Брат и сестра

Они были двойняшками, жили в соседнем дворе, и их родители развелись. Его звали Олег, а её Ольга, он был блондин со светло-голубыми глазами, а она была рыжей и глаза у неё были зеленые. Они были моими одногодками, и я оказался с ними в одном классе. Олег оказался совсем неспособным к учебе, плохо себя вел, иногда совсем неадекватно. Ольга старалась учиться, вела себя смирно, но учителя считали её туповатой и ставили тройки по пятибалльной системе только за её усидчивость и прилежание. Почему-то брата все считали красивым, а сестру страшненькой, хотя они были очень похожи, разве что сестра начала с возрастом полнеть. Брат все время находил себе друзей, которые как-то проказничали, и беспрекословно подчинялся лидеру, а сестра с девочками почти не общалась, лишь изредка её принимали в компанию брата. И вечно в компании хулиганов она делала что-то не по их правилам, её за это наказывали, а брат хоть и ему было стыдно, когда сестра совершала проступки, дрался, чтобы защитить её репутацию. Дрался он со всеми, постоянно и часто без злобы и какой-то веской причины. Это было странно, но он никогда не проявлял агрессии по отношению ко мне, и даже часто дрался вместо меня, если я не горел желанием с кем-то подраться. К дракам я, в отличии от него, относился не так легко, мне сложно было на кого-то сначала разозлиться, а потом остановиться и тут же помириться.

Мне тогда было двенадцать лет. Был пасмурный мартовский день, пятница, почему-то в школе тогда не было уроков, вроде бы начались весенние каникулы. Я шлялся по промышленной зоне с одним очень нехорошим пацаном, из соседнего дома. У его матери с головой было что-то не то, да и у него тоже. Вечно у них дома был жуткий бардак, он ходил грязный, а мама его то работала, то ходила на какие-то культурные мероприятия, игнорируя то, что её сын вечно прогуливает школу, из многих школ его исключали, то за прогулы, то за драки, потому что вечно его дразнили и он лез в драку. Во дворе с ним тоже мало кто общался. Мне было жаль его, и я с ним иногда гулял. Одно время он потихоньку воровал мамины сбережения, и пытался купить дружбу других детей. Мы пили лимонад, ели конфеты, играли с игрушками, которые вечером выбрасывали, чтобы родители не задавали лишних вопросов, если придешь домой с непонятно откуда взявшейся машинкой или брелоком. Всем конфеты с лимонадом быстро приелись, а его, мягко говоря, странное поведение надоело, и он снова стал изгоем, да и мама его обнаружила пропажу денег, и очень долго его молча била. Я чувствовал, что он будет ужасным человеком, но мне было его почему-то жаль. Иногда я пытался уговорить других своих друзей, чтобы они разрешили ему с нами потусить, и они разрешали, но относились к нему брезгливо.

В тот день я шлялся по промзоне только с ним, вероятно остальных не выпустили гулять, потому что погода была дождливая. Мы подошли к одному только построенному двухэтажному дому около завода. Вероятно этот домик построили для того, чтобы перенести туда заводскую контору. Внутри ещё ничего не было готово. Жан попытался отковырнуть планку державшую стекло в оконной раме, ему зачем-то хотелось проникнуть в дом. Я спросил, что ему там делать, а он сказал, что там могут быть ценные инструменты, которые можно продать. Я ему сказал, что вряд ли у него получится залезть внутрь, даже если он и вытащит стекло из оконной рамы, там же есть второе, которое держат планки с внутренней стороны. Я посмотрел внутрь, и сказал ему, что нет там никаких инструментов, и не стоит в этот дом лезть. Но Жан говорил, что когда-нибудь он достанет профессиональную отмычку, и станет великим вором-домушником. Я только посмеялся и пошел прочь. А потом бездумно кинул маленький камешек в сторону дома, и он случайно попал в окно, и стекло треснуло. Мы испугались и убежали.

Где-то через час около магазина мы встретили Ольгу. Я как-то не особенно хотел с ней разговаривать, а вот Жан рассказал ей про мой "подвиг", чтобы найти какую-то тему для начала разговора. И он был счастлив, когда он захотела посмотреть на треснувшее стекло. Однако, увидев масштаб повреждения окна, она сказала, что это её не впечатляет, вот если бы я взял кирпич и разбил сразу два стекла, то это было бы круто. И Жан взял камень побольше, и собрался кинуть, но Ольга сказала, что лучше кирпичом, и сама пошла и нашла ему кирпич. И он уже расколотил окно полностью. Она сказала, что он очень смелый в отличии от меня. И я, чтобы доказать, что мне разбить окно ничего не стоит, взял у неё большой деревянный брусок и расколотил ещё одно окно, а потом мы по очереди подбегали к дому с поданными ей камнями и били все подряд окна, а их было много.

Рядом был многоквартирный дом и там жили две девицы лет на пять старше нас, слывшие в школе примерными пионерками и отличницами. Они услышали звон стекол, и решили нас поймать и сдать в милицию. Нас они догнать не могли, но Ольга даже не пыталась убегать. Её они схватили, допросили, узнали, где она живет, где живем мы, и сообщили эту информацию на завод. Вечером с завода ко мне, и к Жану пришли строители, чтобы договориться с родителями по-хорошему на счет возмещения ущерба. Но у меня родители были ещё на работе, а бабушка гуляла с младшей сестрой. А у Жана мама могла очень долго не появляться дома. Он с перепугу решил пару дней пожить под лодкой на берегу реки. Я тоже решил уехать к деду с бабушкой на каникулы.

И вот я вернулся домой, а там был скандал. Заводские, не застав родителей дома, написали заявление в милицию, а там возбудили уголовное дело. В общем, меня долго пороли и ругали, мама говорила, что меня отправят в колонию для малолетних преступников и вся моя жизнь пойдет под откос, что я потом всю жизнь буду сидеть в тюрьме, если даже выживу в том "исправительном заведении". На следующий день, я пошел в школу. На уроке физкультуры в параллельном классе был несчастный случай. Один пацан, у которого мать лежала в больнице и умирала от рака, который готовился к жизни в каком-то интернате, раскачивался на воротах футбольной площадки в парке около школы. И тут эти ворота, проржавевшие внизу, опрокинулись, да так неудачно, что ему расплющило голову достаточно тяжелой конструкцией. Приехала милиция, разобралась с несчастным случаем, а потом они зашли к нам на урок, и рассказали, о том, что я натворил, и сказали, что вечером ждут меня с родителями в отделении.

Там меня в присутствии мамы допросили, а потом дали почитать показания Жаниса и Ольги, и я вдруг узнал, что Ольга пыталась нас сначала отговорить, а потом остановить, но мы её побили за это, причем Жан этого делать не хотел, но я на него психологически давил. И стекла мы били не по глупости, судя по словам этого придурка, а потому что я хотел проникнуть в дом, чтобы украсть инструменты строителей. И мне инспектор сказала, что если я не признаю все это, то мне будет плохо, а если признаюсь честно, то возможно, судебная комиссия и не отправит меня в колонию, а только родители заплатят за разбитые стекла, а я буду стоять на учете в милиции, заходить туда иногда, чтобы показать, как я учусь, и рассказать, в какой спортивной секции занимаюсь. Мне было неприятно, что они не только свалили все на меня, но ещё и придумали то, чего не было вообще. Я пытался отпираться, говорил, что если бы мы хотели залезть в дом, то тихо разбили бы только одно окно, а не семь, и залезли бы туда. Но логика на милиционеров не действовала. А потом пару недель надо было ждать этого судебного заседания, и мне казалось, что лучше умереть, чем оказаться в колонии. Я слышал, что-там малолетние преступники творят друг с другом. И было очень обидно, что Ольга, соучастница, провокатор, зачинщица, оказывается свидетель и жертва насилия с моей стороны.

Благодаря тому суду, у Жаниса объявился отец, который даже обещал заняться воспитанием сына. Он работал на стройке, потому сказал, что и стекла достанет, и вставит их. Мой отец явился на суд в плаще, шляпе и кашне и все говорил, что во всем виновата мама, потому что она пошла работать, хотя и не упоминал того, что получал он тогда очень мало, тратил на себя много, а на нас сестрой выделял очень смехотворные суммы, да ещё и требовал от мамы изысканных ужинов и завтраков. А на меня мой отец смотрел презрительно, и я понимал, что я ему совершенно безразличен. Мне было безразлично, что он обо мне думает, и как он ко мне относится. Я был для него только источником лишних проблем. Мне очень хотелось на суде сказать, что все это мы натворили благодаря Ольге, но я не хотел быть стукачом. Судьи были для меня врагами, и сотрудничество с ними я считал для себя недопустимым

Когда милиционеры были в школе, они публично опрашивали моих одноклассников обо мне. Сначала вызвали рассказать обо мне тех, кто был со мной в плохих отношениях, и они наговорили обо мне много гадостей, многое они просто выдумали, другие пытались отмолчаться, но учительница, сказала им, что за сокрытие сведений обо мне от милиции, их могут наказать, и все они выдали то, что знали, и подтвердили показания других. И только этот Олег громко заявил, что я никогда не вру, что я честный. Ему тут же возразили, что я обманывал и родителей, и учителей, и завуча, и даже директора школы с милицией. А он простодушно ответил, что это были взрослые, а все взрослые враги, и им врать можно и даже нужно. И сказал, что готов сесть в тюрьму вместе со мной, потому что он мой друг. Вскоре после этого его тоже поставили в милицию на учет, потому что он вскрыл соседский сарай в подвале, напился там самодельного вина и уснул прямо там, пока сосед его не обнаружил и не вызвал милицию.

Куда Олег делся потом, когда мы оказались в разных школах, я не знаю. Ходили слухи о том, что он в восьмом классе бросил школу, и начал баловаться наркотиками и алкоголем. Я один раз видел его в невменяемом состоянии. А его сестру я иногда вижу, она совсем располнела. При встрече я какое-то время кивал ей, а она мне, а потом перестали...