Глава шестьдесят седьмая

ФЕВРАЛЯ, 25-ГО ДНЯ 1917 ГОДА
(Продолжение)

ИЗ КНИГИ НАЧАЛЬНИКА ИМПЕРАТОРСКОЙ ДВОРЦОВОЙ ОХРАНЫ А.И. СПИРИДОВИЧА:

«25 февраля в 5 ч. 40 м. по полудни, генерал Хабалов послал генералу Алексееву первую телеграмму о беспорядках следующего содержания:
«Д о н о ш у,  ч т о  2 3  и  2 4  ф е в р а л я,  в с л е д с т в и е
н е д о с т а т к а  х л е б а,  н а  м н о г и х   з а в о д а х 
в о з н и к л а  з а б а с т о в к а. 
2 4  ф ев р а л я  б а с т о в а л о   о к о л о  2 0 0  т ы с я ч 
р а б о ч и х,  к о т о р ы е  н а с и л ь с т в е н н о  с н и м а л и 
р а б о т а в ш и х.
Д в и ж е н и е  т р а м в а я  р а б о ч и м и  б ы л о  п р е к р а щ е н о. 
В  с р е д и н е  д н я  2 3 и  2 4  ф е в р а л я ч а с т ь  р а б о ч и х 
п р о р в а л а с ь  к Н е в с к о м у, о т к у д а  б ы л а  р а з о г н а н а. 
Н а с и л ь с т в е н н ы е  д е й с т в и я  в ы р а з и л и с ь 
р а з б и т и е м  с т е к о л  в  н е с к о л ь к и х   л а в к а х  и 
т р а м в а я х. 
О р у ж и е  в о й с к а м и  н е у п о т р е б л я л о с ь,  ч е т ы р е 
ч и н а  п о л и ц и и  п о л у ч и л и  н е о п а с н ы е  п о р а н е н и я.
С е г о д  н я,  2 5  ф е в р а л я  п о п ы т к и  р а б о ч и х
п р о н и к н у т ь  н а  Н е в с к и й   у с п е ш н о  п а р а л и з у ю т с я. 
П р о р в а в ш а я с я   ч а с т ь  р а з г о н я е т с я  к а з а к а м и. 
У т р о м  п о л и ц м е й с т е р у  В ы б о р г с к о г о  р а й о н а 
с л о м а л и  р у ку  и  н а н е с л и  в  г о л о в у  р а н у 
т у п ы м  о р у д и е м.  О к о л о  т р е х  ч а с о в  д н я  н а
З н а м е н с к о й  п л о щ а д и  у б и т  п р и  р а с с е я н и и
т ол п ы   п р и с т а в  К р ы л о в. 
Т о л п а  р а с с е я н а. В п од а в л е н и и   б е с п о р я д к о в, 
к р о м е  П е т р о г  р а д с к о г о  г а р н и з о н а,  п р и н и м а ю т
у ч а с т и е  п я т ь  э с к а д р о н о в  9  З а п а с н о г о
К а в а л е р и й с к о г о  п о л к а  и з  К р а с н о г о  С е л а,
с о т н я  л е й б - г в а р д и и  с в о д н о – к а з а ч ь ег о 
п о л к а  и з  П а в л о в с к а  и  в ы з в а н о  в  П е т р о г р а д
п я т ь  э с к а д р о н о в  г в а р д е й с к о г о  з а п а с н о г о
к а в а л е р и й с к о г о  п о л к а.  № 4 8 6.  Г е н. Х а б а л о в».
Подобно Протопопову, и Хабалов исказил истину. Кроме того, он не посмел сообщить правду про убийство пристава казаком. Все обстоятельства того убийства были доложены ему жандармским офицером с места происшествия. Было доложено и о том, как толпа качала казака убийцу. Так лгал растерявшийся генерал Хабалов, опять-таки, подобно Протопопову, скрывая политический характер происходящего.
В 9 ч. вечера Хабалов получил личную телеграмму от Государя:
«П о в е л е в а ю  з а в т р а  ж е  п р е к р а т и т ь  в  с т о л и ц е 
б е с п о р я д к и,   н е д о п у с т и м ы е  в  т я ж е л о е
в р е м я  в о й н ы  с  Г е р м а н и е й  и  А в с т р и е й.
Н И К О Л А Й».
* * *
Хабалов окончательно растерялся. — «Меня ударило как обухом по голове» — говорил он про впечатление от Государевой телеграммы. В 10 ч. у Хабалова собрались командиры запасных батальонов и начальники участков военной охраны. Генерал прочел Государеву телеграмму и отдал приказание на предстоящий день: толпы незначительные, неагрессивные разгонять кавалерией. Толпы же агрессивные и с революционными флагами рассеивать огнем, по уставу. Открывать огонь после троекратного предупреждения сигналом.
Распоряжение неправильное. В каждом данном случае об огне должен решать начальник на месте. Вот почему должны быть полицейские начальники!
* * *
Поздно вечером началось заседание Совета министров в квартире князя Голицына. Впервые за время беспорядков Совет обсуждал создавшееся положение.
Вопрос сразу свелся к тому — следует ли распускать Гос. Думу. Министры Покровский, Риттих, Войновский-Кригер говорили за необходимость работы согласно с Г. Думой. Они находили, однако, что необходимо несколько изменить состав министров. Все понимали намек на уход Протопопова. Сам Протопопов весьма сбивчиво говорил о том, что происходит в столице. Он много путал, но высказывался за роспуск Думы и за подавление беспорядков вооруженною силою. За роспуск Думы высказывались также Добровольский и Раев. Вызвали генерала Хабалова. Он произвел впечатление человека растерянного, испуганного. Его доклад был сумбурный. Он даже забыл доложить о полученной от Государя телеграмме.
Для пояснения положения вызвали Директора Департамента полиции и Начальника Охр. Отделения. После доклада последнего министры стали серьезнее смотреть на происходящее в столице. Беляев, Бобринский и еще некоторые стали высказываться, за подавление волнений вооруженною силою. Был даже поднят вопрос об объявлении осадного положения, но он остался нерешенным.
Премьер старался примирить всех и поручил Покровскому и Риттиху переговорить с некоторыми думскими лидерами и столковаться с ними. Но он также намекнул, что некоторым министрам придется пожертвовать своим положением.
Совет согласился с проектом Хабалова опубликовать с утра и расклеить по городу от его имени предупреждение, что скопища будут рассеиваться оружием. Часов около четырех утра министры разъехались, условившись собраться на совещание 26 числа в 8 ч. 30 м. вечера.
* * *
Протопопов, вернувшись домой, написал успокоительное письмо Императрице, о чем ниже. Министр Внутренних Дел настолько не отдавал себе отчета о сущности происходящего в столице, что за все те дни он не отправил ни одного Всеподданнейшего доклада Государю.
* * *
В Царском Селе, во дворце было спокойно. Императрица продолжала смотреть на происходящие события глазами  Протопопова. Утром Царица получила от министра письмо, которое ничего тревожного не сообщало. «Оно, правда, немногого стоит» — так оценила его сама Государыня, но все-таки на основании этого письма высказала Государю:
«Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающие... Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат что у них нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать...»
И Императрица продолжала заниматься текущими делами. Навестила больных детей, А. А. Вырубову. Съездила в церковь и помолилась у Знамения. Приняла очередной доклад состоявшего при Ее Величестве графа Апраксина.
Встревоженный беспорядками, усматривая в них большую политическую подкладку, граф после доклада начал говорить о текущем моменте. Он высказал много отрицательного по адресу некоторых министров. Сказал, что почти у каждого министра есть в прошлом что-либо нехорошее. По ходу разговора Государыня стала терять спокойствие, наконец рассердилась настолько, что отшвырнула стул. Разговор был настолько серьезен, что вернувшийся домой граф поведал своей жене, что вряд ли ему придется продолжать службу при особе Ее Величества.
Приняла Государыня нового Таврического губернатора генерала Бойсмана. Много говорили о Крыме, а затем перешли на беспорядки. Царица высказала свой взгляд о мальчишках и девчонках и главное значение придавала продовольственному вопросу вообще и выпечке хлеба в Петрограде. Ей понравилась мысль Бойсмана о том, чтобы Хабалов стал выпекать хлеб в казенных хлебопекарнях и Государыня поручила Бойсману побывать у Протопопова и передать ему, дабы он обсудил этот вопрос с Хабаловым.
Государыня была против репрессивных мер и особенно против стрельбы. «Не надо стрельбы, не надо стрельбы» — повторяла, несколько раз Государыня, — «Нужно только поддерживать порядок». Государыня поручила Бойсману повидать меня и передать мне, дабы я не преследовал очень одного из моих подчиненных в Ялте, который в это время уже был уволен от службы. Вернувшись из Царского, Бойсман приехал ко мне, передал мне поручение Императрицы и рассказал всю их беседу о текущем моменте. Было ясно, что Царица совершенно ни понимает его».

ИЗ ДНЕВНИКА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА:

«Сегодня были беспорядки на Невском проспекте. Ходили рабочие с красными флагами, бросали в полицию ручные гранаты и бутылки, войскам пришлось стрелять. Главная причина беспорядков — отсутствие муки».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

«Развязка наступила самым неожиданным образом. Утренние газеты принесли известие о том, что забастовочное движение рабочих заводов в Петрограде, работавших на оборону, разрасталось. Это было, в виду нашего предстоящего наступления, очень прискорбно, хотя случалось и раньше. Телеграммы, полученные ночью, говорили о том, что главной причиной забастовок было отсутствие в столице в пекарнях хлеба. Это было неправдой. Из-за непорядков на наших железных дорогах, Петроград, правда, испытывал некоторый недостаток в снабжении хлебом, но этот недостаток никогда не мог иметь своим последствием голод населения. Через час пришло известие о первых столкновениях между толпой и войсками петроградского гарнизона. Все это было слишком понятное недостаток хлеба в столице должен быль явиться сигналом для революционного выступления Государственной Думы.
На следующее утро я телеграфировал Никки, предлагая ему прибыть в Ставку, и отдавал себя в полное его распоряжение. Одновременно я вызвал моего брата Сергея Михайловича к телефону. Eго голос звучал очень озабоченно:
- Дела в Петрограде обстоят все хуже и хуже, - нервно сказал он. - Столкновения на улицах продолжаются, и можно с минуту на минуту ожидать, что войска перейдут на сторону мятежников.
- Но что же делают части гвардейской кавалерии? Неужели же и на них нельзя боле положиться?
- Каким-то странным и таинственным образом приказ об их отправке в Петербург был отменен. Гвардейская кавалерия и не думала покидать фронт.
От Никки я получил ответ: Благодарю. Когда ты будешь нужен, я сообщу. Привет. Никки.
Он быль в Ставке совершенно один. Единственно, кто мог дать ему совет - это брат мой Сергей Михайлович. Я вспомнил о генералах-изменниках, которые окружали Государя, и чувствовал, что поеду в Ставку без разрешения. Помещение главного телеграфа, откуда я говорил с Сергеем, гудел, как потревоженный улей. Лица служащих, которые, конечно, все были врагами существующего строя, без слов говорили о том, что было недосказано Ставкой и газетами. Весь этот день я провел во дворце Вдовствующей Императрицы. Не нахожу слов, чтобы описать ее волнение и горе. Преданные Императрице люди заходили к ней чтобы сообщить о слухах и непроверенных версиях о последних событиях в столице».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФРЕЙЛИНЫ ИМПЕРАТОРСКОГО ДВОРА Е.А. НАРЫШКИНОЙ - КУРАКИНОЙ:

«В городе беспорядки, все это вызвано Протопоповым, который всовывает палки в колеса Риттиху. Войска отказываются стрелять в народ. Царица, дети заболели корью».

ИЗ КНИГИ ПРЕПОДАВАТЕЛЯ ФРАНЦУЗСКОГО ЯЗЫКА ДЕТЯМ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II ПЬЕРА ЖИЛЬЯРА:

«10 марта[25 февраля ст.ст.] мы узнали, что в Петрограде вспыхнули беспорядки и что между полицией и манифестантами уже были кровавые столкновения.
Произошло это вследствие того, что за последние дни недостаток продовольствия вызвал сильное недовольство в кварталах, где жило простонародье. Собрались толпы, которые направились по улицам города, требуя хлеба.
Я понял, что Ее Величество была очень озабочена, так как, отступая от своей привычки, она заговорила со мною о политических событиях и сказала, что Протопопов обвиняет социалистов в желании, путем деятельной пропаганды среди железнодорожников, помешать подвозу продовольствия в город, чтобы возбудить народ к революции»(Жильяр П. Император Николай II и его семья. — Л., Наука, 1990 (репринт венского изд. 1921 г.).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ М.В. РОДЗЯНКО:

«Уже 25 февраля 1917 года волнения в столице дошли до своего апогея. Утром мне дали знать, что часть заводов, расположенных на Выборгской стороне и на Васильевском острове, забастовала и толпы рабочих двинулись по направлению к центру столицы.
Я объехал эти части города и убедился в том, что работы действительно прекращены, что возмущение народа, преимущественно в лице рабочих женского пола, дошло до крайней степени и что действительно толпы рабочих приближаются к центру столицы, в каких целях — мне еще неизвестно.
Волнение уже охватило заречную часть города. Возвращаясь назад через Литейный мост, я увидел, что набережные, как Французская, так и остальные, уже заняты отрядами войск, и тогда в моей голове созрел план немедленно добиться созыва Совета Министров и настоять перед ним, чтобы в этом заседании были представители Законодательной Палаты, Земского и Городского Самоуправления, дабы совместными усилиями выработать те меры, которые могли бы, хотя и временно, успокоить взволнованное население столицы.
В этих целях я посетил Министра Земледелия Риттиха, взял его с собой и поехал к генералу Беляеву, бывшему тогда Военным Министром. Изобразив ему положение дел, я указал, что это не просто волнение, что это начинается настоящая революция и что надлежащие энергичные меры должны быть приняты безотлагательно. Я убедил Военного Министра своими доводами, и он сейчас же поехал к Председателю Совета Министров — князю Голицыну, откуда по телефону дал мне знать, что желаемое мною совещание будет в этот же день, 25 числа, собрано в Мариинском дворце и что мне предоставляется право пригласить всех лиц из общественных организаций, которых я сочту нужными.
Таким образом, была еще раз сделана попытка спасти положение и принять необходимые для успокоения рабочих меры, в смысле снабжения продовольствием.
Совещание о продовольствии состоялось 25 февраля вечером и постановило, по настоянию представителей от общественных организаций, передать дело продовольствия в руки Городского Самоуправления и Земства по принадлежности.
Вот как официозная пресса отметила это событие:
“Совещание пришло к единственному заключению о немедленной передаче заведования продовольственным делом в Петрограде Петроградскому Городскому Общественному Управлению. Дабы юридически оформить такую передачу, экстренное Совещание пришло к соглашению между представителями законодательных учреждений и Правительством, что в порядке дум-ской инициативы будет возбуждено в Государственной Думе соответствующее законодательное предположение о расширении на время войны полномочий городских общественных управлений в смысле предоставления им права урегулирования продовольственного дела. Означенное законодательное предположение предоставляется провести в спешном порядке. В полном соответствии с одобренными Правительством предположениями привлечь население к заботам о продовольствии вечером 25 февраля в Центральном военно-промышленном комитете собралась продовольственная комиссия в составе представителей больничных касс, кооперативов и выборных от рабочих. Неожиданно в заседание явился пристав Литейной части с сильным нарядом полиции и солдат и предъявил бумагу о задержании всех присутствующих на заседании. Устраивайте сколько угодно продовольственных обывательских комитетов, полиция будет их арестовывать. Вот и все решение вопроса, по поводу которого Правительство, Дума и Совет готовы были прийти к единодушию”.
Вот газетное сообщение. Но для членов Думы было ясно, что этими арестами искусственно раздувается пламя вспыхнувшей искры.
Рассмотрение закона в спешном порядке, однако же, продолжалось 26 февраля, но участь Думы тогда уже была предрешена и указ о перерыве занятий был подписан.
25 февраля я по телефону в Гатчине дал знать Великому Князю Михаилу Александровичу о происходившем и о том, что ему сейчас же нужно приехать в столицу, ввиду нарастающих событий».

ИЗ ДНЕВНИКА НАЧАЛЬНИКА КАНЦЕЛЯРИИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ  ДУМЫ Я.В. ГЛИНКИ:

«Родзянко утром объехал город, заехал к Риттиху, потащил его к военному министру, того заставил поехать к председателю Совета министров и настоять созвать вечером Особое Совещание с приглашением президиума обеих  палат, городского головы и председателя губернской; земской; управы. Все это было сделано, как всегда, без предварительного даже переговора со своими товарищами из президиума. Он, конечно, как всегда, сумел нарисовать картину безвыходного положения и рисовал себя в роли спасителя. Тут же в небольшом круге лиц он по секрету передал, что растерянные министры сказали ему, что только призыв его к власти мог поправить дело: «Даи;те мне власть, я рас¬стреляю, но в два дня все будет спокои;но и будет хлеб». Засим он потребовал свидания с председателем Совета министров, посетил снова Риттиха и военного министра» (Глинка Я.В. Одиннадцать лет в Государственной думе. 1906—1917. М., Новое литературное обозрение, 2001).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА ПЕТРОГРАДСКОГО ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ К.И. ГЛОБАЧЕВА:

«Первые признаки бунтарства произошли 25 февраля. Солдаты лейб-гвардии Павловского полка отказались исполнить приказание своего командира батальона и нанесли ему смертельные поранения на Конюшенной площади. Зачинщики были арестованы и преданы военно-полевому суду».