Мёд и море

          Поезд отправился минута в минуту. За окном медленно проплыл перрон и привокзальные строения, и всё быстрее и быстрее замелькали аккуратные домишки. Довольный донельзя, он расслабленно растянулся на узкой нижней полке и, прикрыв глаза, предался приятным воспоминаниям о страстном курортном романе, в который он погрузился с головой в первый же день своего пребывания в приморском городе, едва увидев голубоглазую чаровницу, ангельская внешность которой мгновенно вскружила ему голову.
          Естественно, сдалась она не сразу – сопротивлялась и доказывала, что любит только своего грозного мужа. На подобные выверты он совершенно не обращал внимания – богатый опыт и внутреннее чутьё безошибочно указывали ему верное направление, и не было случая, чтоб приглянувшаяся дама не сдалась, сражённая наповал его обаянием. Уверенный в себе, он легко выкручивался из различных ситуаций, и жена не ведала о его многочисленных романах – собирая в очередной раз чемодан, просила повнимательнее отнестись к здоровью, не перегреться на солнце, не перекупаться. Врачи категорически запретили ей менять климат из-за болезни, и, проводив благоверного, она с облегчением погружалась в дачные хлопоты, которые он терпеть не мог, как и саму дачу, и многое другое в серой повседневности. Должность он занимал высокую, доход имел более чем приличный, и периодические отъезды на отдых не били по семейному бюджету. При этом природная скупость служила сдерживающим фактором, и он вовсе не стремился тратить много денег на чувственные прихоти, осмотрительно выбирая себе любовниц. «Как быть скрягой, но прослыть романтиком» – случайно прочитанная в Интернете фраза стала его девизом, и он неуклонно следовал ей, и всё ему удавалось и сходило с рук.
          Последняя пассия была настолько хороша, что крепко запала ему в душу, и расставался он с ней с чувством большого сожаления, чего никогда прежде не случалось. Игривая и нежная, переменчивая и часто непонятная, а оттого ещё более желанная, она, в отличие от других женщин, не открылась ему, выбалтывая неинтересные семейные секреты, нагружая ненужной информацией о своей первой влюблённости и перемежая сентиментальные излияния судорожными всхлипываниями и заверениями, что он «один такой на свете». Он обычно слушал вполуха или не слушал вовсе, участливо кивая, иной раз невпопад, и одновременно прикидывая, не пора ли бросить навевающие скуку отношения. С этой дело обстояло иначе – после безудержной и какой-то исступлённой страсти он, совершенно обессиленный, терял над собой контроль и принимался делиться с незнакомкой, чьи изгибы он основательно изучил, но до мыслей добраться был не в состоянии, самыми сокровенными подробностями своей насыщенной жизни, о коих не знала ни одна живая душа. Она слушала с вдохновенным выражением лица, как будто погружалась с головой в его мир, и он всё говорил, говорил, говорил...
          Тем не менее близился час разлуки – и он, чувствуя, как его словно затягивает в омут, решил уехать, не прощаясь, а попросту говоря, слиться, раствориться в пространстве, исчезнуть. Предусмотрительно он не называл ни своего отчества, ни, тем более, фамилии, ни имени жены, не рассказывал, где он живёт и кем работает – в его бесконечных рассказах не было конкретики и привязки к координатам. Он просто впервые в жизни раскрепостился не только телом, но и душой, что принесло ему невероятное облегчение – разжалась внутренняя пружина, и ему казалось, что дышать стало свободнее и легче. Так он и поступил – назначил последнее свидание, зная, что не придёт, и в тот же вечер сел в поезд и радостно покатил в сторону дома, настраиваясь на привычные заботы и хлопоты, напрочь позабытые во время сладостно-медового отпуска.
          Убаюканный мерным стуком колёс, он тихо задремал, и ему снилось бескрайнее море, переливающееся в ярких солнечных лучах изумрудом и синевой…