Духовная надстройка

               


В философии есть такое понятие, называется: «надстройка», возводимая человечеством на материальном «базисе». Это означает, что человек, как только его питание делается более-менее регулярным, начинает заниматься разными вещами уже не для выживания, а для души. Сочиняет оперу «Жизнь за царя», пляшет, пишет абстрактные картины или трактат «Закат Европы». Так было всегда и стены пещер до сир пор хранят рисунки, сделанные сытыми, разнежившимися у костра, питекантропами.
По собственному опыту знаю, что духовная надстройка бывает не только из-за обильной пищи, но и по другим причинам, не учтенным Марксом.
Так, бывает, что утонченной внутренней жизнью заживает человек, дотянувший до пенсии, разумеется, приличной. Нужно отметить, что получающие  пенсию минимальную, духовной  жизнью не живут, а пытаются выжить до самой смерти.
Человек же с пенсией от трехсот долларов и выше вскоре начинает испытывать задумчивость и чувство печали о Несбывшемся - о тропических островах, о Большой любви, прошедшей мимо как парус в тумане, о неубитых на дуэли гвардейцах кардинала, вообще, о неполной реализации себя. Тут-то, торопясь успеть  наверстать упущенное, старый хрен бросается возводить свою духовную надстройку, последнюю в этой жизни.
Он начинает ходить в ТРЦ «Глобал»  и играет там в хоккей с молодыми, рискуя переломать себе руки-ноги и отбить внутренности черепа. Мерзнет на зимней рыбалке до посинения. Пишет картины, сделавшие  бы честь любому питекантропу. Начинает одеваться как юный франт, уже без определенной цели понравиться девушкам.
У Сереги Лавриненко был как раз такой друг, бывший одноклассник, из жэковских юристов, Вадимыч, посвятивший свои закатные годы брендам и трендам.
Вадимыч, а если официально, Юлий Вадимович Сацюк, жил в Вацковском переулке, в подвале которого располагался старейший и солиднейший секонд-хэнд «Хумана».
В этот секонд-хэндовский чертог бывший юрист ходил как на работу, возводя и штукатуря  свою духовную надстройку.
А Серый, старый работяга и по совместительству инвалид третьей группы - ибо как  в наше время выживать без «группы» простому человеку? - ходил в «хендерс» за компанию, как в музей или на выставку.
Со времени победы Революции Достоинства в 13-м году, сэконд-хенды превратились из магазинов подержанного платья в животворные источники, по примеру глубоководных гейзеров, бьющих цветными струями и дарящими жизнь окружающим губкам и морским «огурцам»
Креативные молодые люди, явные уклонисты от армии, наследники и потомки советской «фарцы», с ночи дежурят у закрытых дверей «хендехоха» в день завоза «товара из Европы», а потом первыми врываются в магазин. Со стороны это выглядит как штурм Измаила чудо-богатырями генерал-аншефа Потемкина. Захватив богатые трофеи, чудо-богатыри реализуют их потом черех интернет и с этого имеют свой кусок пиццы. Если это и не совсем гламурно, то все же лучше, чем горбиться  на клубнике  в Польше или кастрировать датских поросят.
Говорят, что импорт европейских  обносков - бизнес еще лучший, чем фальшивые таблетки от сердца и уступает только контрабанде полесского янтаря и карпатского леса.
Семнадцатого сентября, в теплый  душный, день, когда вдали посверкивало и погромыхивало, и все говорило о близости дождя, два друга, Юлий Вадимович и Серега, как всегда, рылись в корытах секонд-хэнда «Хумана». Был второй день завоза, так как в самый день завоза сюда лучше было не соваться, чтобы не быть затоптанным, придушенным или убитым.
Вадимыч, постигший на старости лет все красоты и тонкости моды, сходу могший отличить штаны «Ральф Лаурен» от пиджака «Томми Хилфигер», а боты «Лоид Ред Вингз» от тапочек «Лакоста», перебирал вещи с любовью. Одетый по последней хэндовской моде, рядом с обычными посетителями он напоминал райскую птицу, роющуюся в помойке вместе с голубями.
А Серый, простая душа, смотрел на черт знает что:
- Юлик, секи! - сказал он, вытаскивая из кучи рябенькую тенниску. - Шик-модерн?
- П…ц какой шик! - отозвался Юлий Вадимович. - Одна там была шелковая, и ту нашел! Весна-лето девяносто первого!
Серега бросил тенниску назад:
- В девяносто первом, в девяносто-памятном году  прокричали телевизоры беду! - дурашливо пропел он , и оба приятеля рассмеялись.