиках они.
 Путейщик ловко запрыгнул в вагон и подойдя к антилопам и посветив фонарем в щелочки между досками, удовлетворенно констатировал:
  - Живые! Никогда не видел таких. Воду брать будешь?
  - Конечно буду - обрадовался я, так как этот вопрос меня уже немного волновал, потому, как из одной бочки мы с антилопами пили, а из другой я умывался.
  - Тогда не спать! Через час вагон подгонят к помпе - там наберешь. Тут у вас еще где-то коровы едут. Не заешь в каком вагоне?
  - Да нет, пока не встречался. А что до Москвы-то далеко?
  - Да завтра днем и доедете.
  Путейщик, выпрыгнул из вагона и покачивая фонарем пошел дальше,  вырывая из темноты силуэты товарных вагонов. А я обрадовавшись, что у меня навалом времени решил пополнить запасы топлива. Только я направился к заветному вагону, как обнаружил, что напротив  стоит целый состав подобных. Вскарабкавшись на ближайший – Да возрадуется сердце смиренное!  – все вагоны  щедро наполнены углем!  Я посчитал, что мешка  угля мне хватит за глаза, но уже  из великой жадности набрал пять. Когда что-то воруешь, оказывается остановиться как-то…, ну уж очень трудно. Я удовлетворенно отдышался, и прежде чем меня повезли на водопой,  еще успел щедро искупаться. С Москвы немытый, на этот раз не жалея воды, я разделся и с огромным наслаждением нырнул в бочку. Вода оказалось холодная и я так же быстро из нее вылетел. Но промок вполне достаточно, чтоб хорошо намылиться. Потом подкатив бочку к дверному проему и спустившись на шпалы опорожнил ее одним махом на свою голову. Вот это да-а-а-а!
  А через час, заполнив водой все что было можно, спокойно отправился на сеновал. Праздник состоялся!
  Поезд тронулся когда мне уже снился  не первый сон. Хотя обычно я в поезде не могу спать, пока он стоит. Под стук колес - спать получается как-то лучше.   
  Долго-ли, коротко-ли, но если история затягивается, то в  сказках обычно говорят именно эту фразу. Очень люблю сказки, там все настоящее.
  До Москвы мы ехали почти трое суток, и экстремального больше ничего не произошло. Толи поезд, как заяц вилял по всей Белоруссии, толи я ночами так  крепко спал, что даже не заметил, что поезд не едет, а стоит. Я то думал, что могу спать в поезде только тогда когда он едет, но оказывается, что когда спишь глубоко зарывшись в  сено - не то что про поезд,  про себя забываешь. Но в общем я почему-то считал, что до Москвы мы доберемся гораздо быстрее.
 
  В Москве, собирая состав, нас  с антилопами катали весь день по горкам. В покое оставили только на ночь.  Зато  удалось реально пополнить свои продовольственные запасы и набрать в обмен на пачку Мальборо два мешка хороших дров. Недалеко от товарной станции оказался неплохой продовольственный магазин. И теперь  у меня уже были в достатке рис, греча, хлеб и даже двести грамм сливочного масла!
 Уже после того как все это было сделано, я окончательно понял, почему, категорически необходимо присутствие в вагоне двух сопровождающих. Я опять потерял свой вагон, и ни одна живая душа на этом свете не могла мне вразумительно ответить, на какой путь его угнали. Но зато пока  его искал - узнал много интересного, например, что есть "дикие" вагоны. "Дикие" вагоны - это потерявшиеся вагоны.  Ни кто не знает от куда они прибыли и куда их следует отправить. Но так как они мешают формированию составов, путейщики их  "прикалывают" к любому составу, и такой вагон летит как летучий голландец до  самой  конечной станции, на которой ему могут  переписать номера и  оприходовать. Так что потеряться вагон может очень даже просто.  Как правило это пустые вагоны, но иногда бывают и с грузом. Путейщики сказывали, что особенно часто "теряются" вагоны с провиантом, например с консервами. Когда я им объяснил, что везу  продукт, который, если его вовремя не накормить - очень быстро может испортиться - они меня  успокоили- такие вагоны не теряются. Скорее потеряюсь сам я, а вагон то прибудет куда прописано. Меня это  не успокоило, но прибавило энтузиазма в поиске. В темноте это оказалось не просто. Нашел опять по запаху.
 
  Только утром следующего дня состав был окончательно сформирован, и мы тронулись, на этот раз, действительно в дальнюю дорогу.
  Вообще слетать до Москвы за  обезьянками (чаще всего мы приобретали животных именно там), желающих всегда было - хоть отбавляй. А вот путешествовать с ними в одном спальном вагоне через всю страну - охотников кроме меня не оказалось.
 А причиной тому был  забавный случай.
  Однажды, тоже из Белоруссии,  нашему коллеге, ветеринару, пришлось везти, я уже не помню точно каких именно животных, но среди них был и кафрский буйвол. Клим Галиевич, так звали доктора, рассказывал, что как только поезд немного отъехал от Бреста, буйвол  сильно заволновался. А когда пошли леса, его волнение перешло в буйство. Молотя по транспортной клетке копытами и рогами, он настойчиво требовал свободы. Закончилось это тем, что он начисто разнес ее в щепки. А проезжали в это время как раз по Беловежской пущи.
  Тут надо напомнить, что кафрский буйвол, это совсем не простой буйвол. Многие африканцы считают его одним из самых опасных и свирепых животных.  Даже бесстрашные массаи, хоть и очень любят  мясо буйвола, без особой надобности  к нему не приближаются. Все, кто с кафром уже знаком и остался при этом жив, обходят это громадное, весом более тонны чудовище, стороной. И даже лев, царь зверей, кафра уважает и даже побаивается - в поединке один на один, именно буйвол может выйти победителем. Во истину - бычья кожа, громадные, до полтора метра в разлете, острые рога и мощнейшие мускулистые ноги с увесистыми копытами делают кафра практически неуязвимым. И единственным его врагом можно считать человека, и на этот раз даже не столько с ружьем, так как охота на кафра - это охота особо отважных и безумных охотников, сколько человека  с его хозяйственной деятельностью,  лишающей этого исполина естественной среды обитания.
  Чтобы напрочь  раздолбать клетку в которой он ехал, ему понадобилось всего несколько минут. Моему коллеге очень повезло в тот раз - дверь в вагоне оказалась открытой и буйволу не пришлось разносить в щепки вагон – он бы справился и с этим. Увидав путь к свободе, буйвол на ходу выпрыгнул из вагона. Быку было в это мгновение не до человека.  Перевернувшись несколько раз через голову,  как заправский каскадер, он  целеустремленно рванул  в сторону дремучей пущи. Не даром говорят:
  - Если бык видит зеленую траву – он не замечает забора!
Потом Клим Галиевичу очень долго пришлось объяснять следователю, что он не продал и не съел этого бычка по дороге.  Следователь, которому поручили расследование, в этом кафрском быке ни как не хотел видеть ничего, кроме куска мяса, и очень возмущался тем, что Клим Галиевичу не удалось задержать беглеца. Его бы этот вагон!
  Всю оставшуюся дорогу к нашему доктору по ночам приходил буйвол и громадными рогами и копытами крушил все вокруг, пока доктор в ужасе  не просыпался.
  Эта история так до конца и осталась неразгаданной. Скорее всего проезжая мимо пущи бык почуял какой-то очень родной запах, может самки зубробизона, (стадо зубробизонов там благополучно обитает уже почти пол века) а может этот "африкенец" одурел от запаха белорусских лесов.
   Белорусским коллегам был направлен запрос по поводу возможного пополнения их стада, но ответа так и не последовало. Кто их  в лесу будет ловить - они там на воле! Но я надеюсь, что бык получил то, ради чего вышел из вагона.
  Именно с той поры желающих прокатиться с дикими животными в одном вагоне поубавилось.
 Как я до сих пор рад за этого быка!
  Но мои антилопки, уже не в первом поколении зоопарковские, вели себя очень спокойно. В Берлинском зоопарке они успешно размножаются. Однако дикие канны по своей природе, впрочем как и все антилопы  очень осторожны, и на открытой местности в условиях саванны к ним ближе чем на 300 метров охотнику  не так-то просто подобраться. Но это  привет массаям, которые мясо антилопы очень ценят, и охота на нее гораздо безопаснее, чем охота на кафра. Хотя антилопа может тоже за себя  хорошо постоять, и есть при помощи чего. Это конечно прежде всего их внушительные размеры - до 180см в холке и вес до одной тонны. Ну и есть чем пободаться - длинные, (у самцов до одного метра) прямые рога, закрученные   штопором и заканчивающиеся острым штыком, и добавим  копыто, удар которого легко перебьет хребет,  такому хищнику, как гепард.
  Так вот не смотря на свою пугливость на воле, прирученные - нрава они оказываются весьма добродушного, и именно  благодаря этому качеству, их успешно и
 давно одомашнивают. Даже надаивают по 4 литра молока в день. Особенно в этом преуспели в Восточной и Южной Африке, где количество таких ферм  давно перевалило за тысячу.
  Однако. особенного успеха в одомашнивании канны удалось достичь именно в России в заповеднике Аскания-Нова, куда первые антилопы были завезены еще в 1892г. Правда, стечением обстоятельств это теперь Украина, но в любом случае это заслуга тех людей которые там работали и работают, какой бы национальности они ни были. Не знаю кому изначально пришла в голову идея подоить антилопу, но
первые методики по содержанию, кормлению, размножению и соответственно выращиванию молодняка канн в неволе были получены именно в Аскания-Нова. Жирность молока канны доходит до 14%. Оно конечно же очень вкусное, и без сомнения - целебное. А еще у этих замечательных антилоп  очень красивое латинское имя  ORYX. Что то в этом имени слышится очень древнее, важное и сказочное.
   А как они бегают! Антилопы  все очень грациозно передвигаются, а быстро бегать им сам Бог велел - уж если гепард делает  на коротких дистанциях до 80км/час, то антилопе, чтобы выжить, как минимум необходимо уметь его обогнать. Кроме того, внезапно потревоженные антилопы могут совершать безумные прыжки - до 10 и более метров в длину, при  этом спокойно перелетая друг друга. Совершенно фантастическое зрелище. (эх, а я это чудо природы везу в загон 6 на 9. Везу, а сердце кровью обливается, лучше бы  они и у меня сбежали в пущу, как кафр у коллеги).  Некоторые ученые даже спорят по этому поводу, мол зачем им это надо - так странно прыгать?  У меня своя версия - по-моему они так  сбрасывают избыток адреналина, при невозможности резко стартануть с места из-за скученности в стаде, ну и сверху гораздо легче определиться – откуда исходит опасность.   Особенно это фантастически смотрится  пока стадо набирает скорость - некоторые животные, спонтанно  выстреливают вверх из общего потока, так легко, будто они только что оттолкнулись от батута.
   А вот гну в стаде ведут себя по-другому. Стадо гну это лавина. Стадное поведение это вообще нечто необычное.  Мы привыкли считать, что стадо это что то тупое, инертное и неповоротливое. Вовсе нет. Стадо, это гениальная находка эволюции. Пока животное само по себе - оно обладает строго определенными поведенческими характеристиками, свойственными для индивидуального поведения.
Но попав в стадо, оно вынужденно следовать законам, которые существуют внутри стада. Его поведение, не утрачивая индивидуальной характеристики становится общественным. Стадо – я бы сказал - отдельный животный организм. Как каждая клеточка в физическом теле слушается центральную нервную систему, так каждое животное выполняет общественную волю стада. И здесь как и в индивидуальном теле все очень четко  и слаженно работает на сохранение и продолжение вида. Мало кому удавалось наблюдать такое чудо, как движение стада гну, зебр или ориксов.  Но наверное многие видели, как  большие стаи рыб или птиц быстро, да что там быстро – молниеносно меняют направление движения, образуя в пространстве, то плотный шар, внезапно превращающийся в овал или эллипс, или расстилается в плоский лист, который волнообразно изгибаясь, внезапно взмывает вверх и внезапно на мновение совершенно исчезает из вида, чтоб тут же проявиться, но уже в другом месте и приняв другую форму. И ведь ни одна, ни пичуга, рыбка, не въедет другой под хвост, или в бочину! В этом полете каждая птица или рыба становится послушной клеточкой другого живого организма – стаи. Очень это здорово получается у мальков кефали, которых я в детстве часто любил наблюдать на «охоте» за крабами.
  Конечно, копытные не такие ассы маневрирования, как птицы или рыбы. А может просто потому, что у рыб и птиц окружающее пространство более многомерно. Вон антилопы тоже все пытаются взлететь, но Бог крыльев не дал. Но волна возбуждения распространяется по стаду аналогично.  Как всему стаду удается мгновенно поменять направление движения, если оно не будет мыслить как единый организм. И этот единый организм, для сохранения целого, может иногда жертвовать частным.
  Антилопы гну обладают удивительной способностью обнаруживать в какой стороне идет дождь и делают довольно большие марш броски в сторону  освежившихся пастбищ. Во время этих переходов, для них не существует преград. С невероятным гулом и ревом они несутся, все сметая на своем пути. Даже если  встречается бурлящая река с крутыми берегами, они все равно идут на пролом. По одиночке наверно ни одна антилопа не согласилась бы прыгать с крутого обрыва в бурлящую реку, еще и кишащую крокодилами. Но, как говорят, на миру и смерть не страшна. Многие отдельные животные гибнут во время этих переправ, но это удивительное, громадное существо под названием "стадо" - остается.  Вообще про жизнь животных внутри сообщества себе подобных, будь то стадо, стая, прайд, или даже отдельное семейство, можно рассказать очень много интересного, но это уж точно  в другой раз.
  Да... А между тем... мы едем!
 
  По мере продвижения в сторону  Азии становилось все теплее и теплее. Даже одну из бочек я теперь стал использовать как ванну. Они оказались настолько вместительными, что туда можно легко погрузиться с головой. Запасы воды я теперь регулярно пополнял, да и за антилоп, в этом плане я не очень волновался - и канны и гну легко обходятся без воды неделями. Конечно с верблюдом им в этом тягаться не стоит, но все-же - дети степей и саван на жажду выносливы.  Зато какая экзотика - созерцать окружающую природу прямо из бочки, которая стоит посреди вагона движущегося поезда.
  Я полностью обжился и перестал считать дни. При кажущемся однообразии, почти каждый день что-то интересное происходило либо в поезде, либо вокруг.
  Когда мы останавливались на сортировочных станциях,  больше совсем не переживал по поводу долгих простоев вагона, но сразу выходил на "охоту". И чем дольше мы стояли, тем более пополнялись  запасы  нашего провианта. У меня в добавок ко всему появилось еще несколько ящиков яблок, груш и полу-зеленых помидоров. На всякий случай.
  Наш стол  становился все разнообразнее. Антилопам очень понравились яблоки со свеклой. Чем разнообразнее становился наш рацион, тем благосклонее они ко мне относились. Самая маленькая из канн  была совсем ручная. А когда я ее начал почивать с рук яблоками, она и вовсе ко мне привыкла, и даже тихо мукала, как только слышала хруст разрезаемого яблока. Из этого детского муканья я собственно и заключил, что она еще совсем "телёнка". Во всей красе мне их разглядеть в вагоне не удалось - транспортные клетки не предполагают ни панорамного обзора, ни свободы перемещения. Так что в глаза мы друг другу не заглядывали и общались только на слух. Правда они оказались совсем не разговорчивые. Большие канны  ехали всю дорогу молча, а "голубые" (это я их так звал, так как они и были самые натуральные голубые гну -Connochaetes taurinus) иногда хрюкали, только вот это хрюканье я сначала принял за другой звук- исходящий совсем из другого места, но потом всё же убедился, что это они действительно так хрюкают.
  В общем хороший у нас получился вагон-ресторан. Единственное, что я им боялся давать - это помидоры, так как они были еще зеленые.
  А себе любимому любил запекать  рис с яблоками, или  тушить капусту с картошкой, свеклой, помидорами и теми же яблоками. Просто сказка. С дымком! Сколько я потом ни пытался повторить это блюдо  дома, у меня такого больше никогда не получилось. На десерт запеченная свекла, или кукуруза обжаренная на углях.
  Где-то через неделю пути, на одной из сортировочных станций я полез на крышу соседнего состава, чтоб посмотреть, чем там можно поживиться и неожиданно обнаружил, что я там не один. Напротив меня, с другой стороны вагона, какой то молодой человек уже распаковывал брезент, под которым оказались опять вечно-зеленые помидоры. Так как я его увидел первый, то сразу понял, что он мне брат, а он понял это не сразу и уже было встал в нерешительности - толи прыгать с вагона, толи оправдываться. Но по моей дружелюбной улыбке, сообразил, что я залез на вагон с такой же целью. Я ему сказал, что у  меня уже есть несколько ящиков таких помидоров, и больше не хочется.
  Тут, слово-за-слово - выяснилось, что молодой человек тоже сопровождающий, и  путь держит тоже до Душанбе.  Оказалось, что и вагоны наши почти рядом, и удивительно что мы до сих пор не встретились. Молодой человек пригласил меня к себе в гости. Душок от его вагона стоял гораздо покрепче, чем от моего, и похоже, что свой вагон я во второй раз нашел по запаху как раз коровьего стада.  Мой попутчик вез  целое стадо племенных латвийских коров. Кроме того у него был еще и напарник. Одного из ребят звали Вяйнэ, а другого - Рамо. Оба из Риги и оба студенты, решившие перед учебным годом подработать. Они сопровождали груз  не в первый раз, и  хорошо ориентировались в каком вагоне, и что может находится, поэтому их запасы оказались побогаче. Ну и потом их все таки двое. Ребята обрадовались узнав, что я ветеринар и пригласили на вечерний осмотр стада, сразу за которым последует ужин.
  Через пару часов я к ним явился. Путейщики обещали промурыжить поезд до часу ночи и можно не торопиться. Даже если мы и поедем, то все равно в одну и туже сторону.
 Жизненного пространства в их вагоне оказалось гораздо меньше, весь вагон занимали коровы стоявшие в ряд на привязи и разделенные деревянными перегородками. Еще отделение для кормов и сеновал, он же спальня. Готовили они более цивилизованно - на примусе, но за то  у них не было буржуйки. Хотя она им была и не нужна, - вагон  хорошо прогревался живыми печками – телами коров. Я здорово обрадовал ребят горячей, жаренной на углях кукурузой и пачкой Мальборо. Но они меня удивили еще больше -  ведром портвейна! В то время, как я помогал Рамо с помидорами, Вяйнэ охотился за вином.
 Оказалось, что на товарных станциях можно поживиться даже спиртным, но это как повезет. Все оказалось очень просто. Некоторые вина и спирт путешествуют по стране в цистернах. Путейщики хорошо знают, что находится в какой из цистерн. Вот такую, нужную цистерну, отделив от состава, разгоняют со всей горки. Цистерна ударяется на всей скорости в уже подставленный для этой цели буферный состав, и от детонации вылетает сливной болт-пробка, а содержимое цистерны хлещет доброй струей прямо на рельсы. Путейщики с ведрами и бидонами уже тут. Как только все ведра наполнятся, сливное отверстие тут же забивается деревянной пробкой. Так что если с горки ускоренно летит цистерна, а путейщики уже ждут с ведрами или канистрами, то можно смело к ним присоединяться - они не жадничают.

  Коллективный осмотр латвийского стада показал, что все коровы в полном здравии и могут благополучно следовать до пункта назначения.
 После экскурсии мы сразу приступили к ужину. На первое - еще теплая кукуруза. Но сразу к ней подали ароматнейший суп  из сушеных белых грибов и приправленный гренками. Вино черпали из ведра прямо кружками. И портвешок оказался недурной и весьма кстати.  Когда на второе подали жареную картошку, поезд неожиданно свистнул. Мы переглянулись. А он в ответ  дернулся и медленно поехал. До моего вагона надо было пробежать еще три. Ребята предложили остаться – все равно когда-нибудь остановится! На том и порешили.
  Поезд едет, мы непринужденно беседуем, на столе появляются то сухари, то орехи, то печенье с повидлом. И все это незаметно исчезает. И вина что-то заметно уменьшилось – вроде целое ведро было. А спать и  не хочется.
  Но тут наш состав заметно сбавляет скорость,  далеко впереди слышатся два паровозных свистка и  мы останавливаемся.
 
  Я плохо помню как я добрался до своего вагона, но когда  оказался внутри зачем-то затеял  уборку. Наверно стало стыдно перед антилопами, что так долго отсутствовал. Поезд стоял посреди  ночной степи, до горизонта ни огонька и только звездное небо едва освещает таинственным тусклым светом неизвестное  таинственное  пространство. Голова в тумане. Но на ногах стою. И даже понимаю, что  пейзаж трогает. Мы простояли на станции почти целый день и горка навоза заметно увеличилась. Перекидать навоз в степь – самое место. Но только я успел зачерпнуть полную лопату,  как поезд  неожиданно  дернулся.
  -Зачем не предупредил -  теряя равновесие успел подумать я, и с полной лопатой навоза совершенно утратил ориентацию в пространстве. Вернулся к себе я уже в совершенно неожиданном месте. В  куче навоза. Сначала мне показалось, что это совсем не я. Но быстро сообразил, что все же это я, но меня именно в этом месте быть не должно!   Нас зачем-то стало двое. Того что лежал с лопатой, я прекрасно видел, он безуспешно пытался встать на ноги и при этом заливался хохотом.  Нам обоим стало очень смешно.  «Голубые» весело захрюкали и в этом слышалась изощренная издевка с усмешкой.
  Воды вполне хватило и на себя и на стирку. После «ванной», стало гораздр легче. Но штормить перестало только к утру.
  На следующий день я пригласил ребят в свой "зоопарк" на экскурсию, с ответным визитом.  После которой экскурсии я их угостил фирменной рисовой запеканкой с яблоками. Только что без яиц. У  меня ребятам тоже очень понравилось. А еще мы  обменялись - мешок кукурузы на ящик повидла. А ведро с портвешком, мы таки за два дня уговорили.
 Все остались очень довольны.
 
  Между тем, теперь мимо нас проносились бескрайние казахские степи и пустыни. С утра и до вечера показывали все время одну и туже картинку. Бесконечное, безжизненное пространство желтой земли и песка иногда на горизонте оживлялось невысокими холмами. Больше всего в этом поражало нескончаемое, монотонное однообразие. Иногда через все это однообразие катилась колючка – прекати-поле, и это было единственно, что добавляло в этих степях жизни. Мутное солнце, теперь никуда не улетающий, остающийся на рельсах перестук колес - степи-степи, степи- степи, степи-степи (с ударением на и) и  поднимающиеся от земли столбики пыли. не помню когда это началось и не знаю когда закончится. 
  Станции здесь были большой редкостью, зато ехали мы хоть и медленно, но почти без остановок.  Путейщики в этих краях оказались довольно тупые и наглые. Во первых они совершенно бесцеремонно и без приглашения забирались ко мне в вагон. А во вторых  рыскали как шакалы по всем углам, в поисках чего бы отнять. Нагло, без разрешения закуривали мои драгоценные Мальборо и еще пару сигарет норовили засунуть себе в карман. Когда я их начинал убеждать, что без полуспелых помидоров мои антилопы до зоопарка никак не доедут, а кукуруза это вообще их основная еда, они докапывались до моей печки,  угля и дров, пытаясь лишить меня то  одного то другого, мотивируя это правилами противопожарной безопастности. Приходилось чем-то откупаться и наши запасы заметно подтаивали.
  Однажды  чтоб очередной раз ограбить,  меня пытались задержать отцепив от состава. Но перепоручив свой вагон на Рамо я рванул к начальнику станции и  объяснив ему, что антилопы стоят по 3 тысячи долларов каждая, и что если он согласен составить акт об изъятии печки, без которой антилопы в условиях стесненного пространства могут элементарно загнуться. (ночи были местами уже довольно холодные) Только так  получил добро на дальнейшее следование.
  Основные запасы пришлось закопать поглубже в тюки сена. А для откупа оставил то, чего осталось  больше всего – зеленые яблоки и картошка. Получив взятку, местные путейщики сразу менялись в лице и становились масляно любезными. В пачку Мальборо я  напихал  Монтекристо. Эти сигареты я купил еще в Бресте, и не подозревая, что там чистый сигарный табак один раз сделал хорошую затяжку, после которой несколько минут не мог ни вдохнуть ни выдохнуть, и уже почти посинев, наконец прокашлялся. И если бы ни Мальборо, то наверно у курить-то бы бросил.
  Уже после того как я выставил на показ фиктивный Мальборо ко мне в вагон как-то влетел, ну совсем свирепый путейщик.  К этому времени я уже хорошо знал в чем моя сила, и мог с ними спокойно общаться. Пробежав голодным глазом по вагону, путейщик, даже не поздоровавшись спросил:
  - Что везешь?
  - А ты-то чьих холоп будешь? - начал я таким же тоном.
  - Чего? - вытаращил на меня в изумлении глаза путейщик.
  - Ничего. Территория вагона - это территория зоопарка, и ты здесь гость. Представиться надо! Кто таков?
  - Я тебе не гость! Если ты меня не узнал, то я тебе бог, а если узнал - то казах!
  - Черепок ты глиняный а не бог, а если не хочешь быть здесь гостем, то ты здесь никто. 
  - Гость здесь ты, а я пожарник!
  - Ну так и веди себя как пожарник.
Дальше пожарник мне начал объяснять правила техники безопасности перевозки легко-воспламеняющихся грузов, и был конечно совершенно прав. А я ему рассказывал про цену моих антилоп. И тоже был прав.  Сошлись в конце-концов на пару килограмм помидоров, которые уже начинали активно краснеть. Сменив гнев на милость «пожарник», на этот раз  попросил разрешения закурить, и я с радостью ему разрешил это сделать, но за пределами вагона - из соображений пожарной-же безопасности, однако, предупредив его, что сигареты без фильтра и  крепкие. Пожарник, чтобы показать, что оне, пожарники, «бымши привыкши» к крепким дымам, хорошо раскурил сигарету и полной грудью вдохнул. Минуты, через три, когда ему вернулась способность видеть и слышать, я сладко затянувшись своей (Мальборо, у которой я предварительно оторвал фильтр) вежливо извинился, напомнив, что я предупреждал, что они крепкие. Правда, умолчал, что табак то там сигарный.
  - Как ты куришь эту гадость?  - простонал пожарник, и прихватив свои экспорприированые помидоры, поплелся прочь от вагона.
  Населенные пункты здесь выглядели очень странно.  Однажды мы проезжали небольшое село, которое я до сих пор вспоминаю как мираж.
 
  Это было уже под вечер. Поезд ехал  медленно. Бледное, закрытое пеленой пыли солнце, клонилось к закату. По степи катились редкие верблюжьи колючки,  чуть впереди, по ходу поезда, виднелись какие-то ветхие постройки в которых угадывались   жилые помещения. Подъехали поближе. Через это село поезд и вовсе «пошел пешком».
  Боже мой! Какая это была нищета!  Такой убогости я больше никогда и ни где не видел. Низкие, вырастающие прямо из земли, наверно не более двух метров в высоту, даже затрудняюсь им дать название - бараки-не-бараки, кибитки-не-кибитки, переходящие одна в другую, цепочкой тянулись к главному белому, но похоже тоже глинобитному строению, с надписью - СЕЛЬСОВЕТ. Вся  эта «архитектура» образовывала некоторое замкнутое пространство  в виде буквы П - по бокам кибитки и в центре сельсовет. Размытые дождями до глубоких трещин глинобитные стены переходили в крыши, покрытые сверху  кусками толи, жести, обломками шифера и рваным полиэтиленом, и все это придавлено кусками глины,  камнями и каким-то барахлом. Из крыш местами торчали покосившиеся дымоходные трубы,  железные или асбестовые. Вместо окон зияли  неправильной формы дырки, затянутые где пленкой, где мешковиной, а кое где кажется чуть ли не бычьими пузырями. Стеклами «сияли»   только окна  сельсовета. На многих домах на входе вместо дверей клочьями висели какие то тряпки или старые рваные одеяла. Посреди улицы  валялись кучи трудноопределимого мусора. Все  чудовищно бедное, убогое, грязное и разрушенное. Но еще более страшными были дети игравшие возле железнодорожного полотна.  Младшие  абсолютно голые, на старших висели лохмотья, которые назвать одеждой уже было нельзя даже с большой натяжкой. Дети, похоже, еще ни разу в жизни не мылись. Вокруг их ртов, глаз и обнаженных пиписек роились сонмы мух, и дети их даже не пытались отгонять. От этих ничего не выражающих детских глаз, мне стало  сильно не по себе и захотелось от них поскорее  спрятаться.  Но самым фантасмагорическим завершением этой картины был плакат протянутый через всю "улицу". На плакате было написано белым по красному: «50 ЛЕТ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ!»
  Некоторые дети, скорее вопросительно, махали руками  проходящему поезду. Что-то меня передернуло так, что я вскочил и схватив первый попавшийся мешок с кукурузой - бросил его рядом с рельсами. Дети, скорее всего этого и ждали, на их лицах появилось что-то живое, и они  громко вскрикивая побежали к мешку. В это время  из  вагона, где ехали Рамо и Вяйнэ полетели банки с повидлом и сгущенкой. Вслед за кукурузой я облегчил свои запасы яблок,  картошки и капусты.
  Мы ехали дальше.
  А дальше, уже совсем под закат поезд сделал  остановку на  станции всего в пять-шесть домов, но которая выглядела уже несколько  более прилично, хотя бы потому, что на многих окнах даже были стекла.
 Напротив моего вагона стояла девочка лет десяти, одетая в длинное фиолетовое платье с красным платком на голове. Как только поезд остановился, она тут же нырнула в рядом стоявшую кибитку и  через несколько секунд появившись с лепешкой и вприпрыжку направилась прямо ко мне. Ничего не сказав она протянула мне еще теплую лепешку и подставила подол платья.
  -Меняемся что ли? – спросил я.
Девочка ничего не ответила, но кивнула головой.
  Я с громадным удовольствием вдохнул аромат свежевыпеченного хлеба и со своей стороны  насыпал  в подставленный ею подол платья кукурузы, повидла и сгущенки. Девочка на незнакомом мне языке что-то громко кричала в сторону своего дома, и от туда  появилась  пожилая женщина в белом платке и длинном синем стеганом  халате. Она  проворно подбежала к вагону и протянула мне джурабы  и при этом сказала на  чистом русском языке, совсем без акцента:
  - Не дадите ли вы мне за джурабы картошки.
  - А сколько?
  - Сколько сможете. Носки хорошие, из верблюжьей  шерсти! - сказала она, и довольно заинтересованно поглядывая на ящики с углем, добавила:
  - И если можно - уголь.
Вспомнив предыдущий населенный пункт, я спустил из вагона мешок картошки и три ящика угля, добавив сверху еще пару сгущенок.
  Женщина что-то сказала девочке по-казахски и та убежала в дом. А женщина обращаясь ко мне стала благодарить, говоря, что то что я дал - это очень много. Девочка через несколько минут прибежала еще с двумя лепешками. Женщина протянула их мне:
  - Возьмите хотя бы лепешки, больше у нас ничего нет, только заверните их в тряпочку - они будут целую неделю мягкие.
    По составу пробежала волна от тронувшегося с места локомотива, и мы потихоньку поехали. Женщина уже хлопотала с углем, а девочка,  прижав указательный палец к губам, смотрела в след уходящему поезду. Солнце тем временем уже почти скрылось за горизонтом, оставив от себя на небе, ярко-розовую перевернутую лодочку, которая так и не касаясь горизонта незаметно растаяла. 
  Я натянул на ноги джурабы. Они действительно оказались сказочно теплые.
  Вот так, свесив ноги из вагона я и сидел и слушал как убегает в степь перестук колес.
  У  нас  в доме на столе никогда не было черствого хлеба. Во первых и хлеб был другой, а во вторых, и это главное - если хлеб немножко подсыхал, то бабуля заворачивала его в чистое полотенце, потом упаковывала в большую кастрюлю и ставила в духовку. Хлеб от туда  выходил опять очень мягкий, горячий и ароматный, как будто его только что выпекли.

 
  Я вруг понял чем еще меня привлекает езда поездом.  Все дело в стуке колес! Покажите мне хоть одного человека, которому мешает уснуть стук колес! Ритмически повторяющийся звук очень успокаивающе действует на психику. Правда, в самом начале он незаметно возбуждает, мы приходим  в хорошее чувство, и сознание проясняется. В этом состоянии весь окружающий мир видится несколько по-иному, он становится более полным и ощутимым. Все вокруг начинает возбуждать внимание. А внимание в свою очередь открывает дверь к ясному пониманию очень многих  вещей, которые мы по каким-то причинам раньше не замечали. Потом, он же,  этот ритм, успокаивает, и приводит в состояние легкой дрёмы, но вместе с тем не дает сознанию опрокинуться в сон, уводя в воспоминания или просто мечты...
  Но потом,  именно он и убаюкивает.   
  Незаметно стемнело. Тусклые звезды едва-едва пробивались через плотное покрывало пыли, которое, казалось, окутало всю землю. Я едва различал в этой кромешной тьме свои собственные руки.
Потянул совсем не летний холодок. Сегодня уже больше ничего не покажут. Я зажег буржуйку и с огромным наслаждением слопал целую лепешку, запивая ее зеленым чаем.
  На  следующее утро я внезапно проснулся от какого-то внутреннего резкого беспокойства. По нарастающей скорости и отсутствию стука колес других вагонов, я мгновенно сообразил, что меня толкнули с горки без тормозных башмаков.
  - Вот сволочи! – беззлобно, но с нарастающей тревогой успел я подумать - на вагоне же русским языком писано "С горки не толкать! Животные!" - и почти на ощупь бросился к закрытой на ночь двери вагона. В это время раздался страшный удар и все пришло в движение. До двери я добежать не успел, и уже падая, увидел как в полутьме вагона клетки встают на дыбы и ползут в сторону моей лежки. Несколько секунд  из-за поднявшейся пыли я ничего не видел, только слышал как все вокруг стонало и гудело. Когда я поднялся на ноги, тонкие полоски солнечного света, пробивающиеся через щели вагона освещали только сами себя и клубы пыли. Я открыл дверь вагона и увидел  удручающую картину. Две клетки с антилопами гну, которые стояли друг за дружкой аккуратно срезали мою буржуйку и благодаря этому затормозили. А вот из четырех клеток с каннами стоять осталась только одна. Совершенно не помню как я их поставил на место. Обе гну и три канны, насколько можно было разглядеть через щели между деревянными брусками - были вроде целые, только у оной гну немного кровоточил нос. А вот самая маленькая из канн - наверно годовалый теленок, лежал в очень неестественной позе со свернутой шеей, а звуки которые он еще издавал не предвещали ничего хорошего. Пока я выдергивал  шибер клетки, он и вовсе затих. Одежду свою в этом бедламе мне  найти не удалось, поэтому к начальнику сортировочной я явился прямо в трусах, чем поверг в полный шок тамошний женский персонал.
 И хотя они для виду сразу все прикрыли руками  глаза, через пальцы все же с любопытством меня разглядывали. Я не стал их долго смущать, и очень сухо сообщив о произошедшем, попросил местного врача, для совместного составления акта о случившемся.
  В результате антилоп прибежала смотреть чуть не вся сортировочная.
  Акт о случившемся я так в трусах и подписывал.
  Названия станции не помню да и вспоминать не хочу. Просто путейщики не увидели надпись. Или им просто по барабану вообще всякие надписи. Какая теперь разница. Вот так, проделав долгий путь из Берлинского зоопарка, антилопа осталась навсегда, где-то на границе Казахстана и Узбекистана. Когда теленка вытащили из клетки, кто-то из путейщиков в полголоса спросил:
 -А его кушать можно?
  -Теперь можно… - так же тихо ответил я.
  А мы поехали дальше.
  И хотя  пейзаж вокруг становился все интереснее – начались невысокие горы -  дальнейшую часть пути я помню плохо. Проснись я на 5 минут раньше может все было бы по другому. Эта мысль мне не давала покоя. Хотя с другой стороны, встань я секундами позже было бы тоже все по-другому. Клетка с маленькой антилопой оказалась как раз на моем спальнике.
  Ночами стало уже не так холодно, как в Казахстане, и я теперь обходился без буржуйки, которую  сильно покорежило. Чай ходил пить к соседям. Кстати их тоже собирались "кувыркнуть" с горки, но путейщики, увидев меня в одних трусах,  быстро догадались, что произошло, и под вагон с коровами успели подставить «башмаки».   
  Вот еще из оставшегося пути помню, что на одной из станций очень выгодно выменял у корейцев на оставшийся, теперь уже не нужный, уголь два мешка отличного лука. Они просили и сена, но  сено я зажал, так как посчитал, что привыкать к азиатским кормам антилопам будет легче на родном сене. Вот пожалуй и все.  В вагоне с антилопами я ехал ровно 28 суток.
 
 По случаю гибели антилопы  погоревал, успел привязаться, но потом понял, что она,  выпала из эволюции гораздо раньше, уже тогда когда   попала в вагон, а по хорошему она выпала из нее уже потому, что родилась в зоопарке. Кстати, раз уж мы о грустном, забегая вперед скажу - и всем остальным антилопам, тоже не удалось продолжить эту удивтельную цепь рождений и смертей. Еще две канны погибли через пару лет во время эпизоотии ящура. (кстати, кроме этих "африканцев" от ящура больше ни кто не погиб, хотя некоторые и переболели в легкой форме, и это не смотря на то, что все были привиты специальной противоящурной вакциной.) А оставшихся двух голубых гну и одну канну  съели сами сотрудники зоопарка уже во время перестройки – нечем было кормить. Слава Богу я этого времени уже не застал.