Категорический императив

Бескрайний шатер космической ночи с миллиардами вышитых на нем серебристыми нитями точек пожирал редкий электрический свет. И только пение сверчков да редкие всплески воды, порожденные ночной рыбьей, то ли игрой, то ли охотой, разрывали тишину черной как смоль ночи. Где-то недалеко звучала адская музыка, и сквозь нее, как вопли грешников, прорывались чьи-то пьяные голоса. Да и еще тихий разговор, струящийся над водой подобно дыму, ставших классикой, темно-лиловых.

– Когда-то читал, что Вселенная отражается в микромире,  строение атомов напоминает Солнечную систему, в центре ядро – Солнце, а вокруг него кружат планеты – нейтроны, протоны и позитроны.
– Ничего удивительного, еще Гермес Трисмегистр утверждал, что то, что находится вверху, подобно тому, что находится внизу.
– Да, вот только кто знает, где именно этот вверх и низ, и может быть мы ошибаемся, считая звездное небо над головой верхом, а атомный мир – низом. Может быть все наоборот. Может это небо является низом, а микромир – верхом. И тогда, когда мы вглядываемся в космос, мы смотрим вглубь себя. А у нас внутри одна большая холодная космическая ночь, озаряемая как сверхновыми редкими всполохами добрых помыслов и благородных порывов.
– Что там у нас говорил Кант по поводу звездного неба?  Лишь оно над головой, да нравственный закон внутри нас способны растревожить воображение. Категорический, мать его, императив, помню еще с института. 
– Угу, я тоже помню как будто вчера учил. Нравственные принципы существовали всегда и не зависят от окружающей среды и воспитания. А еще они находятся в постоянном взаимодействии. Вот как мы с тобой, это озеро и раки в нем. Вот только мы с тобой, как и раки в озере, не можем определиться, где зло, а где добро. Вот, представь себе, наловили мы раков, сварили их, а для раков ведь это чистый ад Данте, где черти варят всех в котлах и едят. Для нас наварить раков и употребить их под пиво – благо и добро. Но ни мы, ни раки, в этом круговороте добра и зла ничего толком не понимаем. А понимает, по Канту, только Бог. И именно он дал людям моральный закон, а ракам взял и не дал. И поэтому человек должен поступать по закону, дарованному свыше, не делать другим того, чего бы не хотел получить сам, и не рассматривать другого человека как средство для извлечения собственной выгоды. Вот и весь категорический императив. Просто и незамысловато. Однако, работает.
– А что там у него было со злом?
– А «изначальное зло» по Канту – это эгоизм, когда человек стремится лишь к собственному счастью и комфорту. Короче себялюбие. Вот ты себя любишь?
– Люблю. А кто себя не любит? Все себя любят.
– Вот поэтому вокруг нас столько зла. Одни эгоисты вокруг. Себялюбцы. О, слышишь? Угомонились соседи наконец-то. Пора раколовки потрошить...

И две темные фигуры, оторвавшись от земли, по которой их всё это время размазывал неумолимый Закон всемирного тяготения, медленно двинулись в космическую ночь собирать раков из раколовок угомонившихся соседей по кемпингу, пока последние, утомленные Бахусом, блуждали в царстве Морфея. А вскоре первые лучи Гелиоса коснулись котелка, в котором немым укором категорическому императиву Канта варилось полведра ворованных раков.