Власть любви

     Нарванный кусочками анонс.
 Под домом со светлыми ставнями растут дикие ромашки. Овцы движимые неизвестно чьею благоразумностью их не щиплют. Чудесным образом— чужой обычай не наедаться с утра горечью— оберегает судьбу цветов до самой ночи. Мир стоит без изменений, и возможно поэтому — ромашки дикостью своей обязаны счастливому такому для себя промежутку. Они и сейчас там стоят— без видимой геометрии. Над зеленью возвышается ступень, не доходя своим положением трёх пальцев до двери— осаждаемая, претерпевает от разных подошв, и цокота. Дом стоит по близости от древней стены, которая змеёй ползёт в самый город, ветвится там и делит его себе на части, одна из которых католическая. Собрание рукотворной старины и дикости природы прибывали на этой пригородной улочке во мхах самой редкой сонливости, что только бывает в полдень. Покуда в одно мгновение не оказалось, что возле ромашек стоит тонкий сеньор и крутит рукоять меча. Солдат постучал. Его кажется ждали, тут- же распахнули кованную дверь. Он назвался и сказал зачем пришёл.

— Покажу тебе её — и домоправитель звонким голосом выкликнул женское имя. За дверью, в тенистом дворике показалась девушка.

—Вот моя хозяйка и я, — Бибон.

— Мне с избытком и повидать и хозяина,— произнёс озадаченный кавалер, дивясь при этих словах юностью его супруги. — Я солдат. Надо упомянуть что холостых дворян в такую пору у города слоняется несметное войско. Они отличаются от солдат большей скромностью. На солдатской- же груди был железный нагрудник. Герб светился на нём чеканкой, подсказывая своё принадлежание. Солдату позволено было целовать щёки доньи, а супруг её и гость, ещё раз обменялись поклонами.
.... 
                Королева мать
… и ты так и поступаешь? — спросила Королева мать горожанку. А зачем? — она вспомнила себя, и переспросила. Дочь её сидела за ширмой, невидимая горожанке, сложа руки на коленях, и слушала затаила дыхание.

— Что бы приблизится к Христовой любви.

—Получается они друг друга, и любить будут на век?— Королева мать недоверчиво прищурилась на женщину.

—А больше всего— продолжала донья, —дети ангелочками от встречного внимания родятся.

—Что же, без снадобья? Она уже сколько много боялась старости, а только страшнее шпионов сарацинских ни чего не бывает— думала она. —Сколько у тебя в роду колен так пользуются? — продолжала Королева. Горожанка была молода, утверждая при этом что не горбится от времени из - за взаимности мужа.

— Из старого времени идёт семь колен. Ваше Королевское Высочество.

— Ах ты, надо такое не знать, — Королева в сокрушении била кулачком по золоту трона. Брак её Королевского Высочества был морганическим, не давший не чего, для неё самой. Вошел министр. Я покоя хочу — вскричала Королева. Стража! Стража! — крикнула она в истерике. Набежали рыцари держа в руках доблестное оружие. — Ни одной души сюда не допускать без повеления. Даже Епископа?— спросил министр. Она не ответила ему. Все вон!— крикнула она залу. Филиппа оповестите: мы тут день без выхода. А-а! —затопала она и скинула вниз подставку для ног.

— Можешь ли ты дворянка обещать мне сохранить наш совет в тайне? — спросила Королева мать.— Надо тебе укрывать от меня, что противится нашей христианской вере?

— Нет, Ваше Королевское Высочество — и донья наложила на себя крестное знамение. Послышался шум. Приближение шума совпало с тем что внесли на руках Епископа. Королева спохватившись накрыла своей накидкой донью.

— Чего тебе твоё Преосвященство?

— Дочь моя, не нарушаешь ли ты тут заветы Господа? Его окружали рыцари, обратясь к нему лицом и тесня. Не пробрались -ли сюда еретики? Монах пытался перелезь через высоких мужчин. Разве я плох быть рядом со своей паствой? Меня не впускают в дом моих детей.

— Оставьте его! Королева поправила накидку на доньи и подошла к Епископу.

— Полезешь считать у Королевы юбки?

Будь по твоему, — она сделала вид что поднимает верхнюю из них.

— Нет, нет дочь моя— Епископ закрыл лицо руками.

—Если Филипп разрешит — может и будешь, продолжала пытаться Королева мать, а покуда тут швеям, да компаньонкам моим, место приготовляется. — Иди Отче займись государственными делами, а не женскими премудростями. Она успокоилась, и поцеловав руку Епископа вернулась к донье. — Оставьте меня! Охрана под руки проводили Пастыря. Двери закрылись, стихло. — Иди за мной промолвила она почти шёпотом. Они ушли в покои. Принцесса нашла себе снова место слушать не привликая к себе внимания. — С чего начать? — спросила Королева.

— С желания счастья своем ребеночку Ваше Высочество. Выбирается ясный день, что бы на небе не тучки не было, ни жарко —ни холодно. Быть надо с мальчиком матери , а с девочкой по желанию матери, потому что в женщине тайны бытия. Она и носит по божьему велению. Выберите поле ли, горы ли— обширное место. Одиночество что - бы детю кроме мамы.

Они говорили , Королева вставала — заходила за ширмы для одевания, и по нескольку минут сидела там. Слушала не перебивая. Брала со стола что, и забыв роняла задумавшись. На Закате Королева мать спросила, — а взрослому что делать, если он не от любови рождённый?

— Тут уже сноровка другая Ваше Высочество— ответила донья, — везенье Вашего Высочества. Ваше Высочество можно ли мужу моему помочь, не притеснять его из за меня.

— Не печалься. Ни кто вашу семью не тронет, но и ты держи рот на замке. Они с Королевой матерю вышли из залов и Королева приказала рыцарю проводить донью тайно до самого дома.

— Будете зваться дворянами, муж Король верен мне. Прощай дочь моя, — Королева задумчивая с той поры что провела вместе с доньей, посветлела лицом, и как буд -то улыбалась в себе.

— Боже праведный — Королева сложила ладони на свое сердце и вернулась к дочери. Тебе будет уготована лучшая доля нежели матери, на небе услышали Наши молитвы.

                Власть любви.
                Замок.

Донья бежала через оливковое поле. Падала и снова бежала. Ветки били по вытянутой руке, другой она закрывала себе лицо. За нею бежал плача шакал, подзывая доверчивую добычу. Босая, девушка упала в тонкий ручей, притоку Мансанарес. Она выбралась и попробовала лететь, и кажется смогла; да запнулась о рубаху упала и зарыдала. Черные стены. Мост из брёвен схваченный скобами. Рассыпанные детьми камушки. Свет факелов у ворот.

— Эй -эй! Впустите! Стража! Защиты! Спасите! Она приладилась бить камнем по жести. Тах- бах -дах- ах! Громче и громче.

Копоть дрожала вокруг рожков. Во рву туман. Загремело — открывали смотровое окно.

— Что тебе надо? - спросили из за железной решётки. — Чего?

— Пропустите к палачам!

— Суда тут нету. Иди! Чёртовое привидение.

— Я дочь прихожанки Бибоньи,— разве ты слышал её ? А? На службе. Она поет ангельским голосом! Моя мама ангел!

— Чертово пламя с вашими доньями. Постой, поколочу тебя, — стражник загремел засовами. Иди сюда малютка! — и с разбегу выскочил, загребая мечом и рукой. Ни кого не было. Мрак за огнями добавлял и поднятый толкотней туман. Солдат прикрыл ладонью один затухший было рожок. Ведьм развелось, — затопал железными каблуками страж, — ведьма была! Он перекрестил оливковую рощу и повернулся за дверь.

Изнутри лязгая зубами от холода ,они с товарищем запихивали в скобы засовы.

— Кто это был Джаваджо?

— Я братец, нечистую силу отгонял. Хотела к палачу на плаху.

— Не будем запирать Джаваджо. Она рассердится и заберёт нас себе служить. Нам не получится отказаться. Они повздорили, довершили дело и ушли за повозки.

Донья исколотыми ногами нащупала каменную нишу у башни. Держа руку о стену ступила в пустоту. Лёд ступеней. Ниже. Дверь заскрипела козлом и поддалась. Шум в темноте. Девушка замерла. Она раскинула руки и не отрывая ноги от пола, пошла на звуки. Солома слоем собранная таким шагом поднялась до колен. У доньи перехватило дыхание от страха. — Впереди кто - то кричал. Она дрожа вжалась за дверью дожидаясь своей участи. Дверь сверилась щелями.

— Назови нам имя! Что -ж ты боишься её, больше калёного вертела. Богато одетый дон стоял возле дыбы. Что- ж ты! — что -ж ты? Качал он из стороны в сторону головой. Лицо и шея его тряслись. Палач ворочал угли у горна. Идальго упёр руки в благородные свои бока, не касаясь себя пальцами, и вдруг резко отшатнулся. И снова наклонился к пленнику. Что, а? Невесты твоей нет?— ха -ха -ха! Думаешь я её не чую? От меня не спрячете? Как она выглядит? Что в ней особенного? И повернулся к бойщику:

—Бей пока не скажет! —Эй ты!

Палач— маленький мужчина подбежал, и торопясь с размаху ударил по кому- то палкой. Послышались, прерывистые вздохи и смех. Углы в подвале освещалась жиром, налитом в чарки.

— Ну ладно, я отправляюсь к себе. Свети. Богатый идальго домыл руки в бочке. Что бы он к утру сдох.

—Может имя скажет, Ваше Сиятельство.

—Передашь, а этого, — он оглядел юношу, — зарой. Он бросил монету в воду.

Отворяйте ворота, безобразники,— из подвала выскочил палач освещая дорогу дворянину. Запрягли лошадь. Ворота распахнулись. И стража вышла придерживая створы. Тут они бросили свою работу и вернулись во внутрь. Посреди моста стояла женщина в белой рубахе.

— Что ж вы нехристи, испугались христианку? - не то заговорила она— не то, закричала, и вдруг бросились на лошадь. Некуда скакать убийца— слазь Сатана! —Где мой мальчик? Она вцепилась в гриву. Чёрные волосы спутались с волосами ведьмы и снопом своим обрушились на Идальго. От которого остались одни плечи и голова. Лошадь встала на дыбы и вынесла ведьму с останками в темень. Солдаты, спрятались, и видно было крестились, корова поднялась у повозки. Закричал и забегал торговец. Один страж взялся за ворота запереть, и ему тут- же показалась та ведьма. Она с распущенными косами налагала на него знамение. Это была она - же, только уже измазанная сажей. А лошадь и седока она отнесла в свою преисподнюю. Страж трезвея, сам стал отдавать ей крестные почести. Она посмотрела на него своими бездонными глазами повернулась и ушла. Мужчина стоял, накладывал на себя знамения, и устав усевшись на землю заплакал. Зачем, он не разумел от страха. Только и говорили потом что шепчет во сне, а что, не разобрать.

А меж тем стража с оглушительным зовом трубы стала подниматься по всему замку. Зажигали огни.
— Где - ж мой колёсник ? Куда спрятался мой сыночек? — палач бегал по подвалу и шевелил кочергой тряпьё. Черти прибрали, никак черти сами прибрали моего Пелайо? Он бродил по двору и кого то звал по имени до утра.