Глава 9 Буденовка

БУДЕНОВКА

   Приближалась вторая годовщина Октября и артисты Пролеткультовского театра на Сенной площади репетировали спектакль о революции и штурме Зимнего дворца. Для сцены использовали платформу обычного трамвая. Дедушка с внуком иногда ходили туда по вечерам. Михаил Андреевич делал это только ради Алеши. Ему совсем не хотелось смотреть, как под конец пьесы из-за соседних домов выбегают красногвардейцы и с возгласом: «Долой Временное правительство», бегут к платформе, взбираются на нее и там останавливаются. Но это пока. В день праздника они поведут за собой всю толпу на площади, арестуют членов Временного правительства, убьют юнкеров и набросятся на декорации Зимнего дворца. Под крики «Ура!» и стрельбу из винтовок декорации повалят на землю и, возможно, сожгут. Этот вопрос еще решался между папой, как главным автором постановки, и режиссером Петром Константиновичем Давыдовым.
   Сама идея массового штурма с участием зрителей принадлежала Горькому и Андреевой.
   Несколько раз Алеша и дедушка видели Андрееву около платформы. Мария Федоровна кричала и подзадоривала солдат, штурмующих платформу. На самом деле это были рабочие с Путиловского завода, принимающие участие в массовых сценах. Они приходили сюда после работы, за что получали дополнительный паек в виде хлеба и селедки.
  – Если все пройдет хорошо, – говорил папа, возвращаясь поздно вечером домой, – на будущий год мы проведем штурм Зимнего на Дворцовой площади. Там все будет по-настоящему, в штурме дворца смогут принять участие тысячи зрителей.
   Дедушка уходил от этих разговоров в свою комнату. Власть большевиков и их праздник не вызывали у него никакой радости. С одной стороны гремели фанфары, с другой – страна шла ко дну, люди умирали от голода, а ЧК в каждом аристократе и интеллигенте видела врага советской власти. Призывы Ленина к уничтожению всех, кто не с ними или против них, казались безумием не вполне здорового человека.
   Сергей тоже стал это понимать, но как творческий человек был одержим своим театром, студийцами, культурной работой в городе и этой постановкой на Сенной площади. Однако он твердо сказал Михаилу Андреевичу, что ему надо срочно уезжать из города и дал адрес своих хороших знакомых в Гельсингфорсе. Туда пока можно выехать беспрепятственно. Но Михаил Андреевич решил ехать в родные места в Тульской губернии, где у Гордеевых когда-то было имение. Все села и деревни в округе ему были хорошо известны. В одном из этих мест он и думал затеряться, занявшись каким-нибудь полезным делом, чтобы зарабатывать на жизнь и не привлекать к себе внимания.
   В эти дни дед один, без Хенны продавал на базаре оставшиеся еще свои и бабушкины вещи. Особенно охотно покупали иконы и книги с иллюстрациями итальянских художников. В иконах покупатели ценили оклады, а они у Гордеевых все были дорогие. И книги были дорогие – в красивых обложках, с мелованной бумагой и тонкими прозрачными листами «шмуцтитул», в переводе с немецкого – «грязный». Их клали после иллюстраций, чтобы цветные краски на картинах не отпечатывались на тексте. Одного мужика, и смех, и грех, особенно привлекла эта бумага, он ее долго пробовал на ощупь заскорузлыми пальцами, чтобы определить, можно ли ее использовать для самокруток.
  – Деда, – удивлялся Алеша, – зачем ты продаешь эти книги? Это же твои любимые итальянские художники. И мне нравится рассматривать в них картинки.
  – Алеша, ты теперь знаешь, что мне придется уехать из города, а папу могут послать со спектаклями на фронт. Мало ли что там может случиться? У вас с мамой и тетей Олей должны быть в запасе деньги.
  – Но деньги обесцениваются, ты сам говорил: копить сейчас невыгодно.
  – Ты представляешь маму или тетю Олю на базаре?
  – Нет.
  – Вот и я не представляю, поэтому делаю для них все, что могу. Вы только с мамой никогда не трогайте свои иконы: святого Алексея и Святой мученицы Анны. Их бабушка сама для вас выбирала. Вам кажется, что они вам не нужны, но пусть всегда будут в доме. И 90-й псалом помни, раз бабушка тебя просила об этом.
  – Ты меня бери с собой на базар, я тоже научусь продавать и обменивать.
  – Нет, Алеша, это занятие не для детей. Там полно бандитов и нечестных людей. Отнимут твою вещь и сбегут, а то и побьют тебя. Подожди немного. Всему свое время. А ты, мой мальчик, не забыл, что у тебя скоро день рождения? Заказывай подарок, завтра пойдем с Хенной на базар, купим, что ты скажешь. Для этого у меня в кошельке тоже кое-что припасено.
  – Мне ничего не надо. У меня все есть.
  – Ну, ну. Алеша, не строй из себя взрослого. Подарки приятно получать в любом возрасте, а мне хочется тебя порадовать чем-нибудь.
  – Я, дедуля, подумаю.
  – Думай, и я подумаю, – согласился Михаил Андреевич, и вдруг лицо его озарилось загадочной улыбкой, – и приблизительно знаю что.
  – Скажи, дедуля, что? – Алеша, только что выразивший равнодушие к подаркам, с любопытством набросился на Михаила Андреевича, теребя его за рукав.
  – Не скажу, вдруг не получится, и ты расстроишься.

         *      *      *

   Алеше казалось, что последнее время обстановка в их семье наладилась. Папа много времени пропадал на работе, дома был со всеми общительный, любил подолгу сидеть за столом после ужина, слушать Алешины рассказы из того, что сын узнавал от дедушки на занятиях по истории и географии. И с Михаилом Андреевичем они сблизились, он даже иногда называл его папой.
   Дедушка на это не сердился и уже не критиковал его стихи в газетах, принимал от зятя его новые сборники стихов и рассказов, выходящие в разных издательствах города и в самом Пролеткульте. Все это происходило оттого, что мама их всех очень любила, и ее любовь мужчин сближала. Никто не хотел ее огорчать. Но этот внутренний покой еще зависел и от внешнего мира. И что-то в этом мире было не так.
   После разговоров о том, что дедушке придется уехать из Петрограда, а папу могут послать с театром Пролеткульта на фронт, Алеша стал замечать, что мама ходит грустная. Папа, наоборот, больше шутил и улыбался, но у него это получалось неестественно, фальшиво. Однажды Алеша заглянул к нему в кабинет и, увидев, что тот ничем не занят: не пишет и не читает, подошел к столу. Папа его не замечал, смотрел в одну точку на стене, потом переместил свой взгляд на сына и не сразу понял, кто перед ним находится. Очнувшись, улыбнулся и обнял его.
  – Папа, о чем ты сейчас думал, – спросил Алеша. – У тебя неприятности?
  – Да нет, Алеша, просто очень много дел, – он взъерошил мягкие волосы сына и поцеловал в макушку. – У тебя завтра день рождения, мне надо будет рано уйти, поэтому я тебе сейчас вручу свой подарок?
  – Какой?
  – Он необычный. Тебе нравится головной убор красноармейцев?
  – Буденовка? Нравится. Ты мне ее подаришь? – у Алеши даже дух захватило от такой новости.
  – Да, – папа открыл ящик в столе и вынул оттуда новую буденовку – головной убор красноармейцев, похожий на шлем древнерусских богатырей.
  – Держи, она – твоя. И у меня такая же. Мне выдали военную форму, я попросил у начхоза две буденовки. Ты можешь носить ее дома или на улице.
  – А зачем тебе военная форма, ты же не красноармеец?
  – Как тебе, сынок, сказать?
   Сергей Александрович встал и подошел к креслу, на котором что-то лежало, прикрытое сверху клетчатым пледом. Под ним оказалась военная шинель без погонов, широкий кожаный ремень и буденовка, такая же, как у Алеши в руках.
  – Ленин призвал всех артистов выезжать на фронт, чтобы поддержать воюющих там солдат и рабочих. Германцы прорвали нашу линию обороны, подошли совсем близко к Петрограду. В Красной армии есть люди очень отважные, сражаются до последнего, а есть неустойчивые элементы: дезертируют, разлагают молодежь, уходят в леса, занимаются разбоем. Я написал несколько пьес на эту тему. Пьесы одобрили и поставили в нашем театре. Руководство города хочет, чтобы мы с ними ездили по частям нашей армии, читали стихи, исполняли песни.
  – Но ведь это опасно? Немцы могут начать обстрел во время вашего выступления или пустят отравляющий газ.
  – Наши товарищи уже выезжали в разные места и возвращались живыми и невредимыми. Зато представь, сколько у меня будет впечатлений, я напишу новые пьесы, стихи и рассказы, а то и роман закачу.
  – Горький тоже с вами поедет?
  – Ну что ты! Он писатель с мировым именем, его надо беречь как наше достояние.
   Алеша не знал, что означает слово «достояние», но понял, что оно относится к очень дорогому для всех человеку, и громко выкрикнул:
  – А ты для нас всех достояние. Я не хочу, чтобы ты уезжал. И мама не хочет.
  – Ну вот. Я думал, ты, как мужчина меня поддержишь, а ты нюни распустил.
  – Мне не нужна твоя буденовка, – рассердился Алеша на слово «нюни». – Ты, ты…, ты… нас не любишь, ты – предатель.
   Алеша бросил буденовку в кресло и выбежал из комнаты. В коридоре его поймала за руку мама и, увидев взволнованное лицо сына, попыталась обнять и успокоить. Она никогда не видела Алешу в таком состоянии.
  – Алеша, что случилось? Тебя папа обидел?
  – Я больно ударился коленкой. Мне надо полежать, – сказал мальчик и, вырвавшись из маминых рук, бросился к себе в комнату.
   Ему было опять плохо, как в тот день, когда Хенна ему сообщила о смерти бабушки и Ульяны. Уткнувшись в подушку, он горько заплакал. Мир рушился на его глазах. Из-за этой проклятой революции и войны с немцами, которая началась еще при царе, папа должен уехать из дома, и его могут убить.
   Немного успокоившись, он приподнял голову. Слышно было, как за стеной в своей комнате громко разговаривали мама и папа. Дедушка тихо постучал в его дверь и, просунув голову, спросил:
  – Алеша, можно к тебе?
   Алеша не ответил, притворившись спящим. Что нового мог сказать ему дедушка? Он тоже все решил. В городе ему оставаться опасно. Он должен уйти, чтобы не портить жизнь остальным. Папа уедет с театром на фронт. Так решил Ленин. Больше всех будет страдать мама. И Алеша бессилен им всем помочь.
   Взгляд его упал на солдатиков, расставленных на подоконнике в образцовом порядке и готовых к атаке. По всем правилам боевой науки перед наступлением артиллерия должна была начать массированный обстрел передовых позиций противника – немецких солдат, затем по команде командира в бой шла пехота. На фронте большинство солдат погибли бы, а его пехотинцы никогда не отступали и выигрывали любой даже самый трудный бой. В шкафу, в резерве находились еще коробки с солдатиками, которые могли прийти на помощь первым.
   Но куда делся знаменосец? Алеша вскочил с кровати и подошел к окну – солдат со знаменем в руках лежал на спине и застывшими глазами смотрел на своего главнокомандующего. До начала боя его коварно убил вражеский снайпер. В другой бы раз Алеша нашел этого стрелка и приказал казнить при общем стечении всей армии и населения – двух плюшевых мишек, обезьянки Кики, негритенка Джимми и других игрушек.
   Однако сейчас он задался вопросом: почему взрослые дарят маленьким мальчикам солдатиков и наборы военной техники? Не потому ли, что уже с детских лет готовят их к военной службе и необходимости, защищая свой народ и свою землю, убивать врагов. У Гордеевых в роду все были военными, кроме дедушки. А великие князья, их дети, да и сам Николай II – все с детства приписаны к каким-нибудь полкам и проходили там службу. Даже кучер Платон со своими боевыми наградами и подвигами был сейчас Алеше неприятен – он убивал людей, может быть, даже женщин и детей, пускай они и были врагами.
Все, все они виноваты в том, что папа должен ехать на фронт и подвергать свою жизнь опасности.
   Желая выместить на ком-то обиду, Алеша вытащил из-под кровати большой короб, в который при переезде упаковали железную дорогу, и сбросил туда в кучу все свое войско. При этом у знаменосца от древка отломилось полотнище с двуглавым орлом наверху и провалилось на дно коробки. Хорунжий казачьего эскадрона остался без лошади и сабли, у двух пушек сломались стволы. Но Алешу это не расстроило. «Так вам и надо!», – пробормотал он вслух и туда же бросил небольшой бюст Наполеона, подаренный ему дедушкой на прошлый день рождения. Его любимый полководец и кумир в одно мгновение превратился в бездушного завоевателя и мирового убийцу.
   Схватил и шкатулку баронессы Унгерн, открыл ее, но быстро захлопнул, так как дедушка опять подошел к его двери, постучал и, не дождавшись ответа, ушел.
Чувствуя себя самым несчастным человеком на свете, Алеша снова уткнулся в подушку и незаметно уснул, не слыша, как вскоре все трое вошли к нему в комнату. Дедушка, убедившись, что с мальчиком все в порядке, сказал, что тоже пойдет спать. Папа раздел сына, укрыл одеялом и поцеловал в щеку. Мама молча наблюдала за его действиями, а затем, уткнувшись в грудь мужа, заплакала.
  – Аннушка, милая моя, успокойся, – шептал папа. – Со мной ничего не случится. Все будет хорошо. Но я не хочу, чтобы и ты выезжала на фронт. Дай мне здесь слово при Алеше, что, если вас тоже пошлют с концертами, ты, сославшись на маленького ребенка, не поедешь или уйдешь из театра.
  – Даю тебе слово, – всхлипнула мама. – Да меня и так никто не пошлет. Я – ведущая актриса.
  – Таких в первую очередь и посылают. Для примера другим. А если ты заявишь о своем уходе, они оставят тебя в покое.
   Папа заметил, что мальчик убрал с окна свою боевую армию и свалил ее, как попало, в коробку. Это было на Алешу не похоже: он всегда все делал аккуратно и относился к своим любимым солдатикам с большим трепетом. Сергей Александрович подошел к окну и расставил солдат и технику в том же порядке, как они обычно стояли у сына, ведь когда-то он сам показал Алеше, как надо строить войска перед боем.
Тут ему в голову пришла неожиданная мысль.
  – Аннушка, – сказал он жене, когда они вышли в коридор. – Ты иди, ложись спать, а мне надо заглянуть в кабинет. Я быстро.
   Через минуту он вернулся к сыну с буденовкой в руках. Оглядел всю комнату, ища, куда бы ее пристроить. Над кроватью мальчика висел детский коврик. На крайних гвоздях Алеша пристроил детскую саблю и игрушечный наган. «Отличное место», – оценил папа и повесил буденовку на соседний гвоздь.
   Потом он подошел к столу, включил настольную лампу и, отыскав карандаш и чистый листок бумаги, стал быстро писать, иногда прерываясь, чтобы посмотреть на спящего мальчика. «Сынок, – начал он свое послание. – Мне пришло на ум написать стихотворение о буденовке. Я его начну, а когда война кончится, мы его продолжим вместе с тобой. Но при этом мы поменяемся нашими буденовками, и моя сама тебе расскажет о моих дорогах. Очень сильно люблю тебя и маму. Вы для меня самые дорогие люди. И конечно, Михаил Андреевич. Ты не думай, что я к нему плохо отношусь. Ведь наша мама очень похожа на него. А ты – на них.
Поверь мне, сынок. Все будет хорошо.
Твой папа».
   Внизу написал:


   «БУДЕНОВКА

  Наган и сабля на стене –
  Товарищи в боях, –
  А рядом дремлет в полусне
  Буденовка моя.

  Ей снятся звонкие года
  Сражений и побед.
  Усатый снится командарм,
  Гармонь и лунный свет.

  Под звуки маршей, с песней шла
  Не раз она в поход.
  Немало рек переплыла
  И перешла болот.

   Вот так, сынок, я вижу боевой путь нашей Красной армии. И мы, артисты, будет рядом с ними. А ты будешь гордиться и буденовкой, и папиными поездками на фронт».
Сергей Александрович вложил письмо в буденовку и, потушив свет, вышел.