Тятя-потятя и х. як!

(Звуковой рассказ, рассказанный одним из великих режиссёров N.)

18+ Содержит нецензурную брань.

    Как-то после спектакля ко мне в гримёрку зашла одна моя приятельница. Мы договорились, что после спектакля пойдём вместе в ресторан, дабы отменить мою премьеру и заодно те немалые года нашей с ней дружбы.

Это была очень изящная и элегантная женщина: дочь генерала и балерины. Её образованием занималась специально выписанная из Парижа француженка-гувернантка. Она была страшной почитательницей театра.

Познакомились мы на одном из званных вечеров, когда мой успех на сцене позволил мне быть приглашённым на такое вот мероприятие. Завязался светский разговор, в ходе которого мы поняли, что являемся родственными душами. С тех пор минуло больше десяти лет, и мы вот так, время от времени, назначали друг другу встречи после моих спектаклей, чтобы за бокальчиком игристого поговорить о высоком, ну и что скрывать-то, перемыть косточки всем знакомым.

И вот в тот вечер, когда я смывал с себя грим, ко мне в гримёрку вплыла, у неё была очень красивая скользящая походка, моя знакомая.

- О! Это было восхитительно! Спектакль получился таким трогательным. Я даже местами всплакнула. Но вы! Вы! Ох! Вы, как всегда, не-по-дра-жа-емы, mon cher!

- А вы как-всегда само олицетворение красоты и изящества дорогая, - промурлыкал я ей в ответ, целуя протянутую ручку, - Садитесь вот сюда, я скоро.

Мы начали мило беседовать о всяких пустяках. Как вдруг наш разговор был прерван. Послышался звук из соседней гримёрки: странное шуршание, после которого кто-то громко выкрикнул детским голосом: «Тятя-потятя !»

Моя знакома, будучи женщиной благовоспитанной, хоть встрепенулась и насторожилась из-за эдакой странности, но виду не подала и продолжила разговор.
Но когда через пару минут в ответ на столь невинную «тятю-потятю» раздался сотрясающий стены стук и такой же сотрясающий стены возглас: «Хууууууяк!» Тут уж моя гостья подскочила, покраснела и посмотрела на меня совершенно круглыми глазами.


Должен сказать, что я-то знал, что там происходит, и от этого мне было до такой степени смешно, что я с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Но я всё же решил немного помучить бедную женщину перед тем, как раскрыть ей все карты.
Посему я также округлил глаза, изобразив и испуг, и возмущение разом.
Далее мы сидели в тишине.
И вот снова подозрительное шуршание с приговоркой «Тятя-потятя» и оглушительный «Хуууууяк», после которого будто кто-то что-то пришлёпывает.
Так повторялось ещё несколько раз, за то время пока я окончательно не переоделся в смокинг.
Знакомая моя уже откровенно нервничала и была несказанно рада, когда я ей объявил, что готов, и мы можем двигаться в ресторан.

Она очень стремительно покинула мою гримёрку. Я ещё никогда не видел, чтобы её маленькие ножки так быстро ходили.
Пока я запирал свою дверь, она с ужасом косилась на соседнюю.

И тут я для пущего эффекта без предупреждения открыл дверь той самой гримёрки, и перед нами возникла вот такая вот картина: один заслуженный артист сидел напротив другого такого же не менее заслуженного артиста, а между ними…шахматная доска. Один, делая ход, деликатно скользил фигурами по шахматной доске и приговаривал, почему-то детским голосом: «Тятя-потятя», а второй, делая ответный ход, шлёпал со всему размаху по доске фигурами и выкрывал: «Хуууууяк!».

- Господа, au revoir! – попрощался я с коллегами.
- Пока-пока! До завтра! – ответили мне, даже не подняв головы.

Когда я закрыл дверь и повернулся к своей спутнице, во всём её виде читалось осуждение:

- И вы всё знаааали, mon cher!

И тут я расхохотался.

- Да! Знал! А вы бы видели своё лицо, ma ch;re! Но, должен сказать, вы держались молодцом! Allez! Шампанское ждёт нас!

Она лишь покачала головой, когда я, приобнимая её за укутанные в меха плечи, повёл к выходу из театра.