Хроники Крылатого Маркграфа. Фольксдойче

31 октября 1928 года

Москва, СССР

Всё было готово к утру последнего дня октября 1928 года. Утром он попрощался с Надей, оставив букет её любимых коралловых роз на её могиле на маленьком тихом кладбище подмосковного санатория-хосписа, где она умерла от рака крови четырнадцатого сентября. Сгорела в считанные недели в двадцать два года…

Затем пробродил немного по кладбищу, вернулся в Москву, пообедал, попрощался со своей квартирой… да и вообще с городом и к трём часам пополудни, как и было условлено, появился у входа в германское посольстве в Денежном переулке на Пречистенке.

Как ему и было обещано, милиционер, осуществлявший внешнюю охрану и пропускной режим посольства, куда-то делся. Поэтому Колокольцев сразу вошёл внутрь и буквально с порога заявил охраннику:

«Мне необходимо срочно встретиться с доктором фон Дирксеном…»

Чрезвычайный и полномочный посол Германии в Москве Эдуард Вилли Курт Герберт фон Дирксен получил степень доктора права в университете Ростока.

«По поводу?» – несколько недовольным тоном (дескать, ходят тут всякие, да ещё и встречи с послом требуют – причём немедленно) осведомился охранник.

«У меня для него очень важная информация» – спокойно ответил Колокольцев. «О подрывной деятельности Постоянной нелегальной комиссии Коминтерна на территории Германии…»

Видимо, у охранника на такой случай имелись чёткие инструкции, тем более, что Колокольцев был одет с иголочки – причём во всё немецкое; говорил на идеальном хохдойче (постарался Железная маска, который последнюю неделю работал с Колокольцевым методом полного погружения)… и вообще гость и выглядел, и вёл себя как стопроцентный фольксдойче (аналогично).

Ибо охранник снял трубку телефонного аппарата на рабочем столе, набрал внутренний номер, доложил о ситуации (похоже, что то ли ассистенту, то ли помощнику посла), выслушал ответ, положил трубку и кивнул посетителю:

«Поднимайтесь на второй этаж, комната 203. Это приёмная доктора Дирксена, там Вас встретит его помощник…»

Когда Колокольцев распахнул дверь в приёмную посла, он чуть в обморок не упал от удивления. Ибо за столом (явно помощника посла) сидел молодой человек, как две капли похожий на него. Только года на три-четыре старше…

Двойник Колокольцева поднялся из-за стола, с не меньшим удивлением окинул Колокольцева взглядом с ног до головы и вежливо представился:

«Эрих Хаген – атташе по вопросам культуры. Временно исполняю обязанности помощника посла – помощник подвернул ногу и прикован к постели…»

Колокольцев добыл из портфеля и протянул своему двойнику толстенькую папку, в которой находилась его аналитическая записка о подготовке руководством СССР нового «освободительного похода в Европу». Сиречь новой мировой войны.

Хаген быстро пробежал глазами (он явно закончил курсы скорочтения) первый десяток страниц, с уважением (и нескрываемым изумлением) кивнул – и с ещё большим уважением произнёс: «Одну минуту – я покажу это доктору Дирксену…»

И скрылся за дверью посольского кабинета. Ровно через пять минут дверь распахнулась, его двойник вышел в приёмную (уже без папки с запиской Колокольцева) и жестом пригласил его войти внутрь.

«Доктор Дирксен ждёт Вас…»

Посол, не отрываясь от чтения документа, жестом указал посетителю на кресло напротив его начальственного стола (Дирксен выглядел скорее, как крупный чиновник Министерства финансов, чем дипломат).

Закончив чтение, посол положил папку на стол, протёр очки и задумчиво-уважительно-удивлённо констатировал:

«Это гораздо больше, чем деятельность Нелегальной комиссии. Это подготовка вторжения в Европу… кстати, откуда это у Вас?»

Колокольцев пожал плечами:

«Я почти полтора года работал референтом секретаря Коминтерна и по совместительству председателя этой комиссии Иосифа Пятницкого. Членом комиссии является начальник Иностранного отдела ОГПУ и высокопоставленные деятели Коминтерна, отвечающие за работу в Германии и Польше…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «Мой отец до начала свёртывания НЭПа был крупным полуподпольным бизнесменом в Москве. Со связями вплоть до руководства ВСНХ, Наркомата путей сообщения и так далее…»

«А сейчас он где?» – заинтересованно осведомился фон Дирксен.

«В Берлине» – спокойно ответил Колокольцев. «Полтора года назад был вынужден покинуть СССР…»

«Я не удивлён» – мрачно усмехнулся посол. Колокольцев продолжал:

«Моя фамилия фон Таубе. Роланд Риттер фон Таубе. Наша семья жила в Белостоке, где я родился и прожил первые шестнадцать лет жизни. Мой отец был одним из крупнейших предпринимателей города, правда, всегда предпочитал оставаться в тени…»

Фон Дирксен понимающе кивнул. Колокольцев продолжал: «Отец свободно владеет немецким, польским, русским… а меня так этим вдохновил, что я свободно владею одиннадцатью…»

Посол удивлённо-уважительно покачал головой. Его гость продолжал: «Когда большевики объявили Новую экономическую политику, отец решил воспользоваться открывшимися возможностями и переехал в Москву. Благо связи у него были ещё с царских времён… да и с красными он делал бизнес…»

Фон Дирксен снова кивнул: «Я его прекрасно понимаю. При всём моём уважении, Белосток и Москва – особенно в первые годы НЭПа – это разные Вселенные…»

Колокольцев кивнул и продолжил: «Мы прекрасно понимали, что с фамилией фон Таубе ожидать тёплого приёма в России было бы наивно… особенно после Великой войны с Германией. Особенно после с треском проигранной войны, ибо Брестский мир был грабежом и унижением похлеще Версальского…»

Выдержал паузу – и закончил: «… хотя, в отличие от Германии, Россия получила что заслужила. Ибо именно Российская империя на паях с Сербией и при молчаливой поддержке Франции развязала Великую войну…»

Националисту, консерватору и патриоту фон Дирксену (он был активным членом Немецкой национальной народной партии, не сильно отличавшейся от НСДАП, разве что некоторым уклоном в сторону монархизма) это очень понравилось.

Колокольцев вдохновенно продолжал: «… поэтому мы воспользовались документами семьи Колокольцевых, погибшей в последние дни красной оккупации…»

Посол одобрительно кивнул: «Разумно». Его визави продолжал:

«Сначала дела шли очень хорошо, но уже летом 1926 года стало понятно, что будет дальше. Отец свернул бизнес – и они с мамой перебрались в Берлин, где восстановили свои настоящие имена…»

«А ты почему остался?» – искренне удивился фон Дирксен. Колокольцев вздохнул:

«Я из другого поколения, поэтому мне было долго не очень понятно, кто я такой. Немец, поляк, русский…»

Посол понимающе кивнул: «Я слышал о Белостоке. Это маленький Вавилон, да и с государственной принадлежностью там непонятно… так что я тебя понимаю…»

Колокольцев продолжал: «Кроме того, тогда я ещё учился в МГУ, да и, не скрою, революционная романтика меня… не то, чтобы так уж увлекала. Но влияла…»

«И это мне понятно» – вздохнул посол. «В Германии красных романтиков тоже хватает… к сожалению. Особенно среди молодёжи…»

Колокольцев бесстрастно продолжал: «Кроме того, я был уже помолвлен; моя невеста не хотела никуда уезжать…»

Запнулся, долго молчал, затем решительно продолжил: «Мы обвенчались летом 1927-го… а в августе этого года она сказала мне, что у неё рак крови и что ей осталось не более месяца. Уехала в хоспис, запретила мне даже приближаться, чтобы я не видел, как она умирает…»

Глубоко и грустно вздохнул – и закончил: «Она умерла четырнадцатого сентября… и у меня внутри что-то оборвалось…»

Что было чистой правдой. Посол неожиданно протянул руку и по-отечески (почти четвертьвековая разница в возрасте позволяла) прикоснулся к его руке:

«Соболезную. Глубоко соболезную… и понимаю. После такого почти любой захотел бы резко оборвать связи со страной. Благо есть куда уехать… да и возненавидели бы страну многие…»

Колокольцев покачал головой: «Дело не только в этом». И объяснил: «В августе 1920-го, когда Белосток был ещё под красными, я расстрелял шестерых чекистов… кстати, из немецкого люгера – их после ухода германской армии много осталось. Чтобы спасти от пули мою первую любовь, мою школьную учительницу и ещё четверых ни в чём не повинных горожан…»

«Рыцарский поступок» – в высшей степени уважительно прокомментировал фон Дирксен. «Не зря носишь титул Риттер». И тут же осведомился: «Сколько тебе тогда было? Шестнадцать?»

«Пятнадцать» – поправил его Колокольцев. «Потом всё как-то затихло, успокоилось, а когда отец уехал, снова начало возвращаться… тем более, что большевики начали серьёзно гайки закручивать. Тогда я и начал работать над этим документом… на всякий случай…»

Он махнул рукой в сторону папки на столе посла и продолжил: «… ну, а когда умерла Надя, я понял, что всё. Полтора месяца как-то продержался, а сегодня побывал на её могиле и понял, что больше не могу здесь оставаться…»

Что было чистой правдой – он еле дотерпел до зелёного света, данного ему начальником ИНО ОГПУ.

«Сколько ты хочешь в качестве вознаграждения за этот документ?» – по-немецки деловым тоном осведомился посол.

Колокольцев покачал головой: «Мой отец очень богатый человек; в его фирме я заработаю… да сколько захочу, на самом деле. Поэтому мне будет достаточно восстановления моего настоящего имени…»

Он достал из портфеля конверт и протянул фон Дирксену: «Здесь свидетельство о рождении, выписка из церковной книги, удостоверение личности гимназиста… ну, и домашние и рабочие координаты отца. Чтобы можно было проверить…»

Посол покачал головой: «В этом нет необходимости – я тебе верю. ОГПУ такой документ подсунуть не может в принципе – это бомба под их зарубежные планы похлеще 16-дюймовых снарядов главного калибра линкора… а такое притащить может только тот, у кого есть доступ к совершенно секретной информации…»

Нажал кнопку связи с помощником и приказал: «Эрих, зайдите ко мне…»

Двойник Колокольцева появился в кабинете посла менее, чем через минуту.

Фон Дирксен вручил ему Меморандум Колокольцева: «Снять копию, поставить гриф Совершенно секретно и молнией в Берлин дипломатической почтой. Лично в руки министру иностранных дел Штреземану. Беречь как зеницу ока…»

«Есть беречь как зеницу ока» – по-военному чётко ответил его помощник.

Посол продолжал: «Нашему дорогому гостю немедленно оформить паспорт и другие документы на имя Роланда фон Таубе…». Он взглянул на часы и кивнул:

«… в моей машине отвезти на аэродром и в сопровождении нашей охраны посадить на самолёт в Берлин – сегодня как раз ночной рейс…»

Затем осведомился у Колокольцева: «Чем дальше думаешь заниматься?»

«Ещё не решил. Отец зовёт в свой бизнес – думаю попробовать…».

Посол протянул ему две визитки: «Надумаешь пойти в МИД – вот визитка министра. Он тебя с распростёртыми объятьями примет. Захочешь в политику – моя партия будет очень рада…»

Глубоко вздохнул – и подытожил: «Спасибо тебе огромное. Германия и Россия, конечно, товарищи по несчастью… но всё же не до такой степени, чтобы игнорировать реальное лицо большевиков…»

Его новые документы были готовы через час. Поездка на аэродром и перелёт в Берлин прошли без приключений. Как только он прошёл паспортный контроль и таможню и вышел в город, он впервые после того, как покинул Белосток, почувствовал себя дома. Окончательно дома.

Его внедрение в качестве агента-нелегала прошло успешно. Только вот по поводу и того, и другого у новоиспечённого Роланда Риттера фон Таубе были совсем другие планы, чем у его начальства в Иностранном отделе ОГПУ…