Глава 3 Демонстрация на Невском

ДЕМОНСТРАЦИЯ НА НЕВСКОМ

  Повесив трубку, Алеша уныло поплелся в свою комнату и влез на подоконник. Очень хотелось посмотреть на демонстрацию. Для этого надо было открыть окно, что строго-настрого ему запрещалось делать с малых лет. Но любопытство взяло вверх. С трудом сдвинув с места нижний и верхний шпингалеты, он распахнул одну половину окна и, сильно вытянувшись вперед, увидел Казанский собор, часть Невского проспекта с Домом Зингера на другой его стороне и непрерывный поток людей.
  Издалека этот поток казался длинной черной змеей, над которой плыли транспаранты.
  Алеше не было видно, что на них написано, но еще раньше, летом, когда рабочие проходили мимо их окон с такими же транспарантами, бабушка читала на них призывы: «Долой Временное правительство!», «Вся власть Советам!», «Пора кончать войну!», «Безвластие и самоустройство!».
  – Сами не знают, чего хотят, – возмущалась бабушка. – То кричали: «Долой самодержавие и царя!», теперь их и новая власть не устраивает. О России никто не думает. Если установят эти советы, то плохо нам тогда будет, Алешенька, ох, как плохо!
  При этом бабушка, наверное, про себя ругала и папу, который был членом одного из этих Советов депутатов. Алеша тогда плохо понимал, чем занимается папа в этих советах. Однажды он пробрался к нему в кабинет, когда тот работал за столом, и, встав рядом с креслом, наблюдал, как Сергей Александрович быстро-быстро водит ручкой по бумаге. Слышно только, как перо скрипит: скрып, скрып! Скрып, скрып! Как будто на что-то жалуется.
  Папа его долго не замечал, но вот увидел сына, улыбнулся и, посадив к себе на колени, спросил: «Тебе, наверное, сынок, интересно знать, о чем я тут пишу? О революции. О том, что очень скоро у нас начнется другая жизнь. Не будет ни князей, ни господ, ни Временного правительства».
 – А что такое революция? – спросил мальчик, пытаясь разобрать папин почерк на бумаге – он уже самостоятельно читал детские книжки с печатными буквами.
 – А это пусть тебе дедушка объяснит, – ответил папа и, поставив мальчика на пол, велел идти в свою комнату.
  Папе всегда некогда, а дедушка, когда был дома, разрешал ему приходить в свой кабинет, брать толстые книги с картинками и терпеливо отвечал на все его вопросы. И о революции охотно рассказал.
   В мировой истории их было много. Самая значительная из них – Великая французская, когда народ казнил короля Людовика XVI и уничтожил его власть – монархию. Революционный народ штурмовал ненавистную ему королевскую тюрьму – крепость Бастилию, ту самую, что запечатлена на крышке музыкальной шкатулки баронессы Унгерн. После падения монархии Франция стала республикой.
  В России тоже недавно произошла революция. Дедушка объяснял маме и бабушке, что Дума и ближнее окружение царя предали его, заставили подписать манифест об отречении, потом арестовали всю царскую семью и отправили в Сибирь. Высшей властью теперь является Временное правительство во главе с Керенским.
  «А что если эта толпа, – подумал мальчик, – тоже сейчас направляется к Петропавловской крепости, выпустит оттуда заключенных или, даже страшно подумать, другие такие же люди в далекой Сибири убьют царя или отрубят ему и императрице головы, как Людовику XVI и его супруге Марии-Антуанетте?».
  Тут мальчик чуть не пропустил другой важный момент: на противоположной стороне набережной из переулка выехали казаки с ружьями и шашками. А кони!? Какие у них были красивые кони, такие же, как у Платона – выхоленные, упитанные. Впереди ехал есаул и, размахивая шашкой, отдавал команды. Слов его не было слышно. К тому же вдруг повалил крупный снег. И есаул, и казаки со своими высокими шапками покрылись снежными сугробами. На мостовой снег смешивался с грязью, ее комья из-под копыт лошадей разлетались в разные стороны, попадая на седоков.
  Снег ложился на волосы и плечи мальчика, но он этого не замечал, наблюдая за тем, что происходит на улице. За этим отрядом появился второй, третий. Казаки пустили лошадей рысью и с ходу врезались в демонстрантов, размахивая налево и направо шашками. Убегая от них, люди сворачивали на Екатерининский канал и бежали вдоль парапетов с той и другой стороны, надеясь укрыться в подъездах и дворах, но двери в домах были заперты на запоры, а в подворотнях прятались конные городовые, которые с воем и криком набрасывались на бегущих.
   Скоро вся эта толпа оказалась около Алешиного дома. Мальчик видел испуганные глаза мужчин и женщин, перекошенные от злости лица их преследователей. Казаки били несчастных по спинам и головам шашками, стреляли из ружей. Люди падали, и там, где они лежали, расплывались пятна крови.
  Мальчику стало страшно: в этой толпе могли оказаться бабушка и Ульяна. Захлопнув окно и опустив на место шпингалеты, он подбежал к кровати, забрался под одеяло и заплакал. «Бабушка, миленька моя, любимая, скорей возвращайся», – шептал он, плача все громче и сильней. Но бабушка не приходила и не приходила. Часы в дедушкином кабинете отбили два часа дня.
Алеша подумал, что если он перестанет мечтать о велосипеде и французской шкатулке, то бабушка обязательно вернется. Продолжая лежать под одеялом, он стал громко шептать, что ему не надо никакого велосипеда и шкатулки, пусть только бабушка и Ульяна вернутся домой живыми и невредимыми.
  Вдруг ему показалось, что по коридору кто-то ходит. От страха он весь сжался и спрятал голову под подушку. Чей-то знакомый голос совсем близко позвал его: «Барин, а барин!?». «Платон!», – обрадовался Алеша, и, соскочив с кровати, без тапочек в одних чулках выбежал в коридор и уткнулся кучеру в живот.
 – Платон, миленький, я так испугался. Там… там, на набережной, казаки и городовые стреляли в демонстрантов… – Тут мальчика одолело любопытство и, вытерев рукавом рубашки слезы, он спросил, – а вы как вошли в нашу квартиру?
 – Да дедушка ваш звонил сюда несколько раз, а вы не подходите к телефону. Вот он и забеспокоился, дал мне ключи, велел вас привести во дворец. Плохи нынче наши дела. Бунт на Невском, а Елена Александровна с прислугой вашей, значит, Ульяной Трофимовной, пропали-с.
 – Что этим бунтовщикам надо?
 – В городе плохо с хлебом. Есть все хотят, и войну пора кончать. Солдаты наши бегут с фронта целыми полками. Керенский окончательно распустил их. Допустил свободу, а с нашим братом надо по всей строгости. Одевайтесь, барин, теплей. Похолодало, снег идет. И то кстати – заметет все следы разбойства. Да вы не бойтесь. Бунтовщиков уже с Невского прогнали, и на набережной пусто.
  Детское горе проходит быстро. Алеша уже обо всем забыл и жалел только об одном, что дворец Ксении Михайловны находится близко от их дома, иначе бы дедушка прислал за ним Платона с закрытой коляской. А так они дошли до ворот за две минуты.
  Отставной гренадер Василий приоткрыл ворота и пропустил их, громко ответив на приветствие мальчика: «Здравие желаю, Алексей Сергеевич!». На площадке перед дворцом стояли два автомобиля, принадлежавшие сыновьям великой княгини: князьям Георгию и Владимиру.
  У балюстрады с колоннами вытянулась цепочка солдат, вызванных Ксенией Михайловной для охраны дворца. Их мальчик тоже не видел из окна, видимо, они подошли из какого-нибудь переулка.