Глава 6 Новая квартира

НОВАЯ КВАРТИРА

   На новом месте было непривычно тесно и неуютно. Спасибо тете Оле. Она перевезла из своей квартиры необходимую на первое время мебель, занавески, ковры, люстры, зеркала, настольные лампы, постельное белье, посуду.
   Самую большую комнату занимали мама с папой. Вторую такую же по размерам комнату отдали дедушке, там теперь были его спальня и кабинет. Папа свой кабинет устроил в одной из средних комнат. В другой комнате поменьше обитал Алеша. Хенне отвели угол в кухне за занавеской. Она была страшно недовольна своим новым положением. На бывшей квартире Гордеевых и еще раньше у баронессы Унгерн у нее была отдельная комната с умывальником и клозетом.
   Алеша тоже чувствовал себя неуютно на новом месте. В бывшей детской у него было много разной мебели и свой письменный стол, за которым он рисовал и учился читать и писать. Здесь, кроме платяного шкафа и кровати, находилось всего два стула и обычный стол, придвинутый к стене.
   С трудом удалось найти место для большой железной дороги. Часть ее ушла под кровать, и красный паровозик перед тем, как прибыть на конечную станцию, исчезал в темном пространстве. Мама сказала, что так бывает в горах, когда поезда ныряют в туннель и иногда там едут очень долго.
   Свою любимую армию: солдатиков, пушки и пулеметы пришлось расставить на подоконнике – русские и иностранные полки друг против друга. Само окно здесь не такое огромное, как на той квартире, но вид из него намного интересней. Внизу целый день ходят люди, ездят автомобили, грузовики и конные экипажи, а в доме напротив находится музыкальный театр со смешным названием «Коломби;на». Эта героиня итальянских народных комедий с помощью хитрости и интриг улаживала любовные дела своих хозяев.
   Над входом театра висит маска веселой плутовки. Театр для бедных людей – так ему объяснила Хенна и обещала как-нибудь в отсутствие взрослых спуститься вниз и посмотреть красочные афиши на стенах театра. Папа, услышав ее разговоры про богатых и бедных, объяснил Алеше и этой молодой финке, что в России теперь все люди равны, нет ни бедных, ни богатых, ни царя, ни великих князей, ни баронов и баронесс. Театры, музеи и кинематографы открыты для любой публики.
   Общим местом для всех стала большая кухня, одновременно служившая столовой. В квартире было холодно, а здесь все время горела плита: и когда Хенна готовила обед, и когда пили чай из блестящего самовара. Пили его по нескольку раз в день, чтобы согреться. В Петрограде было холодно и голодно, и, хотя все домочадцы получали продовольственные пайки, разные по классам, а папе как члену Совета депутатов давали еще и дополнительный паек, приходилось обменивать вещи на продукты у спекулянтов черного рынка. Своих вещей было мало. Их выручала тетя Оля. Если бы не она, им пришлось бы очень туго. И вся одежда на маме была от сестры: ее шубы, пальто, платья, нижнее белье, шляпы, обувь.
   На рынок теперь ходили дедушка и Хенна. От папы эти походы тщательно скрывались, он считал, что его зарплаты и продуктов на всех вполне хватает, не подозревая, что хлеб и колбасу за завтраком и ужином он ест из рыночного обмена на запонки дяди Володи или антикварные часы из его кабинета.
   Еще больше папа боялся, что кто-нибудь из родных, особенно дедушка, его чем-нибудь в доме скомпрометирует. Новая власть отрицательно относилась к буржуям и тем, кто считался интеллигентом и имел высшее образование, их называли «из бывших». Дедушка же был дворянином с богатыми родовыми корнями, окончил Санкт-Петербургский университет, имел до революции имение в Тульской губернии. Там же было и родовое имение бабушки – Звягинцевых, известных земских деятелей в нескольких поколениях, обедневших после смерти отца Елены Александровны – Александра Илларионовича, умершего от апоплексического удара во время очередных земских выборов. Сейчас, как сообщил управляющий этих имений, верный дедушке человек, новая власть национализировала земли и усадьбы так же, как и всю собственность великой княгини Ксении Михайловны.
   Когда дедушка с Хенной уходили на рынок, мама нервничала, прислушивалась к шагам на лестнице, вздрагивала при каждом звонке телефона. Такой она стала после того случая, когда бабушка и Ульяна вот также ушли на базар и на обратном пути оказались в толпе демонстрантов. Мама заметно изменилась и внешне: сильно похудела, редко улыбалась, но все равно оставалась такой же красивой, доброй и увлеченной своей работой в театре.




           *      *      *

   После октябрьского переворота актеры Петроградских императорских театров бойкотировали советскую власть и призывали другие театры не подчиняться решениям правительственных органов. Алеше повезло: спектаклей в эти дни не было, мама ходила в театр только на репетиции. В соответствии с новым временем режиссер Мартьянов решил поставить пьесу Максима Горького «Мещане» и нейтральную по политическим взглядам пьесу Шекспира «Король Лир». Находясь теперь дома почти весь день, мама учила новые роли, занималась сыном и помогала Хенне убирать квартиру.
   Когда они оставались с Алешей вдвоем, она усаживала мальчика в кресло и представляла ему своих героинь. Как она в этот момент преображалась! Он то хохотал, когда миссис Чарли шантажировала сэра Роберта за его мошенничество при продаже акций Суэцкого канала, то чуть не плакал, когда мама, опустившись на колени и сжав в руках конец белой дымчатой занавески, произносила страстный монолог Офелии:

  « – О, что за гордый ум сражен! Вельможи,
  Бойца, ученого – взор, меч, язык;
  Цвет и надежда радостной державы,
  Чекан изящества, зерцало вкуса,
  Пример примерных – пал, пал до конца!
  А я, всех женщин жальче и злосчастней,
  Вкусившая от меда этих клятв,
  Смотрю, как этот мощный ум скрежещет
  Подобно треснувшим колоколам,
  Как этот облик юности цветущей
  Растерзан бредом; о, как сердцу снесть:
  Видав былое, видеть то, что есть!».

  – Алешенька, ты все понял из этого монолога? – спрашивала мама, встав с коленей и загоняя щеткой мусор в совок.
  – Все, – говорил Алеша, для которого жесты и мимика на лице мамы говорили больше, чем слова Шекспира. Отец Офелии Полоний запрещает бедной девушке любить принца Гамлета, а она любит этого молодого человека. Наделенный богатым воображением, мальчик так и видел хитрого и лживого Полония, спрятавшегося за ковром и подслушивавшего разговоры Гамлета то с Офелией, то с его матерью королевой Гертрудой.
  – В трагедиях Шекспира, – объясняла мама, переходя от щетки к ведру со шваброй, – много зла. Отелло убивает жену за измену, на самом деле она ему не изменяла. На нее наговорил плохой человек Яго, который завидовал Отелло и хотел ему сделать больно. Гамлет хочет отомстить матери и родному дяде за то, что они отравили его отца. Еще один герой Шекспира – король Лир, страдает от измены двух дочерей и некоторых своих поданных. Но иногда добро побеждает зло. Короля Лира спасает его третья дочь. Ей нужен был отец – человек, а не его королевские владения и королевская власть.
  – Ах, Алешенька! – восторженно восклицала мама, отжимая в ведре мокрую тряпку, – сколько страданий бывает в жизни и как хорошо их описывает Шекспир. Такое счастье играть в его пьесах! Но ты, мой мальчик, меня не слушай, – пугалась она, когда видела, как загорались глаза сына. – Ты ни за что не станешь актером. Это трудная профессия. Даже не знаю, кем тебе лучше быть. Наверное, ученым. Окончить, как дедушка, университет и заняться научной работой, например изучением туманов (в этот момент за окном стоял туман, поглотивший жилой дом напротив и театр «Коломбина» вместе с маской). Или стать астрономом и изучать звезды. А еще лучше проникнуть в человеческий мозг. Вот что интересней всего для ученого -исследователя. И если бы не театр, я поступила бы в медицинский институт.
  – Я хочу быть военным, – сказал Алеша, любивший играть в солдатики. И дедушка был из семьи потомственных военных, хотя сам не пошел по этой стезе. Прадедушка принимал участие во многих войнах, которые вела при нем Россия. Более давние предки воевали с Наполеоном, а еще раньше – со шведами и турками.
   Военными были дядя Володя и дядя Коля. Дядя Володя до войны окончил Николаевское инженерное училище, воевал в Восточной Пруссии, два раза был ранен, а после переворота в октябре 17-го года принял участие в антисоветском восстании юнкеров своего училища. Теперь он прятался от новой власти у родных в Ростове-на-Дону, что тщательно скрывается от всех знакомых и болтушки Хенны. Для них он пропал без вести в последнем наступлении русской армии в 17-м году.
   С дядей Колей связана какая-то семейная тайна. Когда-то он был офицером, но в русско-японскую войну его разжаловали в матросы и в таком низшем чине он прослужил войну с германцами. Перед самой февральской революцией за личную высокую храбрость ему вернули офицерское звание и назначили командиром крейсера «Князь Владимир». Вскоре крейсер с Черного моря перебазировался в Кронштадт.
   Считалось, что моряки этой военной крепости поддержали восстание большевиков и помогли им взять власть в руки. Дядя Коля к ним не относился и, узнав от верных матросов о том, что всех офицеров, не поддержавших большевиков, ждет арест и расстрел, бесследно исчез из города вместе с семьей.
  – Только не военным, – возражала мама. – Воевать – это значит всегда убивать ради кого-то и чего-то.
  – Но царь воевал, и сейчас идет война.
  – Ты же видишь, к чему она привела. По всей стране началось недовольство, даже среди  близких к царю людей, его свергли с престола.
   Однажды, вернувшись с базара, дедушка вручил Алеше небольшой сверток, сказав, что это подарок от баронессы Унгерн. Это была музыкальная шкатулка с трубачами, о которой мечтал мальчик. Алеша запрыгал от радости, прижимая к груди драгоценный подарок.
  – Вы были у баронессы? – удивилась мама. – Где же она живет?
  – Встретили случайно на рынке. Амалия Францевна продавала свою шубу и ботинки. Вспомнила, что обещала Алеше шкатулку, и уговорила нас зайти к ней. Я был уверен, что она живет рядом с Ксенией Михайловной в квартире, которую для нее нашел Верман, но ей, оказывается, в той квартире отказали. Теперь с какой-то компаньонкой-монашкой они живут на Мойке. В комнатах беспорядок и грязь. Попросила Хенну приходить к ней убираться, а еще лучше вернуться обратно. Та все рвалась к ней сама, а как увидела эту монахиню, так всю дорогу домой умоляла меня не отдавать ее баронессе.
  – Кто ж ее отдаст, – сказала мама, – она не вещь, чтобы ее передавать из рук в руки, а член нашей семьи. Только бы сама не сбежала от нас.