Мемуары Арамиса Часть 174

Глава 174

Мазарини воспользовался советом д’Артаньяна, предложив лидерам Фронды то, чего каждый из них добивался. Поначалу он сомневался в целесообразности такого подхода, но д’Артаньян успокоил его:
— Монсеньор, — сказал он. — Ваш земляк советовал разделять и властвовать. Сейчас, когда они сплотились против вас, вы рискуете потерять всё. Уж лучше отдать то, с чем можно расстаться, чем ждать, что отберут всё, включая и то, с чем расставаться вы ни в коем случае не хотел бы. Купите их оптом, а затем продадите их в розницу.
— Что вы имеете в виду, господин лейтенант? — вскинув брови спросил кардинал.
— Если не удаётся вырвать все волосы их конского хвоста, ухватив их все вместе, это не значит, что задача в принципе неразрешима, — сказал д’Артаньян. — Вы легко сможете вырвать по одному волоску, волос за волосом.
— Я что-то подобное слышал про связку прутиков, — согласился Мазарини. — Откуда вы взяли эту интерпретацию с конским хвостом? Вы – поэт? Философ?
— Я военный, и поэтому я читал «Стратегемы» Секса Юлия Фронтина, — ответил д’Артаньян.
— Я запомню, — сказал Мазарини. — В моей библиотеки этой книги нет, хотя в ней несколько тысяч томов.
— И все о том, как руководить государством? — удивился д’Артаньян.
— В каком-то смысле все написанные когда-либо книги именно об этом, только не все это понимают, — ответил Мазарини. — Во всяком случае для приобретения этих сложных навыков ни одна прочитанная книга не оказалась лишней. Объясните же мне, наконец, что вы имели в виду, говоря о выдёргивании волосков из конского коня? Неужели вы полагаете, что мне следует сначала привлечь всех их на свою сторону, а затем расправиться с каждым по одному?
— Я имел в виду другое, — возразил д’Артаньян. — Пресекать нужно только тех, кого не сможете привлечь на свою сторону окончательно, и кто опасен, перейдя в стан врагов.
— Разве соблазнив их тем, чего они добиваются, и предоставив им это, я не сделаю их своими друзьями? — спросил Мазарини с усмешкой, предвидя ответ.
— Кажется, монсеньор изволит шутить, — ответил д’Артаньян. — Вы задаёте вопрос, ответ на который сами отлично знаете. Деньги или дары – это поводок, на котором вы ведёте за собой собачку. Отпустите поводок, и собака убежит. И это денежный поводок действует только до тех пор, пока деньги уже обещаны, но ещё не выданы. Но если обещанного не давать, собака вас разорвёт, а если отдать, поводка больше не будет. Поэтом такая дружба требует постоянной денежной подпитки, да ещё и просить будет всё больше и больше. Рано или поздно ресурсы истощатся, и вы получите врагов. Но на короткое время это сработает. Сейчас вам нужно сохранить власть, а сохранив власть, вы со временем вернёте всё то, что раздали, или же сможете использовать ваших бывших врагов против будущих, либо будущих друзей против бывших врагов.
Наступила пауза, поскольку д’Артаньян прекратил говорить, а Мазарини ждал продолжения речи.
— Что же вы замолчали, господин лейтенант? — спросил Мазарини с нетерпением.
— Если я скажу всё, что могу, мне больше нечего будет сказать вам, и я буду вам уже не так интересен. — ответил д’Артаньян. — Впрочем, ведь я – солдат, а не философ. Думаю, что лейтенанту королевских мушкетёров больше нечего сказать вам, монсеньор.
— Что ж, если ваш совет позволит нам разрешить этот кризис власти, который возник в связи с Фрондой, я полагаю, что капитан мушкетёров господин д’Артаньян найдёт, о чём ещё побеседовать со мной, — сказал Мазарини.
— А если этот кризис снова разгорится, капитану снова предстоит стать лейтенантом? — спросил д’Артаньян.
— Всё может случиться, — ответил Мазарини. — Ваша судьба в ваших собственных руках. Если вы выбрали службу мне, то ваша удача будет зависеть от моей удачи и от вашей верности мне.
— Да, монсеньор, я сделал этот выбор и не сверну с него, поскольку не в моих правилах идти на попятную, — ответил д’Артаньян. — Вас выбрала Королева, а я в своей ранней молодости, двадцать лет назад, выбрал её своим главным ориентиром, своей повелительницей, предпочтя её кардиналу Ришельё. Служа вам, я служу ей, и лучшей судьбы я не ищу.
— Отлично, капитан, — ответил Мазарини. — В моих глазах вы стали капитаном сейчас, а патент для вас я подпишу после того, как, воспользовавшись вашими советами, улажу дела с Фрондой. Теперь же мне следует подготовиться к поездке в Париж для переговоров, идею которых вы мне столь бескорыстно подарили.
— Монсеньор! — воскликнул д’Артаньян. — Позвольте мне и господину дю Валону сопровождать вас в вашей поездке в Париж! 
— Вам эта идея пришла в голову только сейчас, или вы с самого начала предполагали именно это? — спросил Мазарини и внимательно посмотрел д’Артаньяну в глаза.
— Сразу же, как только я понял, что эта поездка сопряжена с опасностью, — честно ответил д’Артаньян.
— Я спрашивал не об этом, — мягко уточнил Мазарини. — Я спросил о моменте, когда вы решили предложить мне сопровождать вас. Говорите же, только сейчас, или с самого начала, когда вы предложили мне поездку в Париж?
— Только сейчас, — солгал д’Артаньян, не моргнув глазом.
«Им двоим надо попасть в Париж, вот в чём всё дело, — догадался Мазарини. — Не ловушка ли это? Наверняка они сговорились со своими друзьями встретиться там. Он предложил взять в качестве сопровождающих других людей, чтобы я, ничего не подозревая, принял его план. А теперь, когда я согласился с его планом, он сделал второй шаг, вызвавшись меня сопровождать! Если эти двое решат взять меня в плен, сопротивление будет бесполезным. А если там их ожидают двое их друзей, мне не спастись!»
— Весьма похвально с вашей стороны, господин д’Артаньян, что вы готовы рисковать своей жизнь в столь опасной поездке, — сказал Мазарини с выражением такого восхищения, что даже хитрый д’Артаньян не догадался, что Мазарини не нравится этот план. — Я, пожалуй, соглашусь с вашим предложением, поскольку такие воины как вы и господин дю Валон – это весьма серьёзная защита против парижан, конечно, если их не будет десять или пятнадцать человек.
— Мы с дю Валоном справимся с двадцатью! — с горячностью воскликнул д’Артаньян.
— Я вам верю, — искренне согласился Мазарини. — Но, однако же, мне пришло в голову вот что. Людей, умеющих сражаться, не столь мало. Я найду вам замену. Но вы только что явили мне столь недюжинный ум, что я хотел бы предложить вам более достойное и более важное занятие.
— Я слушаю, монсеньор, — ответил д’Артаньян.
— Знаете ли, любая сделка, в которой стороны слишком быстро пришли к соглашению, ненадёжна, — ответил Мазарини. — Поначалу каждая из сторон считает сделку выгодной и с лёгкостью на неё соглашается. Но после сама лёгкость заключения этого соглашения вызывает у каждой из сторон сомнение. «А не продешевил ли я?» — думает каждый и с лёгкостью начинает верить, что его обманули. И тогда в надежде выторговать лучшие условия, кто-то из тех, кто заключил эту сделку, или даже обе стороны начинают со своей стороны всячески уклоняться от выполнения своих обязательств в надежде, что можно будет отхватить что-то большее.
— Я ещё раз убеждаюсь, как вы мудры, монсеньор, — согласился д’Артаньян.
— Не отвлекайтесь, — возразил польщённый кардинал. — Так вот, для того, чтобы лидеры Фронды не вздумали уклониться от выполнения того, о чём я намереваюсь с ними договориться, необходимо делом продемонстрировать им, что они заключили наилучшие соглашения изо всех возможных, и что лучших уже не будет. Они должны понять, что при каждых следующих моих переговорах с ними, я буду предлагать всё худшие условия, поэтому они поспешат заключить соглашение на тех условиях, которые я предложил в первый раз, и будут ещё рады, если я от них не потребую снижения требований.
— Понимаю, монсеньор, — ответил д’Артаньян. — Вы хотите немедленно после вашего возвращения нанести парижанам военное поражение?
— Да, и план этой кампании я поручаю вам разработать за то время, пока я буду пребывать в Париже, — ответил Мазарини. — Дабы вас ничто не отвлекало, я выделю вам кабинет, где вы будете иметь возможность пользоваться лучшими картами Парижа и его окрестностей, какие только есть во Франции, а также той небольшой частью моей библиотеки по военной стратегии, которую мне удалось вывести. Это не более полутора сотни книг, но вы их оцените по достоинству.
— Мы могли бы совместить эти два дела, монсеньор, — попытался возразить д’Артаньян. — Сначала мы могли бы сопроводить вас в Париж, по Парижу и обратно, а затем я разработал бы план этой кампании.
— Напротив, план необходимо продумать детально, это потребует не менее двух дней, а я хотел бы, чтобы это поражение было нанесено немедленно после моего отбытия из Парижа, — возразил Мазарини. — Если хотя бы один из лидеров Фронды откажется от переговоров со мной, или выдвинет излишне выгодные для себя условия, нанесённое им военное поражение покажет им, что торг со мной неуместен. Если же все они примут мои предложения, то это поражение подтолкнёт их к скорейшему заключению соглашения со мной. Это поражение заставит их подумать, что я счёл предложенные им льготы избыточными и подтолкнёт к действиям, которые нам нужны.
— Ваши соображения весьма логичны, я признаю вашу правоту, монсеньор, — ответил д’Артаньян с огорчением, которое не счёл нужным скрывать. — В таком случае возьмите с собой хотя бы господина дю Валона. Это сильный и надёжный воин.
— И весьма приметный! — возразил Мазарини. — Этого великана нельзя не заметить и не узнать. Но я полагаю, что Фрондёры знают, что он служит мне. В таком случае моя миссия не сможет быть тайной.
— Вы как всегда правы, монсеньор, — согласился д’Артаньян. — Какое же дело вы поручите господину дю Валону на время вашего отсутствия?
— Он будет охранять вас, чтобы никто не помешал вам в ваших размышлениях, — ответил Мазарини. — Я хотел бы, чтобы там в Рюэе никто не помешал бы вам разработать план нашей кампании.
— Вы отправляете нас в Рюэй? — спросил д’Артаньян.
— Конечно, ведь там находится моя библиотека, точнее то, что мне удалось вывезти! — ответил Мазарини.
Лицо Мазарини выражало при этом такую доброжелательность, что д’Артаньян даже на миг усомнился, не являются ли его опасения плодом разыгравшегося воображения.
— Это довольно уединённое место, — сказал д’Артаньян.
— Пусть это вас не беспокоит, господин д’Артаньян, — ответил Мазарини с ослепительной улыбкой. — Господин дю Валон будет оберегать ваш покой так сказать изнутри замка, пребывая в нём вместе с вами в качестве моих дорогих гостей, но я также распоряжусь, чтобы замок охраняли снаружи два или три десятка гвардейцев, чтобы вас в действительности ничто не отвлекало от вашей работы.
«Негодяй! — подумал д’Артаньян. — Он всё-таки заключает нас под стражу! Если бы он согласился взять с собой хотя бы Портоса, чтобы он мог предупредить Атоса и Арамиса! Но нет, он всё продумал!»
— Я убеждён, что столь высокая дальновидность и предусмотрительность, действительно, обеспечит всё необходимое для моей работы, — ответил д’Артаньян, возвращая Мазарини ослепительную улыбку. — Смогу ли я видеться с кем-то из военных экспертов?
— Это лишнее, господин д’Артаньян, ведь я поручил господину де Тюренну другую работу на это время, — возразил Мазарини. — Едва ли виконт де Тюренн обрадуется, если я велю ему выступать в роли вашего советчика, ведь это его унизило бы. Если же я дам ему готовый план кампании, составленный от моего имени, он поневоле должен будет ему следовать. Надеюсь, вы не обидитесь на то, что я поставлю вод вашим планом своё имя в том случае, если я его одобрю?
— Разумеется, монсеньор, ведь только в этом случае можно будет его придерживаться, — ответил д’Артаньян.
— Ну я рад, что мы так отлично друг друга поняли, — ответил Мазарини и кивком головы отпустил д’Артаньяна.
В приёмной его встретил Коменж, который вежливо сообщил, что карета для него и господина дю Валона готова, а также почётный эскорт в замок в Рюэе.
Коменж не рискнул попросить у д’Артаньяна его шпагу, поскольку даже Мазарини предупредил его, чтобы всё было проделано с величайшим уважением и не под видом ареста, а в форме предложения погостить, от которого нельзя отказаться.
«Он решил, что мы хотим его похитить в Париже и готовим ему ловушку, — догадался д’Артаньян. — На случай, если это произойдёт, Коменж предложит Атосу и Арамису обменять Мазарини на нас двоих. Он убеждён, что они согласятся, и он прав, они согласятся. Если же он вернётся с успехом, тогда он сможет сделать вид, что ни минуты не сомневался в моей преданности. Что ж! Я должен продемонстрировать, что и я ни секунды не усомнился в том, что мне доверяют, что мной довольны, что я на хорошем счету. Я должен разработать план военной кампании против парижан».
Д’Артаньян замыслил битву под Шарантоном и разработал план сражения в деталях.
Возвратившийся из Парижа Мазарини привёз из своей тайной поездки условия отказа лидеров Фронды от дальнейшего сопротивления.
В битве под Шарантоном участвовали Портос и д’Артаньян и проявили себя с самой лучшей стороны.
В результате этой битвы лидеры Фронды, действительно, осознали, что предложенные кардиналом условия почётной капитуляции являются наилучшими, и поспешили не упустить свой шанс, поэтому первыми проявили инициативу в том, чтобы поскорей закончить противостояние.
По этому договору Конти получил Данвилье и добился возможности остаться военным. Кроме того, пущен был слух о его женитьбе на одной из племянниц Мазарини; слух этот был благосклонно принят принцем, которому было все равно, на ком жениться, лишь бы жениться.
Герцог Бофор был прощён и вернулся ко двору, получив все возмещения за нанесенные ему обиды и все почести, подобающие его рангу. Было объявлено, что прощены также и те, кто помогал его бегству. Кроме того, он получил чин адмирала, по наследству от своего отца, герцога Вандомского, и денежное вознаграждение за свои дома и замки, разрушенные по приказу Бретонского парламента.
Герцог Бульонский получил имения, равные по ценности его Седанскому княжеству, возмещение доходов за восемь лет и титул принца для себя и своего рода.
Герцогу де Лонгвилю было предложено губернаторство Пон-де-л’Арша, пятьсот тысяч ливров — его жене, а также было обещано, что его сына крестить будут юный Король и молодая Генриетта Английская. Арамис выговорил при этом, что на церемонии будет служить Базен, а конфеты поставит Планше.
Герцог д’Эльбеф добился выплаты сумм, которые должны были его жене, ста тысяч ливров для старшего сына и по двадцати пяти тысяч каждому из остальных.
Впрочем, обещание о том, что Король будет крестить сына герцогини де Лонгвиль так и не было выполнено. Это был первый пробный шаг, на котором Мазарини посмотрел, насколько, действительно, можно не соблюдать данные обещания. Всё обошлось, скандала не было.
Оканчивая эту четвёртую, но не последнюю часть моих мемуаров, должен сказать, что в пятой части я намереваюсь описать те события, которые не были отражены в мемуарах Гримо, ибо они произошли между событиями, описанными в книге «Двадцать лет спустя» и событиями, описанными в книге «Виконт де Бражелон, или ещё десять лет спустя». В эти десять лет Мазарини сначала вознёсся, затем был выдворен из Франции, после чего с триумфом вернулся и вновь стал первым министром. Успокоив внутренние неурядицы и добившись значительных побед в войне с Испанией, он обеспечил заключение мира с ней, добившись заключения брака Короля с дочерью Короля Испании Марией-Терезией, племянницей Королевы Анны Австрийской. Установился хрупкий мир, как на внешних границах, так и внутри Франции. Кардинал успел расставить на высокие посты своих друзей, одним из которых оказался весьма ретивый его сторонник, господин Никола Фуке. Кардинал сделал его суперинтендантом финансов и генеральным прокурором. Об этом восхождении великого и несчастного Фуке я расскажу в пятой книге. В конце романа «Двадцать лет спустя» Гримо сообщает, что д’Артаньян убил де Рошфора. Это чепуха. Рошфор не только не погиб, но этого четвёртого сражения между ними просто не было. Граф де Рошфор участвовал в военных действиях, возглавляя несколько сот конных гвардейцев даже в той самой битве под Маастрихом, в которой, как сообщает Гримо, погиб Шарль д’Артаньян. Многое из того, что изложено далее в романе «Виконт де Бражелон» отклоняется от истины столь велико, что проще изложить, как оно было на самом деле, нежели разбирать его неточности и явные ошибки. Этим я займусь позже.
Забегая вперёд, скажу, что старшего сына д’Артаньяна, Луи-Оливье крестили Король Людовик XIV и Королева Мария-Терезия, а его младшего сына, Луи-Рене, крестил Месье, брат Короля, Герцог Орлеанский и Мадемуазель де Монпансье. Так что дети д’Артаньяна получили таких высоких крёстных родителей, как только было возможно. Уверен, что если бы у д’Артаньяна был и третий сын, он окрестил бы его Луи-Исаак в честь Короля и в честь Портоса, поскольку вторые имена его первым сыновьям были даны в честь Атоса и в мою честь. Судьба этого младшего сына д’Артаньяна не оставила глубокого следа в истории, поскольку я позаботился об этом юноше, считая его частично моим крестником, но та деятельность, которой я рекомендовал ему себя посвятить, доставляет молодому человеку множество выгод, но не широкую известность в писанной истории. Быть может, я когда-нибудь расскажу и об этом.
Я не упоминал о супруге д’Артаньяна лишь по той причине, что до этого ещё не дошла речь. Здесь не следовало бы говорить и о его детях, но я припомнил это лишь в связи с тем, что на Короля была возложена миссия крестить сына герцогини де Лонгвиль, однако, он отказался от неё, сославшись на свою молодость. Действительно, в ту пору он был ещё несовершеннолетним.

(Продолжение следует)