Самадхи

Ближе к полудню свет стал янтарным, точь-в-точь, как слива, разрезанная пополам. Из тьмы возник силуэт девушки с ножом и сливой в руках. Таким она и запомнила этот свет из фильма «Парфюмер» - сочащимся и сладким, как сливовая мякоть. Врезался не столько образ рыжеволосой девушки с бледной кожей в веснушках, сколько цвет и свет момента перед тем, как Жан-Батист Гринуй совершит убийство.

Да, сентябрьский свет превратился в янтарь. Его хотелось рассматривать и, если можно было вертеть в руках, как камень, то именно разглядывать на солнце; с интересом следуя за изломами и трещинами густых, умбровых теней, которые он рассекал. Воздух холодил ноги, музыка лишь усиливала ускользающую красоту дня, который хоть и светился, но не был обогрет.

Она давно думала, как написать картину, слушая музыку. Казалось бы, процесс представлялся ей забавой или шалостью. Ну, что это такое? Взять чистый холст и испачкать его хаотично, интуитивно расставленными мазками. Картина, созданная исключительно на доверии своему нутряному миру, не более того.

Этим летом как раз забрали такую. Не бог весть какие деньги. Даже смешные для провинции, если вспоминать в какую сумму оценивается так называемое современное искусство в больших городах. Какие-то немыслимые деньги. А здесь, с ее стороны, чуть ли не благотворительность, пусть покупают.

Пять лет назад у нее появился большой холст, вокруг которого она ходила, не зная, что именно предложить себе и зрителю. Потом взяла мастихин, махнула раз, другой и написала большую абстракцию – яркую, четкую, строгую.

Это потом она узнала, что картина запала в душу многим. А когда пришло время выставляться в первой городской выставке современного искусства, она решила, что этот холст лучше всех прочих подходит для экспозиции.

- Вот эту картину надо было тогда выставлять, а не ту, что я уносил, - он вертел в руках холст с обнаженной толстухой.

- Не прошла бы цензуру, - ответила она. – А та картина как раз отражала название и тему мероприятия.

Художникам тогда предложили поделиться произведениями на тему «Нутро». Желающих набралось много. Но выставку так и не открыли. Случился скандал. Как говорили одни, из-за работ какого-то художника, на которого пожаловалась бывшая девушка. Другие говорили, что выставку делали на деньги какой-то нежелательной организации. А официальная версия была – в галерее замкнуло проводку, задымился счетчик. Поэтому выставку хоть и смонтировали, но никто ее так и не увидел.

С той поры она завязала с абстракциями.

- Кстати, ваша картина, Мила, на той выставке была очень удачной. Рассматривала ее долго и тщательно, к чему бы придраться. Но так и не нашла ничего. Очень жесткое построение, что соответствует абстракции. У нас эта ниша, абстракционизма, как раз никем не занята. Поэтому можете попробовать двигаться в этом направлении, - сказала искусствовед, когда Мила принесла картины на этническую тему.

Она и не ожидала, что с ней кто-то поделится мнением о ее работе, тем более о той, которую никто не увидел из-за отмены выставки.

- Спасибо. Вот думаю, как раз, куда бы идти дальше. Никак не могу найти свой путь.

- Ничего страшного. Многие художники, прежде чем определятся с направлением, блуждают много и упорно. Не нужно ограничиваться чем-то одним. Пробуйте.

Возможно, это были именно те слова, в которых она так нуждалась в тот момент. Хотя за плечами уже была пока что единственная персональная выставка. Но удовлетворения от проделанной работы она тогда не испытала, даже радость от самого события оказалась какой-то пресной. Почти полтора месяца после открытия она ничего не писала, а только рефлексировала и сомневалась, правильно ли она поступила. И в то же время, посмотрев на себя и свои картины со стороны, увидела, сколько работы еще предстоит, если не бросать все это дело к чертовой бабушке. Тогда-то у нее и купили абстракцию «Самадхи».

Все, кто видел название картины, спрашивали, что это значит. Почему-то мало кто хотел читать пояснение, которое висело рядом с холстом. Люди вообще часто ленятся делать дополнительные шаги в сторону понимания того или иного явления, события, картины или текста. А он между тем гласил:

«Самадхи - это волнительный духовный и мистический опыт. Это одновременно трансцендентное явление, которым могут поделиться практики йоги и внутреннее состояние, которое достигается с помощью медитации, например.

Это нечто личное, нутряное и в то же самое время - это божественное состояние.
О нем много пишут и говорят, как и о любви, но мало кто знает, что это на самом деле. И каков путь достижения самадхи, тоже мало кто знает.

Можно ли его описать словами, если ты не испытал его? Можно ли его нарисовать, изобразить? Может ли человек почувствовать то же, что и мистик или практик.

В этом и есть попытка передать самадхи - то, что скрыто внутри и то, что ясно, как солнечный день, очевидно, но не всякий разглядит.

Спокойствие сознания, духовная радость, экстатическое единение с Абсолютом - у самадхи много определений. Наверное, поэтому обывателю сложно понять и прочувствовать это состояние, войти в него и осознать, «Да, это оно!».
Это всё равно, что гоняться за любовью с просьбой, чтобы тебя полюбили. Так и здесь, ловить самадхи, чтобы ЧТО?
Скорее всего, чтобы познать ВСЁ и НИЧЕГО.
Все, кто так или иначе сталкиваются в жизни с индуистскими или буддийскими медитативными практиками, хотят познать самадхи».

Посмотреть бы на того человека, которому вручили это полотно. Как она поняла, картину выбрали в подарок. Еще интересно, как она вписалась в интерьер. Впрочем, какая теперь разница. Написала, отдала, забыла, пиши еще. Только вот самадхи ее пока что не накрыло, ни спустя пять лет, ни после персоналки. Бывает же такое, человек пишет множество холстов, а остается художником одной или двух-трех картин, не более. Вообще, зачем об этом думать, нужно просто писать, если хочется, если не можешь сдерживать себя. Может накроет именно в процессе, стоит только начать. Это как с медитацией. Пока не поймешь и не прочувствуешь.

Ведь когда-то она ничего не знала о йоге. А позднее то свое душевное и ментальное состояние окрестила «беспричинной радостью». Сидела летним вечером на лавочке, что была на детской площадке, и смотрела в песочницу. Сейчас уже трудно вспомнить, играли в ней дети или нет. На тот момент всё ее внимание было сконцентрировано на песке. Она, как говорится, залипла, созерцала не пойми что.
А что есть медитация, как не умение сосредотачиваться и концентрировать внимание. И в тот самый момент, когда ничего не занимало ум, а песок являл собой пустоту, пришло то самое чувство, «беспричинная радость». Ощущение сверхнаполненности счастьем, безусловной любви к миру, гармония, что-то непреходящее, что сложно описать, только почувствовать.
Позднее Мила поняла, что это чувство ни с чем не перепутаешь. Невозможно. Просто невозможно.
Она испытывала его несколько раз в жизни: когда слушала рассказы людей во время интервью, когда бывала на природе. То есть, это было для нее настолько естественно в те моменты, что она никогда не задумывалась и не подозревала, что это и было самадхи.
Ей не нужно было что-то специально делать, чтобы войти в этот духовный экстаз.
И теперь, насмотревшись всяких фильмов о йоге, наслушавшись гуру и анти-гуру, медитируя, Мила понимала, что опыт самадхи, тот самый, неосознанный - это и есть ВСЁ, самое прекрасное из познаний, что могло с ней случиться когда-либо вообще.
Проще говоря, это и есть то самое божественное трансцендентное, к которому многие стремятся.
Ну, а НИЧЕГО - это суета, в которой человек как раз много чего упускаем из виду, думая, что сидя на пятой точке ровно, хотя бы по 5 или 15 минут в день, он может познать «то самое». Чего-то, конечно, познает, усвоит, укрепит и углУбит.
Только самадхи еще вчера ждет человека везде. Всюду.

Похоже так, припоминая этот мистический опыт, она и создала свою беспредметную абстракцию. Не задумывалась, что получится. Ловила счастье от процесса, когда смешивала краски или интуитивно наносила их на поверхность холста, растягивала, протягивала масляные штрихи, множила пятна, разбрызгивала цветную смесь, расставляла акценты. Творила хаос, слоеную мешанину, свой нутряной космос, выплескивала наружу скрытое, глубинное, самой себе непонятное. И вышло, что в картину влюбились. Захотели сделать своей.

Опять вспомнился Гринуй, который также пожелал присвоить себе чужие запахи. Похоже, у человека, любого, насколько бы он ни был самодостаточным, существуют некие лакуны, которые он стремится заполнить. Закрыть эти слепые или темные пятна, почувствовать себя полным, полноценным за счет увиденного, услышанного, прочувствованного или приобретенного за деньги. Так он прикрывает свое несовершенство, выравнивает видимые или известные лишь ему одному недостатки собственной природы. И, если твоя картина приходится на его лакуну, как капля росы падает на обезвоженный лист, то в мире случается маленькая духовная гармония. Происходит исцеление, наполнение, достаточность.

Самое чудесное, что никто не знает, что это будет за картина и когда произойдет эта встреча.

Свет за окном все также искрился и сочился на пока еще зеленые листья кленов и вязей. Оставалось найти подходящий трек и выбрать палитру, из которой прорастет новая картина, брызнет яркими красками, проползет в душу, свернется в ней, и никуда больше не тронется, согревая только что отыскавшееся углубление. Из этой ямки и суждено появиться самадхи. А то, что пишут или говорят о нем, это все не то.