Про БАМ, Грибоедова и Итику Кубота

 
   Сидели мы как-то раз с другом на скамейке в сквере у Чистых прудов. Это - загадочное место, странное. Пруд там всего один и совсем не чистый. Сидели мы, как-бы вам сказать культурней? В общем - с тыльной стороны памятника классика нашего – Грибоедова.  Грибоедов стоял к нам спиной, но нас это ни мало не смущало. Мы не просто сидели, но пили пиво. Для разгону. В рюкзаке была припрятана бутыль коньяка, к ней сиротливо жалась бутылка крымского портвейна "Массандра". Пиво начали пить за разговором о творчестве Егора Летова, закончили - под разговор о подвиге Мересьева.
    Вынули коньяк, откупорили портвейн, коньяк торопливо разлили по стаканам. Я специально прихватил стаканы-гранёнки – пластиковая, сдуваемая даже самым лёгким порывом ветра посуда, которую и стаканом можно назвать лишь условно, меня раздражает до глубины души. Портвейном запили коньяк. Закусили.  Жизнь налаживалась. Настроение резко пошло в гору.
    Друг вынул из кармана свой смартфон и, поколдовав над ним самую малость, запустил Боба Марли. Лето. Бухло. Тепло. Друг. Что ещё нужно для счастья? Серые будни отступали как войска Наполеона под напором армии Кутузова. Беседа плавно перетекла в область восточной философии и мистицизма. По ходу пьесы мы стали спорить о дзен-буддизме и сути внутреннего посыла картин Итику Куботы. Я другу говорю - дрянь художник, он – возражает. Я говорю – он и не художник, а так – кимоно разрисовывает... Это всё равно, что наши ремесленники от живописи, расписывающие матрёшки. Друг чуть не с кулаками на меня полез...
    Нашу беседу прервала старушка с палочкой и в  замызганном плаще. Подсела на лавочку, очки типа "донышко бутылки" нацепила и, с хитроватым таким, Ленинским прищуром, молвила:
    - Вы тут вот умничаете, а я, между прочим, в вашем возрасте не этим занималась!
    Мы уху ели вместе. Вдвоём. Я поднял бровки домиком, друг наморщил лоб. Возникла пауза. Мы с другом смотрели на старушку, старушка смотрела на нас своими невероятно большими, увеличенными стёклами её очков, глазами. В уголке правого глаза залипло то, что я называю "мышиной какашкой", такая, знаете - соринка, которая выделяется в глазах по утрам, если работа пыльная. Увеличенная невероятно мощными стёклышками её очков, соринка превратилась в небольших размеров камушек. Присмотревшись - в левом глазу старушки я обнаружил брёвнышко реснички размером, примерно с выгоревшую до основания спичку - кривую и, откровенно говоря – не особо приятную.
    – А чем, ты, бабуся занималась? Молвил друг.
    – Я тебе не бабуся, я ещё ебуся! Я строила БАМ!
    Бабка полезла в карман плаща, вынула бумажный стаканчик из под кофе, мятый, но, судя по всему ещё "живой" и, протянув его нам, вылупив и без того огромные глаза прохрипела с интонациями завзятого алкаша:
    – Налей, а то уйду!
    – Пиво, портвейн, коньяк (это уже я вступил в диалог)?
    – Конину давай.
    Я налил. Бабка лихо опорожнила свою "катронку", сморщилась и, отказавшись от предложенного другом кусочка шоколада, занюхала рукавом засаленного плаща.
    – Какую дрянь вы пьёте, молодые люди (бабка икнула). Закурить бы мне...
    Мы протянули пачки, я - "Честер", друг - "Мальборо". Бабка, поколебавшись выбрала "Мальборо", прикурила, снова поморщилась и изрекла:
    – и курите дрянь.  Я на БАМе пила только водку, а курила только "Приму".
    Затянувшись несколько раз и, с отвращением посмотрев на сигарету, старушка оторвала фильтр и продолжила курить уже без него. Сделав короткую затяжку она тянула воздух сквозь остатки зубов, звук получался неприятный, щурилась по блатному, сплёвывала под ноги табачные крошки.
    Докурив сигарету, старуха шмыгнула носом и замерла на лавке, как замирают в фильмах про фантастику роботы, у которых иссякает заряд электричества. Мы тоже докурили свои и, посидев с полминуты, решили продолжить. Но бабка откровенно мешала нам продолжать. Дело было не в том, что жаль было очень даже не дешёвого и отнюдь не дрянного коньяка. Дело было в беседе. Давно мы не виделись с корешем. Пауза затягивалась и я решил разобраться в ситуации.
   - Э... Уважаемая, Вы, наверное, куда-то идёте? Может помочь?
   Бабка не реагировала.
   - Серёг (это - снова я) - ну её к бесам. Пошли на другую лавку. Пусть медитирует!
   Друг не успел и рта раскрыть, как бабка очнулась.
   - Вы вот тут вот, скоты, конину с портвейном пьёте да пивом запиваете, а я за вас на БАМе гнила, комаров да вшей кормила, рельсы таскала вот этими самыми руками!
   Она продемонстрировала руки, которые, похоже, с тех самых пор и не мыла. Друг молчал, а я начал заводиться.
   - В перчатках?
   - Что?
   - Рельсы в перчатках таскали?
   - В перчатках баре ходют. Я таскала как весь рабочий класс - в брезентовых рукавицах! Их прямо на соседней станции зэки шили. Они шили, мы - носили.
   Друг, кажется, тоже занервничал. Снова закурил. Затянувшись, негромко, чтоб не привлекать излишнего внимания заявил:
   - Шла бы ты отсюда!
   - Шёл бы ты сам, на....й, молодой человек!
   - На...уй твоя жопа хороша!
   Бабка захохотала, запрокинув голову как пианист в приступе творческого экстаза, перекатилась со скамейки на брусчатку и, задрав плащ, юбку, обнажив старушечьи ляжки и грязное бельишко, начала совершать возвратно-поступательные движения корпусом с криком:
   - Насилуют! Е...ут, е...ут! Насилуют!
   Такого не ожидали ни я, ни мой товарищ. Мы мигом подорвались с лавки в сторону метро. Бабка резво подскочила, вынула из недр своего плаща пистолет ТТ (я увидел эту "дуру", обернувшись на ходу) и, вполне профессионально передёрнув затвор, принялась палить в нашу сторону.
   Стреляли в меня уже не в первый раз, я начал резко уходить в сторону, по ходу отметив, что друг ведёт себя не правильно - как бежал по прямой, так и бежит...
Линейное мышление, дурак... Оно и понятно - только такие вот дебилы и восхищаются творчеством Итику Такубоку! ТТ, восемь патронов, три уже израсходовала, старая тварь, осталось пять... Б...дь, целых пять! Б...ядь! Как много...
   Время растянулось как резиновый презерватив. Затылок, спина и то, что ниже спины (особенно) - словно замерли в ожидании пули. Ноги продолжали жить своей жизнью и несли меня в сторону чугунной ограды бульвара.
   Ничего - если не в башню засадит - может выживу! ТТ, убойная "дура" - навылет бьёт на малых дистанциях.
   Почти добежав до вожделенной ограды - ухожу вправо. На этот момент слух фиксирует шестой выстрел. Осталось два... Ну давай, падла, давай уже, не томи! Прячусь за деревом. Укрытие так себе, но, знаю по опыту, что попасть из тяжёлого, в килограмм почти весом, пистолета, будет не просто даже стрелку с хорошим зрением, не то что бабке с окулярами размером с панцирь черепашки. Раздаётся седьмой выстрел. Бабка смотрит в мою сторону безумными глазами, тщательно прицеливается и, ухмыльнувшись, жмёт на спуск. Тишина. Я не знаю что со мной происходит, но, вместо того, чтобы воспользовавшись передышкой и бежать дальше - бегу обратно, уже не пытаясь петлять - по прямой, глядя прямо в чёрный зев ствола. Бабка жмёт и жмёт на спусковой крючок не переставая, выстрелов нет, но мне страшно. Добежав до обезумевшей старухи - со всей дури бью ей в челюсть. С носа старухи слетают очки и я, словно в кино или компьютерной игре наблюдаю замедленный полёт старухи, очков, капель крови из разбитого носа. Детализация картины - потрясает. Я вижу солнечный лучик, блеснувший в правом стёклышке очков, вижу как медленно разглаживаются морщины на старушечьем лице и, за миг до того момента как время возвращается на круги своя - наблюдаю замершую в воздухе паутинку и скульптурную композицию из мамаши с искажённым лицом, папаши с медленно падающей из руки пивной бутылки и, - совершенно безмятежное лицо младенца в коляске. "Кубота - отдыхает" - успеваю подумать - и на меня наваливается скорость. Так бывает, когда смотришь кино онлайн, и файл зависает, ты сначала ждёшь, потом, потеряв терпение, начинаешь кликать мышью куда попало, картинка висит, висит, и, вдруг - срывается с места неведомо куда...
    Очнулся я на лавке. Рядом сидел друг. Бабка так и валялась на дорожке. Вокруг её головы образовался похожий на кляксу кровавый нимб.
    Кровавая клякса медленно расплывалась. Мне стало грустно и страшно. Посмотрев по сторонам я обнаружил вокруг представителей закона. Уж и не помню - как они тогда назывались... Может - ещё милиционерами, может - уже полицией. Рюкзак мой был рядом. Я вынул из него сначала коньяк, потом портвейн. Оба пузыря выдул из горла и ничего не почувствовал. Совсем ничего. Потом меня почему-то заковали в наручники и я помню, как в замедленном кино, того самого отца, уронившего бутылку пива, дающего показания, помню лицо его ребёнка - всё такое же безмятежное, как и в момент стрельбы, помню вежливых полисменов или милиционеров, помню кичу...
    По итогу меня оправдали. Я, если честно до сих пор не могу точно сказать - сколько патронов в меня и моего друга высадила та старуха с БАМа - шесть или семь. Помню чётко - у неё один выстрел не вышел. Помню - я попёр на таран и убил человека, который, я извиняюсь за выражение, пытался не за ..й собачий убить меня и, судя по всему - мог легко завалить восемь человек. Место людное...
    И - я помню результат экспертизы. Одну из пуль, пущенных в белый свет, та бабка засадила в правую ягодицу Грибоедова. Каждый раз, оказавшись в окрестностях Чистых прудов я подхожу к этому памятнику и возлагаю цветы. Каждый раз я ищу и нахожу в правой ягодице классика отверстие от пули предназначенной мне и шепчу - "Алексан Сергеич, спасибо!".
    Друзья, те из вас, кто бывает там - не поленитесь помолиться Господу за грешного Нестора. Знайте - в правом башмаке классика Русской литературы лежит пуля предназначенная лично мне.